Эльвира Браун
Дом для воробышка
1. Дом для детей?
1.Жестокая реальность.
Сережка стоял у окна и наблюдал, как два воробья дерутся из-за корки хлеба. Ему это напомнило детдом, в котором с некоторых пор жил мальчик. Здесь так же дрались из-за кусочка тепла, еды, покоя. День за днем приходилось отстаивать права на самые, казалось бы, незначительные блага. Очереди к умывальникам, целые игрушки, возможность получить положенную порцию еды полностью, а не растасканную другими ребятишками – все приходилось брать с боем.
Все тело сводило от холода, и ребенок просовывал пальчики в деревянный кожух, закрывающий батареи. Но они оказались едва теплыми, так что толку от этого получалось мало. И кто придумал закрывать батареи деревянными щитами, а главное, с какой целью? Если это забота о том, чтобы не обжечься, то если даже сильно постараться, то не обожжешься, скорее сами батареи скоро придется обогревать, чтобы вода в них не замерзла, а если для красоты, так эти грубые короба, выкрашенные в грязно-зеленый цвет, наводили ужас, но никак не претендовали на красоту. Здесь постоянно было холодно, голодно и тоскливо. И тоска эта была под стать батареям: такая же холодная и грязно-зеленая. Дома мама на ночь рассказывала сказку, заботливо подтыкала одеяло с мишками, целовала перед сном, на утро кормила вкусной кашей, но это дома. Дома стоял запах какао, тихонько тикали часы, дома была мама. А в детском доме после отбоя все лежали в своих кроватях и дрожали под тоненькими казенными одеялками. Старые оконные рамы слабо задерживали холодный осенний ветер, и он гулял по всей комнате, колыхая шторы, обдувая бледные личики ребятишек. Если ночные няньки слышали, что кто-то разговаривает или беспокойно ворочается, то всех поднимали и ставили к стенке на полночи. Стоять было еще холоднее, потому что стояли ребятишки только в трусиках и маечках и босиком. Они не плакали, не просили прощения. Наученные горьким опытом, малыши стояли молча, зная, что иначе их не простят, а наоборот, оставят стоять еще дольше.
Постоянно хотелось есть, даже если съедать то, что готовили. А готовили в этом детском заведении отвратительно. Создавалось ощущение, что кто-то специально портит продукты. Капуста была горькой, каша склизкой и безвкусной, а то, что невозможно испортить, то, все равно, оказывалось несъедобным. К примеру, на полдник давали пряники и какао. Все бы ничего, но пряники выдавались такие твердые, что не откусывались. Похоже, что они были старше самих детишек. Некоторые ребята размачивали их в какао, но это не очень помогало. Какао было таким обжигающим, что пить его не представлялось возможным, а если пряник выскальзывал из слабой детской ручки, то выловить его не стоило даже и пробовать. Ждать, когда все остынет, не хватало времени, так как через пятнадцать минут полдник заканчивался и всех уводили из столовой. С собой уносить недоеденные пряники не разрешали, мотивируя тем, что появятся тараканы. От такого питания выигрывали только собаки и свиньи, для которых растаскивалось то, что не съедали ребята. Здесь все было «схвачено». Одним полагался только недоеденный суп, капуста, другие утаскивали бидонами остатки котлет, лапшу. Но были и те, кому доставались не объедки, а совсем наоборот: свежее молоко, мясо, фрукты. Так что в этом детском доме если кто и жил хорошо, то явно не дети.
Сережа плохо помнил маму. Сначала он часто о ней вспоминал, а когда вспоминал, то плакал. Но воспитателям и нянькам не нравилось, когда дети плачут, но не потому, что им было жаль сирот. Их раздражал плач, мешал смотреть телевизор, сидеть в телефоне, просто болтать о своих делах. Их наказывали, ругали. Мальчик старался меньше думать о маме, потому что, как только вспоминал, то слезы сами собой текли по бледным щечкам. И вот теперь, лишь иногда в его памяти всплывало лицо усталой женщины, ее шершавые руки и голос. Он как сейчас слышал, как она ему говорит:
– Серенький мой воробышек… Ты мое солнышко… Мама тебя очень любит…
А Сережа в это время катал по полу зеленый грузовик. Вот грузовик он помнил хорошо. Мальчик загружал в кузов пластилиновые шарики, представляя, что это яблоки, и катил его к маме, которая сидела на стуле и печально смотрела на сына. Сережа для мамы возил яблоки,… Он мечтал, что вырастет, пойдет работать шофером и будет привозить маме целые машины разных вкусностей.
Еще он помнит, как однажды приехали врачи и увезли маму, а его, Сережу забрала тетя Марина, соседка по лестничной клетке. Такое случалось и раньше. Мама часто болела, иногда ее на какое-то время клали в больницу, а Сережа все это время жил у тети Марины. Но, на сей раз мама не вернулась.. Мальчик помнит, что тетя Марина тогда сильно плакала. А потом пришли чужие тетки, забрали его и привезли сюда.
Сначала тетя Марина часто приходила, потом все реже, и вот уже давно не появлялась. Мальчик уже стал привыкать, что из его жизни, периодически, кто-то уходит: сначала мама, потом тетя Марина. Вот только нянька Никитична никак не исчезала. И это было несправедливо.
Утром нянька Никитична громко ругалась, раздавая шлепки налево и направо:
– Ну что? Снова обоссались?! Только успевай за вами простыни сушить! Вот будете без простыней спать, на голой клеенке, будете знать!
Что они будут знать, дети не знали, но, учитывая, как угрожающе про это говорила Никитична, они и не хотели знать.
Няньку Никитичну никто не любил. Вообще, в детдоме мало кого любили, но Никитичну не любили больше всех. Она вечно была недовольна, постоянно ругалась, от нее чаще всего прилетали подзатыльники, шлепки. Няня детей обзывала не всегда понятными словами, но Сережка догадывался, что слова эти были не очень приличными. Мальчик удивлялся: неужели Никитичне нравится, что ее не любят?
Сегодня в детдоме ожидалась проверка. Обычно в эти дни с самого утра начинался переполох. Всех наряжали в красивые наряды, из кладовки доставали новые игрушки, на обед дали наконец-то настоящие котлеты, а не те скользкие комочки, на которые смотреть-то было противно, не то чтобы нюхать или есть. Конечно, в эти дни ребятам чаще доставались шлепки, затрещины. Малышей ругали за нечаянно поставленное пятно или зацепку на одежде, сломанную игрушку. Их стращали с самого утра:
– Попробуйте только пожаловаться или учинить драку! На весь день закроем в кладовку!
Кладовка была одним из самых жутких мест. Там не было света, но стоял отвратительный запах. Кроме тряпок и ведер в том закутке было еще много всякого хлама. Мальчишки рассказывали, что там живет крыса, величиной с кошку. Не все в это верили, но рисковать боялись и старались в такие дни вести себя хорошо. Все шлепки и ругань стоили того, чтобы вкусно поесть и хоть чуточку подержать в руках нормальные игрушки, а не хлам, которым играло не одно поколение воспитанников.
Приходили тетки в красивых платьях, пахнущие хорошими духами, кивали головой, что-то писали в своих блокнотах и уходили в столовую, где для них был накрыт стол с угощениями. И все возвращалось на круги своя. На смену воздушных платьев принцессок и стильных костюмчиков джентльменов приходили старые заношенные тряпки, хорошие игрушки прятались, а Никитична высыпала из мешка старые: одноглазых мишек, лысых кукол, трехколесные машинки. Ребята знали: это значит, что теперь нескоро будет вкусный обед, красивые игрушки и приличная одежда. Проверка окончена. Но каждый ребенок в глубине души хотел не вкусных обедов и красивых платьев, не дорогих красивых игрушек, а того, чтобы его прижали к груди, погладили по головке, сказали бы доброе слово. И, хотя этого никогда не случалось, волшебная проверка еще несколько дней вспоминалась малышне. Так домашние дети вспоминают день рожденья или Новый Год…
2. Новый год.
А Новый Год был не за горами. И это прочувствовали все, когда начались репетиции к празднику в праздничном зале (так называли комнату, которую отпирали только для утренников). Сережа не любил репетиции. Когда пели песни, это было терпимо. Но вот когда начинали водить хороводы, танцевать, рассказывать стишки, начинались неприятности. Многие путались, наступали друг другу на ноги, попадали не в такт, забывали слова. И тогда попадало линейкой кому куда придется. Это было не больно, но обидно. Ко всему прочему, в этой комнате всегда было прохладно, даже холоднее, чем в той, в которой они находились обычно. Все с нетерпением ждали утренника, но не из-за предвкушения праздника, а чтобы, наконец- то это осталось позади!
Зиму Сережа, вообще-то, любил. Он не забыл, как они с мамой, с Анюткой и Степой гуляли во дворе, как лепили снеговика, как он ловил ртом пушистые снежинки, как с горки на санках катался. Пушистые варежки- колобки, связанные мамой, приятно грели ручки, легкие валеночки сидели на ножках очень удобно. Но теперь зима для мальчика повернулась совсем другим боком. На прогулку ребятишек одевали во что попало: не по размеру, дырявые валенки, худые варежки, даже не всегда парные. Да и на улице, как и в группе, творился хаос: Квасов со своей бандой нападали на тех, кто послабее, валили в снег лицом вниз, забрасывали снегом, не давая подняться. Воспитатели совершенно не обращали на это никакого внимания. Они сидели в телефоне или читали книжки. Так что прогулки превращались в мучение. И такую зиму, не ту, что была с мамой, а новую, которая случилась в детдоме, мальчик полюбить никак не мог.
И вот он настал, Новый Год! Точнее, получилось так: во время сончаса Сережа встал в туалет, и в приоткрытую дверь подсмотрел, как рабочие из нескольких небольших елок собирают одну большую. Пахло хвоей, в коробке серебрились елочные игрушки. Мальчик вспомнил, как они с мамой наряжали елочку, как вырезали звездочки-снежинки, стряпали праздничное печенье, и ему снова стало грустно. Вся эта детдомовская суета так отличалась от домашней уютной подготовки к празднику.
Утренник состоялся на следующее утро. Детвору нарядили в новогодние костюмы и построили перед праздничным залом. Девочки были снежинками, мальчики зайчиками и петрушками. Квасову достался костюм волка. Он дергал всех зайчиков за хвостики и грозился укусить. Мальчикам повезло больше девочек: их костюмы состояли из комбинезонов и головных уборов, а вот девочки- снежинки были наряжены в коротенькие юбочки и маечки без рукавов. Они ежились от холода, жались к окнам, надеясь уловить хоть капельку тепла от батарей, но с окон дуло нещадно. Так что было не лучше, а, возможно, еще хуже.
И вот дверь распахнулась, и детей ввели в зал. В центре комнаты стояла восхитительная елка! Она переливалась серебристыми шишками и шарами, мигала цветными гирляндами. Для многих этот праздник проходил впервые, ведь далеко не в каждой семье его отмечали с новогодней елкой. Привычнее была бутылка в центре стола, сомнительные гости не были похожи на зайчиков и снежинок, а ближе к утру напоминали свиней. Стояла ругань до утра, а если песни, то, явно не про елочку. Или такой вариант: апельсинка, горсть конфет к чаю и печальный вздох родного человека, что в подарок не дорогая игрушка, а новые валеночки…
Дети остановились и очарованно замерли. Но резкий оклик воспитательницы вернул ребят в действительность.
– Чего встали? Проходим-проходим! – и уже другим, лживоволшебным голосом:
– Дорогие ребята! Сегодня мы пришли в этот зал на Новогоднюю елку! Посмотрите, какая она нарядная! Это она для вас так принарядилась! Так давайте, поприветствуем елочку песенкой!
Заиграла музыка и нестройный хор затянул: «В лесу родилась елочка», двигаясь по кругу. Потом танцевали снежинки, после снежинок снова пели песни. А потом воспитательница предложила позвать Деда Мороза. Нескладный хор прокричал: «Дед Мороз! Мы тебя ждем»! Дед Мороз ввалился в лице детдомовского слесаря. Даже красный халат и ватная борода не смогли обмануть ребят. Его можно было узнать по запаху. «Дед Мороз» нес какую-то ахинею, и был похож, скорее на бомжа или пирата. Он дико вращал глазами, стучал посохом, сделанным из черенка лопаты. Но, слава Богу, "дедушка" скоро устал и собрался сесть на стул. Но первая попытка не удалась. Пьяный слесарь сел мимо стула, и, пробормотав что-то про мать, попросил Никитичну помочь подняться. Та усадила его, шепнув, чтобы он закруглялся. Но, обретя, относительно устойчивую опору, «Дедушка» раздухорился! Стал рассказывать, как скучно ему живется одному в его снежном царстве-государстве, высморкался в несвежий платок, икнул и затих. Слесарь тупо задремал! Воспитатель нашла выход из положения:
– Дедушка долго добирался до нас и устал. Давайте разбудим его, пока он тут у нас… не растаял! Все дружно хором: Дед Мороз! Проснись!
Ребята повторили за женщиной. «Дед Мороз» Подскочил на месте, продрал глаза и удивленно воскликнул:
– Во! Ептть! Короче, так: где-то здесь был мой мешок! Давайте, рассказывайте стишки, а я вам за это подарочек дам!
Несколько ребятишек по очереди рассказали заученные стишки и получили за это по конфете. Когда желающие отличиться закончились, «Дедушка» облегченно вздохнул, сказал, что ему пора и что через год он снова придет и быстро покинул зал. Воспитательница, казалось, была рада окончанию утренника больше всех. Она сообщила, что Дед Мороз оставил всем по большому подарку, так что утренник закончен и нужно вернуться в свою комнату.
3. После утренника.
В комнате всех ждали кульки с подарками. Стандартные наборы, состоящие из конфет, шоколадки и апельсина! Сережа взял в руки ароматный фрукт, поднес к носу и стал нюхать. Он почти забыл, что существуют эти сочные кругляши, которые надо сначала очистить, потом разделить на дольки, и только тогда дольку за долькой класть в рот, ощущая, как она обдает язык сладким соком! Мальчик зажмурился от предвкушения. Но Сашка Квасов выхватил апельсин и убежал! Сережа бросился за обидчиком, но споткнулся и упал. Из носа хлынула кровь, которая залила белый " заячий" комбинезон! В дверях показалась нянька!
– Ах ты, погань такая! Вон че сотворил! Ты зачем костюм изгваздал?! Его теперь не отстирать, это же кровь! Дьявольское отродье! Отправляйся в кладовку! Там крыса научит тебя жизни!
Про кладовку ходило много разных слухов, один из которых, что там живет огромная крыса. Сережа стоял ни жив ни мертв! Сначала мальчик боялся даже дышать, а вдруг крыса услышит? Но потом он устал бояться, и на смену страху пришло любопытство. Кроме тряпок, ведер и швабр, в кладовке находились стелажи с мылом, порошком, какими-то бутылками. А на полу стояли две огромные сумки. Они доверху были набиты игрушками, конфетами, апельсинами. Там же была стопка шоколадок: большие такие шоколадки, не маленькие, которые были в подарках. Сережа еще никогда не видел столько шоколадок сразу. Были и какие-то вещи, которые в темноте не получалось разглядеть. Мальчику стало обидно, что наказали его, а не Квасова, который убежал с его апельсинкой.... А ведь она, наверное, такая вкусная… Запах апельсинов из сумки перебивал все другие запахи кладовки. Малыш взял один фрукт. Сначала Сережа хотел только понюхать, но сам не заметил, как очистил сочный плод и, дольку за долькой, проглотил! И тут он испугался: а вдруг заметят пропажу апельсина? А если нет, обнаружат кожуру! И тогда мальчик решил съесть горьковатые шкурки. Да, они немного горчили, но это было гораздо вкуснее горькой капусты, которую им давали! Скрыв «следы преступления», мальчик успокоился. Когда его выпустили, Сережа и не надеялся, что от его подарка что-то останется и был приятно удивлен, узнав, что его подружка Света самоотверженно отбивала его конфеты у оголтелых мальчишек! Это была добрая и умная девочка, с которой Сережа сразу подружился, как попал в детдом. И это был единственный светлый лучик в темном царстве этого заведения.
2. Родители для Светы.
4. Важное мероприятие.
Правда, было в этом заведении еще одно мероприятие: это когда кого-то хотели усыновить. Такое событие не было приурочено к какой- нибудь дате. Желание взять ребенка могло появляться хоть каждый день, а могло пройти много времени, прежде чем это произойдет. И когда это случалось, то даже самые маленькие понимали, что это очень важное событие. В такой день может кому-то повезти. Его выберут! И тогда можно будет далеко уехать от вредной няньки Никитичны, от грубой поварихи Валентины Андреевны, от ненавистных воспитателей! Не все представляли, что их может ожидать за стенами детдома, но знали точно: там! Там будет много игрушек, вкусной еды, и мало, или даже совсем не будет других детей, которые норовят отобрать твой компот, ущипнуть, укусить или обозвать. Там будут родители – новые мама и папа. И они будут его любить. Каждый ребенок очень старался, чтобы его заметили, чтобы поняли, что он хороший, что он самый хороший! Те же, кто и не надеялся на то, что их выберут – хулиганы, бузотеры – они, наоборот, бесились от души. Эти оторвы, как никогда, цепляли хороших ребятишек, старались испортить их одежду, растрепать им волосы, доводили до слез, цитируя Никитичну: да кому вы, зассанцы, нужны?! Да не возьмут вас таких страшных! Вы ведь уроды! Они лучше собачек заведут, те красивые! А вы страшные, да и родаки ваши пьяньчужки и шалавы! Из вас вырастут такие же уроды!
Ребятишки шептались между собой, рассказывая фантазии и небылицы о том, что бывает, если кого-то забирают. И эти фантазии принимали такие формы, что оставалось только удивляться. Говорили, что иногда попадаются плохие родители, которые бьют усыновленных ребят ремнем, выгоняют на улицу, а потом убивают и делают из них котлеты и пирожки, которые потом продают в киосках. Были и диаметрально противоположные слухи. Здесь все было в розовых тонах: горы сладостей, игрушки на уровне фантастики, карусели, целая свора собак, разных кошек, хомячков и прочих домашних, а то и не домашних животных. И там детей любили, обнимали, гладили по голове, называли самыми хорошими…
Иногда кого-то приглашали в кабинет директора для того, чтобы показать семейным парам, которые захотели взять ребенка. Сережу еще никогда не приглашали, а некоторые там бывали по нескольку раз. После этого ребенок ждал, надеялся, что его усыновят, но не всем везло.... Не все, при личном контакте приходились по душе усыновителям. Причины бывали разные: то совершенно не похож ни на одного из условных родителей, то улыбка не понравилась, то при разговоре выяснялось, что ребенок не оправдал ожидание. По сути, часто приходили пары, которые не имели опыта общения с детьми. Они видели ребятишек у знакомых, на детских площадках, по телевизору. Реальность оказывалась совершенно другой. После таких вот встреч «вживую», некоторые вообще отказывались брать ребенка, поняв, что пока не готовы.
5. Круговорот тряпья в детдоме.
Сегодня семейная пара выбрала Свету. Ее не единожды приглашали на подобные «смотрины», так что девочка не особо то и надеялась. Но, будущие родители, на удивление сразу приняли решение взять ее. Процедура усыновления занимает много времени. Это и сбор документов, и ожидание решения комиссии. Но у этой пары основные документы были уже готовы. Уже сейчас, коли вопрос удочерения решен, с ребенком можно общаться, дарить подарки, угощения, а чуть позже разрешат брать на прогулку. Света вернулась в группу радостная. Малышка много говорила о том, что скоро у нее будет мама и папа. В следующий раз, когда они придут, ее поведут в зоопарк. Это такой большой дом для животных. Даже несмотря на то, что Никитична уже переодела Свету в старое казенное платье, личико девочки сияло, делая ее такой красивой, совершенно неузнаваемой! Сережка смотрел на нее и радовался за подружку. У нее скоро будет все, как рассказывали другие ребята. Мальчик так же представлял, что и у него будет то же самое: мама, папа, дом с собственной комнатой, куча красивых игрушек.... А главное, его будут любить! Так же любить, как любила его когда-то мама… Он, как будто бы услышал ее голос:
– Сереженька, воробышек мой маленький! Хочешь, расскажу стишок?
.Вы послушайте, друзья,
Из простой коробки Смастерил для воробья,
Домик на верёвке.(с)
Мальчик не заметил, как по щеке покатилась слезинка. Он уже давно не плакал. Даже когда его рисунок испортил Сашка Квасов, Сережа не проронил ни слезинки, хотя рисунок получился просто здорово!
Малыш всхлипнул, потом еще раз. Потом слезы потекли ручьем. Ему так захотелось уткнуться в мамино плечо, еще раз почувствовать ее тепло, запах чистоты. В детдоме тоже пахло чистотой, но это был совсем другой запах- запах хлорки, соды и еще чего-то едкого. Еще здесь стоял запах условно съедобного, ибо назвать просто съедобным этот тошнотворный дух представлялось сложным. А от мамы пахло чистым постельным бельем, лавандой и ромашкой. Дом же хранил букет разных ароматов: от какао, свежих булочек, и до земляничного мыла и уюта.
Сережа знал, что мамы больше нет, что она умерла. Но он не совсем представлял, как это? В своей жизни он видел только одну смерть: это когда в аквариуме умерла рыбка. Тогда нянька Никитична вытащила ее и выкинула в ведро. Но рыбка маленькая, да и глупенькая, а мама.... Нет: Сережка никак не соглашался с тем, что эти две смерти – одно и то же. Рыбка такая скользкая, просто мокрый кусочек чего-то непонятного. Она даже не издавала звуков, как это делают котята или собаки. Рыбка только плавала по аквариуму, молча открывая рот и глядя на всех большими глазами. А мама… это что-то теплое, родное. Мама- это запах трав, добрый голос, печальные, но любящие глаза. Мама- это личное, свое! Но мальчик понимал, что мамы больше нет, что ее уже нельзя потрогать, услышать ее ласковый голос, уловить этот приятный аромат…
Сережа проснулся от того, что его нога застряла где-то в пододеяльнике. Малыш попытался ее высвободить, но послышался еле уловимый треск разрываемой ткани. В полупрозрачном от старости пододеяльнике образовалась большущая дыра. Сережка думал, что Никитична не заметит, но тщетно. Нянька сразу обнаружила разрыв.
–– Ах, ты, маленькая дрянь! Ты зачем испортил пододеяльник! Государство вас кормит, поит, одевает, а вы, неблагодарные твари! Не цените того, что оно для вас делает! А вас, ублюдков, надо было еще при рождении топить, как маленьких котят в ведре!
Сережа заплакал, но не от того, что Никитична ударила его и отругала. Ему было жалко тех маленьких котят, которых топили в ведре. Ведь если котята были маленькими, то они беззащитны, так же беззащитны, как и он, Сережа, как Света и другие ребятишки.
– Замолчи, сейчас же, гаденыш! Тюрьма по вас плачет! – она ругалась и ругалась, а Сережа все плакал и плакал. Что такое тюрьма, и почему она плачет, Сережа не понял, но почувствовал, что это ничего хорошего не означает. И он никак не мог понять, что это такое, Государство? И зачем он должен благодарить его за несъедобную пищу и старые рваные тряпки?
В детдоме разворовывалось все. Тащили продукты, игрушки, тащили новое постельное белье, взамен оставляя ветхое, списанное на несколько раз. Бывало, что усыновители, пока они собирали документы, приносили в дар ребятам и одежду и игрушки. Иногда детишек привозили в хороших вещах. Ведь кто-то попадал сюда вследствие трагедий, постигших их семьи, а не только с улицы, и эти дети были одеты в добротные вещи. Все это отбиралось и пряталось Никитичной. Потом она сумками тащила все это на рынок. Растаскивались вилки, ложки, мыло, туалетная бумага! Тащили все! Было удивительно, что еще что-то доставалось эти бедным детишкам, которые не перед кем не провинились. Так что было совершенно естественно, почему Никитична взъелась на Сережу за тот злосчастный пододеяльник, который от ветхости стал почти прозрачным. Он уже списывался и не единожды. Не один новый пододеяльник за счет этого старья перекочевал в гигантские сумки Няньки. Алчная тетка была готова крутить это «колесо обмана» бесконечно. Но теперь он годится только на тряпки. Толстая красномордая бабище смотрела на старые лохмотья, как на горностаевый палантин. Если бы можно было поверить, что Никитична умеет плакать, то показалось бы, что она вот-вот разрыдается. Но она, гневно сверкая всем лицом, только злилась. И так было по каждому малейшему поводу. Так что плакать хотелось ребятам. И каждый мечтал исчезнуть отсюда как можно дальше. Даже Квасов строил планы, как вырваться из этого детского дома. Но он мечтал сбежать, как только представится случай, т.к. вряд ли его захотят забрать.
