Эля Рин
Любовь, ведьма и котики

Даже подумала, что стоит купить по дороге домой Сигизмунду что-нибудь вкусненькое. В конце концов, если бы не он, опыта такой авантюры у меня бы не прибавилось. Так что спасибо его великолепному котейшеству. Удружил.

С мостами в Петербурге дела обстоят весьма интересно. Можно сразу брать количеством, а не качеством. То есть, конечно, когда через Неву переходишь, это происходит долго, торжественно и величественно. Но если надо быстро перебежать с одного берега узкого канала на другой, это тоже считается! А уж если маленьких мостов целых семь в поле видимости… Как тут устоять?

На самом деле мне давно хотелось побывать там. В каждом городе есть несколько точек, которые считаются местами силы, некоторые из них действительно такими являются, и это не плод воображения экскурсоводов!

Несмотря на то что все детство я прожила в Петербурге, сейчас я чувствовала себя так, как будто открывала его заново. Как настоящая туристка. Все потому, что до отъезда в Москву моя волшебная сущность еще толком не пробудилась. Просто гулять по улицам… и медленно ходить по ним, чувствуя дыхание домов, вслушиваясь в голос ветра и шепотки духов, – это совсем разные вещи. Поэтому за то время, что я прожила в Москве и проросла в нее всем сердцем, родной Петербург стал казаться мне просто картинкой в книге.

Чертежом из прошлого.

Схемой на карте.

Стоп-кадром из фильма.

Не самым любимым воспоминанием.

Я помнила только, что мне было почти всегда холодно, с начала осени по конец весны – вечные простуды, я ненавидела узкие тротуары, по которым после снегопада прохожие могут идти только гуськом, в дворах-колодцах мне было темно, скакать через лужи – мерзко. Сначала я воспринимала это как должное, а когда подросла, стала буквально жить от лета до лета, когда мы всей семьей выбирались на юг. Туристы меня бесили, а красоты архитектуры не впечатляли. Так что в телефонном разговоре с Инной я вполне искренне говорила, что не понимаю и не люблю этот город.

Но стоило приехать, как я начала оттаивать.

Хотелось как можно чаще выходить из дома вместо того, чтобы сидеть весь день с ноутбуком. Хотелось превращать блеклые воспоминания в яркие слайды. А еще, конечно, очень хотелось проверить, правду ли говорят про некоторые места на карте… будто там столько магии, что готовь большую ложку, если ты ведьма! Ну, или беги прочь со всех ног, если сила окажется тебе враждебной.

Именно с такими мыслями я пришла в Семимостье. Место, где на перила вешают замочки, загадывают желания и фотографируются. Я остановилась на точке, откуда лучше всего были видны все семь мостов, вытащила из кармана смартфон и крутанулась на месте, снимая панораму. Классный пост для Инстаграма получится! Быстро залила видео в сторис, даже не прогоняя через фильтры, и замерла, не донеся телефон до кармана.

Это было удивительное ощущение, как будто на тебя смотрят десятки глаз, со всех сторон. Как будто ты муха, застывшая в янтаре. Бабочка, пришпиленная к центру города тончайшими хрустальными иглами. Как будто я вдруг попала в центр гигантского кристалла, туда, куда сходятся все лучики света, преломляясь и дробясь о его грани. Город смотрел на меня со своих мостов, со своих каналов и крыш, со своих антенн и фасадов. Я даже на секунду почувствовала – так ясно, что по шее поползла ледяная капля пота, – как сфинксы над Невой приподнимаются на постаментах и оборачиваются. Чтобы все как один посмотреть на меня. Мышцы перекатываются под каменной кожей, провалы гранитных пастей сочатся чернотой, в глазах загораются огоньки.

Тут у меня закружилась голова. Оказывается, я забыла, как дышать, и воздуха уже просто не хватало. Я всхлипнула и закашлялась, согнулась, хлопнула себя по коленям… Вытерла слезы – просто уж очень ветрено и пыльно на мосту! – распрямилась и улыбнулась во весь рот. Раскрыла объятия Петербургу и прошептала: «Привет! Я вернулась, по-настоящему вернулась! Ты рад?»

В ответ прямиком мне на нос спланировал маленький цветочек… Я схватила его и стала рассматривать. Вот это да! Сирень! Семилепестковая, суперсчастливая.

– Ты откуда прилетел? – спросила я и погладила крошечные фиолетовые лепестки с белой каймой. – Из ботанического сада? С Елагина острова?

Но цветочек не отзывался. Просто лежал себе и всем своим видом манил, как Алису: съешь меня! Срочно съешь меня! Счастливые цветы едят, а потом сбываются желания!

– Спасибо, – прошептала я городу, сунула цветок за щеку и отправилась дальше. Даже не успела толком загадать желание. Только подумала: вот бы завтра все удалось…

Но не успела толком обдумать эту мысль, как звякнул телефон.

Сообщение в Инстаграме.

«Жень! Ты тут, что ли?» И подпись: Zinchik

Дааа! А вот и отличное продолжение дня.

«Тут! Ты где-чего? Пересечемся?»

«Я как раз в центре! Приди же ко мне в объятия!»

«Уже бегу! Куда?»

«В «Север» на Адмиралтейской».

«Буду через полчаса».

«Йесссс».

Зинчик – мой гид в мир волшебного. В детстве мы вместе уходили в индейцы с одеялом, двумя бутербродами и зажигалкой. В школе вместе мазали доску парафином, и мне даже доставалось за это чуть меньше, потому что я была в третьем классе, а она уже в пятом. А когда она почуяла, что я ведьма, то достала из сумочки свой первый амулет, подкинула его на ладони и сказала: «Ничего другого я не ожидала! Снова будем угорать вместе!»

И мы угорали.

И люто, люто получили тогда по ушам. Тоже вместе.

Через полчаса мы встретились, расцеловались и чинно, как приличные леди, уселись за столиком в кафе. Взяли фирменные пирожные в бисквитно-ореховой обсыпке, корзиночки и по огромной кружке капучино… Взамен, правда, пришлось оставить на прилавке совесть, потому что иначе при взгляде на жирный масляный крем в голове автоматически начинал зашкаливать счетчик калорий и загоралось «код красный!» Опасность, опасность, можно потолстеть! Ибо все эти анекдоты про худых и прекрасных ведьм, пожирающих торты один за другим и не набирающих при этом вес, к действительности отношения не имеют. А жаль!

Зинчик оказалась все такая же, как несколько лет назад. С длинными руками и ногами, острыми коленками, огромными глазищами и тоненькой косичкой на одну сторону она ужасно напоминала стрекозу. Так что в комплекте с именем «Зина» участь ее была предопределена сразу. Зинчик-зинчик, сядь на мизинчик! Кстати, любителей повторять шутку больше одного раза она очень быстро перевоспитывала. Просто с размаху прыгала на них. Куда-то в район мизинчика. В результате иногда получались ушибы и сломанные пальцы, но зато шутить жертвы сразу переставали.

И в этом весь Зинчик. Стремительная, безбашенная и очень быстро переходящая от слов к делу. Я в сравнении с ней – образец спокойствия и благоразумия. Даже подумала на мгновение, что можно в воспитательных целях зазвать Зинчика в гости. Чтобы Сигизмунд наглядно убедился в том, что я на самом деле просто подарок и воплощенная адекватность.

– Ну и как оно в целом? – спросила Зинчик, облизывая пену с ложечки.

– Местами весело, – я пожала плечами. – Изображаю бурную деятельность. Коллекционирую людей. Отрываюсь, когда все остальное достанет. Потом по новой.

– Продолжаешь торчать там, куда тебя запихнули родители?

– Ну.

– До диплома собираешься терпеть?

– Пока я там учусь, они не лезут в остальные дела.

– Думаешь, полезут, если решишь переводиться?

– Как ты себе это видишь? Мама, папа, я хочу быть этнографом, психология – унылая дрянь?

– Например.

– Я не пересдам нужные экзамены. Да и не хочу волновать предков. Если что, потом изучу на практике.

– Тебе не жалко… времени? – Зинчик специально выделила последнее слово. Потому что знала, какие у меня болевые точки, угу.

Каждая ведьма имеет плюс-минус одну и ту же базу. Видит магию, немного манипулирует вниманием людей, чует необычные растения и предметы, умеет из их сочетаний получать амулеты. А вот дальше уже начинаются различия, у кого к чему душа лежит.

Моя душа лежит как раз ко времени. Я умею заглядывать в будущее. Иногда чуть дальше, иногда поближе… Как с той кошкой под колесами автомобиля. Я настолько четко вижу грядущие события, что могу замирать в потоке секунд или даже возвращаться на пару шагов назад. Ну или это все время сдвигается обратно вокруг меня… Толком не знаю. И честно говоря, не хочу знать. Потому что любая ведьма как бы сороконожка. Та самая сороконожка, которая отлично бегает, пока не задумывается о порядке движения ног, а как только ее спросили об этом, тут же запуталась и упала.

Когда я ни о чем не задумываюсь и безоговорочно верю интуиции, все идеально складывается.

А вот когда размышляю о теории происходящего и подбираю основания для поступков – что своих, что чужих, – ничего нормально не выходит.

Поэтому я ответила:

– Иногда жалко. Иногда – совсем нет.

И поспешила перевести разговор в другое русло:

– А ты сама как?

– Не поверишь. – Зинчик пригладила выбивающиеся из прически волоски. Пальцы у нее дрожали… Или мне показалось?

– И чем же ты меня таким хочешь поразить?

– Я подумала, что в одиночку… сложно. И теперь я в ковене.

Дааа. Я даже отставила в сторону кружку с кофе, чтобы не поперхнуться от удивления.

– Ты? В ковене?

– Скажи, неожиданно?

– Кто ты такая и что сделала с Зинчиком?

– Вот. Именно этой реакции я и ждала.

– Тебя заставили? Шантажировали? Если ты не можешь говорить, то просто моргни два раза! И я буду думать, как тебя спасти!

У меня было ощущение, что привычный мир пошатнулся. Солнце заходит на западе, предметы падают вниз, Зинчик никогда не слушает взрослых. Эй, что случилось-то, а?

– И если ты надолго, – она нагнулась ко мне через стол и ухватила за руку горячими ладонями, – то давай я тебя познакомлю со Стеллой. С нашей главной. Лишним не будет…

– И ты туда же! – Я не выдержала и вскочила из-за стола. – Ладно коты меня жизни учат… Но ты!

Зинчик усмехнулась:

– Может, я просто хочу тебя спасти?

– Знаешь что… я как-нибудь сама разберусь, надо ли меня спасать. И если надо, то от чего, – твердо сказала я.

– Или от кого.

– Именно.

– Хорошо. – Зинчик пожала плечами и закинула косичку за спину. – Тогда я молчу об этом.

– Ок!

Некоторые люди жить не могут, пока перед ними не извинились или не сказали, например, «ой-ой, я больше не буду». Ходят и дуются. А мне, честно говоря, все равно, кто там что сказал. если это не подкрепляется фактами. Зато если подкрепляется… Если вместо красивых слов и расшаркиваний Зинчик просто перестанет компостировать мне мозги – то и ладно.

И следующий час мы провели за волнующей беседой: о странных встречах и находках и о новых зельях – особенно интересно было похвастаться теми, которые получились не так, как надо. Живая вода, случайно получившаяся вместо мертвой, неизменно бодрит. Впрочем, обратная ситуация бодрит еще сильнее.

Мы ржали, перебивали друг друга, взяли еще по пирожному – теперь буше, – в лицах изобразили свои последние удачные и неудачные свидания, обсудили мужчин – ну, куда без этого! – и окончательно убедились в том, что время прошло, а наши шестереночки души все еще отлично цепляются друг за друга.

Тут в окне медленно прошли люди в белых балахонах.

Я аж кофе поперхнулась.

– Это что, ритуальная процессия прямо вот посреди города, не скрываясь?

– Не-е-е-ет, что ты, – Зинчик презрительно скривилась. – Это экскурсия «Мистический Петербург» или что-то вроде того. Чуваки считают, что если на туриста надеть балахон, то половина дела сделана. И можно не заморачиваться действительно интересным маршрутом, достоверными фактами и прочей «ерундой».

– Хм, – сказала я, прищурившись.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросила Зинчик невинным тоном. Если бы ее слышали те, кто уже когда-либо успел пострадать от ее игривого настроения, то они бежали бы сейчас, позабыв обо всем и сверкая пятками, до самой канадской границы.

– Не люблю, когда людям впаривают фуфло, – кивнула я. – Даже если эти люди – туристы.

Их я тоже не люблю, но ненависть к фуфлу побеждает.

Потом мы синхронно встали, покинули кафе с независимым выражением на лицах и отправились следом за экскурсией.

Я даже протолкалась поближе к гиду, чтобы удостовериться в том, что он несет бред. Нет, это был не бред. Это была развесистая, жирненькая такая, сочная, мясистая клюква, ориентированная на публику, которая пришла на экскурсию не за новыми знаниями, а просто убить время. Мужчина сыпал датами и фактами, довольно слабо связанными между собой. Часть их была реальной, часть – взята из литературных произведений, а еще часть слухов и фантазий он явно откопал на каком-нибудь пикабу. Не было в его словах ни системы, ни энтузиазма, ни правды.

– Ой, мамочки! – шепнула Зинчик. – Они идут в ротонду.

– О! – только и смогла ответить я. И плотоядно улыбнулась: – Оооо!

Ротонда – реально одно из самых странных мест в городе. Даже если ты не ведьма, все равно почувствуешь там, что мир чуть-чуть сдвигается. Немного, на какую-то долю градуса отклоняется от нормальности, но этого хватает, чтобы засосало под ложечкой. Любопытные звуковые эффекты, классная геометрия помещения и флер таинственности, который витает над Ротондой, только добавляют огня.

А уж если ты ведьма… Меня даже передернуло, когда я представила, что там будет внутри.

И предвкушение меня не обмануло.

Внутри была линза. Линза, собирающая свет и силу в одну точку, заставляющая пространство и время ворочаться и двигаться туда-обратно, пытаясь убежать от огонька концентрированной мощи, блуждающего по всему зданию. А экскурсовод – вместо того чтобы просто помолчать и дать своим подопечным почувствовать прелесть места – все бубнил, и бубнил, и бубнил.

Зинчик хрустнула пальцами и надела на лицо милую улыбку.

Я на всякий случай отодвинулась подальше.

После этого половина группы просто пропала на лестнице, забредя в другой пространственный изгиб. Потом у экскурсовода исчез голос. То есть сам себя он слышал… а вот все другие – уже нет. Вместо него они слышали Зинчика, которая нежным голоском рассказывала настоящую историю этого места.

Как в фундамент замешивали толченое муранское стекло и амальгаму от кривых зеркал. Как не прекращали строительство ни днем ни ночью, причем днем стены возводили по часовой стрелке, а ночью – наоборот. Как в уже готовую ротонду привезли немого мастера-стеклодува из Венеции, чтобы он вживил крохотные капельки искажающего стекла в стыки стен и потолка. Как глухие каменщики укрощали звук, гоняя его по кругу и запечатывая в глиняные горшки.

А когда она устала говорить, в дело вступила я.

– Посмотрите направо! Видите, во-он там, черная тень полощется? Это не тень, а призрак.

– А теперь глаза вверх. Выше-выше, не бойтесь. Теперь на краю зрения слева вы можете увидеть радужный блик. Если ухитритесь не моргать достаточно долго, то получится рассмотреть его в подробностях. Это живой солнечный блик, который не может выбраться наружу уже много лет.

– Теперь закройте глаза и прислушайтесь. Тсс. Слышите ветер? Так вот, это не ветер, а дыхание дома. Давайте попробуем поймать ритм?..

А потом пришел хранитель ротонды и начал возмущаться, что отведенные полчаса уже давно истекли, и спрашивать, чем это экскурсовод вообще думает, не соблюдая оговоренные сроки. Тот, кстати, ничем не думал, а просто обалдевал. Щипал себя за запястье, видимо, решив, что это сон и нужно срочно вставать по будильнику. Зато туристы были в восторге, особенно те, которые высыпались один за другим из-за изгиба пространства. Кто знает, что они там видели!

И тут у меня зазвонил телефон. Отражаясь от стен ротонды, звук получился такой, будто меня желали слышать с того света.

Поэтому я вытащила телефон из кармана только через пару минут, выйдя на улицу. Надо сказать, все это время он упорно продолжал звонить.

Незнакомый номер.

– Наверное, клининг, – сказала я Зинчику. – Завтра с утра должны приехать, Инна говорила, что они заранее согласуют временной интервал.

Поднесла телефон к уху:

– Алло?

– Евгения, добрый вечер, – сказали мне. – Это «Любовь на вылет». Поздравляю, вы удачно прошли кастинг. Сможете подъехать завтра, подписать документы и познакомиться со съемочной группой?

Глава 4,
в которой я не попадаю на шабаш

В парадную я заходила, проникновенно распевая: «We-e-e-e are the champions, my friend!»^[3] Естественно, это не прошло незамеченным. Из своей каморки немедленно выглянула Марфа Пантелеевна с таким видом, как будто я тут не песни исполняю, а бью стекла булыжниками и поджигаю кнопку вызова лифта. Одновременно. С двух рук.

– Вы к кому? – прошипела она.

– К себе, – мило улыбнулась я. – То есть к сестре. Мы, кстати, с вами вчера утром знакомились.

– И что? – Она уперла кулаки в бедра и стала еще суровее. – Думаете, это дает вам право тут шуметь?

– Нет. Во-первых, это не шум, а пение. Во-вторых, оно тише, чем пятьдесят пять децибел. В-третьих, еще нет девяти вечера.

И направилась к лестнице. Лучше фитнес – особенно после пирожных, – чем ждать лифт в такой приятной компании.

– При чем тут децибелы? – неслось мне вслед. – Ты мне зубы не заговаривай!

Ну вот, снова зубы. Дались им эти зубы.

Каждый раз, когда мне так говорят, появляется дикий соблазн срочно сообразить обратный наговор и призвать кариозных монстров из рекламы зубной пасты. Но я держусь. Честно, держусь. Потому что каждая сделанная гадость потом аукнется… А оно мне надо?

На этот раз в прихожей меня встречали оба. И Джу, и Сигизмунд. Смотрели с нескрываемым интересом, а потом, стоило мне разуться, хором спросили:

– Ну как?

– Миу?

– Прошла! – Я подхватила Джу на руки и сплясала с ней несколько па танго, врезалась в стену и расхохоталась. Сигизмунд снизу смотрел на это так скептически, словно я творила некое непотребство.

– Что? – спросила я, усадив Джу на плечо и направляясь на кухню. В моменты душевного потрясения меня всегда тянет готовить.

В принципе, я даже не ожидала, что Сигизмунд соизволит ответить, но он неожиданно пошел за мной следом.

– Во-первых, именно за этой стеной закрытая шахта, в которой живет местный домовой. Если его не вовремя разбудить, он может разозлиться. – Сигизмунд встопорщил усы. – В твои планы на вечер входит умасливание недовольного домового?

– Пожалуй, нет.

– Вот-вот. Ты уже не первый день здесь. Почему ты не подошла и не попросила: Сигизмунд, будь так добр, сориентируй меня на местности? Чтобы знать, кто где живет, существуют ли негласные правила, и так далее, и тому подобное…

– Ты так говоришь, – я даже замерла на секунду, перестав намазывать бутерброд маслом, – как будто я приехала проворачивать военную операцию под твоим чутким руководством.

– Если бы я думал, что ты приехала проворачивать военную операцию, я бы познакомил тебя с опергруппой, выдал карты разных уровней действительности, обеспечил связным и снабдил ценными указаниями. Но давай-ка заглянем в твою сумку. Есть ли там карты?

– То есть все ценные указания, которыми ты меня снабжал все это время, не слишком ценные? Или не указания? Или…

Сигизмунд махнул лапой, подошел к холодильнику, самостоятельно вытащил оттуда пакет с шоколадным молоком и потащил в угол, где стояла его миска. Оглянулся на меня и смерил уничижительным взглядом.

– А во-вторых, ты как-то неосторожно танцевала. Мне не нравится идея лечить ушибы на чьих-нибудь локтях или лапах…

– Так! – натурально вспыхнула я. – Хватит лезть не в свое дело! Еще будешь контролировать, как я двигаюсь?

– Это моя квартира, значит, мое дело.

– Не твоя, а Артема и Инны.

– Тогда Джу не твоя, а своя собственная.

– Джу, зажми уши, я сейчас буду орать. Он меня достал…

– Мяу! – Джу смотрела обеспокоенно. Мол, не надо, Жень, пожалуйста…

– То есть мы таки будим домового, да? Так-то ты слушаешь мои советы?

– Заткнись! – Я выдернула из сумки пакет с кошачьими вкусняшками, которые всего час назад долго и тщательно выбирала в зоомагазине, и швырнула ими в Сигизмунда. – Чтоб я сама еще слово тебе сказала!

Забрала бутерброд и демонстративно ушла к себе в комнату.

Хлопнула дверью и, не включая свет, уселась на подоконник. На улице как раз зажигали фонари, и город переодевался в вечерний наряд. Обычно меня очень радовал этот переход между днем и ночью, я старалась его не пропускать и искренне наслаждаться моментом.

Но теперь внутри меня все кипело. Никак не получалось сосредоточиться на созерцании.

И, казалось бы, не было серьезного повода для ссоры…

Просто зацепились слово за слово.

Нет. Просто кто-то слишком любит поучать! А я здорово от этого отвыкла, живя без родителей.

А еще завтра было двадцать первое июня. Чем ближе к завтрашней ночи, тем больше меня трясло. И вредный Сигизмунд был тут явно ни при чем…

Бывает внутренний мир, бывает внутренний свет, а бывает внутренний шабаш.

И если с внешним все понятно – в книгах его описывают довольно подробно, – то с внутренним неизменно возникают вопросы. Даже у самих ведьм.

Когда я узнала о его существовании, то для себя решила, что это такое меню настройки мозга. Только не обычное, которым мы пользуемся каждый день, отслеживая и оценивая свои чувства и мысли, а с дополнительными крутыми опциями. И для доступа к нему нужны расширенные права «администратора», как на компе.

По сути, раз в несколько лет ведьма может подключиться к общему энергетическому полю и памяти рода и, если подключение пройдет успешно, задать ему вопрос или загадать тайное желание. Ни перед кем не отчитываясь, не взвешивая разумность этого действия и принимая всю тяжесть ответственности на себя. Это как аркан «Колесо фортуны» в колоде Таро. Можно выиграть счастье и удачу, а можно – ворох проблем, который не разгребешь на полжизни вперед.

Первый раз внутренний шабаш происходит в глубине души, когда ты только становишься ведьмой. В один прекрасный момент кто-то будто поворачивает ключ у тебя в сердце, и ты начинаешь смотреть на мир совсем по-другому. Плюс обретаешь особые склонности. Например, любовь к времени, как у меня.

А вот дальше…

Во-первых, как повторить этот трюк, никто тебе прямо не расскажет. У ведьм же нет университетов и колледжей, где можно чинно сесть за парту и выслушать лекцию: «Изменение единожды выбранного курса бытия: подводные камни, опасности и лайфхаки».

Нет.

Почему-то никто об этом не хочет говорить с тобой подробно.

Ах да, это ж внутренний шабаш.

А внутреннее выворачивать наизнанку даже перед сестрами никто не любит.

Так что ты по крупицам собираешь информацию о том, что четыре раза в год – в точках поворота колеса сезонов, во время равноденствий и солнцестояний, можно не отправляться на общий шабаш и не готовить традиционные зелья. А вместо этого явиться в нужную точку в нужное время, загадать желание и сломать себя, а потом пересобрать на новом уровне.

Во-вторых, поговаривают, что это страшно, это опасно, бывают несчастные случаи и неудачи.

А еще это дико интересно. Кажется.

В ночь перед тем днем, когда Инна позвонила и стала жаловаться на изменившиеся правила перевозки котов, мне приснился сон.

Снилось, как я иду по аллее парка, а вокруг огромные сосны. На часах почти полночь, но вокруг подозрительно светло. На табличке-указателе над аллеей написано «Сосновка». Небо серо-сиреневое, и по нему карабкается бледная луна, похожая на нарисованную. По веткам куста прыгает синичка и призывно что-то щебечет.

– Привет, – говорю я ей и протягиваю руку.

Синичка запрыгивает на палец, клюет его – ужасно больно, прямо до крови, – а потом, когда я почему-то от этого не вскрикиваю и не прогоняю ее, склоняет голову набок и пищит:

– Поспеши-поспеши! Папоротник уже расцветает! До конца аллеи, а потом в кусты направо. Тропка совсем незаметная, но ты не заблудишься…

Машет крылом, и в воздухе передо мной повисает что-то вроде путеводной нити из светящейся лунной пыли.

Я киваю и иду, а потом уже и бегу со всех ног, потому что папоротник цветет совсем недолго… Если не поймала момент и не успела сорвать цветок – придется ждать следующего года. Или следующей жизни, тут как повезет.

Свернув в кусты, я продираюсь через заросли, закрыв лицо руками, перебираюсь через кучи бурелома, путаюсь в высокой траве и наконец почти вываливаюсь на маленькую полянку.

Ровно посредине нее разворачивает лепестки призрачный серебристо-пурпурный цветок. Затихает ветер, трава не шелестит, и деревья перестают шептаться. Все замерли в ожидании. И тут слышится тоненький хрустальный звук, как будто где-то неподалеку лопается волшебная струна.

Я подхожу совсем близко и протягиваю руку к цветку.

Мне кажется, что сейчас я сорву его и все изменится. Абсолютно все.

Но мне не страшно. Наоборот, кажется, в крови начинают танцевать пузырьки шампанского, кончики пальцев колет от предвкушения, и сердце заходится от радостного волнения.

Потом я поднимаю глаза… и вижу напротив себя, в тени деревьев, на краю поляны черную тень. Которая тоже охотится за волшебным цветком и, кажется, готова на все, лишь бы он достался ей, а не мне.

В этот момент меня будто что-то подцепило за шиворот, дернуло, как рыбку на крючке, и вырвало из сна. Я ахнула и села на кровати, и тут же под руку сунулась Джу… Замурчала, потерлась лобиком – эй, эй, что случилось? Все хорошо, я же рядом…

– Слово… Там на табличке было какое-то слово, – пробормотала я и потерла щеки ладонями.

Потом настал следующий день, и позвонила Инна.

Я спросила ее, помешивая закипающий кофе:

– А что говорит сам Сигизмунд?

– Да как обычно! «Мяу» – и смотрит на меня так, будто все уже устроил наилучшим образом и можно ни о чем не волноваться.

На этой фразе меня как током ударило. Я вспомнила.

Парк в Петербурге. Рядом с которым мы жили в детстве. Сосновка. Вот что было написано на табличке во сне.

Пазл сложился.

Я вмиг отбросила все планы на июнь в Москве и поняла, что еду в Петербург. Тем более что нарисовался идеальный повод.

Еду за своим цветком папоротника и внутренним шабашем.

И никакие черные тени меня не остановят.

Кажется, я так и задремала прямо на подоконнике. Потом пришла Джу и стала пихать меня головой в бедро, уговаривая перебраться на кровать. В ответ я отмахивалась и бормотала что-то про важность красивого вида из окна для душевного спокойствия, а еще обещала поймать сон и зарисовать его пальцем на стекле. Но потом все же сдалась, добрела до кровати и заснула прямо на покрывале, не переодеваясь в пижаму.

Наутро настроение у меня было такое, как под Новый год в детстве, когда ты еще не определилась, верить в Деда Мороза или нет. Вроде как всем известно, что подарки под елку кладут родители, но, с другой стороны, никак нельзя исключать вмешательства высших сил. Поэтому приходится себя хорошо вести и держать в уме на всякий случай стих, чтобы, как понадобится, мигом взлететь на табуретку и оттарабанить без запинки.

Я долго пила кофе на кухне, залитой солнечным светом. С чувством, с толком, с расстановкой намазывала кусочки багета малиновым вареньем, резала яблоки и груши на тонкие-претонкие прозрачные ломтики, такие, чтобы сквозь них можно было смотреть в окно. Кофе с молоком из огромной кружки, запах свежего хлеба, треньканье какой-то пичужки за окном и танцующие на занавесках резные тени листьев… казалось, что это никакой не центр города, а дача на краю леса. Темного-темного сказочного леса, который сегодня откроет все свои тайны.

Потом на кухню вплыл Сигизмунд, медленно, с достоинством кивнул Джу, а в мою сторону даже ухом не повел. Не очень-то и хотелось, между прочим. Наверно, стоило унести еду и поесть в комнате… но на кухне было так тепло и по-утреннему уютно, что я решила – потерпим. Он – мое общество. А я – его.

Потом я разложила все свои вещи по кровати и долго прикидывала, что надеть на встречу с телевизионщиками. Самого миллионера мне не обещали, но должны были явиться режиссер, какой-то креативный директор (или даже целых два), руководитель съемочной группы и юридическая служба. Как со стороны телеканала, так и со стороны «жениха». Интересно поглядеть, что они там понаписали, эти юристы. Что надо отдать организаторам реалити-шоу во временное, но исключительное пользование тело и душу? Что проигравшая жертвует все свое имущество в пользу бедных детей Сомали в рамках благотворительности? Что никто не несет никакой ответственности за жизнь и здоровье участниц, даже если им приспичит тащиться на торфяные болота Англии конца девятнадцатого века в ночи? Очень, очень интересно.

В итоге я остановилась на легкомысленном платье в цветочек и светло-зеленых босоножках, из-за которых мы с Джу чуть на поезд не опоздали. Ну, очень глубоко в шкафу они были закопаны, что поделать. К вечеру мне точно станет тошно от каблуков… но кто сказал, что по траве в парке нельзя ходить босиком? «Даже не буду сюда заезжать», – решила я. Сначала подписываем бумаги… или не подписываем, если там окажется полный бред. Потом перекушу где-нибудь, и прямиком в Сосновку.

Хотя… был в этом плане один изъян.

Мне хотелось взять с собой Джу. Вдруг ее тут без меня Сигизмунд тиранит почем зря? Выговаривает ей, например, за нерадивую хозяйку. То-то она большую часть времени не в духе. С другой стороны, не таскать же ее с собой целый день. Когда это было необходимо, например в дороге, Джу стоически преодолевала трудности пути в процессе сна. Но таскать весь день переноску – я прокляну все. А носить Джу на руках или на плече… тогда, пожалуй, котя сильно устанет и расстроится.

– Слушай, – я подхватила Джу и усадила на стол напротив себя. – Скажи… тебе тут уютно? Нормально? Сигизмунд не обижает?

Джу изобразила недоумение всей своей мордочкой:

– М-м-м-яф? – обижает? Меня? Скажешь тоже.

– Я никак не могу решить, брать тебя с собой или нет.

Джу склонила голову набок и прислушалась к чему-то внутри себя. Или к звону струн будущего. Иногда мне кажется, что она знает гораздо больше, чем показывает… Ну или мне просто хочется так думать.

– Миу, – тронула меня лапой. Погладила по щеке мягкими подушечками, спрятав когти, и уютно зафырчала. – Миу-ми.

– Точно хочешь остаться здесь?

– Ми!

– Ну ладно. Тогда я пошла!

– Мяу! – мол, удачи! Я знаю, все будет хорошо.

С Сигизмундом я показательно не попрощалась.

Доехав до бизнес-центра на Звенигородской, я посмотрела на время и порадовалась тому, что почти не опоздала. Минут на пять, не больше.

И это было последнее, что хотя бы примерно соответствовало моим планам на тот день.

Сначала я долго блуждала по коридорам, все никак не могла найти нужную дверь. Как сказал администратор, скучающий за стойкой возле турникета, мне надо было попасть в кабинет номер 1408. Что само по себе уже настраивало на определенный лад! На четырнадцатый этаж ехал только один лифт из пяти, и тот приезжал в какой-то закуток, из которого в коридоры вели три двери из матового стекла. Я даже специально открыла все по очереди и перешагнула через порог туда-обратно, уж больно разные за ними были коридоры. Один – как в советском НИИ, с облупившейся краской на стенах и серо-грязными плафонами на потолке. Второй – блестяще-мраморный, черно-белый, современный до ломоты в зубах. Третий – уютненький, с чуть потертой ковровой дорожкой и лампами на стенах, с мягким светом из-под зеленых плафонов. И нигде, конечно же, ни одного указателя, какие номера комнат обитают здесь.