bannerbannerbanner
Сны библиотеки

Эмилия Эд
Сны библиотеки

Запись 1. Сон в шкатулке

В глубокой тишине за витражными окнами мягко подшёптывал ночной ветер. Настолько его мольбы были слабы и разбиты, что разноцветные колоритные стёкла, изображавшие прекраснейший сад, слегка подрагивали. По всему продолговатому помещению темнился плотный мрак, и только блеклый свет полной матово-белой луны мерно плыл сквозь окна единым источником малого света. Крошки сверкающей пыли поблёскивали в бледном луче, похожие на жадно крутящихся насекомых. На аккуратных стенах висели богатые портреты различных размеров в золотых рамках, хотя из-за ночи это было сложно заметить. На высоком потолке мерцали подвешенные звезды и кристальный полумесяц. Угловатой улыбкой игрушка покачивалась, отбрасывая сияние по стенам помещения.

Немногочисленная старая мебель, поскрипавая в безмолвии, состояла лишь из мягких кресел, диковинно вырезанных табуретов и длинных письменных столов. Освещённые луной и ставшие искривлёнными силуэтами на стенах, словно гончие, бдительно следившие за каждым шагом жертвы. Лишь из одной детали состоял весь зал – деревянные стеллажи, полностью забитые стопками книг.

Их было достаточно много, чтобы человек среднего телосложения едва мог протиснуться. Невероятно высокие, как многоэтажные здания, и хрупкие, они закрывали собой потолок. Соединённые к их концам лестницы отливали ржавым серебром. По полкам ползали здоровенные мотыльки, а у книг, казалось, имелись светящиеся глаза.

И в отливе мерцающих звёзд зашевелился беленький огонёк жизни. Между столом и книжными стеллажами, на полу в лунном пятне лежало то, что не принадлежало этому миру. Тоненькое, будто стебелёк подснежника, тельце, свернутое в клубочек, едва виднелось из-под груды разбросанных книг. Ещё совсем сонно подымаясь, с её плеч попадали раскрытые письмена. Сидя на коленях, всё её худенькое тело в сарафанчике с клетчатой рубашкой было скрыто за длинными волнистыми волосами. Сияющими, прозрачными и ярче чем любого приведения.

Оглядевшись миниатюрной головкой по сторонам, девочка надрывно произнесла:

– Безликая Секция.

Каждая буква зигзагами вытягивалась в надпись над овальной аркой, ведущей вглубь. Правда, она была настолько искривлена в сторону, будто перегнутая баранка. Ниже – прибитая дощечка со сводом правил:

«Не шуметь! Иначе вам зашьют рот».

«Не трогать мотыльков и не сдувать пыльцу! От вдыхаемого яда ваши лёгкие станут трухой».

«Не отвлекать Надзирательницу по пустякам! Для неугодных вечность быть в подвале».

Беленькая девочка в туфельках прошлась по комнате, жмурясь от лунного неподвижного света. На поверхности столов лежали заготовленные листы и перья с чернилами. Одни из мотыльков размеров с ладонь взрослого человека, спокойно пролетел мимо девочки и сел на исписанный листок, а после, держа в лапках, улетел в дальней конец коридора. Заинтересованно проморгав серыми глазами, она проследила за насекомым.

Красочный мотылёк подлетел к столику регистрации, вежливо уложил лист и резко вспыхнул разными цветами, похожий на сигнал. Так оно и было. Как только он отлетел, остальные, шелестя крылышками, подлетали, делая тоже самое. У каждого было своё неповторимое свечение. От их кристальной пыльцы образовался радужный перелив. Девочка выворачивала шею, рассматривая это сказочное зрелище. Но тут неожиданно позади раздался царапающий звук: перья для письма сами окунались в чернильницы, быстро царапая строки на новой бумаге.

Девочка не испытывала страха. Она смело подошла к столу, стараясь прочитать, что писало это перо. Но как только она встала рядом, нечто прекратило писать. Почерк был неразборчив, полон не состыковывающихся закорючек, мало походивших на буквы.

Ещё не до конца понимая, девочка спрятала руки за спину и непонимающе наклонила голову.

– Почему вы больше не пишите? – мягко спросила она пустоту. Перо застыло в воздухе. – Вы не знаете, что писать? АЙ!!

Ни с того ни сего остриё пера глубоко оцарапало ей руку, бешено завертелось в воздухе, противно вереща. Из раны текла кровь. А столы стали так сильно дрожать, что книги выпадали с самых верхушек.

– А ну прекратили заниматься ерундой! – требовательно вскрикнул скрипучий суховатый голос. – Немедленно взялись за работу! Работайте! Эй, ты! Подойди сюда, девочка.

Как по щелчку пальцев землетрясение прекратилось, затихнувшие перья снова царапали листы, а мотыльки забирали их к столу. Прижимая повреждённую руку к груди, она пошла на зов.

– Ты правила читала? – грубо спросил скрежетающий голос, когда малышка подошла. – На первый раз это прощается, но если нарушишь тишину, отправишься в подвал.

Она замерла на месте, во всю вылупив глаза: за столом стояла высокая, кривая и жуткая женщина в рваном строгом платье и с птичьей рогатой головой. На зазогнутом клюве болтались очки, а через стекла злобно сверкали узкие ястребиные глаза.

– Простите. А вы не знаете, где я нахожусь? – вежливо спросила девочка, поглаживая влажную от крови руку.

Женщина-горгулья щёлкнула клювом.

– Средний уровень. Безликая секция библиотеки Либрариум. – Заучено пояснила она, пока за ее столом набирались стопки листов. – Я Надзирательница этой секции, Аглинесс. А вот вы, юная леди, ни только не выполняете работу, так и ещё и мешаете делать её другим!

– А что это за работа? – наивно вопросила девочка.

Надзирательницы не дружелюбно сощурилась и, не шевеля жуткой головой, задвигала кривым нескладным телом. Выпирающие из-под платья кости громко и противно хрустели. Пока костлявая длинная рука что-то искала под столом, птичьи глаза не переставали вгрызаться в девочку с красным кровожадным сиянием.

Потом та, зависая, положила перед ней чистый листок и перо. Она непонимающе скривила брови.

– Здесь пишут свои мысли, – объяснила Аглинесс. – Здесь каждый высказывает свои желания, проблемы и всё, что пожелаешь. А после мы делаем их книгами. Они такие же, как и ты. Вот, бери листы.

Малышка сомнительно скривилась, когда рядом цокнула чернильница. От них воняло тухлятиной и не понимая зачем, она окунула конец пера во внутрь, желая что-нибудь записать. Однако вместо чёрной жидкости на лист упала красно-тёмная капля. С испугом отшатнувшись, она ошарашенно посмотрела на Надзирательницу. Но Аглинесс, уже потерявшая всякий интерес перебирала различные по окраске и толщине книги, укладывая их на тележку. Одна из книг осталась лежать нетронутой. Страшная горгулья, хрустя грязными когтями, перечитывала всё, что собрала, пока гостья, тихо открыв книгу, пролистала содержимое.

Как и ожидалась, всё было неразборчиво. Читая строки, глаза по какой-то причине начинало едко щипать. Единственно, что удалось разобрать, это:

«Мама сказала мне, что там безопасно. Она поклялась! Я не знала того человека, однако мама уверяла – он безопасный. МНЕ БОЛЬНО!!! Живот болит… Мама сидела и просила прощения! Я ненавижу боль! Оно шевелиться!! В кишках завёлся червяк. Я его ненавижу, но в комнате очень тесно, мне нечего есть».

«Я знаю Сэма. Он живёт в стенах и под моей кроватью. Сэм одолжил тесак… ни червяка, ни мамы, ни картинного мужчины больше нет… И теперь я в гостях у Сэма».

Удивлённо раскрыв рот, девочка перевернула книжку. У неё было диковинное название: «Джоана Амерс» и, начиная обращать внимания на дальние, уже уложенные книги, было заметно, что ни одного свойственного названия на них не было.

«Алекс Купер», «Лилиана Филипс», «Гаррет Левитт», «Ная Голдблюм», «Алиса Сесиль». Всё это имя каждой книги.

Аглинесс поправила очки и развернулась к застывшей девочке. Раздраженно щёлкнув клювом, она нагнула тонкую шею с ломающимся звуком.

– Страницы всё ещё пусты, моя дорогая, – с нажимом заметила горгулья. И грязный клюв снова щёлкнул. – Что, интересная книга? – заметила она, издевательски усмехнувшись. – Совсем новенькая, хотя я неоднократно перечитываю их. Нельзя, чтобы истории были нерассортированы. Но, увы, я не любитель детской литературы.

Белокурая девочка ещё раз прочитала название, оглянулась на летающие в воздухе перья, а потом на сухопарую фигуру Надзирательницы, бдительно смотревшую на неё, ставшую подозрительно близко. Под острым клювом разглядывались мелкие гнилые зубы. От самой птицы ужасно воняло, сморщенная морда покрывалась гнойными волдырями. Платье отвисло от выпирающих костей, болтаясь на плечах.

– Подождите, но вы сказали, они такие же, как я, – тихо подмечала девочка, не зная, куда деть бегающий взгляд. – Детская литература…, – задумавшись, она покосилась через плечо на столы и проглотила воздух: за столами сидели прозрачные, едва уловимые тени без черт. Набравшись, смелось, девочка обратилась к язвительно ухмыляющейся птице. – Эти книги пишут… дети?

– Эти книги и есть дети, – незначимо уточнив, сказала Аглинесс, отмахнувшись сухопарой кистью. – И как ты могла уже заметить, благодетельных сказок здесь никто не пишет, – скрипя костями, вся сгорбившись, Аглинесс, хромая, вышла из-за стойки, возвышаясь над ошарашенной девочкой. – Мы и тебя книгой сделаем. Потому пиши свою историю.

Женщина горгулья оказалась два с половиной метра ростом. От человеческого тела в ней было только истощённое туловище. Руки и ноги, обтянутые серой кожей, слегка покрытые оперением, точно сломанные, волочились и, казалось, могли сломаться. Выйдя на обозрения, сомнений не осталось, что она всего лишь старый стервятник с козлиными рогами на крупной голове.

Кончик пера ненастойчиво опустился, прочертил линию. Однако ни слова она не написала. Вздохнув, девочка убрала перо в сторону.

– Я не могу писать про себя, потому что даже не знаю, как меня зовут, – призналась она, поднимая глаза на жуткую Надзирательницу. – Мне нужно узнать хотя бы своё имя!

Храбрость маленького ребёнка не произвела на Аглинесс никакого эффекта. Наоборот, казалось, она перестала её замечать. В пустых глазах ничего не отражалось. Аглинесс двигалась, как заедающая картинка. Ничего не ответив, она подтянула к себе тележку и ласково прошлась по книжным корешкам когтями.

 

– Миссис Аглинесс, как мне узнать, кто я? – настойчиво спросила девочке, привлекая внимания. – Я должна выйти отсюда.

Колючие отростки на птичьем загривке зашевелись, а из приоткрытого клюва вырвалось тяжёлое дыхание.

– Можешь выйти, если хочешь, – сказала Аглинесс. – Но по правилам комнаты можно покидать в строгом порядке и в определённое время.

– Почему? – спросила девочка. – А что будет, если выйти «не вовремя?».

Горгулья, хрустя костями, развернулась, и впервые в её ястребиных глазах загорелся не добрый огонёк. С лукавой улыбкой в птичьей пасти.

– Боюсь, будут большие проблемы, милочка, – усмехаясь, объяснила она. – Коридоры патрулируют, а того, кто нарушает установленные Хозяйкой этажа правила, ждёт не завидная участь. Ну, всё ещё хочется выйти?

Большие проблемы – это не объяснения. Уставившись в тёмный коридор, будто норка здоровенно крота, девочка поймала на себе голодные мимолётные взгляды кого-то, кто там был, потом широченною хищную улыбку и лающий смех. Нечто и близко не похожее на женщину-птицу ползло по той стороне с весёлой улыбкой, изредка заглядывая в комнаты. Оно было довольно толстым, что стена покрылась трещинами. Однако, когда всё стихло, девочка решительно ступила вперёд.

– Да! – ясно ответила она, тряхнув длинными волнистыми волосами, завалившимися на маленькие плечи. – Я хочу узнать, кто я.

– Имя – ключ к твоей реальности, – прокряхтела Аглинесс. – А любой ключ желает, чтобы его нашли. Обычно попавшие сюда уже не заморачиваются ни над именами, ни над чем либо ещё, потому что оно им не нужно, – высказавшись, она подогнала дряхлую тележку. – Хорошо. Реальность того мира корнями пробирается в наш. А ты, возможно, подойдёшь Хозяйке. Она давно ищет подходящий ключ. Бери тележку.

Ухватившись маленькими пальчиками за ручку и встав на цыпочки, девочка немножко прошлась к выходу под тяжестью громыхающей тележки.

Аглинесс отошла в сторону, с неровным передвижением, освобождая дорогу.

– Отвези её в секцию Подъёма, – приказала Надзирательница. – Пока ты будешь везти, большинство сторожевых обойдут тебя стороной. Однако это никак не гарантирует безопасность в коридорах. Там куча всего, чего твой детский ум не выдержит.

Разразился отвратительный смех, похожий на кудахтанье. Без света комната дрожала и холодела, пока круглая луна не двигалась, падая на передние углы стеллажей и столов с безликими детьми.

Не понимая ни единого слова злобной Аглинесс, девочка, не осознававшая себя, упрямо вытянув нос, я тяжестью покатила тележку во тьму неизвестности. Туда, где горели огромные глаза мёртвых, словно гирлянды, а издевательские улыбки, не принадлежащие людям, следовали по пятам.

Запись 2. Загадочный коридор и Вещатель

Если Безликая секция казалось сказочным местом, переполненная услужливыми волшебными мотыльками, безликими детьми-силуэтами, (хотя, девочка была готова поклясться, что там сидели и взрослые) громоздкими стеллажами и отвратительной гаргульи Аглинесс, то коридоры библиотеки вызывали непередаваемый восторг сбывшейся кошмарной сказки

Как и в секции, в коридоре господствовал мрак ночи. Ни ламп, ни люстр, одна луна, светившая в огромные арки прозрачных окон с одной стороны. Однако необычность была и здесь: каждое окно отображало один и тот же угол яркого диска со звездами. Словно одна и та же картинка, наклеенная на стену. Самой примечательной деталью были растущие прямо из пола деревья. Сухие и кривые, они заслонили своими некогда могучими корнями углы, а ветками – потолок. Коридор был просто огромен, будто построенный для великанов, потому такой странный сад мог себе позволить расти дальше. Тележка постоянно застревала, так что сдвинуть её сил не хватало. И если бы только корни. Повсюду валялись горки книг. Покрытые пылью и паутиной, они лежали везде, где только могли.

По другую, более тёмную сторону либо были искажённые двери, либо темная стена со странными картинами. Одна из них, высоченная, изображала девушку, с улыбкой закапывающую спящего ребёнка в землю. Картина называлась: «Нежеланный». Другая, чуть поменьше в высоту, но широкая в длину, была разделена: на первой части мужчина бил миленьких овец тростью, а уже на второй эти измазанные кровью животные разрывали обидчика на части. Снизу надпись: «Обида и Карма».

И такой жути здесь было полно. Скривившись, девочка, тяжело дыша и тужившись, катила тележку. Однако тёмный коридор будто не кончался. Когда она оглядывалась, то ехала вперёд, но стоило опустить голову и снова поднять, как она оказывалась в самом начале. У тех же картин, деревьев и дверей.

– Всё. Я больше не могу! – простонав, девочка опустила руки и села на выпирающий корень откидывая пышный локон за спину. Посмотрев на свою зудящие раскрасневшиеся ладошки, круглые глаза с досадой увлажнились. – Он не хочет меня выпускать! И где эта секция Подъема?

– Секция Подъема там, где середина. Она ведет на верхний и нижний ярус, моя леди.

Неожидавшая ответа девочка застыла в лице, позабыв о набегающих слезах. Потихоньку вставая, она подняла изумлённый взгляд, и её в миг накрыла чужая тень.

– Что ты здесь делаешь в неположенное время? – спросил незнакомец слащавым и утончённым голосом, уложив руки на книгах и приблизившись прекрасным лицом. Алые с блеском губы разошлись в некомфортной усмешке. – Коридор очень опасен, если ходить по нему неправильно.

– А вы кто? – настороженно спросила в ответ девочка, прячась за тележкой.

Лиловые глаза, полные хитрости и коварства, сощурились, а губы стали одной красной линией. Он отдалённо напоминал человек, как Аглинесс был долговяз, но строен. Диковинный пышный костюм с его женоподобной внешностью и длинными, почти белыми волосами, кудрями, свисавшими на плечи, превращали незнакомца в обворожительную фарфоровую статуэтку. На макушке вырисовывались чёрные ухоженные рога.

– Оу, милейшая леди! Я ваш покорный слуга, Меланхолия Сангинарий, – уважительно представился в поклоне дьявольски красивый мужчина. – А вы кем будите?

Когда он выпрямился для вопроса, и девочка смогла присмотреться, то поняла, что на мужчине надет костюм дворецкого. К носу прикреплён монокль, цепочка уходила за ухо. Только вместо галстука был огромный бант, а на концах пиджака всякие оборочки. На стройных ногах острые колени были вывернуты в обратную сторону, как у животного.

– Я не знаю, – честно ответила она. – Но я здесь, чтобы узнать! Миссис Аглинесс сказала, что если я дойду, но секции подъема, то всё пойму. Вот только, – печально опустив брови, её голос стал раздосадованным. – Коридор не хочет меня пускать! Он плохой!

– Не плохой, а очень умный, – деликатно поправил Меланхолия. – Он знает, что здесь ходят непрошенные гости, вот и не пускает. А Аглинесс уже и детей не жалеет. Боже-боже. А вот секция Подъема тебе мало чем поможет, милая моя, – сказал Меланхолия и задумался. – Она лишь рассортировывает и отправляет. Да и вообще место неприятное. Говорят, если открыть не ту книжку, то она сожрёт твоё лицо.

– А вы там работаете? – спросил девочка.

– Нет! Я личный слуга своей Госпожи! – с гордостью воскликнул Меланхолия. – Она хозяйка и одна из создателей Либрариума. Мне дано право поступать вольно, – заметив её негодующий взгляд, он, ядовито ухмыльнувшись, поправил себя. – В пределах разумного, конечно. Хотя библиотеке разум не ведом, – шепча слова, странный мужчина, громко цокая, крадущее обходил тележку. Спадающие волосы в лунном свете засверкали, а лицо всё меньше походило на человеческое: его черты медленно исчезали в тени, оставляя лишь горящие точки глаз. – Вот, к примеру, ты. Хочешь узнать своё имя? Очень необычно! Здесь никому не нужны имена. Сама твоя индивидуальность не играет никакой роли. Так зачем? Ты просто никто.

– Я не никто! – тут же возразила девочка, выпрыгивая из укрытия, и лицо Меланхолии прояснилось во мраке. Однако было уже куда серьёзнее. – Имя нужно каждому, иначе к нему не смогут обращаться. Я и так ничего о себе не помню, но прошу только это. У вас же тоже есть имя. Правда, оно странное.

Бледное острое лицо Меланхолии оскорблённо вытянулось. Поджав намазанные помадой губы, он, сдерживаясь, прокашлялся.

– Д-да как т-ты смеешь! – обиженно воскликнул он, повысив тоненький голос. – Это имя мне дала сама Госпожа! Оно в стократ дороже твоего! Называть его странным! Хм- д-да это же… Уму непостижимо!

Меланхолия Сангинарий продолжал буйствовать, словно униженная дамочка. Растрепав до этого тщательно ухоженные волосы, где их светлые клочки запутались в рогах, старательно нанесённый макияж потёк, сделав до этого прелестное лицо, пятно грязной растёкшейся акварели.

Рядом с его пальцами вспыхнули искры, и из неоткуда появился платок и карманное зеркальце. Пока он всматривался в своё отражение, то тканью старательно вытирал косметику, при этом внушая себе что-то про самоконтроль.

– Если вы не можете помочь, скажите, кто сможет, – потребовала девочка, настойчиво вставая на носочки. – Для меня моё личное время очень важно!

И Меланхолия нехотя, всё ещё обиженно ответил. Однако она видела, как он сдерживался, чтобы не нагрубить.

– Если не знаешь, куда идти, логичней всего будет найти путеводитель, – недовольно высказал он, поправляя бант на шее. – А как найти его, я тебе не скажу. Тебе он нужен, ты и ищи!

Напыжившись и готовясь к новой перебранке, Девочка резко закрыла уши от неожиданного оглушительного часового боя, гремящего по всему коридору, будто он стоял совсем рядом. И только Меланхолия никак на это не реагировал. Наоборот, он как то не мило заулыбался, а потом, отвесив глубокий поклон, заговорил:

– Увы, я вынужден откланяться, моя милая. Но я дам совет: беги от времени. Странная вещь. Библиотеки не нужно время, но часы постоянно трубят.

Последую за его словами, ещё жмурясь, она покосилась на стену между двумя крупными деревьями, где было окно. Среди обнявшихся ветвей преследовались неоткуда взявшиеся стрелки круглых, огромных часов. На оси – корявые римские цифры. Минутных стрелок было две, как и секундных, и все они почти сравнялись в полную линию на верхушке. Однако они не обозначали полночь. На её месте была цифра тринадцать.

Они продолжали бить бой несколько минут. И вот сошлись стрелки, и звук моментально стих, ещё глухо звуча вдали коридоров.

– Часы? – удивилась девочка, поправив пушистые волосы, закрывавшие всю спину. – Но их тут не было! Что?

Когда она повернулась, человека Меланхолии Сангинария словно след простыл. Его здесь будто и не было никогда. Не зная, что ей делать, она лишь поджала руки к груди, беззащитно оглядываясь по пустым сторонам, наступая на разбросанные книги и спотыкаясь о корни. Девочка уже совершенно забыла о том, что её просила миссис Аглинесс, о том, что ей сказал Меланхолия. Здесь были двери в другие комнаты, ведущие в неизвестность.

Бросив тележку, никому не нужная девочка решила идти сама, думая, как обыграть умный коридор. Стоило ей остановиться и подумать, почему волшебные часы пробили время, как ответ буквально появился сам.

Вокруг неё появились другие люди. А точнее те же силуэты, что и в Безликой секции. Девочка изумилась, но она их не боялась. Её охватило странное чувство жалости к ним, потому что они – это всё, что осталась от человека. Горбившись, каждый из них шёл, не обращая внимания, имевшие очертания жизни в виде глаз, торчащих внутренности или кости. Кто-то очень медленно двигался. Некоторые столпились кучками, беседуя. Пусть они и были лишь тенями, их фигуры подрагивали в статических помехах с характерным звуком: зависая и жужжа.

А ещё с потолка закапала чёрная вязкая жижа, похожая на нефть. Подняв голову выше, девочка в отвращении скорчилась: сверху торчали подвижные, кривые, трупные конечности, желающие ухватиться за что не будь. Мокрые от этой жидкости, они склизко блестели в свете луны.

Теперь некогда пустой и одинокий заросший коридор наполнился жалким подобием жизни. Общества теней.

– Простите, сэр, вы можете мне помочь? – дружелюбно обратилась она к скрюченной тени, рассматривающей картину.

Он имел очертания молодого юноши, однако даже не взглянул на ребёнка. Потом резко зарычало и, схватившись за живот, едва не упав на пол, изрыгал из-за рта туже тёмную массу, наполненную осколками сияющего стекла, сопровождающее при этом воплями агонии.

Не зная, что сказать и почувствовав неловкость, девочка отворотила взгляд в сторону, убегая подальше.

– Эм, м-мэм извините, вы не знаете, как выйти отсюда? – вежливо обращаясь к кружку дам в пышных платьях, стоявших у самого окна, девочка пожалела, что сделал это: дама в шапочке мало того, что не могла ничего внятно ответить, так как оказалось, что её рот был криво зашит медной проволокой, как и глаза.

 

Вместо голоса она издала холодящий душу, похожий на предсмертный стон звук. Её попытка разомкнуть губы вызывало колкость в позвоночнике и мурашки по коже.

– И-извините что отвлекла! До свидания! – Распрощавшись, девочка шустро ускользнула от тянущейся к ней на ощупь руке.

Обойдя парочку без голов, она с отчуждением уселась под деревом в тени, стараясь быть как минимум заметной для странствующих теней, занимающихся своими делами. Часы над её головой пришли в движения, громко тикая, словно огромный глаз. Девочке казалось, что он следит за ней. Сверху, на ветвях было ещё кое-что…

– Эй, а вы можете что нибудь сказать? – обратилась она к болтающимся совершу, повешенным в петлях фигурам. – Понимаю, тяжело говорить, когда тебя УДАВИЛО.

Двери с левой стороны открылись. Из секций вылетали живые болтающие книги, выходили силуэты играющих детей и тех, кто постарше, а так же вылезали твари, склеенные из различных животных и людей. Вот из секции «Тропическая живность» вышла колченогая подтянутая женщина с ярким глубоким шрамом во всё лицо. Одетая в изодранный, с кровавыми пятнами мужской костюм, она с важностью вела на поводке полностью золотого крокодила, нижнею половину которого занимал рыбий хвост.

Из соседней двери, поклеенной неизвестными символами, порхая над полом, летело прозрачное приведение военного человека на призрачной лошади. Рассекая темноту кончиком вытащенной сабли, он погнал скотоподобного коня вперёд, крича что-то на другом языке.

Позолоченный рыба-крокодил, клацая зубищами, ринулся на скакуном, желая ухватить его за ногу. Из-за этого между женщиной и военным начался скандал.

– Устраиваете свои полигоны вне общественного хождения, сэр! – ворчала на него дама, дёргая за уходивший из рук поводок. – Правилам вас, деревенщин, вообще, как погляжу, не учат!

– Femme! Кем ты себя возомнила?! – в ответ взбунтовался он. – Здесь ведутся военные действия! Война, товарищи! La guerre!

– Твоя никчёмная война кончилась много веков назад! – грубо напомнила ему женщина.

Оскорблённо наморщившись, всадник убрал саблю в ножны и, выпятив груди в мундире, он высказал:

– Зато моя история, запечатлённая в книгах!

– Хм! Эта скучная сказка давно не несёт своего следа, а вот его очень значительна, – она с любовью погладила своего диковинного питомца, всё ещё пытавшегося укусить ноги коня, но мощные челюсти проходили сквозь. – О, мой милый Густав, зачем тебе эта вонючая кляча? Пойдём, дорогой, я дам тебе парочку свежих молодых ножек.

Девочка проследила, как дама, прихрамывая, уводила скулящего крокодила от скакуна, и скрылась во тьме конца коридора. Болтая ножками, она вытянулась, расслышав цокот копыт. Никто никак не реагировал, когда мимо пронесся необычный всадник на довольно крупном чёрном коне, настолько тёмном, что ночь была бледной по сравнению с ним. Сверху сидел человек в латах и мечом, только без головы. Они оставляли за собой холод и сырость, а от копыт тряслись деревья. Несясь подобию ветра за их спинами доносился рёв пламени.

– Оу! Месье! Прошу, подождите! Позвольте поделиться с вами новостями.

Военный развернул своего мёртвого жеребца и бросился следом, выкрикивая никому не интересные истории о своим военных замыслах.

– Господи, кого тут только нет! – изумилась девочка, поднимаясь на ноги. Прищурившись, она обратила внимания на одну деталь. – Они все могут спокойно выходить и входить, когда захотят. Значит, у них есть что-то что позволяет им избегать правил коридора.

Раздумывая, попутно разглядывая остальных, она пыталась увидеть и различить нечто, что могло объединять этих существ. Однако, сколько девочка не ходила вокруг, не задавала навязчивые вопросы, (безголовые, зашитые или истерзанные тени её уже не смущали) ни одного сходства не было.

Не зная, куда идти и что делать, девочка, хмыкая, отбрасывал носочками туфелек книги, переходя от света окон к темноте стен. Она пару раз заглядывала в открытые секции, пока её чуть не сбила стая лающих гончих. Внутри они были одинаковы одним: огромное помещение с многоэтажными стеллажами, столами. Однако там служили совершенно другие существа, не схожие с Аглинесс. В одной из секций вместо пола плескалась морская вода, где плавали дельфины, а переплывать там можно только на лодке. Силуэт такой же любопытной девочки рассказал, что надзирателем там является Кракен. Правда, книги там давно заросли водорослями и ракушками.

Другая ещё больше буквально душила сыростью, а полки, столы и стены давно исчезли в зарослях густого тропического леса. Повсюду расцветали дикие плотоядные цветы, кричали обезьяны и слышался звук водопада. Вместо мотыльков кружили колибри и небольшие миловидные феечки. За столом надзирателя сидел ягуар в галстуке. К нему подлетали феи, о чем-то спрашивая, на что он пролистал журнал и после ответил:

– Да-да эти книги на верхние полки. Эй! Подальше от гнёзд туканов! Девочки, прошу, постарайтесь не устроить ещё один переполох. – Вздохнув, он поводил ушами и развернул морду к выходу. – Вам что-то нужно? – приятно поинтересовавшись, ягуар вытянул лапу. – Прошу, не стесняйтесь. Если хоти почитать, книжные пикси достанут вас любую книгу!

– Нет! Спасибо! Мне не нужна книга, – пояснила девочка, не зная, можно ли ей зайти. – Я хотела узнать кое-что.

– Тогда не стоит стоять в дверях, – сказал ягуар глубоким и грудным голосом. Он был очень приветливо, в отличии от Аглинесс. – Проходи. Если смогу, я отвечу на вопрос. Эй, вы! Даже не думайте!

Как только девочка сделал боязливый шаг, несколько здоровенных мухоловок вытянулись и раскрылись для атаки, но только их отдернул и, вяло опустились, пропуская девочку к столу надзирателя. Идти по склизким корнями, где ещё с потолка свисали лианы, было сложно.

– Так и чем я могу помочь, мисс? – спросил ягуар.

– Я хотела узнать своё имя, – сказала девочка, вставая на носочки. – Но коридор меня не выпускает. А ещё некто Меланхолия сказал, что я должна найти себе путеводитель, иначе мне не выйти! – в голубых глазах скользнуло едва уловимое отчаянье. – Сэр, вы можете мне помочь?

– Боюсь, здесь я бессилен, – с грустью проговорил ягуар. – Мы, надзиратели, отвечаем лишь за наши секции, и чтобы выйти за их пределы самим нужно разрешение. Ты, наверное, уже встречала Аглинесс, – с подозрительностью догадался он. – Моё имя Энрике. Понимаешь, коридор – это детище Либрариума, а их здесь сотни, и некоторые далеко не такие приветливые, как этот.

– Значит, способа выйти нет? – спросила она, полностью поникнув.

– Если получишь разрешения, возможно, коридор и выпустит, – сказал Энрике. – Я мог бы его дать, но…

Просияв и заулыбавшись, девочка запрыгала на месте так, что пушистые волосы спутались окончательно, а юбка сарафана задиралась выше колен. Не отводя радостных глаз, она уже вытянула руки через стойку.

– Правда?! Дайте! Дайте, пожалуйста!

– Но! Но! Но! Дитя! – тут же осадил ребёнка Энрике, беззлобно наморщив усатую морду. – Я не могу его просто дать. Если прознают, Хозяйка меня по голове не погладит.

– Ты просто очень жадный, Энрике, – проворковала из ниоткуда взявшиеся женщина, привлекая к себе всеобщее внимание. – А ещё говорят, что лисицы самые хитрые. Да вы, коты, нам на сто лет фору дадите.

Лисы были указаны в её словах не просто так: голова незнакомки на стройной шее принадлежала лисе. Вытянутая привлекательная мордочка с чёрным носиком и лакомой улыбкой под накрашенными раскосыми изумрудными глазами. Манящую сладострастную фигуру обтягивало пёстрое кимоно нежно пастельно-желтого цвета. Позади вертелся пышный ухоженный хвост с белой кисточкой на конце.

– Ты, кажется, просто почитать заходила, – раздражительно напомнил Энрике, отворачивая голову в сторону, когда лисица легла пышной грудью на стол, вытягивая спину ему навстречу. – Займись уже делами, Итадзура.

– А что я по твоему делаю, лапочка? – ласково поинтересовалась она, скучающе вздыхая. – Пока Юмите не вернётся, я вынуждена блуждать по вашему этажу. А так хочется домой.

Рейтинг@Mail.ru