Эмилия Дарк
В грязном заброшенном туалете парка
Больше не девственница
Несмотря на боль, я получила такое удовольствие, о котором раньше могла только мечтать. Моя писечка прошла испытание на выносливость, она готова покорять новые высоты.
Теперь я не девственница в розовых трусиках, я женщина, которая познала прелести секса, его накал страстей, невыносимое ожидание и бурный оргазм. Это было совсем не то, что я чувствовала, когда сама ласкала себя.
Ощущение наполнения моей вагины открыли передо мной абсолютно новые границы половой жизни. И та боль, которую я испытала сегодня, в какой-то мере была приятной, ведь она возбуждала меня, заставляла пульсировать и сокращаться стенки моего влагалища, принося неописуемое телесное удовлетворение.
Моя писечка необычайно чувствительна, она реагирует на малейшее прикосновение к ней. Даже сейчас, когда я направила на нее душ, она пытается ответить и пробудить меня.
Какое огромное счастье быть женщиной, иметь влагалище, клитор и наслаждаться ласками любимого мужчины! Ладно, хватит мечтать о сексе, пора думать о возвращении домой, и о том, что меня там ждет. Я медленно приподнялась с корточек, взяла мыло и тщательно намылила свое липкое вспотевшее тело, пропитанное спермой и смазкой. Душистая пена и прохладный душ имели хороший восстанавливающий эффект для меня. Я почувствовала себя более свежей, моя голова протрезвела от испытанных оргазмов, набухшие соски и половые губки начали принимать привычные очертания.
Я пробыла в ванной еще несколько минут, насладясь божественной прохладой. Затем я хорошенько вытерлась и совершенно голая вернулась в комнату. Виталик был уже одет и прибирал кровать, но которой было все: его сперма, мои выделения и кровь от разорванной девственной плевы, пятна от наших потных тел.
Я быстро отыскала свою одежду и надела все на себя.
“Где же мои трусики”, – подумала я и огляделась. Их нигде не было.
– Что ты ищешь?
– Свои трусики.
– Да забей, дома новые наденешь.
– Да, но что скажет моя бабушка, если заметит, что я без белья?
– Ты так сильно боишься свою бабушку? Ты же взрослая девушка и сама вправе решать, в чем тебе ходить!
– Да, но меня воспитывали всегда в строгости, она меня реально убьет!
– Послушай, Аня, она что у тебя, трусы все пересчитывает что ли? – усмехнулся Виталик, кажется, он хотел спать и нервничал, что я задержалась.
– Представь себе, знает все, чего и сколько у меня есть!
Виталик перестал смеяться.
– Да уж, у тебя реально чокнутая семейка. Что мать, что бабушка.
– Давай я тебе дам что-то из материнского. У нее полно всякого трусья. Она даже не заметит пропажи. – Виталик подошел к шкафу, где как он сказал, находится женское белье.
Он достал оттуда красивую, еще запечатанную коробочку и дал мне. На ней была изображена девушка, в одних трусиках с одной деталью, на которую я сначала не обратила внимания. Я раскрыла свой подарок и достала его содержимое. Моему удивлению не было предела. Трусики были абсолютно прозрачные и имели сплошной разрез от их передней части до задней.
– Что это такое и как их надевать?
– Как что, трусики! Примеряй, тебе понравится.
Я осмотрела несколько раз предмет женского белья и натянула на себя как смогла. То, что я надела, оказалось очень удобным и практически не ощущалось на теле. Это и не странно, поскольку, взглянув на себя в зеркало, я увидела, что моя писечка и промежность между ягодицами в несколько сантиметров шириной остались совершенно голые и не защищенные.
В таких трусиках можно было свободно заниматься любым видом секса, не снимая их ходить в туалет, при чем делать не только пи-пи, а что угодно, они не врезались в попку и между половых губ. Новинка мне безумно понравилась, и размер подходил. Только вот одобрит ли бабушка такое? У нее ведь будет инфаркт, если она увидит такое… Вопросы будут… Уже лучше совсем без трусов, чем в таких.
– Ох, Аня! Да не будет она у тебя трусы смотреть посреди ночи! Иди уже! – нервно сказал Виталик.
– Прости, ты уже спать хочешь. Я пошла.
– Ага, давай. Завтра мы продолжим наши утехи.
Я почти каждый день встречалась с Виталиком, иногда, ночевала у него и каждый раз открывала новую страницу сексуальных взаимоотношений мужчины и женщины.
А потом Виталик начал бухать. Я впервые осознала, что это за проблема такая, когда твой близкий человек пьет. Сперва я ничего не говорила ему, потом начала упрекать немного, давала понять, что мне это не нравится.
В один из дней он впервые меня ударил. Потом правда просил прощения на следующий день. А потом бабушка узнала, что у нас с Виталиком отношения и запретила мне ходить к нему. Орала! Ох, как она орала! Я думала, она из меня отбивную сделает! Избила так, что я не могла дышать.
Потом она договорилась со своей сестрой из Питера, чтобы та забрала меня к себе на перевоспитание. Это был ад. Ее сестра еще тот надзиратель, хуже моей бабушки в миллион раз.
В полном отчаянии я пошла к Виталику, чтобы обсудить с ним это. Рассказать про свои проблемы.
“Я расскажу ему и он мне поможет. Он всегда мне помогал. Мы убежим с ним вместе. Мы с ним поженимся, мы будем счастливы! Мы просто созданы друг для друга…”
Когда Виталик открыл дверь, я сразу же поняла, что что-то не так. В глазах его было какое-то чужое, равнодушное выражение, которого я никогда не видела раньше. Мое сердце сжалось от тревоги, а в голове начали мелькать самые разные мысли. Но то, что я увидела, когда он распахнул дверь шире, словно ударило меня в грудь.
В глубине комнаты стояла женщина. Она была неприметной, с тусклыми, невыразительными глазами, но ее присутствие в доме Виталика было для меня как гром среди ясного неба. В ее взгляде было что-то ленивое и безразличное, будто бы она не замечала меня или не придавала мне значения. Я не могла поверить своим глазам. Все, что я видела, казалось мне каким-то дурным сном, из которого я вот-вот проснусь.
Мир вокруг меня вдруг стал серым, потеряв все краски. В голове стучала только одна мысль: "Этого не может быть." Все мое тело будто окаменело, я не могла пошевелиться, не могла вымолвить ни слова. Меня охватил шок, такого сильного потрясения я никогда раньше не испытывала. Виталик, который всегда был для меня опорой, вдруг предал меня так грубо и неожиданно, что я не могла понять, что происходит.
Я смотрела на него, но он даже не пытался объясниться, не пытался загладить свою вину. В его взгляде не было ни вины, ни сожаления. Он просто стоял и молчал, словно ничего особенного не произошло. Мое сердце разрывалось от боли и отчаяния. Все наши планы, все мои мечты о будущем, которое я рисовала себе вместе с ним, вдруг оказались разбитыми на миллион мелких осколков.
Я не могла понять, как это произошло. Ведь еще недавно я строила планы, собиралась жить с ним вместе, а теперь я стояла здесь, перед ним, и все, что было между нами, казалось таким далеким, как будто это происходило не со мной. Я видела, как та женщина спокойно ходит по его квартире, как будто она была там всегда. Мне захотелось закричать, закричать так, чтобы этот кошмар закончился, но голос застрял в горле.
– Виталик, – произнесла я наконец, но голос прозвучал глухо, как будто не моим. – Что это? Почему? Кто она?
Он не ответил сразу, будто бы искал слова или не знал, что сказать. Я ждала, надеялась, что он сейчас скажет, что это ошибка, что я неправильно поняла, но он просто стоял и смотрел на меня так, как будто видел впервые. Моя душа разрывалась на части, и я чувствовала, что дальше я этого не вынесу.
И кому я там нужна?
Мир, который казался мне таким понятным и стабильным, вдруг рухнул. Все краски исчезли, все, что когда-то казалось важным и значимым, теперь было бесполезным и пустым. Я больше не видела перед собой будущего, не видела никакого смысла. Меня охватил страх и отчаяние, такое глубокое, что я едва могла дышать. Мир потерял все краски, все смыслы. Осталась только пустота и невыносимая боль.
А на следующий день бабушка отправила меня к своей сестре. Я не могла поверить, что моя жизнь в один день может так измениться. Моя любовь умерла, моя семья – отказалась от меня, и последняя из членов семьи – моя бабушка. Сперва родители, теперь и она.
Куда я еду? Зачем? Кому я там нужна?
Питер встретил меня холодным ветром и серыми облаками, словно отражая мое внутреннее состояние. Все, что происходило вокруг, казалось нереальным, как будто я смотрела на мир через мутное стекло. Я стояла на перроне, держась за чемодан, и пыталась собраться с мыслями. Внутри меня царила пустота, только одинокие мысли о том, что я теперь никому не нужна, крутились в голове.
Пассажиры вокруг спешили, кто-то встречал родных, обнимался и смеялся. Но я чувствовала себя чужой среди них, будто оказалась здесь случайно, по ошибке. Я не знала, чего ожидать от встречи с сестрой бабушки, о которой слышала только сквозь фразы и редкие упоминания. Ее всегда описывали как строгую, серьезную женщину, которая всю свою жизнь посвятила работе. Она никогда не приезжала к нам, и бабушка редко рассказывала о ней. Все, что я знала, – это то, что она была для меня последним шансом на дом, или как казалось бабушке – на исправление.
Когда поезд тронулся с места и уехал прочь, я осталась одна, среди незнакомцев, в чужом городе. Но вот я увидела ее. Женщина лет шестидесяти пяти стояла с другой стороны платформы, мрачно оглядывая прибывших. Ее взгляд сразу привлекал внимание – холодный, пронзительный, лишенный всякой теплоты. Я сразу поняла, что это и есть сестра бабушки. Она была одета в строгое пальто, на голове – короткая стрижка, которая придавала ей еще более суровый вид. Ее лицо было выражением вселенской злости и недовольства.
Когда наши взгляды встретились, я ощутила, как по спине пробежал холодок. Я инстинктивно сжала ручку чемодана, стараясь выглядеть спокойной, но внутри меня все сжалось. Я вдруг поняла, что жизнь, которая и так уже рухнула, теперь готова превратиться в настоящий ад.
– Ну что, приехала? – произнесла она, сдержанно кивнув в мою сторону, как будто я была одним из тех многочисленных студентов, которых она, наверное, когда-то воспитывала в своей преподавательской карьере.
Ее голос был таким же холодным, как и взгляд. Никакого тепла, никакого приветствия, только сухость и жесткость. Мне вдруг захотелось развернуться и убежать обратно, но куда? У меня не было дома, не было куда возвращаться. Все, что мне оставалось, – это смириться с тем, что теперь моя жизнь принадлежит этой женщине, с ее строгим взглядом и железной волей.
– Привет, – выдавила я, стараясь не выдать свое волнение. – Спасибо, что согласились принять меня…
– Не надо словесных благодарностей, – перебила она, поднимая брови. – Делом покажешь, на что способна. Время болтать у нас нет, пошли, мне еще на работу успеть надо.
Ее слова прозвучали как приговор. Я поняла, что это был не просто новый дом, а настоящий лагерь, где мне предстоит отрабатывать каждый кусок хлеба, как когда-то говорила бабушка. Я последовала за ней, чувствуя себя осужденной, которая шагает в неизвестность.
Мы шли через вокзал, и я все больше ощущала, что попала в ловушку. Ее шаги были быстрыми и уверенными, она даже не оглянулась на меня ни разу. Мое сердце сжималось от тревоги. Я не могла поверить, что моя жизнь могла так резко измениться. Вчера я еще была у Виталика, думала, что все наладится, а теперь меня ждала неизвестность в этом мрачном городе, с этой жестокой женщиной.
На улице Питер встретил нас серыми зданиями, моросящим дождем и ветром, который пронизывал до костей. Мы подошли к старому, обветшалому дому, в который она ввела меня, не сказав ни слова. Внутри пахло сыростью и пылью, лестница скрипела под нашими ногами.
– Живешь теперь здесь, – наконец сказала она, открывая дверь своей квартиры. – Правила просты: порядок, дисциплина и никаких поблажек. У меня свой распорядок, так что придется под него подстраиваться. Надеюсь, с этим проблем не будет?
– Нет, – ответила я, хотя внутри все восставало против этого. Но у меня не было выбора.
– Хорошо. – Она кивнула, указывая на маленькую комнату с узкой кроватью и старым шкафом. – Это твое. В семь утра подъем, завтракаем в восемь, потом убираешься и делаешь то, что скажу. Поняла?
Я кивнула снова, чувствуя, как внутри поднимается волна отчаяния. Я понимала, что попала в ад, из которого нет выхода. Мое будущее казалось мрачным и бесперспективным. В этот момент я осознала, что больше ничего не будет так, как раньше. Моя жизнь потеряла все, что было в ней светлого и радостного. Оставалось только подчиниться, принять этот новый мир и попытаться выжить.
Но я даже подумать не могла, насколько этот ад будет невыносим. Сестра бабушки оказалась не самым страшным демоном в этой квартире. Настоящим кошмаром стал ее муж. Борис Борисович. Я впервые увидела его в тот же день, когда приехала. Взгляд, которым он меня окинул, заставил меня почувствовать себя так, будто я не человек, а просто объект, вещь, которую можно использовать.
Ему было около семидесяти, с жирным, блестящим лицом и водянистыми глазами, которые казались всегда прищуренными. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я чувствовала, как внутри поднимается холодная волна страха и отвращения. С самого начала его присутствие заставляло меня нервничать, но тогда я еще не знала, насколько все будет плохо.
Первое время он просто молча наблюдал за мной. Его жена, строгая и безжалостная, не давала мне передохнуть ни на минуту, каждый день был заполнен работой по дому и строгими указаниями, которые нельзя было не выполнять. Но как только она уходила по делам или оставляла нас наедине, начинался настоящий ад.
– Ну что, милая, как тебе у нас? – спрашивал он, когда мы оставались одни, и в его голосе сквозила едва заметная насмешка.
– Нормально, – отвечала я, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Нормально? – переспросил он с усмешкой, подходя ближе. – А я вижу, что тебе тут еще надо привыкнуть. Но ничего, привыкнешь.
Эти слова звучали как угроза, и я чувствовала, как напряжение нарастает с каждым его шагом. Он всегда подходил ко мне слишком близко, заставляя чувствовать его тяжелое дыхание на своей коже. И каждый раз его руки, будто случайно, оказывались рядом – то на моих волосах, то на плече, то на руке.
– Какие у тебя волосы мягкие, – говорил он, проходя пальцами по моей голове, и я с трудом сдерживала желание отпрянуть. – Красивые, длинные… настоящие.
Я всячески старалась избегать его прикосновений, делала шаг назад, но это лишь вызывало у него злорадную усмешку.
– Ну-ну, чего ты такая пугливая? – спрашивал он, будто бы невзначай касаясь моей руки. – Мы же тут семья, все свои. Не бойся.
Эти слова заставляли меня сжиматься внутри. Я не знала, как реагировать на его поведение, и чувствовала себя загнанной в угол. Когда его жена была рядом, он никогда не позволял себе ничего подобного, но как только она исчезала из виду, начинались эти мерзкие попытки приблизиться ко мне, сказать что-то двусмысленное или коснуться.
Я боялась рассказать о его поведении, не знала, как она отреагирует. А вдруг она не поверит мне? Вдруг решит, что я сама что-то не так поняла? Я чувствовала, как медленно, но верно погружаюсь в этот ужасный кошмар, не зная, как выбраться. Виталик, мои прежние мечты, казались теперь такими далекими и нереальными. Здесь, в этой квартире, я оказалась лицом к лицу с настоящим злом, от которого не было спасения.
С каждым днем этот страх только нарастал. Каждый раз, когда он оставался со мной наедине, я чувствовала, как дрожу от страха и отвращения. Он больше не стеснялся своих намерений, подходил ближе, говорил все более пошлые комплименты. Он любил подшучивать, делая вид, что это просто невинные шутки, но его глаза говорили об обратном.
– У тебя такие тонкие ручки, – говорил он, ухмыляясь, и брал меня за руку, крепко сжимая. – Как же они справляются с такой тяжелой работой?
Я пыталась отдернуть руку, но он держал ее, пока не хотел отпустить. Эти моменты становились для меня настоящими пытками, я не знала, что делать, как себя вести. Его прикосновения вызывали у меня омерзение, но я была заперта в этом доме, и не могла убежать.
Ох уж этот дядя Боря
В один из дней он подошел ко мне и предложил пойти с ним. Я страшно нервничала, но боялась ослушаться. Почти месяц проживания в доме моих дальних родственников превратил меня в запуганное безвольное существо.
Единственная польза, которую можно было извлечь из моего состояния, так это то, что я не думала про Виталика. Вернее, я думала про него, конечно же. Куда же без этого. Просто мне было не так больно. Усталость давала о себе знать.
Сперва я ждала, что он приедет за мной. Узнает, как жестоко поступила со мной бабушка, бросит все и приедет. Заберет меня с собой. И будем мы жить вместе.
Потом я уже перестала ждать. Просто надеялась, что он будет жалеть о том, что так глупо потерял меня.
И вот, дядя Борис ведет меня куда-то, а я иду за ним, словно собачонка, боясь ослушаться.
– Тетушка будет волноваться, мне нельзя выходить из дома… – лепетала я, пока шла с ним рядом.
– Она ничего не узнает, мы же ей ничего не скажем. – улыбнулся дядя Борис и мне его улыбка совсем не понравилась.
Мы еще какое-то время прошли с ним, а потом вышли в парк. Мы долго шли по нему, пока он не кончился, дальше пошли какие-то заросли.
– Куда мы идем? – спросила я, нервно озираясь.
– Тут рядом. – отмахнулся мужчина.
Вскоре я увидела какое-то строение, деревянное сооружение, от которого плохо пахло.
– Твоя бабушка нам сказала, что ты там была местной шлюхой. – сказал мужчина. В его словах не слышался вопрос, это было, скорее, как утверждение.
– Что? Я? – пролепетала я. – Нет… У меня просто был парень…
– Не важно. Раз уже не девственница, значит, кое-что умеешь. Я хочу посмотреть, что ты можешь. Покажешь дяде, на что ты способна?
Он мне взглядом показывает, чтобы я приступала. А я зависла и забыла как дышать. Он толкает меня ближе к туалету и мы заходим внутрь.
– Тут нас никто не увидит. Это мое тайное место. – говорит дядя Борис.
Меня тянет блевать от запаха, голова кружится. Он серьезно хочет прямо тут заняться сексом? То, что он хочет секса, я уже догадалась, иначе с чего бы он начал разговор про мою репутацию?
Он кряхтит и стягивает с себя майку, потом стискивает до колен брюки. Его немалое свое пузо свешивается и ужасающе колышется, прикрывая его пах чуть ли не до колен. Я даже не думала, что оно у него такое огромное! Видимо, брюки его хоть как-то держат сверху, а без них оно просто расплывается книзу. Меня снова тянет блевать, и уже не только от запаха и грязи в этом заброшенном туалете.
– Давай, раздевайся. – грубо говорит дядя Борис.
Я оглядываюсь, думая о том, можно ли сбежать, но бежать мне некуда. Только хуже будет.
– Какая тупая, давай, помогу! – мужчина начал грубо раздевать меня и швырять одежду прямо на грязный пол.
От такого небывалого унижения я сначала затихла, а потом мелко затряслась, всхлипывая и зажмуриваясь.
– Не реветь! Не бойся, не буду бить. – строго сказал мужчина. – Давай, чтобы ты возбудилась, я позволю потрогать меня.
Он расстелил мою одежду перед собой и встал на него на четвереньки. Свою он при этом аккуратно положил на пакет, чтобы не испачкать.
“Вот урод!” – подумала я, но вслух ничего не посмела сказать против его выходки.
– Давай, потрогай мою задницу, можешь яички полизать.
И тут у меня перехватило дыхание. Прямо передо мной была голая мужская задница и отчетливо видны яйца. Вид настоящих мужских яиц внезапно заставил меня возбудится. Вот уж не думала, что этот старый боров способен произвести на меня впечатление!
Дядя Боря, пусть старый и дряблый, стоял на четвереньках с голым безволосым задом, член свисал между его жирных колен грустным хоботком. Руками мужчина упирался в пол, а ноги слегка расставил, от чего его анальная дырочка раскрылась, и мне явно видна дырочка его анального отверстия, чуть даже приоткрытая…
“Ох, ничего себе!” – подумала я.
– Давай, шлепки меня по жопе. Давай, не жалей. – приказал дядя Боря.
Я шлепнула пару раз по этой заднице и почувствовала, как моя промежность намокает.
Я шлепала его не сильно, но пытаясь при этом дотронуться до его коричневатой мошонки, покрытой редкими седыми волосками. Задница его прилично колыхалась от моих шлепков, и член (мне было прекрасно видно между его раздвинутых ног) подскакивал из стороны в сторону.
От страха и унижения его яйца и хоботок прямо у меня на глазах практически втянулись в тело, как это бывает при морозе. Я шлепнула его еще разок, и, спросила:
– Еще?
– А ты устала что ли? – иронически спросил мужчина. – Давай, палец в жопу мне вставь. Только сперва слюной намочи.
Я облизала палец и начала касаться его дырочки, и меня опять пронзило такое возбуждение, какого я от себя просто не ожидала. Я убрала руку с его толстенького зада, и переместила ее пониже, на ляжку. Сделала легкое движение, будто приглашала его встать, при котором кончики моих пальцев на долю секунды ощутили сморщенную кожицу его мошонки. Дядя Боря суетливо поднялся, и принялся поправлять свои складки на животе.
Пока руки у него были на уровне лица, я смогла насладиться видом дяди Бори спереди. Довольно забавное зрелище, надо сказать: необъятный живот свисал одной большой складкой, из-под которой тремя вытянутыми каплями стремились к низу довольно длинный (как я уже успела заметить) член и отвисшие яйца.
Пах у него был практически безволосый, только кое-где проглядывали реденьки седые волоски.
Я была слегка ошарашена происходящим. И чувствовала странное возбуждение, которое терзало меня, несмотря на то, что тут сильно воняла, и что дядя Боря был совершенно не возбуждающим.
Не могу выкинуть из головы, как мои пальцы касались его дырочки… Она явственно сжимается от этого прикосновения. Потом я подносила руку ко рту, облизывала свой средний палец, и одним быстрым движением всаживала ему…
– Вижу, что тебе нравится смотреть на члены. – довольно радостным голосом сказал дядя Боря. – А ты видела когда-нибудь, как мужчины писают?
Я помотала головой. Где я могла такое видеть? К тому же, меня не особо как-то интересовало это… Хотя… После его слов, я почувствовала снова шевеление внизу живота.
– А хочешь посмотреть?
Я кивнула, смущенно потупив глаза.
– Пойдем. Ты будешь тоже писать, и я буду смотреть, как ты это делаешь. А чтобы тебе не было стыдно, я тоже буду рядом писать, и ты будешь смотреть.
Мне показалось это честным уговором, хотя я никогда ни при ком не могла себе позволить такое.
Мы прошли вглубь туалета, где располагались дырки. Я села на корточки, приготовившись справить малую нужду, и мужчина тоже встал рядом, жадно оглядывая мое тело и даже пытаясь заглянуть ниже, чтобы увидеть сам процесс.
– Давай, начинай. – сказал он, лаская свой член.
Я начала писать. Все это время дядя Боря жадно разглядывал и мастурбировал. Ему это было сложно делать, жирный живот мешал ему, но видимо, с годами мужчина придрачился к этому делу и научился справляться с трудностями.
