Эмилио Сальгари
Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса

Глава 3
Крысолов

В кабинет вошел знаменитый охотник на тугов из Сундарбана. Мужчина лет сорока пяти, внешне – яркий представитель бенгальцев: стройный и гибкий, с благородными, очень живыми чертами лица, светлокожий, как подобает индийцу высшей касты, не испорченному кровью парии. Одет он был в наряд, характерный в то время для богатых младоиндийцев, отказавшихся от дхоти^[21] и уттарий^[22] ради англо-индийского костюма, более практичного и удобного: белая полотняная куртка с красными шелковыми галунами, широкий пояс, из-под которого высовывались два длинноствольных пистолета, узкие белые штаны и небольшой разноцветный тюрбан.

– Откуда ты явился? – спросил Янес, пожимая товарищу руку. – Я уж было решил, что и тебя отравили.

На лицо Тремаль-Наика набежала тень, черные глаза яростно сверкнули.

– Как видите, друзья, я жив, – ответил он. – Спешил к вам, даже в таверну не заглянул, хотя мне бы не помешало промочить горло. Клянусь Шивой, дела наши обстоят неважно!

– Думаешь, мы этого не понимаем? – вздохнул Янес. – Но где ты был?

– Гонялся вместе с Тимулом за отравителем твоего первого министра. Этот Тимул просто чудо. Если уж взял след, узнает его из тысячи.

– Что ты выяснил? – в один голос задали вопрос португалец и Сурама.

– На первый взгляд кажется, что в вашей столице все тихо и спокойно, однако здесь подспудно зреет заговор: кто-то хочет лишить вас трона.

– Но где же прячутся заговорщики? – в раздражении вскричал Янес. – Скажи, и я велю немедленно их схватить!

– Это будет нелегко, – ответил Тремаль-Наик, усаживаясь в кресло-качалку. – Хорошо ли ты знаешь подземелья своей столицы? Готов поставить тысячу рупий против одной, что ты понятия о них не имеешь.

– Мне известно, что дворец, пагоды и прочие крупные здания выстроены на крепкой каменистой почве.

– И ты никогда не слышал о лабиринте катакомб под городом?

– Слышал, но мне и в голову не приходило лезть в эти зловонные клоаки, полные опасных болезней. Ох уж эти государственные заботы! Ни минуты покоя!

Сурама и Тремаль-Наик рассмеялись.

– А ты рассчитывал управлять страной из джунглей, охотясь на буйволов, тигров и слонов? – скептически поинтересовался Тремаль-Наик.

– В конце концов, принц имеет право на отдых, – не моргнув глазом ответил португалец. – Не говоря уже о том, что мои охотничьи вылазки избавляют подданных от опасных тварей. Сурама и сама может подписать все указы, а я правлю при помощи карабина. Итак, что там в этих клоаках?

– Туда привел след, взятый Тимулом. Он оборвался прямо перед сточным колодцем, выкопанным, наверное, еще триста лет назад при Великих Моголах^[23].

– А вы не ошиблись? – спросила побледневшая Сурама.

– Тимул – настоящая ищейка, он никогда не ошибается. Мигом отыскал следы ног брамина, отравившего министра.

– Может, он вовсе не брамин, а переодетый дакойти? – предположил Янес.

– Пока неизвестно, но я надеюсь разгадать эту тайну. Помнишь, Янес, как мы с Сандоканом и его Тигрятами охотились на последних тугов, прятавшихся в подземельях Раймангала?

– Да, кажется, это было вчера! Помню, как они собирались утопить нас, точно крыс, застигнутых ливнем. Тогда смерть прошла совсем близко… – Янес вдруг осекся и вскочил на ноги. – Кто там?

– Это я, господин! – послышался голос Каммамури. – Я стучал уже три раза, но вы не услышали.

– Для тебя наши покои всегда открыты. Входи. Кстати, твой хозяин тоже здесь.

– Знаю, знаю, я видел его прежде вас.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел маратха, а с ним четверо лакеев: они несли чеканные золотые подносы, уставленные блюдами с огромными буйволиными языками. Над яствами поднимался пар.

– Ты у нас теперь поваренок? – спросил Тремаль-Наик.

– Да, пока не обнаружим и не казним отравителя. На кухне нынче повелеваю я и глаз не спускаю с поваров. Вы, господин Янес, за делами совсем позабыли об ужине.

– Почти, – ответил португалец. – Однако с удовольствием отведаю твоей стряпни, особенно если мясо не приправлено ядом.

– Эти языки и подливу к ним я готовил своими руками, никого и близко не подпускал, можете есть без опаски.

Вошли еще четверо лакеев с серебряными тарелками, столовыми приборами, бокалами, бутылками, салфетками и скатертью. Круглый стол эбенового дерева, изысканно инкрустированный золотом и перламутром, выдвинули на середину комнаты и быстро сервировали. По кивку Янеса безмолвная прислуга на цыпочках покинула комнату.

– Министры сторожат тело? – спросил португалец у Каммамури.

– Да, господин. Сторожат и пьют вино.

– Пускай. Однако сюда не должен больше входить никто, кроме Тимула: мы позовем его, когда он нам понадобится.

Янес сам запер дверь на ключ и сел за стол рядом с женой.

Каммамури из повара превратился в слугу, вернее, в лакея и принялся споро нарезать мясо и поливать ломти красноватым соусом, остро пахнущим душистым перцем – излюбленной приправой индийцев.

Страх смерти не помешал мужчинам и прекрасной рани воздать должное ужину, поскольку никто из них не решался прикоснуться к пище после отравления министра. Убедившись, что пробки на бутылках с пивом не повреждены, Янес откупорил их, наполнил узкие бокалы голубого хрусталя и, закурив, сказал сидящему напротив Тремаль-Наику:

– Вот теперь можно и побеседовать. Значит, след оборвался у клоак?

– «Оборвался» – не совсем верное слово. Ни я, ни Тимул не рискнули спуститься вниз. Неизвестно, куда ведут подземные туннели и сколько их там вообще. К тому же в тех зловонных норах обитают сотни людей.

– Парии?

– Или заговорщики. Я расспросил одного типа, хорошо знающего клоаки, и он ответил, что несколько месяцев назад этих загадочных людей там и в помине не было. Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы. Зачем они туда спускаются? Охотятся на крыс? Не думаю.

– Согласен. – Янес выдохнул кольцо ароматного дыма. – А что за тип?

– Да есть там один – старик, но еще крепкий. Кажется, из банья^[24].

– Банья, говоришь… Значит, его нетрудно будет обнаружить. Он мне нужен.

– Уже сделано, Янес. Старик здесь, под надзором Тимула.

– Пусть приведет его сюда немедленно! Этот человек может оказаться ценным свидетелем.

– Я тоже так решил. А в подземельях легко затеряться.

Тремаль-Наик осушил бокал, бросил на пол окурок и вышел за дверь. Каммамури принялся собирать грязную посуду, оставив на столе только пиво.

– Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы.

Не прошло и минуты, как Тремаль-Наик вернулся с седым длиннобородым старцем, чей острый взгляд напоминал змеиный. Его тощее тело было обернуто в драное выцветшее дхоти, когда-то бывшее ярко-желтым. На голове – самого жалкого вида тюрбан.

Войдя, он трижды низко поклонился рани и Янесу, после чего выжидающе уставился на них блестящими, словно у кота или тигра, глазами.

– Кто ты? – спросил Янес, кивнув старику на стул, и знаком велел Каммамури подать ему бокал пива.

– Я – банья, ваше высочество.

– Люди твоей касты – удачливые и преуспевающие купцы. Чем ты занимаешься в моем городе? Что продаешь?

– Крысиные шкурки. Отправляю их в Калькутту одной английской мастерской. Они делают из них прекрасные перчатки.

– Ну и дела! То есть ты охотишься на грызунов?

– Да, ваше высочество.

– И как? Прибыльно?

– Настолько, что я не могу позволить себе новое дхоти. – Старик вздохнул.

– Об этом мы позаботимся. Так ты хорошо знаешь городские клоаки?

– Неплохо, ваше высочество. Могу ходить по ним с закрытыми глазами.

– Там легко заблудиться?

– Очень легко. Настоящая паутина туннелей, ведущих то вверх, то вниз, по которым бегут сточные воды. Сколько несчастных, умерших голодной смертью и обглоданных крысами, я там видел – не сосчитать! Встречались мне и пожелтевшие скелеты.

– То есть клоаки – это такой огромный лабиринт? – удивилась рани.

– Невероятно огромный, госпожа. Грандиозный труд строителей: там несметное множество ниш, дренажных каналов и водостоков, предназначенных для защиты от ливней.

– И длинные они, эти туннели? – спросил Янес, знаком велев Каммамури подать бедолаге кусок буйволиного языка и лепешку.

– Не знаю, ваше высочество, я никогда их не измерял. Но могу сказать, что они тянутся на много английских миль и кончаются где-то за городскими стенами.

Янес подождал, пока старик проглотит кусок и запьет его пивом, а потом продолжил:

– Сможешь стать нашим проводником?

– Ваше высочество, я смогу даже сказать, какое здание, пагода или статуя будут находиться в тот или иной момент у нас над головой.

– Сколько же ты прожил в этом аду? – воскликнул Тремаль-Наик.

– Три долгих года, господин. Когда дела мои пришли в упадок, один англичанин предложил мне поставлять ему крысиные шкурки. Вот я и спустился в подземелья. Сначала я передвигался там с огромной осторожностью, чтобы не угодить в опасные ловушки. Впрочем, моя странная торговля давала доход, которого хватало на пропитание. Однако с тех пор, как в клоаках появились неизвестные, я лишился и этого.

– Почему?

– Крысы пропали. То ли сами разбежались, то ли их переловили и съели.

– Кто же мог съесть крыс?

– Да вот эти самые чужаки.

Рани охнула и схватилась за сердце.

– Госпожа, крысы вполне съедобны, – объяснил старик. – Я сам съел их несметное количество – и печеными, и тушеными.

– Неужто они так же вкусны, как буйволиный язык, который ты сейчас уминаешь? – засмеялся Каммамури.

– О нет, господин! Старые крысы жилисты, а запах их мяса, скажем так, на любителя. Однако молодые весьма неплохи на вкус.

– Черт побери! – Янес усмехнулся. – Боюсь, крысиная диета не пошла тебе впрок, ты тощ, как факир.

– Мне далеко не каждый день удавалось их изловить, ваше высочество. Едва заслышав шаги врага, крысы удирают в труднодоступные верхние туннели. А наклон там преизрядный! Временами приходится ползти на животе, чтобы хоть немного продвинуться.

– А когда в клоаках появились незнакомцы?

– Около месяца назад.

– Много их?

– Не знаю. Как-то ночью, когда я охотился в одном из боковых водостоков, в меня дважды выстрелили из пистолета. Притом заметьте, ваше высочество, я никогда не ношу с собой ни лампы, ни факела, потому что вижу в темноте, как кот.

– Наверное, заметили блеск твоих глаз. И с той ночи ты ни разу не спускался в подземелья?

– Ни разу, ваше высочество. Если тебя ранят в зловонной яме, выбраться не удастся, а смерть будет ужасна.

– Но пока в тебя не выстрелили, ты наблюдал за этими людьми?

– Наблюдал.

– Кто они, как ты думаешь?

– Парии.

– Не заметил ли ты среди них человека, одетого брамином?

Торговец изумленно крякнул и залпом выпил стакан пива, поданный Каммамури.

– Да, есть там один такой. Все время спрашиваю себя и не понимаю, как может духовное лицо путаться с подобным отребьем.

– Стар он или молод? – Тремаль-Наик даже привстал от возбуждения.

– Стар. Борода почти седая.

– Значит, это не наш отравитель. Ко мне приходил молодой человек, лет тридцати, – заметил Янес.

– И после твоего отъезда во дворец приходил молодой, – кивнул Тремаль-Наик. – Скажи-ка, старик, а другого брамина среди них нет?

Крысолов задумчиво потер широкий лоб и неуверенно произнес:

– Кажется, однажды я заметил еще одного, спускавшегося в клоаки.

– Ты бы его узнал?

– Не знаю, господин. Я видел его мельком, но может быть, и узнаю, если встречу.

– Брамин?

– По крайней мере, одет, как брамин.

– Что еще ты можешь сказать о людях, поселившихся в подземельях, в этой смрадной, болезнетворной тьме, среди крыс и нечистот?

– Они не из нашего города. Эти чужаки сорвали мне торговлю. Я не могу больше ловить крыс. О Брахма! Они стреляют без предупреждения!

– Хочешь работать на нас? – спросил Янес. – Плачу пятьдесят рупий в месяц.

– Куда мне такие деньжищи? За несколько дней я трачу от силы две рупии.

– Остальное сможешь откладывать. А сейчас ешь-пей в свое удовольствие, но будь глух и нем.

– Могу даже отрезать себе уши, ваше высочество.

– Мне твои уши без надобности. Просто забудь все, что здесь услышишь.

Банья воздел руки к небу, словно призывая его в свидетели, и принялся доедать мясо, работая челюстями не хуже крысы.

Янес выкинул очередной окурок, выпил бокал пива и сказал, обращаясь к жене:

– А что ты думаешь обо всем этом, моя дорогая? Ведь именно ты стоишь у руля государства. Я бы даже сказал, ты – его парус, я же – лишь якорь.

– Не нравится мне все это, – ответила Сурама. – Надо вытащить из-под земли и арестовать этих чужаков.

– У меня есть план. – Янес огладил бороду. – Завтра вечером, сразу после заката, мы с Тремаль-Наиком, Каммамури и вернейшими из шикари спустимся в клоаки. С собой возьмем крысолова и тибетских мастифов.

– Зачем тебе самому туда спускаться? Отправим раджпутов.

– Нет уж. Я не особо доверяю наемникам. Пусть они и бравые солдаты, но их слишком легко перекупить.

– Можно позвать две-три сотни горцев Садии. Ты знаешь, насколько они мне преданы.

– Да, без их помощи мы бы ни за что не сумели вернуть тебе трон. Однако не стоит пока их беспокоить. Если дела пойдут совсем худо, призовем и Кампура с его горцами, и Малайского Тигра с Тигрятами…

– Мой муж и господин все еще полагает, что в наших бедах виновен Синдхия?

– Да, моя маленькая рани.

– Выходит, у Синдхии в Гувахати есть сообщники? – предположил Тремаль-Наик.

– Не исключено.

– А что же твоя стража?

– Едят, пьют, жуют бетель, сладко спят и хором уверяют меня, что в Ассаме все спокойно.

– Я бы на твоем месте отправил стражников на поиски отравителя и его приспешников.

– Эти храбрецы пройдут по туннелю несколько шагов, затем бегом вернутся обратно и объявят, что крысолову все приснилось. Нет, пойдем мы с тобой. Без шума и толпы охранников. Вот увидишь, так выйдет куда больше проку.

– Но, мой господин, ты подвергаешь себя страшной опасности! – воскликнула Сурама. – Разве ты не слышал, что негодяи выстрелили в крысолова из пистолета?

– Что нам с Тремаль-Наиком какие-то пистолеты! Мы возмужали под грохот пушек и спингард. Не так ли, дружище?

– Верно, – кивнул индиец. – У нас дубленые шкуры.

– Даже самую дубленую шкуру легко пробьет пуля, подло выпущенная из-за угла. – Сурама с тревогой покачала головой. – Обдумай все еще раз, умоляю тебя.

– Я двадцать с лишним лет сражался под алым знаменем Малайского Тигра и не получил ни царапины, хотя не жалел снарядов ни для кораблей Джеймса Брука, ни для английских крейсеров. Похоже, какой-то добрый гений хранит меня в самых жарких схватках.

– И все же я очень боюсь, муж мой.

– Боишься этих жалких негодяев? Клянусь тебе, Сурама, мы сразу же их переловим, особенно с нашими собаками.

– Тогда возьми с собой и меня.

Янес нахмурился и произнес:

– Рани Ассама должна остаться во дворце. Если во время моей отлучки что-нибудь случится, кто тогда будет заниматься делами?

– Министры.

– Они никчемные бездельники. Их больше заботит жалованье, чем государство.

– Может быть, ты прав…

– Не забывай о Соаресе. Ему тоже угрожает опасность.

– Янес, ты меня пугаешь!

– Сомневаюсь, что кто-нибудь осмелится проникнуть в наши покои, однако надо быть начеку.

– Хорошо, поступай как знаешь.

Португалец прикончил еще один бокал пива и подозрительно посмотрел на крысолова:

– Видел ли ты когда-нибудь принца Синдхию?

– Да, ваше высочество. Он правил Ассамом прежде вас и рани. Ох и тяжко жилось при нем народу!

– Полагаешь, у принца, погубившего множество людей, могли остаться сторонники?

– Сомневаюсь. Синдхия – такое же чудовище, как и его брат, убивший своих родственников во время пира. С другой стороны, чего не сделают люди ради денег… Я слыхал, он успел припрятать добрую часть казны перед тем, как его свергли.

– Мы тоже слышали об этом, – сказала Сурама. – Впрочем, я никогда не верила слухам и платила изгнаннику тысячу рупий в месяц.

– Госпожа, я стоял на одной из террас, когда убивали ваших родичей. Ума не приложу, как вы спаслись. Ведь этот пьянчуга палил, не жалея патронов.

– Ты все видел? – ахнула Сурама.

– Видел, госпожа. В те времена я служил во дворце.

– Расскажи, что ты видел, – приказал Янес. – История известная, но я хочу услышать ее и от тебя.

– Раджа вбил себе в голову, будто родственники спят и видят, как бы отобрать у него трон. Особенно подозрительными ему казались двое: родной брат Синдхия, ставший в итоге таким же, как он сам, и дядя, вождь воинов-кшатриев. Тот был благороднейшим воином, доблестно защищал границу от набегов бирманцев и наносил этим полудикарям сокрушительные поражения. Его почитал весь Ассам, что пришлось не по нраву радже.

– Ты говоришь о Махуре, не правда ли? – Сурама тихонько всхлипнула.

– Да, госпожа.

– Это мой отец.

– Знаю, госпожа.

– Продолжай, – велел Янес.

– В тот год на Ассам обрушилась страшная засуха, начался голод. Месяц шел за месяцем, а с неба не упало ни капли дождя. Посевы гибли. Брамины и гуру, жрецы Шивы, посоветовали радже устроить религиозные обряды, чтобы умилостивить богов. Безумцу только это и нужно было. Он устроил празднования, которые люди, наверное, помнят до сих пор не хуже меня, после чего пригласил на пир во дворец своих родичей со всего Ассама. Первым прибыл Махур с женой и тремя детьми, двумя мальчиками и девочкой.

– Той девочкой была я. – В глазах Сурамы блеснули слезы.

– Приглашенных встретили с большими почестями и радушием, разместив в дворцовых палатах. Вы помните, госпожа?

– Да, – кивнула рани.

– Пир уже подходил к концу, когда раджа, напившийся в стельку, исчез вместе со своими придворными, а затем появился на балконе. В руках он держал карабин. Грянул выстрел. Первая пуля предназначалась главе кшатриев. Переполох среди ничего не понимавших людей еще не улегся, когда загремели новые выстрелы. На белой скатерти заалели брызги крови. Раджа сделался похожим на ракшаса^[25]. Глаза у него вылезли из орбит и сверкали, точно у пантеры. Лицо страшно перекосилось, убийца дико хохотал. Вокруг стояли министры, подавая ему перезаряженные карабины и новые стаканы с вином. Раджа входил во все больший раж. Приглашенные метались по двору, пытаясь найти выход, а он продолжал палить по мужчинам, женщинам и детям, визжа, как бешеный зверь или буйнопомешанный. Бойня длилась около получаса. Выжили только двое: брат раджи и наша будущая рани. Тридцать семь родственников было у раджи. Тридцать пять из них пало на землю, чтобы никогда больше не подняться, в том числе дети и женщины.

– Я помню все это, – сказала Сурама. – В тот день я потеряла отца, мать и братьев.

– Что еще ты видел? – спросил у крысолова Янес.

– Раджа трижды стрелял в своего младшего брата, но тот всякий раз успевал метнуться в сторону, прыгая, словно тигр. К тому же раджа был пьян и не мог как следует прицелиться. Юноша, охваченный смертельным ужасом, закричал: «Пощади! Пощади, и я покину твое царство! Я же твой брат, ты не можешь меня убить!» Раджа опять захохотал и взялся за новый карабин. Затем, будто испытав запоздалое раскаяние, сказал бедняге, продолжавшему метаться по дворику: «Если ты не лжешь и действительно навсегда покинешь Ассам, я тебя пощажу. Но при одном условии». – «Все, что пожелаешь!» – ответил Синдхия. «Я подброшу в воздух рупию. Попадешь в нее из карабина – отпущу тебя в Бенгалию целым и невредимым». – «Согласен», – ответил юный принц. «Но предупреждаю, – продолжал безумец, – если промахнешься, отправишься вслед за остальными». – «Бросай!» – крикнул Синдхия. Ему дали карабин, и раджа подкинул в воздух серебряную монетку. Грохнул выстрел. Однако пуля поразила не монету, а грудь тирана. Синдхия был отменным стрелком. Он в мгновение ока повернул карабин и застрелил брата насмерть, попав точно в сердце. Министры и офицеры спешно спустились в залитый кровью дворик, упали на колени перед юношей и поклялись ему в верности. Все было так, госпожа?

– Да. И этот новый тиран втайне продал меня банде душителей, вместо того чтобы отпустить в родные горы к верным кшатриям. Наверное, если бы не мой муж, я бы до сих пор принадлежала тем бандитам.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Янес. – Я отбил тебя у разбойников, привез сюда, сразился с Синдхией, которого подданные ненавидели за жестокость, а затем с помощью Тигрят Момпрачема и горцев возложил на твою головку корону Ассама. Надеюсь, ее отблеск слегка падает и на меня.

– Забирай ее, если хочешь, мой господин! – вскричала Сурама, положив руки на плечи португальца.

– Ты знаешь, моя маленькая королева, что я никогда не стремился к власти и государственным делам. Меня больше влечет охота на тигров и слонов. Янес – верховный властитель? Ну нет! Я – махараджа, и этот титул висит на моей шее мельничным жерновом, особенно когда меня приветствуют многотысячные толпы. Если тому не помешает дьявол, корона достанется нашему малышу. Хотя, как я уже заметил, колеса государственной машины угрожающе поскрипывают. Ладно. Еще посмотрим, кто кого. У тебя есть верные горцы, у меня – непобедимый Сандокан и Тигры Момпрачема, готовые явиться по первому зову. Синдхии придется драться за корону зубами и когтями.

Янес вытащил из кармана часы и воскликнул:

– Ого! Уже полночь! Когда сам становишься в некотором роде заговорщиком, время бежит быстро. Каммамури, отведи старика в подходящую комнату и дай ему красное дхоти. И не забудь поставить у двери охрану.

– Вы сомневаетесь в моей преданности, ваше высочество? – удивился крысолов.

– Вовсе нет. Простые меры предосторожности. Во дворце, знаешь ли, завелись отравители.

– Понимаю, ваше высочество.

– Да, и выдай ему из казны пятьдесят рупий.

– Это очень много, ваше высочество, я уже говорил.

– Отложишь на черный день.

– Встречаемся завтра вечером, Янес? – уточнил Тремаль-Наик.

– Сразу после захода солнца. Прихвати фонари и не забудь мастифов.

– Будь осторожен, мой господин, – попросила Сурама.

– Не беспокойся, я собираюсь отлично развлечься, – засмеялся Янес. – Погоня за убийцей по жутким подземельям, кишащим крысами! Чертовски захватывающе! Нам просто необходимо отыскать отравителей. Отрубим голову десятку-другому интриганов, глядишь, оставят нас в покое.

Он поднялся. Тремаль-Наик и Каммамури вышли вместе со стариком. Янес допил пиво и вместе с рани удалился в покои, двери которых запирались изнутри на засовы и охранялись вооруженными до зубов раджпутами.