Добыча – Эмиль Золя

Стопроцентная классическая литература… Тяжеловесная, образная, смысловая с мощной социальной проблематикой. Это именно то чтение, из-за которого классику могут понять и принять далеко не все – слишком уж многословно пишет автор, слишком глубоко погружает читателя в драматизм задуманного сюжета.

Быстро проглотить не получиться, только медленно, вдумчиво, смакуя… Только при таком темпе чтения можно проникнуться и получить удовольствие. В противном случае мозги начинают закипать уже на первых десятках страниц, категорически отказываясь поглощать столь цветистую и объемную образность.

В своем двадцатитомном цикле «Ругон-Маккары», следуя из романа в роман за разросшимся семейством ущербной Аделаиды Фук, автор пытается показать влияние генеалогии на характер и внешность ее потомства, а также раскрывает все пороки и недостатки социального общества середины-конца XIX века.

«Карьера Ругонов» – это самые истоки семьи, первые попытки ее старших представителей вырваться из небытия, подняться в жизни на более высокую ступень. И в мутной реке государственного переворота 1851 года люди, у которых жизненные ценности – это власть и богатство, и нет никаких моральных преград и принципов, максимально используют все шансы достигнуть своей цели. В противопоставлении им показаны персонажи, для которых доброта, честь и совесть не пустой звук, которые уже одним своим восприятием действительности обречены быть жертвой.

Роман получился очень трагичный, острый и яркий. Правда, могучая образность сильно подавляла событийную часть сюжета. Иногда казалось, что многословные описания – это и есть сам роман, а происходящее служит всего лишь антуражем для красочного славословия автора. Но как же ярко описаны эти образы, как красочны сравнения, как осязаема атмосфера… Сочно и зрелищно настолько, что иногда даже перебор.

В «Добыче» представители ветви Ругонов продолжают пониматься по социальной лестнице, используя огромные возможности системы управления времен императора Наполеона III и не брезгуя при этом никакими методами. И снова автор дарит нам невероятно интересных персонажей, снова раскрывает во всей своей отвратительной наготе порочную суть многих общественных проявлений. И снова безумная феерия образов и описаний захватывает в плен настолько, что начинаешь слышать звуки, ощущать ароматы и чувствовать случайные прикосновения персонажей.

В целом, конечно, чтение очень сильное и острое, и отдохнуть с ним не получится, слишком уж велик драматизм и глубина этих произведений.

"Карьеру Ругонов" и «Добычу» я читала именно в этом издании.

На сами произведения у меня есть отдельные рецензии раз и два .Но я бы хотела сказать еще пару слов о вступительной статье. С одной стороны очень интересно и познавательно, приводятся цитаты самого автора, почему он решил взяться за этот труд, что навело его на эту мысль, какие исторические события послужили толчком к написанию этого цикла и многое другое. Но с другой стороны (и этим грешат многие советские издания, как я заметила) в статье есть краткий пересказ всех книг цикла!!! Вот уж всем спойлерам спойлер((( Я правда вовремя остановилась и, просмотрев вторую половину статьи по диагонали и через строчку, а то и две, решила к ней вернуться уже после прочтения последней книги цикла.

Вообще очень сильно в понимании Золя помогла вступительная статья, где довольно подробно описывался его метод передачи натурализма в тексте и его идейную подоснову. То есть долго готовиться, изучать историю, биологию, отчасти генетику – я понимаю, что её тогда как науки не существовало, но исследования о наследственности тогда уже должны были быть… Это очень, очень здорово.

Впрочем, у этого подхода есть как свои плюсы, так и минусы: основной недостаток заключается в том, что, по сути, ты читаешь моралите. «Этот человек был плохой, его жена – ещё хуже, их дети переняли от них такие-то и такие-то черты. Затем дети этих детей родились такими-то и такими-то, позаимствовав следующие черты характеров своих родителей…» – и так далее до бесконечности. Для своего времени это, должно быть, было революцией (вау, кто-то описывает развитие рода с исторической и биологической точки зрения, обалдеть!)… да и сейчас, надо признаться, это не выглядит плохо. Только чуууууть-чуть занудно.

Что же касаемо характеров персонажей – безупречно. Не зря ж Флобер так сильно любил Золя: мало того, что они очень похожи друг на друга, так ещё и отображение логики и типа мышления того или иного персонажа удивительно достоверны. Да, конечно, чувствуется некоторая пристрастность автора, но это, в целом, не раздражает, потому что не является уж слишком навязчивым. (вообще занятный факт – почти у всех писателей один и тот любимый типаж: одиночка, одержимый своим делом, презирающий высшее общество… Ну а кем ещё является Паскаль?).

Интересно. Определенно – интересно.

Из своих любимых моментов могу назвать концовку первой главы, она совершенно потрясающая. Мало того, что очень убедительно и точно показаны механизмы, которые толкают людей на революцию, так ещё и сам образ меня невероятно восхитил.

– Да ведь это Шантегрейль, – сказал кто-то из жителей предместья, – племянница Ребюфа, кожевника из Жа-Мейфрена.

– Ты чего тут шляешься? – крикнул другой.

Сильвер в волнении не подумал о том, в какое неловкое положение может попасть Мьетта, если над ней начнут подшучивать рабочие. Девушка растерянно смотрела на него, как бы ища помощи и поддержки. Но не успел он ответить, как в толпе раздался чей-то грубый голос:

– Ее отец на каторге. Нам не нужна дочь вора и убийцы.

Мьетта побледнела.

– Неправда! – сказала она. – Мой отец убил, но не воровал.

И видя, что Сильвер, побледнев от гнева, сжимает кулаки и дрожит сильнее, чем она, Мьетта добавила:

– Оставь, это касается только меня. И, обратясь к толпе, громко крикнула:

– Вы лжете, лжете!.. Он не украл ни единого су. Вы это знаете. Зачем же вы его оскорбляете, ведь он не может себя защитить!

Она выпрямилась во весь рост в великолепном порыве негодования. Ее страстная, мятежная натура довольно спокойно принимала обвинение в убийстве, но то, что отца обвиняли в воровстве, приводило ее в ярость. Все это знали, и потому люди с бессмысленной жестокостью чаще всего бросали ей в лицо именно такое обвинение.

Человек, назвавший ее отца вором, повторил сейчас то, что говорилось уже много лет. Гнев Мьетты вызвал смех. Сильвер стоял, сжимая кулаки. Дело могло плохо кончиться, не вступись за девушку охотник из Сейльи, присевший отдохнуть на кучу камней.

– Она правильно говорит, – сказал он, – Шантегрейль был из наших. Я его знаю. Дело это запутанное. Я, например, верю тому, что он сказал на суде. Он застрелил жандарма на охоте, но жандарм-то сам целился в него из карабина. Всякий на месте Шантегрейля стал бы защищаться. Но Шантегрейль – честный человек, Шантегрейль не воровал.

Как всегда в таких случаях, достаточно было вступиться одному, чтобы нашлись и другие защитники. Оказалось, что многие рабочие тоже знали Шантегрейля.

– Да, да, это правда, – подхватили они. – Он не вор. А сколько в Плассане мерзавцев, которых стоило бы послать на каторгу вместо него… Шантегрейль наш брат. Успокойся, девочка, успокойся.

Никогда еще Мьетта не слышала доброго слова о своем отце. Обычно его называли при ней бродягой, негодяем, а тут вдруг люди находили для него слова оправдания, утверждали, что он честный человек. Мьетта расплакалась, ее охватило то же волнение, от которого у нее сжималось горло при звуках марсельезы. Ей захотелось отблагодарить этих людей, которые жалеют обездоленных. Сначала у нее мелькнула мысль по-мужски пожать руку каждому, но сердце подсказало лучше. Рядом с ней стоял повстанец, державший знамя. Она дотронулась до древка и вместо благодарности сказала умоляющим голосом:

– Дайте мне знамя. Я понесу его.

Рабочие, люди простые сердцем, поняли наивное благородство этого порыва.

– Верно! – закричали они. – Пусть дочка Шантегрейля несет знамя.

Кто-то из лесорубов заметил было, что она скоро устанет и долго не пройдет.

– Нет, я крепкая, – гордо заявила Мьетта и, засучив рукава, показала свои округлые руки, сильные, как у взрослой женщины.

Ей подали знамя. – Подождите! – крикнула она.

Сбросив плащ, она вывернула его наизнанку и накинула на плечи красной подкладкой кверху. Освещенная белым светом луны, она стояла перед толпой словно в широкой пурпурной мантии, спадавшей до земли. Капюшон зацепился за прическу, и казалось – на голову надет фригийский колпак. Мьетта взяла знамя, выпрямилась и прижала древко к груди. Складки кроваво-красного стяга развевались у нее за спиной, ее детское, вдохновенное лицо, в ореоле кудрявых волос, с большими влажными глазами и улыбающимся полуоткрытым ртом было гордо и решительно поднято к небу. В это мгновение она казалась олицетворением девственной Свободы.

Толпа повстанцев рукоплескала. Южане с пылким воображением были захвачены, потрясены внезапным появлением высокой девушки в красном плаще, страстно прижимающей к груди их знамя в отряде послышались возгласы:

– Браво, Шантегрейль! Да здравствует Шантегрейль! Пусть остается с нами! Она принесет нам счастье!

Они еще долго кричали бы, но раздался приказ о выступлении. Колонна тронулась, и Мьетта, сжав руку Сильвера, стоявшего рядом с ней, шепнула ему на ухо:

– Ты слышишь? Я остаюсь с тобой. Хочешь?

Сильвер молча ответил на ее пожатие. Он соглашался. Он был глубоко потрясен, всеобщее воодушевление захватило его, Мьетта казалась ему такой прекрасной, такой великой, такой святой! И, поднимаясь по склону, он, не отрываясь, смотрел на нее, сияющую, озаренную славой. Она была для него образом другой его возлюбленной – образом обожаемой Республики. Ему хотелось поскорее дойти до города, скорее вскинуть на плечо ружье, но повстанцы шли медленно. Был дан приказ производить как можно меньше шума. Колонна двигалась по аллее вязов, извиваясь, как огромная змея. Морозная декабрьская ночь стала опять безмолвной. И только Вьорна, казалось, рокотала еще громче.

Когда поравнялись с первыми домами предместья, Сильвер побежал за ружьем на площадь св. Митра. Она все так же дремала в лунном сиянии. Повстанцев он догнал уже у Римских ворот. Мьетта нагнулась к нему и сказала с детской улыбкой:

– Мне кажется, что это крестный ход и я несу хоругвь.