Эльвира Смелик
Мой верный страж
Глава 3. В плену пространства
Алика и Милка всегда ходили в школу вместе. Веселее же.
Кто первый выходил из квартиры, звонил в соседнюю, и сразу становилось понятно: подруга уже на линии старта, дожидается тебя на лестничной площадке. И не требовалось непременно отпирать дверь. Как полностью соберёшься, так и откроешь. Никто не обидится, если придётся немного потоптаться на месте без дела. Зато не надо делать лишних телодвижений.
А вот Артур обычно уходил из дома раньше: ему до университета добираться около часа. Дорога во много раз длиннее, а занятия начинаются так же, как и в школе. Но сегодня он выскочил из квартиры даже позже сестры, одновременно с Аликой. Увидел её, бросил на ходу:
– Про ужин не забудь!
И резво поскакал вниз по лестнице, но Алика остановила его неожиданным вопросом:
– Ты приглашаешь меня в ресторан?
Артур застыл, обернулся с озадаченным выражением на лице, но сразу нашёлся:
– С рестораном до стипендии не получится. Подождёшь?
– Подожду, – решительно подтвердила Алика. – И не надейся, Артурик, что забуду. Запишу. Большими буквами на стене. Или лучше на асфальте. Под твоим окном.
Но Артур и тут не смутился, расцвёл улыбкой, слегка снисходительной.
– Алик, не шантажируй! А то разлюблю.
И заскакал дальше, бодренько и беззаботно. Надеялся, что оставит Алику в смятении, раздираемую вопросом: «Серьёзно он про любовь или шутит как всегда?». Но Алика-то давно постановила и утвердила для себя: шутит! Только Милка со всей своей наивностью и искренностью увидела нечто особенное.
– Между прочим, он недавно со своей очередной девушкой расстался.
– И что?
Милка тоже заскакала вниз по лестнице – у них с братом похоже получалось – чтобы не смотреть Алике в глаза.
– Ну круто бы было: мой брат с моей подругой.
Она улыбалась, скорее всего, но прятала от Алики и эту свою мечтательную улыбку.
– Глупости! – отрезала Алика. – Не смеши. И вообще я не собираюсь быть у него ещё одной очередной.
Милка остановилась, развернулась. Во взгляде ни насмешки, ни какой-то задней мысли, полные честность и открытость.
– Ты бы не стала очередной. Мне кажется, он с другими потому так быстро и расстаётся, что слишком много о тебе думает. Просто не решается. Ты же для нас почти как родная.
– Чушь какая!
Алика полагала, что подруга правильно поймёт: слова её относятся к первой половине Милкиной тирады. А последняя…
От последней стало теплее на душе и сердце как-то особенно стукнуло. Алика отвела глаза, посмотрела на выкрашенную в весёленький голубой стену подъезда.
– И хватит тут стоять. В школу опоздаем.
Домой девушки возвращались по отдельности. У Милкиного девятого отменили последнюю физкультуру, а у одиннадцатого Алики – полных шесть уроков и дополнительное занятие по математике. Поэтому Алика шла одна и думала о чём угодно, кроме дороги. Маршрут со всеми его особенностями прочно сидел в памяти, ссылка на него открывалась автоматически, стоило выйти из дверей школы: с крыльца налево, выходишь в ворота, потом направо, по дорожке между домов, мимо детской площадки, дальше – опять дворы, равноценные, и можно выбирать в зависимости от настроения, в какой из них сворачивать. Что в тот, что в другой – без разницы, в конце концов всё равно окажешься на бульваре, а уже по нему топаешь до дома.
Чаще всего Алика и Милка выбирали тот двор, который располагался правее. Он смотрелся гораздо симпатичней. Несколько качелей и ряд старых яблонь, которые в мае густо покрывались розовато-белой пеной цветения. Красота.
Левый – скучен и уныл, больше похож на заброшенный пустырь. Дома обращены в него задними фасадами, поэтому из достопримечательностей тут вместо качелей трансформаторная будка, вместо яблонь – большущий круглый мусорный контейнер, напоминающий наружный вход в какое-то таинственное подземное сооружение. Возле него постоянно сваливали крупногабаритный хлам: то старую мебель, то отслужившую своё бытовую технику, то строительные отходы. Со стороны детской площадки неприглядный двор прикрыт углом соседнего дома, и чтобы попасть в него, нужно сделать несколько лишних шагов. Добавочный незачётный пункт.
Естественно, что прохожие предпочитали правый двор. Но сегодня Алику потянуло в левый. Совершенно непонятно почему, но вот понесло и всё. Алика даже не сразу осознала, что ноги повели себя непривычно, взяли влево, хотя стрелка на внутреннем навигаторе твёрдо указывала вправо. Очнулась от мыслей, упёршись взглядом в сломанный холодильник, раздражающий яркой белизной в обычном сумраке со всех сторон закрытого от солнца двора, удивилась. Но не поворачивать же назад.
Собственно, какая разница, где идти. Вряд ли Алику хватит эстетический удар от созерцания помойки. А дальше будут раскидистые ивы над неширокой выложенной плиткой тропинкой и металлическая беседка в чешуйках почти совсем облупившейся тёмно-зелёной краски. Всегда пустая в это время. Но сегодня всё складывалось не как обычно.
– Милка! – Алика сначала неподвижно замерла от изумления, а потом торопливо рванула с места. – Ты чего тут делаешь?
Подружка вскинула голову, убрала руки от лица, и Алика мгновенно разглядела и припухшие веки, и покрасневшие глаза, и мокрый блеск на щеках.
– Милка, что с тобой? Тебя кто-то обидел? Милка!
Алика присела перед подругой, осторожно обхватила влажные от долгих слёз ладони и мгновенно почувствовала, как с силой впились ей в руки Милкины пальцы.
Наверное, точно так же цеплялся бы утопающий за призрачную соломинку спасения. Вот и Милка не до конца верила, что Алика не мираж, не галлюцинация, проверяла на материальность и надёжность. Потому что и взгляд её впился в Алику, одновременно с надеждой и недоверием: «Это действительно ты?».
– Да что с тобой произошло?
Милка беззвучно шевельнула губами и всхлипнула, а потом всё-таки сумела выговорить:
– Я не знаю. Я ничего не понимаю. Алика, что со мной?
Почему по дороге домой Милка свернула не в тот двор, через который они чаще всего проходили с Аликой, она тоже толком не могла объяснить. Вроде бы услышала, как кто-то позвал: «Сюда! Иди сюда!», но толком не смогла разобраться, прозвучали эти слова в реальности или только в её голове, в её воображении. Однако поддалась внушению, свернула налево, а после тысячу раз пожалела.
Когда Милка поравнялась с круглым контейнером, ей стало немного не по себе. Вроде бы без причины. Выброшенный холодильник вовсе не выглядел угрожающе, наоборот, будто намекал: «Чувствуй себя как дома. На родной кухне». Но Милка неуверенно остановилась.
Может, пойти назад? Если не нравится путь, стоит ли его продолжать? Дело же не в принципах, и не надо никому ничего доказывать.
Подумаешь, померещился какой-то голос! На самом деле – пусто здесь. В смысле, ничего особенного или непривычного. Холодильник – не в счёт. И никого.
Милка развернулась, прошла несколько метров, вступила в проход между углами двух соседствующих домов, но оказалась не перед детской площадкой, а вновь перед мусорным контейнером, большущим и круглым, похожим на наружный вход в какое-то таинственное подземное сооружение. И холодильник стоял рядом, старый, с вмятиной на боку, с обрывком электрического провода, очень напоминающим лысый крысиный хвост.
Милка, конечно, удивилась, засомневалась в себе. А точно она развернулась и ушла отсюда? Может, все эти действия ей тоже померещились?
Она предприняла вторую попытку покинуть неприятный двор, но опять оказалась перед мусорным контейнером. И на этот раз к её удивлению примешался страх.
Что происходит?
Больше Милка не стала возвращаться, ринулась вперёд, по плиточной тропинке между выпускающих свежие листочки ив. Шла и шла, шла и шла, а тропинка всё не кончалась. За ивами белели кирпичные стены домов, слепо поблёскивали тёмные окна.
От быстрой ходьбы закололо в боку, и Милка остановилась перевести дыхание, огляделась по сторонам, и тут наконец-то поняла, отчего ей стало не по себе в этом ужасном дворе.
Тишина. Абсолютная тишина, которой никогда не бывает в городе. Ни шелеста ветра в древесных ветвях, ни пересвистов птиц, особенно шумных весной, и никаких звуков извне. Они же обязательно долетают! Даже в самый пустынный двор. Тарахтенье проезжающих по улицам автомобилей, далёкие голоса. Да мало ли что ещё! И никакого движения. Одна Милка суетиться, а всё остальное даже не шелохнётся: ни тонкая травинка, ни нежный листочек. Только густое марево дрожит над головой.
Обычно такое бывает в сильную жару, воздух будто плавится над раскалённым асфальтом. Но сегодня прохладно.
Или нет. Очень душно.
У Милки закружилась голова, в ушах зазвенело до боли.
Сможет ли она хоть когда-нибудь выбраться из этого странного места?
Милка стиснула ремень висящей на плече школьной сумки.
А если позвать на помощь?
Хотя, как объяснить, где она и почему не способна самостоятельно добраться до дома? Признаться, что заблудилась в знакомом дворе? Но разве он – знакомый? А если её надо искать, то где?
Всё-таки Милка достала телефон. Руки дрожали, и мобильник едва не выскальзывал из вспотевших пальцев. Милка жала на кнопки, но экран оставался безжизненно чёрным.
Придётся выбираться самой. И как можно быстрее. Долго здесь Милка не выдержит. У неё не только руки дрожат, но и всё внутри. Нервы натянулись и того гляди лопнут. К горлу подкатывает тошнота, а коленки бессильно подгибаются.
Лишь бы не упасть! Собраться с силами, справиться со страхом.
Милка качнулась вперёд. Несколько неуверенных шагов, и она побежала.
Не существует на свете бесконечных плиточных дорожек. Каждая когда-нибудь кончается, выводит хоть куда-нибудь. Всё равно, куда, лишь бы прочь с этого ужасного двора.
Мимо пролетают ивы. Сколько же их тут выросло? Целый ивовый лес посреди города. И стены домов тянутся, тянутся, тянутся. Или это не дома, а просто стены. С двух сторон. Длинный коридор в безвыходном лабиринте.
Сердце мечется в груди, колотит по рёбрам, в боку опять колет, но на этот раз Милка не собирается останавливаться. Она сдавливает бок ладонью, пытаясь перебить одну боль другой. Мысли тоже беспорядочно мечутся.
А вдруг дело в тропинке? Почему Милка никак не может расстаться с ней? А если сойти? Сделать шаг в сторону и…
Милка прыгнула на траву, проскочила между двух ив и едва не налетела на решетчатую стенку беседки. Вскинула руки, чтобы действительно не врезаться, вцепилась в холодные металлические прутья. Потом на ватных ногах кое-как вползла внутрь, плюхнулась на дощатое сиденье.
«Всё! Больше не могу! Плевать! Будь, что будет!» Даже если больше не будет ничего! Даже если всю оставшуюся жизнь придётся провести в этой облезлой беседке, в этой пугающей реальности.
Слёзы сами хлынули из глаз, горло сдавило. Милка уткнулась лицом в ладони. «Больше не могу-у-у!»
В присутствие Алики отчаяние и страх немного отступили, отчасти вернулась способность трезво оценивать и анализировать, а ещё вспыхнула обида. Неизвестно на кого.
– Почему? Почему со мной вечно происходит что-то странное? Опять скажешь, что это просто нервы?
Алика уже поднялась с корточек, сидела рядом, касаясь Милкиного плеча своим.
– Нет, – произнесла она задумчиво. – Скорее всего, это манипуляции с пространством.
– Что? – Милка даже забыла на мгновение о своём ужасном приключении, удивлённо открыла рот.
– Расширение, сжатие, искривление, замыкание, – пояснила Алика. – Вплоть до полной изоляции.
– А? – только и смогла вымолвить подруга.
– Ну ты что, «Доктора Кто» не смотрела? – Алика почувствовала лёгкое раздражение. – Снаружи Тардис – маленькая полицейская будка, но на самом деле это огромный космический корабль. Внутри места много. Очень много.
– Так это в кино, – справедливо заметила Милка. – Разве на самом деле такое возможно?
– Ну а кто точно ответит, что возможно на самом деле? Раньше бы и мобильник за чудо посчитали. А теперь он – скучная повседневность.
Гримаса удивления так и не сходила с Милкиного лица.
– Откуда ты столько всего знаешь? – подруга то ли восхитилась, то ли высказала подозрения, в том числе и в Аликиной неадекватности, на что та лишь невозмутимо дёрнула плечами.
– Прочитала, наверное, где-то. Или в интернете попалось. Народ что только не обсуждает. Даже то, в чём ни черта не разбирается.
– Ну да, – Милка согласно кивнула и вдруг изменилась в лице, схватила Алику за руку. – А теперь… значит, теперь тебе тоже не выбраться? Ты тоже тут застряла? – и торопливо добавила, чтобы снова не впасть в отчаяние: – Мы вдвоём.
Алика осмотрелась по сторонам. Страха она не чувствовала и почти не сомневалась, что в данный момент с пространством всё в порядке.
– Давай попробуем выйти. Вдруг сейчас получится, – предложила она со всей возможной убедительностью. – Хотя мне совсем непонятно, что за смысл был в подобном волшебстве. Особенно здесь. – Алика вопросительно глянула на подругу: – Тебе ведь не попадалось ничего особенного?
Милка старательно замотала головой. Хотя в таком состоянии, в котором она обречённо носилась по заколдованному двору, трудно что-то заметить. Наверное, даже слона, прыгающего через верёвочку среди ив.
Алика поднялась с лавочки, потянула Милку за собой. Та не упиралась, но шла неуверенно, с опаской вступила на плиточную тропинку.
Метров через десять газон закончился, тропинку обрубил бетонный поребрик. Дальше начинался широкий асфальтовый тротуар, который вывел девушек к небольшому двухэтажному строению. В нём размещались паспортный стол и жилищное управление. Ничего необычного. Осталось обогнуть ещё один многоподъездный дом и выйти на бульвар.
Милка встревоженно оглянулась.
– Алика, а почему именно со мной такое случилось? Будто мне мало странных снов и мании преследования. Почему опять я?
Вот что Алика должна была ответить? Можно подумать, реальность запрашивает у неё разрешение на свои действия.
– Случайно, наверное.
Хотя существовало ещё одно предположение – по ошибке…
Глава 4. Нулевая кривизна
Если волшебники и существовали, то люди имели слабое представление о том, чем они занимались и на что были способны. Да и откуда им знать? Из книг, из кино? Или из статей в интернете, которые составляли на основе тех же книг и фильмов увлечённые «чайники»?
Вряд ли какой-нибудь настоящий колдун сидел бы за компьютером и выкладывал в сеть уроки практической магии, её истинные философию и учение.
По мнению большинства непосвящённых дилетантов, волшебники всю свою жизнь только и делали, что варили зелья из засушенных кореньев и паучьих лапок, выкрикивали загадочные заклинания, превращали своих обидчиков в жаб, производили из ничего дефицитные деликатесы и драгоценные каменья да пускали друг в друга смертоносные энергетические шары. А ещё непременно таскали с собой всякие разновидности жезлов: от посохов, особенно удобных для тех, кто постарше и не так быстр на ногу, до волшебных палочек, которые легко спрятать за пазухой и в складках одежды. Правда, иногда, для разнообразия, пользовались кольцами, медальонами, чашами, специальным порошком, музыкальными инструментами и даже живыми существами.
Но ведь палочки и прочие чародейские атрибуты – это всего лишь усилители магической энергии, накопленной внутри человека. Да и заклинание – только команда, которая быстро настраивает на правильное действие, задаёт нужное направление высвобождаемой силе. Иначе каждый, кто случайно стал бы обладателем колдовского инструмента или заучил несколько слов в правильном порядке, смог бы творить чудеса. А по-настоящему способные волшебники предпочитают работать молча, без лишних жестов, и уж тем более без вспомогательных предметов. Так сложнее, но эффективней и быстрее.
Откуда Алика обо всём этом знала? По большей части, догадывалась и предполагала. Кто бы ей рассказал? Но вот что оставалось совершенно неясным: какое отношение к волшебству имела Милка Гордеенко, самая обыкновенная девятиклассница из самой обыкновенной семьи? Отчего вдруг именно на её долю выпали все эти странные испытания? Повторяющиеся сны, которые кажутся явью, ощущение невидимого чужого присутствия, игры с пространством. Она-то тут причём?
Или, может (типичный сюжетный ход для книги или фильма), всё случившееся – преддверие очень важного события в Милкиной жизни: пробуждения у неё особенных способностей? Колдовских. Скоро подруга получит аттестат об общем образовании и может спокойно поступать в какой-нибудь Колледж Чародейства и Волшебства.
Алика подавила невольную улыбку. Как-то не вовремя она расхихикалась.
Торжественное мероприятие под названием «Последний звонок» в самом разгаре. Алика сидит среди нарядных одноклассников в белой блузочке, с двумя белыми бантами – первый раз за всю жизнь приделала! – и с красной ленточкой через плечо, на которой висит колокольчик и сияет золотом надпись «Выпускник».
На сцене школьного актового зала девчонка из параллельного одиннадцатого толкает проникновенную прощальную речь, едва сдерживая слёзы. А Алика, наверное, одна из всех присутствующих думает чёрт знает о чём и не разделяет общего сентиментального настроя.
Когда речь закончится, оба одиннадцатых полезут на сцену, чтобы читать стихи, петь песни, благодарить школу, педагогов и родителей. Алике тоже достался стишок, а ещё ей поручили, вместе с Димой, вручать букет учителю математики.
Тот сидит рядом с директрисой у края стола. С физруком они единственные представители мужского пола в педагогическом коллективе.
Математика зовут Максим Петрович. Симпатичное имя. И как человек он приятный. Один из самых лучших учителей. Объясняет классно, никогда не отказывает в помощи. Возможно, именно из-за него у Алики так хорошо идёт математика.
Максим Петрович ко всем относится уважительно, даже к самым тупым. Ну или по крайней мере ровно. Можно сказать, его любят.
Поэтому, когда официальная часть закончилась, Дима подошёл именно к нему.
– Максим Петрович, мы хотим с вами сфотографироваться. Всем классом.
Математик не стал кокетничать, выяснять: «Почему именно со мной? А как же классный руководитель? Директор, в конце концов», а сдержанно улыбнулся и попросил:
– Только и для меня обязательно снимок напечатаешь.
– Не вопрос! – воскликнул Дима. – Принесу на консультацию.
Кто-то забрался на сцену, кто-то выстроился возле её края. Максима Петровича, конечно, поставили в середину. Одна Алика замешкалась, и математик сам её позвал.
– Алика, а ты? Иди сюда.
– Гаврилова! – возмутился Дима. – Ну, ты, как всегда.
Схватил Алику за руку, протолкнул между присевшими на корточки Ивановым и Липовым. Она оказалась возле Максима Петровича и загородила эффектно выпятившую бедро Настю Савушкину.
– Меня же теперь не видно! – завопила Савушкина.
– Подвинься, – посоветовал ей Дима и закричал остальным: – А теперь делаем радостные лица. Всё равно умные у большинства не получатся. Фотку выложу у себя на страничке. Кому надо – тяните.
Сфотографировались, начали разбегаться. Пока Алика ещё находилась рядом, математик успел заговорить с ней:
– Ну вот, школа закончилась. Что собираешься делать дальше?
Алика пожала плечами:
– Не знаю точно. Ещё экзамены сдать надо.
Математик согласно кивнул, и тут в него вцепилась Савушкина, оттёрла от Алики.
– Максим Петрович, а давайте вдвоём сфотографируемся. Ну их, эти общие фотографии!
После одиннадцатых Последний звонок был у четвёртых классов. В честь окончания начальной школы. А уже потом – у девятых.
Алика не пошла поздравлять подругу, гуляла в это время с дорогими одноклассниками. И Дима тоже. Хотя и сунулся в актовый зал перед началом торжества, но увидел возле Милки её родителей и разумно ретировался.
Зачем раньше времени глаза мозолить?
Только Милку его осторожность не спасла, и вечером, когда суматошный праздник представлялся далёким воспоминанием, она жаловалась Алике:
– Ну ты представляешь! Везде ей влезть надо! Её-то какое дело? – Подруги сидели на лавочке недалеко от дома. – Подвалила к моей маме и давай ахать: «Очень за вашу девочку беспокоюсь. Первое романтическое увлечение – вещь, конечно, прекрасная, но как бы оно подготовке не помешало. Ведь у обоих сейчас экзамены. Вы уж обратите внимание и поговорите с вашей дочкой».
Милка не просто цитировала классного руководителя, она ещё и рожи корчила, старалась заочно отомстить учительнице, изображая её как можно смешнее.
– И что твоя мама? – поинтересовалась Алика, хотя и так прекрасно понимала.
– А ты как думаешь? – надулась Милка. – Вместо того, чтобы поддержать родную дочь, начала мне выговаривать. Всякую ерунду там. Про будущее, про ответственность, про своевременность.
Милка ещё долго кипела, пускала пар и праведно негодовала. Алика, как лучшая подруга, обязана была поддакивать и сочувственно кивать. Но у неё не очень-то получалось. В какой-то момент она совсем перестала слушать Милку, углубившись в собственные мысли.
Время – категория призрачная, но никто не сомневается в его изменчивости. Вроде бы отмеряется точными единицами, но и эта точность иногда становится относительной. Взять хотя бы всем известный час. Он способен пронестись, как одно мгновение – даже не заметишь. Способен вместить в себя уйму всяких делили всего лишь родить сожаление: «Опять времени не хватило. Ничего не успел сделать». А ещё он может длиться бесконечно, тянуться и тянуться, нехотя отщипывая минуты. Особенно когда ждёшь. А пространство – вот оно, перед тобой, как на ладони. Кажется, с ним-то уж ничего не сделаешь, так и останется в стабильности единиц измерения, как их не назови. Километр так километр. Гектар так гектар.
Пространство можно разделить, например, воздвигнув стены. Можно и путь сделать длиннее, если проложить дорогу не прямо, а петлять, словно убегающий от лисы заяц. Но это всё искусственное. А с самим пространством ничего не сотворишь. Так очень многие думают, почти все. Но Алика уверена, что умелые волшебники и с подобным справятся.
Потому и непросто их встретить. Не из-за скрытного образа жизни или удачной мимикрии под обычного человека. А потому что они способны создать свой мир, отгородив для себя часть пространства, возможно, вывернув его или расположив в другой плоскости. Маленький мир или огромный. Вмещающий лишь один скромный домик или же целый город. В него не попадёшь просто так. Надо знать путь. Или надо, чтобы кто-то тебя провёл.
Необыкновенно, загадочно, сказочно. Но так и должно быть. Волшебство оно и есть волшебство, чтобы делать реальным самое невероятное.
Пока Алика думала о своём, подруга немного поостыла, утомилась мусолить одну и ту же тему. У неё действительно адекватные родители. Они и не думали стращать дочь домашним арестом и ограничивать жёсткими запретами. Просто взяли клятву, что на время та незначительно изменит приоритеты, на первое место выдвинет подготовку к экзаменам и не станет злоупотреблять свиданиями. А так как у подруги с Димочкой и без того не получалось слишком часто встречаться – особой страстности между ними пока не возникло – всё осталось примерно на своих местах.
Милка выдохнула освобождённо и неожиданно резко переключилась на другую тему. Давнюю.
– Знаешь, Алика, а мне тот сон всё чаще снится. Ну тот. Что кто-то стоит рядом и разглядывает меня. Даже сегодня снилось. У меня «Последний звонок», а тут эта гадость. Вроде и не страшно совсем, но не по себе как-то.
Алика задумалась, посмотрела на землю под ногами, растёртую множеством подошв в мелкую серую пыль.
– И давно он стал тебе сниться, этот сон?
– Точно не помню, – озадачилась Милка. – Может, всё время снился, только я внимания не обращала. Но мне почему-то кажется, это после того началось, как я чуть под машину не попала. Помнишь?
Ещё бы Алика не помнила! Тот случай она в жизни не забудет. Столько всего тогда случилось за считанные минуты. И могло случиться ещё больше. Даже от одних мыслей об этом сердце начинает тревожно колотиться и мурашки бегут по спине.
Алика и Милка оказались на разных сторонах улицы. Шли навстречу, но даже не предполагали этого. Неожиданно увидели друг друга на противоположных сторонах тротуара, соединённых полосатым мостом пешеходного перехода. Напутствуемые зелёным сигналом светофора, между ними проносились машины. А на девушек строго взирал стоящий столбом красный человечек.
Милка красноречиво взмахивала руками. Видимо, хотела показать, чтобы Алика тоже стояла на месте, а она сама к ней перейдёт. Но засомневалась, что подруга её правильно поняла, и, не дожидаясь, торопливо рванула на жёлтый. Даже по сторонам не посмотрела.
Да только не она одна торопилась. Большой чёрный внедорожник тоже не хотел ждать. Попытался проскочить, прежде чем ему загорится красный. Не затормозил, а, наоборот, прибавил скорость.
Милка его не замечала, а водитель внедорожника не подозревал, что кроме него существуют на свете люди, которые тоже выше ожидания. А вот все остальные, кто столпился у противоположных краёв «зебры», прекрасно видели и понимали, что сейчас произойдёт. И Алика тоже.
Кто-то сдавленно вскрикнул рядом. У Алики сердце ухнуло куда-то вниз, в район живота, а, может, и дальше. Нервы натянулись до тонкого звона. Зато разум работал столь быстро и чётко, что фиксировал сотые и тысячные доли мгновения, создавая эффект замедления происходящего.
Пусть это случится и не так быстро, но в любом случае две перпендикулярные прямые пересекутся в общей точке. И для одной из них эта точка станет последней. Элементарная евклидова геометрия. Нулевая кривизна пространства. Или…
Завизжали тормоза. Запоздало. И у перехода кто-то завизжал. Светофор на миг погас, будто зажмурился, но тут же дисциплинированно зажёг зеленый.
Милка отшатнулась назад, когда в нескольких сантиметрах перед ней пронеслось что-то большое и чёрное. А её, как ни странно, не задело даже потоком воздуха. Но это она только потом осознала. А в данный момент испугалась от неожиданности и удивилась.
Алика тоже отшатнулась. Или нет, приставка другая. Пошатнулась. Ноги внезапно ослабли и перестали держать, начали складываться в коленях. И Алика упала бы, если бы кто-то, стоящий позади, её не подхватил.
– Тебе плохо?
С другой стороны раздалось в поддержку.
– Господи! Да не удивительно. Я думала, у меня сердце остановится.
– Просто чудо, что всё обошлось, – добавил ещё кто-то.– Настоящее чудо.
Подбежала Милка.
– Алика, что с тобой?
– Подруги, что ли? – прозвучала догадка, а потом на Милку обрушился целый водопад возмущённых фраз: – А ты тоже хороша. Не терпится ей! И сама едва не угробилась, и всех нас чуть в могилу не свела. Осторожней надо дорогу переходить. Не маленькая уже. Не знаешь разве, что по сторонам надо смотреть? Да и этот урод на своём танке. Словно правила не для них писаны.
Милка вертела головой, ошарашенно ловя летящие в неё сердитые реплики, и, кажется, так до конца и не понимала, что с ней могло случиться несколько минут назад. А Алика потихоньку пришла в себя, схватила подругу за руку.
– Пойдём! Пойдём отсюда!
– С тобой всё в порядке? – опять забеспокоилась Милка.
– Ага. Уже всё нормально, – заверила её Алика. – Это с перепугу.
Милка виновато забормотала:
– Я не думала. Не хотела никого пугать. Я не видела, что он едет. Там ведь уже красный включился. Да и обошлось же всё.
– Обошлось, – подтвердила Алика.
Неужели такое забудешь?
Милке и уточнять не стоило. Да она и сама задумалась.
– Хотя… Тут-то действительно из-за стресса могло быть. Просто странно получается. Почему-то не проходит со временем, а снится всё чаще. Так бывает разве?
Алика неуверенно пожала плечами. Она не психолог, в подобных вещах не очень разбирается. Зато спросила:
– Ты так и не поняла, кто это? Человек хоть?
– Вроде человек, – Милка напрягла память. – Говорит же по-человечески. Если бы кто-то знакомый был, я бы узнала. А как можно запомнить кого-то незнакомого из сна? Да и не уверена, что я его лицо вообще видела. Хочу прямо посмотреть, а он в сторону отходит.
– А что говорит, опять не запомнила?
Сны – удивительная вещь. Порой кажутся настолько реальными, что вызывают самые настоящие эмоции: заставляют мечтательно улыбаться, надеяться, рождают страх и отчаяние, а иногда – даже физическую боль. Но и действительность подчас становится похожа на сон. Особенно, если кто-то этого хочет.
– Немного запомнила, – призналась Милка, отчего Алика даже разволновалась слегка. – То просит чего-то вспомнить, то куда-то вернуться, то в чём-то признаться. И, знаешь, что самое странное… – Подруга выдержала театральную паузу, и Алика чуть не рассердилась на неё за это, – почему-то называет меня Александрой.
– Как?
– Александрой, – уверенно повторила Милка.
