В дверь звонили. Настойчиво, беспрерывно. Значит, знали, что она спит, и пытались ее разбудить. Ира не спеша накинула яркий китайский халат, купленный на барахолке, не спеша раздвинула плотные шторы, впустив солнечный свет, потянулась, улыбнулась и пошла в прихожую. Открыв дверь, она изумленно воскликнула, всплеснув руками:
– Танька! Ты откуда? Да заходи же, заходи!
Куда делись ее вальяжные движения. Невысокая, ладная, с седыми волосами, она с кошачьей грацией прыгала вокруг холеной, молодой женщины.
– Сколько лет, сколько зим ни слуху ни духу, и вот – на тебе! Сама явились, собственной персоной, – щебетала радостно Ира, целуя подставленную напудренную щеку гостьи.
Та сдержано улыбнулась, покровительственно обняла сбитое тело хозяйки, сразу отметив и разбросанные вещи на диване, и сваленную в кучу тапочки, сапоги, туфли, и висевшие друг на друге шубу, пальто, куртку.
– Ну, подруга, ты даешь! – протянула она, -уже полдень, а ты, как всегда, спишь! Не дозвониться! Сына не разбудим?
Сказала и осторожно переступила порог, будто боялась выпачкать белые босоножки. С удовольствием заметив завистливый взгляд Ирины, брошенный на ее обувь, небрежно пояснила, проходя в комнату:
– В Египте купила. Красивые, правда? Сесть-то можно куда-нибудь?
Татьяна засмеялась, оглядывая комнату, но. никого больше не увидев, спросила:
– А сын где?
Спросила просто так, чтобы протянуть время и оглядеться. Она, конечно же, знала все об Ирине, но ей этого показывать ни к чему.
– Вот это вопрос с порога? – укорила Ирина, – ты что к нему приехала?
Гостья пожала неопределенно плечами.
– Тогда, какая тебе разница? – недовольно фыркнула Ирина, которой не понравился оценивающий взгляд Татьяны, но поскольку так зажигать, как Татьяна, не может никто, то примирительно сказала, – проходи, не бойся выпачкаться, сейчас все уберу. Здорово, что ты пришла, повеселимся, а то я уж заскучала
– Не разводилась бы, не пришлось бы скучать, -поучала по привычке старшая подруга, проходя в комнату.
– Ну, нет, семейная жизнь не для меня. Я же творческий человек, – улыбнулась Ира, бросая в шкаф с чистым бельем мятую блузку и джинсы в гармошку, – мне свобода нужна, а тут – пеленки-распашонки, кастрюли, горшки, чашки, – мрак! Ни одной свободной минуты! Понимаешь, меня нет! Я исчезла. Растворилась.
– Ты преувеличиваешь, – повернувшись, заметила Татьяна и остановилась. – Муж, наверное, помогал. Такой преданный, основательный.
Ира рассмеялась, обняла подругу, усадила в освободившееся кресло и иронично заметила:
– Да, ладно тебе! Хотя… Кандидат физических наук —и нянька. Несовместимо. Скука смертная. Все, не напоминай! Развелась – и пошла дальше. Все это мелочи реальной жизни!
– Так, а сына-то все-таки куда делала?
– Вот пристала. Вырос уже. В школу пошёл, мама к себе забрала. У мужа опыты, симпозиумы, у меня турниры, сборы. Правда, раньше были, сейчас все свернулось. Но ничего. Как свернулось, так и развернётся.
Татьяна кивнула, соглашаясь с оптимистическим прогнозом подруги, и, бросив взгляд на шахматную доску, с сарказмом констатировала:
– Ты не меняешься! Всю ночь, что ли игралась?
– Не игралась, – обиженно фыркнула Ира, – а разбирала партии. Готовилась.
– Знаю, знаю, – рассмеялась Татьяна, – час на партию, ночь – на преферанс.
Щеки Иры покраснели, будто ее уличили в обмане, но женщина сдержалась, промолчала. А Татьяна продолжала, словно не замечая недовольство хозяйки:
– Ну, как жизнь? Добилась своего? Кто ты? Чемпионка мира по шахматам? Гроссмейстер? Или Международный мастер?
Она стояла перед зеркалом, поправляя пышные русые волосы, и ответ подруги ее мало интересовал. Цепкий оценивающий взгляд уже зацепил каждую вещицу, и пазлы сложились: выбор сделан правильно. Она лихо повернулась на каблучке, окидывая взглядом скромную однокомнатную квартиру, в которой ее импортная обувь была единственным нарядным предметом, и удивленно, явно издеваясь, спросила:
– А где же богемная жизнь?! Проиграла! Вот то-то. Надо было меня слушать.
– Ты зачем пришла? – недовольно буркнула Ира, сгребая со стола в сторону журналы и книги, пестрящие шахматными диаграммами. – Квартира есть. Мало? И звание получила. Остальное будет. Не спеши.
– Вот, вот. За этим и пришла.
Ира удивленно посмотрела на подругу и пошла на кухню. Правду говорят: незваный гость хуже татарина. Радость встречи ушла, ее сменило недоумение и раздражение. Будто экзамен сдавала.
– Кофе, чай? – крикнула Ира без энтузиазма из кухни, включила чайник и, не дожидаясь ответа, вынула из шкафчика фарфоровые кофейные чашечки.
Татьяна вкрадчиво, как лиса, прошла на цыпочках к освободившемуся от фигурок и одежды дивану, машинально провела пальцем по лакированному подлокотнику, царапнув его ногтем, посмотрела на образовавшуюся полосу, и присела на краешек,
– Ну, ну, не будь букой. Это я так, по привычке. – примирительно сказала Татьяна, довольная реакцией подруги. Ей удалось разозлить Ирину, значит, удастся и остальное. Она уже весело и дружелюбно продолжала, перебирая шахматы на доске:
– Никогда не могла понять, зачем тебе нужно столько шахмат: маленькие и большие, деревянные и костяные, с магнитами и без.
Ира села напротив, по привычке подобрав под себя ноги, взяла чашечку кофе со столика и пристально посмотрела на подругу. Они знали друг друга всю жизнь. То близко сходились, доверяя все тайны, то отдалялись, увлечённые очередным поклонником, но та незримая ниточка, что связывала их, не прерывалась никогда. Они когда-то жили в одном дворе и тусовались вместе, азартно и на всю катушку, хотя учились в разных институтах и Ирина была моложе. Обрадовавшись встрече, она совершенно забыла главную особенность Татьяны: та никогда ничего просто так не делала. Явилась, значит, что-то ей надо. Что? Размышляя, Ира спросила:
– Давно приехала?
– Мать ремонт решила ни с того ни с сего сделать, пришлось приехать.
– Что, сами делаете?
– Еще чего! – дернула Таня плечами. – Бригаду наняла, теперь следить приходится.
– А сегодня что же?
– Выходной, – рассмеялась гостья, – надо же старых друзей навестить. Или не надо?
Спросила и подведенные стрелкой глаза сузились, превратившись в щелки.
– Рассказывай! Ясно, что мой пример не вдохновил. Одна?
Ира опустила глаза, чтобы не выплеснуть на неожиданную гостью накопившуюся неприязнь, лениво с видимым удовольствием сделала глоток и подумала: «Попался тебе хваткий мужичок – радуйся, не хвастай». Желания отвечать не было. Ждала. Татьяна как ни в чем не бывало наморщила лоб и участливо спросила:
– Ты же жила с каким-то гроссмейстером. Нет?
– Расстались, – ответила Ира, и резко поставленная фарфоровая чашечка громко, протестующе зазвенела.
– Сейчас турецкие сервизы везде можно купить, не то, что раньше. Красивые, правда? – Татьяна усмехнулась, повертела чайную пару и аккуратно поставила рядом. – Ну, ладно, не переживай.
Она села глубже и серьезно, по-дружески продолжила:
– Вот и хорошо, что расстались. Хочешь, приезжай ко мне.
Сочувственный тон, приглашение погостить ослабили внимание Ирины, а мелькнувшая мысль недельку полежать на пляже, понежиться на солнышке вызвали блаженную улыбку на лице. Татьяна, внимательно наблюдавшая за подругой, тут же подтвердила:
– Поваляешься, отдохнёшь. У нас в гостинице много одиноких отдыхающих.
– А муж не будет против? – недоверчиво спросила Ира.
– Поживешь в моем номере. Мы дом достроили, двухэтажный. Дел хватает.
Чувство досады, вызванное благополучием подруги. волной накрыла Ирину. Она наклонилась, собирая чашки, встала, отнесла посуду в миниатюрную кухню. Наконец, способность мыслить вернулась:
– И что ты хочешь взамен? – спросила она нараспев, подходя к дивану, на котором сидела подруга.
Татьяна рассмеялась и повернулась, заставив диван жалобно скрипнуть:
– Вот, вот, узнаю подругу. Ничего, кроме твоего хорошего настроения и желания покутить, погулять.
В зеленых глазах играли искорки смеха. Полные, красиво подведенные губы улыбались. И добродушное выражение лица, и открытая непринужденная поза – всё должно было располагать, вызывать доверие. Но Ира, наоборот, сразу насторожилась.
– И с кем? Кого я должна разорить?
– Не переживай! Тебе будет приятно.
Татьяна встала, подошла к окну. Детский смех, плач, крики неслись с площадки, достигая девятого этажа, и раздражали ее, сбивая с мысли. Она прикрыла окно, резко засмеялась, подняла ногу, облокотившись на подоконник, повертела ею, любуясь импортными босоножками. Она питала к обуви особую любовь. Выбирала всегда самую яркую, самую лучшую и чуть-чуть тесноватую, чтобы её массивная по сравнению с ростом ступня, почти мужская, с уже выпирающей косточкой на большом пальце, выглядела не такой длинной. Конечно, не эталон, но все же… Вздохнула, глядя на опускающуюся ногу.
– Извини, отвлеклась. Представляешь, встанешь утром, а под окном тебя ждет этакий кошелек с ушками в шикарной машине. Хорошо, а?
Но Ира даже не улыбнулась.
– Может, и замуж выйдешь, – в раздумье продолжала Татьяна, -детей, вон, нарожаешь. Повысишь рождаемость в стране.
– Я?! – фыркнула презрительно Ира.
– Ну, это я так, на всякий случай, вдруг за это время в тебе что-то изменилось. На одни звания и выигрыши теперь не проживешь.
– Господи, – начала терять терпение Ира, – да говори, что тебе надо.
– Мне? Думаю, это скорее тебе надо. Помнишь Валентина, который сбежал на юга от тебя с семьей?
Ира недовольно передернула плечами.
– Не от меня, а в поисках лучшей жизни. Ну, и что из этого? Тоже мне, любовник! Подарит духи раз в месяц и довольный, как слон. С чего ты вспомнила о нем?
– Ну, теперь он богатенький бизнесмен, а не бедный учитель математики. Можешь его опять закрутить?
– Да зачем мне этот жид нужен?
– Не тебе. Мне. Поиграй с ним, —равнодушно предложила Татьяна, рассматривая резную шкатулочку на шкафе; глаза сверкнули и погасли. – А подарок будет уже от меня.
Татьяна в упор смотрела на подругу, которая, опустив голову, задумчиво теребила бахрому покрывала и молчала. Раздумье бесило. Тщательно скрываемое недовольство, готовое в любую секунду выбросить приказы и не терпящее никаких возражений, до предела сжалось комом в горле, изменило выражение лица. Оно стало властным и жёстким, будто говорило: « Это что такое? Она еще и раздумывает, голь перекатная?!» Но расчетливость, как всегда, взяла верх над эмоциями, и, не дождавшись ответа, Татьяна нарочито весело воскликнула:
– Ну, что же мы все о делах! Пойдем, посидим в кафе, пообедаем. Или в ресторан?
Она повернула Ирину лицом к шкафу:
– Одевайся! Хватит киснуть одной!
После шикарного обеда в ресторане они гуляли по весеннему городу, вспоминали студенческие годы и смеялись, весело, озорно, как в юности.
– А помнишь, как ты отбила Ивова у Людки и бросила, – смеясь, вспоминала Ира и с восхищением смотрела на спутницу, не блиставшую ни красотой, ни ростом. – И как это тебе удавалось влюблять в себя парней?!
Татьяна не ответила, лишь пожала плечами. Ей не хотелось вспоминать об этом романе. У каждого своя судьба. Она же не виновата, что он выбрал армию, что взорвалась Чернобыльская атомная станция, что Людка оказалась дурой и не простила ему измены.
Ира была сыта, немножко пьяна, и вокруг все были добрыми и красивыми и, не обращая внимания на поджатые губы подруги, беззаботно продолжала:
– Вообще-то ты правильно сделала. Это сколько же лет нужно было печься с лейтенантиком под туркменским солнцем, чтобы потом попасть в цивилизацию! Этот путь был не для тебя.
– Это точно.
– А жениха у Верки тоже отбила?
Татьяна усмехнулась и, размахивая элегантно кистями рук, кокетливо произнесла:
– Может, да, а может, нет.
Зачем раскрывать душу и жаловаться?! Пусть лучше думает, что богатство само ей в руки свалилось. Она села на скамейку под липу. Запах, как тогда, в год окончания института, самый тяжелый и безрадостный год. Как всё изменилась! Даже не верится, что это она цеплялась за любую возможность получить свободный диплом. Еще осенью аспирантура отпала первой: ни денег, ни знакомств. Игоря, папиного сыночка, её надежду, её любовь, отец. первый секретарь райкома, перевел учиться в Москву. Разлучил. Разом рухнули все надежды стать родственницей высокого чиновника.
А весной подвернулся Ивов. Курсант ей даже нравился, и она искренне хотела поехать с ним: мечтала о богатой, беззаботной жизни с военным, поэтому тщательно, талантливо подводила Ивова к свадьбе. В мае успокоилась, купив обручальные кольца, и тут сюрприз, подарок от командования: приказ ехать в Туркмению, на границу. Она же не декабристка. Отказалась. Пришлось из двух зол выбрать меньшее – деревню. Она вздохнула, жалея себя. Сколько сил пришлось потратить, чтобы новоиспеченный лейтенантик понял, что поедет один, без нее.
Настроение – хоть вой! Распределение на носу, и она кожей чувствовала тоску деревенской глуши. Три года плена, три года жизни в захолустье, в ссылке, чтобы получить диплом! А тут Верка, счастливая, мельтешит по комнате, раздражает, к свадьбе с Валентином готовится и от солдатика каждый день любовные письма в стопку складывает. Надо же было ей подарок подготовить, тем более, что корреспонденцию почтальон всегда оставляла на столе в фойе. Бери любое!
Нет, писем она не крала, просто переписала с конвертика адрес, красочно, ярко, в деталях описала отношения Верки с Валентином, дату их свадьбы и пригласила на неё. А в разгар праздника за торжественным столом вручила ответ, солдатское письмецо,
На этой свадьбе она, Татьяна, а не невеста была самой веселой и обворожительной, умной и красивой, а если кто-то об этом забывал, она всегда рада напомнить. Потом ответила на несколько писем страдальца и забыла о нем.
Сейчас, видя выжидающий взгляд подруги, Татьяна с наигранным возмущением воскликнула:
– Это я страдала, а не она. Моя свадьба с Ивовым расстроилась, а у нее состоялась. Вот я ей на свадьбу-то подарочек и преподнесла. Сидит счастливая, обцелованная, а я ей – письмецо. Она думала: там поздравление…
Прочитала, побледнела, качнулась, письмо выронила, будто обожглась, руки дрожат, никак не может вложить листок в конверт. Так испугалась!
– Чего испугалась? – подалась вперёд Ира.
Татьяна недовольно передернула плечами. Как можно не понимать такие простые вещи! Это же Олег! Иногда ей кажется, что он с самим чертом в родстве. Что задумает, все исполняется.
Ирина хлопнула себя по лбу и почему-то обрадовано воскликнула :
– Ну, конечно, нет! Ты же не могла этого сделать. Он же тогда в армии служил, а когда приехал, ты год как в деревне работала, на каникулы приехала, и меня с ним знакомила, хотела сбагрить.
– Ну, да. Приехал из армии гол как сокол, я сама такая же после института, мать не подмога. Зачем, думаю, он мне?
– Вот, вот! Каким молодцом оказался! Тебя из деревни вытащил. До самого министра просвещения дошел! В Москву ездил требовать, чтобы тебя отпустили. И сам институт закончил, и дом построил. Молодец! – прищелкнула она язычком и взмахнула рукой от избытка чувств.
– Что, жалеешь, что ошиблась? – прищурившись, спросила Татьяна.– Хорошего мужчину, как хороший костюм, надо кроить по себе. Кто тебе мешал! Я же знакомила вас. а ты нос отвернула.
– Это не мой типаж!
Они шли по главной алле города, превращённой в рынок.
Татьяна не обращала внимания на просящие, заискивающие, зазывающие взгляды продавцов, а Ира старалась не смотреть на красивые, нарядные блузки, на великолепное крепдешиновое платье, невероятно красивое нижнее бельё, без стеснения вывешенное на ветке. Рядом легкий ветер колыхал детские вещи.
Время близилось к вечеру. Пора было расходиться, а Татьяна так и не поняла, сделает или нет Ирина так, как ей нужно. Останавливаться на полпути – себя не уважать. Татьяна, решила использовать последний козырь.
– Ира, ты меня слышишь? У меня семья рушится, а ты раздумываешь! Мне помогать надо, а не думать! Сил моих больше нет. Иногда уставиться в потолок, и лежит бревном. Я и так и сяк – ни в какую! Отвернется и сопит. Сначала понять ничего не могла, думала: гуляет. А однажды после баньки расслабился, разоткровенничался. Первая любовь, говорит, не отпускает. Как вспомню, будто свет во мне разливается ласковый, теплый. Ты, говорит, не ревнуй, это другая любовь, не наша. А мне каково? Обо мне он так не говорит, а о ней, как об ангеле.
Татьяна замолчала, отвернулась и даже шмыгнула носом, достала влажную салфетку, поднесла к глазам, промокнула висок, и с жаром продолжила:
– Мне ли ее не знать! В одной комнате общежития целый год жили вместе. Я ему изредка, будто нечаянно вспомню то одно про нее, то другое. Сначала слушал, а потом, махнет рукой и уходит. А когда дом прошлой осенью построил, и вовсе плохо стало Молчит. А однажды, когда возвращались компанией с пляжа, предложил поехать всем вместе посмотреть, как живет его давняя знакомая. Приехали. Увидели и- ещё хуже стало. Ты не представляешь!
Она скомкала салфетку и с силой бросила на цветущий куст жимолости.
– Мне нужно, чтоб она исчезла из посёлка, уехала со своим Валентином, понимаешь!
Ирина только пожала плечами, сочувственно глядя на расстроенную подругу. На прощанье они обнялись, и Татьяна еще раз потребовала:
– Приезжай! Не хочешь в гостинице, живи с нами в доме. Погуляешь, отдохнешь, повеселишься.
Обернувшись, стоя на ступеньке автобуса, кокетливо пообещала:
– Подарок за мной!
Ира помахала, но как только автобус тронулся, улыбка исчезла с ее лица.
Она знала свою подругу. В юности это была расчетливость, а сейчас это можно назвать и по-другому. Приехала решать свои проблемы чужими руками, но время наивной девочки, которая во всем следовала советам Татьяны и смотрела на нее влюбленными глазами, прошло.
– Нет, не поеду! Пусть сама справляется со своими делами, – твердо решила Ирина. – Бесплатный сыр в мышеловке не для меня! И подарков от них не дождешься! Муж и жена – одна сатана.
Перед глазами Ирины почему-то всплыло охваченное ужасом лицо Олега, когда он не нашел в кармане портмоне. Они только что сели в автобус после прогулки, и Ира прошла вперед, размышляя, заплатит он за ее проезд или нет. И вдруг услышала истошный вопль парня:
– Остановите! Остановите автобус!,
Он держал руку в кармане и испуганно кричал на весь салон. Ира во все глаза смотрела на высокого атлета, охваченного паникой. Он хаотично хлопал себя по карманам брюк, рубашки и возбужденно бормотал:
– Моя зарплата. Господи, вся моя зарплата.
Вдруг на мгновение застыл, и его круглое лицо озарилось догадкой:
– Я выронил его, когда садился, на остановке!
И он опять в панике закричал под сочувствующий шум пассажиров:
– Останови! Водитель, останови!
Забыв обо всем на свете, расталкивая людей, он выпрыгнул на ходу и исчез. Кошелек, действительно, лежал в траве на обочине.
Все закончилось хорошо. Только вот лицо, перекошенное страхом от денежной потери, неприятно поразило Ирину. Так обморочно любить деньги! Деньги – вот его любовь до конца жизни! Нет, это не для нее. Хотя… Хотя, что в этом плохого? Кто-то из великих сказал, что презрение к деньгам встречается чаще у тех, у кого их нет.
Это в юности деньги не главное, а сейчас они жгучая необходимость. Ирина вздохнула, нащупала мелочь в джинсах, вынула, пересчитала и, вздохнув ещё раз, пошла домой пешком.
Может, поехать, посмотреть, как богатые люди живут? Нет, подарков не дождешься, а головную боль себе наживешь. Еще привяжется Валька, не отцепишь.
Эта реальная жизнь нравилась ей всё меньше. Настоящая жизнь может быть только за шахматной доской!
Татьяна вошла в полупустой автобус, и брезгливая улыбка еще резче обозначила квадратный подбородок. «Голь перекатная! —подумала она, – так и будут сидеть и ждать, когда им принесут что-нибудь в виде нового автобуса. Хорошо, что вовремя сообразила уехать из этого городка. Все-таки средняя полоса России не для богатых людей».
Расправив плечи, она подошла к водителю, заплатила за проезд и огляделась в поисках приличного не драного сидения: одни изрезаны, у других вывернута обивка. Клад что ли искали?!
Автобус чихнул, дёрнулся, поехал, и тут же подпрыгнул, попав в очередную яму, и Татьяна решила все-таки сесть.
Молодая женщина, вошедшая следом, хотела примоститься рядом, но, увидев ее презрительно сложенные губы, прошла мимо на свободное место.
Татьяна не любила общественный транспорт: то чихают, то кашляют. Пыльно, грязно. Или набьются битком, как селедки в банке, и трутся друг о друга. Брр! Противно! Мысль вызвать такси пришла позже автобуса, а привычка экономить сидела глубже, чем хотелось. К статусу богатой дамы надо ещё привыкнуть.
Достав фирменные очки с затемненными стеклами, она невесело усмехнулась, вспомнив выражение лица подруги. Не приедет. А должна! Надо, чтоб приехала, от этого зависит её жизнь.
Женщина задумалась. Мимо проплывали знакомые многоэтажные дома, неухоженные, облезлые. Весеннее солнце, будто нарочно, ярко высвечивало, выставляло напоказ отвалившиеся куски штукатурки на углах и цоколях. Ну, почему бы не покрасить облупленные рамы своей квартиры, не смыть зимнюю пыль со стекол, не впустить радость в дом?! Жить в чистоте – дело каждого, и это не зависит от богатства. Или зависит?
Татьяна посмотрела на попутчиков. Какие угрюмые сосредоточенные лица! Одни женщины, одинокие, запуганные. Сидят, вцепившись в стиранные целлофановые кульки, будто дороже их содержимого ничего нет на свете. А на заднем сидении забился в угол единственный мужчина с замызганной спортивной сумкой. Татьяна поморщилась и отвернулась. Тоска. Дышать нечем. Нет, на юге легче жить: хоть изредка, да смеются, не часто, но встречаются беременные, которых здесь вообще нет.
Автобус зашипел и остановился.
– Шахматный клуб! – крикнул водитель, – кто спрашивал, выходите!
– Я, я, – крикнула светловолосая девушка и выскочила из автобуса, будто боялась, что её увезут дальше. За ней тащил сумку тот, с заднего сидения. Он прошёл подпрыгивающей походкой, плотный почти квадратный с чубчиком на маленькой головке.
– Костя! – неожиданно для себя окликнула его Татьяна, – Костя!
Он остановился, оглянулся, расплылся в улыбке. и ринулся, хихикая и подпрыгивая, к её сидению.
– Какие люди! Давно приехала? Вот так встреча!
Это был он, неудачник, полуученый, полушахматист, полудиссидент. Загадочная личность. Таня изредка встречала его в коридорах общежития и знала, что он спал на свободных койках и опекал Валентина на правах друга старшего брата. Одно время упорно ухаживал за Ириной. Сама судьба посылала Татьяне шанс. Вот кто ей нужен! Татьяна даже подскочила, помахала рукой, неожиданно для себя искренне воскликнула:
– Как я рада тебя видеть!
Чувствуя неподдельную радость в голосе знакомой, Костя тотчас же предложил:
– Давай выйдем.
Они сидели на скамейке из двух досок в заросшем скверике, и он не в силах сдержать возбуждение потирал руки и хихикал, а Татьяна никак не могла добиться от него вразумительного ответа:
– Ну, расскажи, как живешь? Работаешь? Как дела?
Наконец, он перестал смеяться, его густые брови удивленно взлетели, и мгновенно упали на сморщенный нос, отчего частые веснушки стали еще ярче и безобразнее. Он коротко хихикнул, потёр ладони, и радостно воскликнул:
– Попалась! Говорить буду долго и подробно.
Татьяна рассмеялась и запротестовала:
– Нет, нет! Только самое главное. Женат? Квартиру успел получить? Кандидатскую защитил?
– Почти получил, почти защитил.
Он махнул рукой, и его всегда улыбающееся лицо вытянулось и стало серьезным. Он тяжело вздохнул:
– Сейчас вот книги распространяю. А завод наш… Сначала один цех закрыли, потом другой, выгнали нас из лаборатории, а потом и весь завод бульдозером снесли. Через месяц торговый центр покупателей принимал. Куда ни глянь, в стране остались лишь продавцы и покупатели.
Он вздохнул, наклонился застегнуть раскрытую сумку, бегунок – ни с места! Костя дергал его ещё и ещё раз, потом с досады махнул рукой, пнул поклажу и прислонился к спинке скамейки.
– Вот и хорошо! – успокоила его Татьяна, – то-то, я смотрю, дышать стало легче, после дождя увидела, что крыши домов разного цвета, а не одного – серого. О чем печаль?! Это же здорово, что нет вашего химического завода! У мамы в саду даже кукушку слышно. Ни одного самолета над головой!.Тишина!
– Вот! Чисто женская логика! – с жаром воскликнул Костя, хлопнул себя по коленкам, – экономика рушится! Вот что! А работать где? Жить как? Что есть будем без удобрений? А заводу только и надо было, что увеличить мощность фильтров! А теперь – ни завода, ни продукции!
– Зато самые образованные продавцы в мире, -съязвила Татьяна и брезгливо посмотрела на пыльную сумку, стоящую рядом с зимними нечищеными ботинками.
Она задела за живое. Костя вскочил, сел, задвинув ногой саквояж.
– Ну, это временно. А знаешь, научный мир, действительно, перекочевал на рынок. Такие дебаты разгораются между докторами наук. Мы с одним физиком до закрытия рынка спорили, могут ли ученые предсказать открытие таких элементов, которых ещё нет в таблице Менделеева!
Он сразу заметил этот женский скучающий взгляд, оборвал рассуждения, заерзал на скамейке, опустил глаза и промямлил:
– Его жена явилась, раскричалась, что нет торговли. Теперь уж не доспорим. Уехал.
Татьяна усмехнулась:
– В деревню?
– В Америку. Его тоже пригласили работать в лабораторию, только немного раньше, чем меня.
Теперь у Татьяны от удивления приоткрылся рот, но мысль о том, что она теряет возможность использовать этого мужчину в своих целях, сразу заставила лихорадочно искать выход. Как заставить его остаться? И она почти закричала:
– Ты же пропадешь там один!
Костя вздохнул, наклонился вперед, держась за сиденье двумя руками, как школьник, и тихо ответил:
– Это я здесь пропаду: ни приборов, ни лаборатории, ни завода. За статьи, что трудился, писал, надо еще самому же и заплатить. Чтобы защититься такие деньги требуют, каких я и не держал в руках. И кому теперь здесь нужна моя диссертация?! Промышленность уничтожена, что делать?
– Ну, да. Поезжай теперь, обустраивай чужую страну, чужой дом. Будешь очередным соросёнком.
– И поеду! – запальчиво крикнул Костя, – вот съезжу к Вальке и уеду!
Татьяна подпрыгнула от неожиданности. Вот, она, удача! Только теперь не упустить, и она ласково, вкрадчиво произнесла:
– К Вальке? Великолепно. А как же Ирина? Она все время говорит только о тебе.
– Ира?!
Он вспыхнул, обрадовался, но тут же сник и нахмурился:
– У нее есть о ком заботиться. Она не пропадёт.
Помолчал, потом внимательно посмотрел на Татьяну:
– А что она говорила? Странно! Мы и так видимся почти каждый день в клубе
– Эх ты, видимся! Ничего ты в женщинах не понял до сих пор.
И Татьяна с жаром стала объяснять, что Ира ждет от него объяснений, потому что сама первая не признается ни за что. И вот теперь у него есть такой шанс: у Валентина побывать в теплых краях и на берегу Черного моря признаться в любви. Романтично, красиво.
– Пригласи ее поехать вместе.. В такой обстановке Ира уж точно не сможет отказать, – терпеливо наставляла колеблющегося мужчину Татьяна.
Он еще раз вздохнул, наклонился всё-таки застегнуть раскрытую сумку, но замок не поддавался, и Костя дергал его, дёргал, потом, раздосадованный, бросил и прислонился к спинке скамейки.
– Не поедет она со мной!
– А если поедет, ты согласен взять её с собой? – Татьяна воодушевленно смотрела на неряшливо одетого мужчину. – Ты ей только предложи. Найди и предложи
– А чего её искать? В клубе каждый вечер блицует на деньги, -махнул он головой в сторону шахматной веранды. Насупился и с досадой бросил, -да с чего ты взяла, что она поедет со мной?! Я сам-то на два денька еду, туда и обратно, попрощаться.
– А ты подойди не в любой момент, а под настроение.
– Хорошо, попробую, только вот…
Он замялся, но Татьяна и так все поняла. Раскрыла сумочку, вынула деньги и сунула их в карман клетчатой рубашки.
– На первое время хватит, -констатировала она и добавила, поднимаясь и пожимая на прощание руку, – смотри, вместе!
Дело сделано. Все должно получиться даже лучше, чем планировала. Татьяна неторопливо шла по улице Ленина к воронежскому кремлю, такому же заброшенному, неухоженному в суете будничных дел, как и сам город. Нет, она не ностальгировала по древнему родному городищу, по крепости, просто там, на возвышенности, под кронами деревьев, еще остались скамейки, на которых можно посидеть, обдумать свои действия.
Ей тоже хотелось бы уехать из России. Хотелось бы жить в цивилизованном обществе. Чем привлекает Запад? Там всё обустраивается и создаётся для людей. Человек платит, но и живёт с комфортом. Если это парк, то красиво, и скамейки на каждом шагу. Если это транспорт, то свободный и по расписанию: минута в минуту. Хорошо. Дисциплина!
Только вот одной там делать нечего, но она и здесь многое может себе позволить. Главное, не забивать себе голову моралью, чувством долга. Она давно отдала все долги, а кому забыла – списала. Тот же Костя счастлив получить от нее энную сумму и сделает то, что она прикажет. Сейчас эти вопросы решаются куда легче, лишь бы деньги были. И все довольны: и дающий, и берущий. Она, наоборот, спасает Костю от рынка, а если Ира закрутит бывшего любовника, то Верке будет не до флирта с ее мужем: своего бы не упустить.
Она тоже спасает свою семью. Сколько сил, времени потрачено на обустройство дома, и все это упустить?! Ни за что! Сейчас все можно купить, и это замечательно. Как удачно все сложилось! Механизм уничтожения соперницы заведен.
Где-то глубоко в груди что-то шевельнулось, больно укололо под в левое ребро и затихло. Татьяна ойкнула, сжалась, но, ничего более не ощутив, стала подсчитывать, во что ей вылилась поездка к матери и ремонт дома.