Элла Златогорская
Вирус страха, или Классификация смерти
Развеселил нас полковник. Его красная футболка была видна издалека. Я ему из такси в Морегорске позвонила. Он был опять галантен, обнял, понёс наши сумки, передал мне ключи и уже собрался уходить, но я его остановила и пригласила официально на завтрашний ужин – будем Люсю провожать, а то так и не отметили её приезд, не успели, вот, значит, отметим отьезд. Посмеялись, пошутили. Я сообщила, что будет ещё пара, товарищи Земцовы – бывшие москвичи, а теперь морегорчане.
– Как мы совсем, – улыбнулся полковник.
– Вам они понравятся, полковник, я уверенна.
– Спасибо, Эллочка, за приглашение, я завтра буду обязательно, – и тактичный полковник откланялся.
Как только за ним закрылась дверь, Люся стала на меня наезжать:
– Хороший же мужик, Элка! Сразу видно, что порядочный, и с душой к тебе, а ты нос воротишь. Или забыла, сколько тебе лет? А? Так в паспорт загляни. Пенсионерка уже. Если он захочет, то любую молодуху отхватит. Поверь мне, сейчас мужики на весь золота. У нас страна одиноких баб. Что тебе ещё надо? Скажи мне. Вовремя замуж не вышла: «не могу, детей надо поднимать, чужой мужик в доме, как к мальчикам относится будет» – свои слова помнишь? Самую свою бабью пору одна прокуковала. А что дети? Тем более мальчики. Женятся – и своя семья уже. Не упусти этого полковника. Потом жалеть будешь.
Я смотрела на Люсю округлившимися рыбьими глазами. Такой монолог выдала… Она молчун по своей натуре, может выслушать человека и слова не произнести. Она умеет слушать. А тут целую тираду произнесла.
– Люсь, я знаю, что он мужик хороший. Но химия, бабочки в животе и всё такое, – мямлила я.
– Какие бабочки, Элла?! Какая химия?! Он тебе подопытная крыса, что ли? Химию захотела и бабочек. Ты что, на уроке биологии в школе? Совсем на старости лет свихнулась. Это для молодых все эти крылатые насекомые, а нам нужен надёжный мужик.
– Но твой тебе же понравился?
– Да, понравился. Только через сколько лет, вспомни. И никакой химии, пока не поняла, что он ради меня на многое пойдёт и руку помощи протянет в трудную минуту. Помнишь или забыла, как он мне помог? Только потом согласилась, – Люся аж присела на кухне, так и не дошла до ванной.
А мои глаза вдруг наполнились слезами, как переполненная чаша с водой под солнцем, вот-вот должна вода вытечь, но солнышко не даёт. Так и я: глаза полные, а слёзы не текут.
– Элка, ты чё, не плачь, пожалуйста. Я за тебя переживаю. Вот доля у нас такая, у женщин, даже у таких якобы сильных, как мы. Не можем мы казаться слабыми, привыкли всё на себе таскать. А ты подумай, подумай, – Люся чмокнула меня в щёку и побежала в ванную смыть дорожную пыль.
– Я быстро, – кричала она уже из ванной. – Потом ты.
– Хорошо, я сейчас что-нибудь сварганю нам перекусить.
Я подошла к холодильнику и тут вспомнила одну историю из моей жизни, которая напомнила мне сегодняшний разговор с Люсей.
Иногда женщинам нестерпимо хочется узнать о своей судьбе, и вот когда-то, когда я ещё была молоденькой, я пошла к гадалке со своей двоюродной сестрой. Она была на грани развода с мужем, у неё рос маленький сын, и она оказалась на распутье, жить ли ей дальше с таким бабником и терпеть унижения или развестись. Вот поэтому сестра решила поехать к гадалке. Про эту гадалку она узнала благодаря сарафанному радио: кто-то кому-то передал и посоветовал поехать. Сестра взяла меня с собой, так как одна боялась ехать (на тот момент ей было всего-то 28 лет), при этом я ей дала слово, что никому ничего не скажу. Я хотела помочь сестре, да и самой было жутко интересно, ведь я никогда не была у гадалок. Так вот, мы поехали первой утренней электричкой, я осталась ночевать у сестры в ту ночь. Гадалка жила за городом. Дом мы её нашли быстро. Я была поражена. В то время такие дома были редкостью. По моим представлениям в таких хоромах живут звёзды мирового уровня. Двухэтажный, с мансардой, двор благоустроенный, с клумбами, розариями и японскими горками, даже фонтанчик небольшой был. Я была изумлена, когда увидела, сколько женщин сидели на лавках, и очередь ещё тянулась со двора в дом. Такое количество жаждущих узнать о своей будущей жизни меня просто поразило. Женщины были разного возраста, от старушек до молоденьких 16-летних девочек типа меня. Но больше всего я удивилась, что среди такого количества посетителей было несколько мужчин, преимущественно молодых. Сестра заняла очередь и влилась в разговор с жаждущими узнать свою судьбу барышнями. Я молчала, как и положено младшей сестре, но впитывала каждое слово. Уже в прихожей очередь раздваивалась: длинная цепочка тянулась в небольшую спаленку, где принимала сама старая гадалка, о которой и шли слухи как о ясновидящей и говорящей правду, а другая вереница состояла из мужчины и парочки девчонок, которые решили не ждать так долго, а пойти к другой – молоденькой снохе старой гадалки. Так как мне строго-настрого запретили обращаться к гадалке, я просто стояла рядом с сестрой. Та очень нервничала, и я её успокаивала. Через какое-то время открылась дверь одной из комнат и вышла очень красивая молодая девушка, модно одетая.
– Ко мне никого нет? Все хотят к маме? – и вдруг её взор остановился на мне. – Ты тоже?
– Нет. Она вообще не будет гадать, – ответила за меня сестра. – Она ещё молодая, ей замуж рано.
– Разве гадают только на замужество? – молодая гадалка с удивлением посмотрела на сестру.
– Ну, в основном, – сестра смутилась.
– Идём, девочка, со мной. Как тебя зовут? – спросила у меня молодая гадалка.
– Элла, – и я замолчала.
– А меня Тереза, – представилась она. Так я запомнила её имя и через два десятка лет нашла её по наитию и имени. – Пойдём, – сказала Тереза, – не бойся.
Сестра полезла в кошелёк, чтоб дать мне денег. Тереза помахала руками, мол, не надо. И я последовала с ней. Мы зашли в очень-очень большую комнату, роскошно, поцарски обставленную. Дорогая мебель, в шкафах дорогая посуда, ковры ручной работы – глаза разбегались. Тереза была старше меня лет на пять, не больше. Очень приятная девушка, и одета современно. Она села в одно из кресел в дальнем углу комнаты, мне предложила другое, между нами стоял журнальный столик, на нём было несколько колод разных карт. Вошла женщина, по всей видимости, прислуга, и поставила перед нами две чашки с кофе.
– Не смотри на меня так, Элла, – Тереза улыбнулась, – я не цыганка, я – сербиянка, и мой муж тоже. А дом такой богатый, потому что мой свёкор работает в очень хорошем месте, и муж после института пошёл туда работать. А я медучилище закончила, фельдшер. Но не работала, замуж вышла, ребёнка родила.
– Понятно. Я и не собиралась гадать. Это сестра двоюродная к вашей свекрови пришла. У неё проблемы, а меня она за компанию взяла, – лепетала я. – Зачем вы меня позвали?
– Пей кофе, Элла. И я с тобой за компанию выпью. Добро делать проще, чем кажется, девочка моя. Я хочу карты разложить на тебя, предостеречь от многих будущих ошибок. Их мы все совершаем, но ведь можно же и избежать иногда.
– Мне всего шестнадцать лет, я школу заканчиваю в этом году. Мне в институт надо поступать, я замуж не собираюсь, – возражала я и глоточками пила ароматный кофе.
– А ты думаешь, к моей свекрови приходят смотреть только на мужчин? У людей много других проблем.
– Нет. Я так не думаю.
Тереза разложила сразу три колоды карт. Я изумлённо смотрела на них. Одну колоду карт я прекрасно знала – это наши карты, которыми мы играли в «дурака».
– Что так смотришь? – Тереза улыбнулась. – Что, карты незнакомые?
Я кивнула.
– Вот эти – карты Таро, а эти – индийские руны, – Тереза посмотрела мне прямо в глаза, взяла из моей руки чашку с кофе, взглянула и опрокинула на блюдечко. – Гадать я могу, научилась от свекрови. Да-да, этому учатся, – ответила она на мой удивлённый взгляд. – А вот лечить, как она, не умею. В куче навоза, моя милая, редко найдёшь жемчужное зерно. В институт поступишь сама, но не связывайся с компанией плохой, тебе они будут казаться элитой общества, а они просто навоз. Ты меня поняла? Слушай, что я говорю внимательно. Терпения тебе не хватает, терпения наберись. От любой беды спасает два лекарства: молитва и терпение.
– Тереза, вы меня пугаете… Какая беда?
– Никакой беды, девочка моя. Это я тебе на будущее говорю. Не пугайся. Любовь всей своей жизни встретишь, Сашкой его будут звать. Парень будет бедный, но честный.
Замуж за него выходи обязательно. Хорошо жить будешь.
– Спасибо, Тереза большое. Я запомню ваши слова.
Тереза заглянула в чашечку с кофе. Внимательно вглядывалась, заставила большим пальцем дно потереть.
– Ну вот, моя девочка, – Тереза что-то там углядела в кофейной гуще, – всё у тебя будет прекрасно, как ты хочешь, только слушай своё сердце, только себя. В крайнем случае обращайся к Богу, прямо к нему, не ищи посредников между собой и Богом, поговори с ним, в любом месте можешь говорить, для этого в храм идти не надо. И Бог тебе подскажет.
Вспоминала я слова этой девушки, сербиянки Терезы, часто. Как только я просила у Бога совета, то сразу находила ответ на свой вопрос, он мне подсказывал, надо было просто уметь понять эту подсказку.
И сейчас я вспомнила слова гадалки: «Слушай своё сердце, моя девочка!» А сердце моё молчало, когда я видела полковника, – только дружеские отношения питала я к нему, а без любви к мужчине я никогда не смогу с ним жить. Притворяться я не могу, да и ни к чему это. Полковник – очень хороший человек, зачем обманывать и себя, и его.
Вечером мы с Люсей пошли шататься по городу. Подруга делала покупки внучатам. Я тоже кое-что приобрела для снохи, чтоб Люся передала. Болтали, веселились, и никто нам не был нужен. Все меняются в лучшую сторону после путешествий и полученных впечатлений, и мы как будто стали веселее и добрее. Общие воспоминания очень сближают людей.
Был такой прекрасный вечер. С балкона второго этажа море не видно ночью, оно слилось с небом – только слышна тихая музыка волн и ярко светят звёзды. Мы пили домашнее вино полковника. Без преувеличения оно было очень вкусным, а послевкусие оставалось таким чарующим, что хотелось ещё глоточка.
– Люся, я закурю.
Люся не переносила курильщиков, а меня ругала на чём свет стоит.
– Элка, ты же бросила, ты же сама сказала! – возмутилась подруга. – Зачем тебе это надо? Ты же не куряка – просто балуешься, дурака валяешь.
– Поваляю полдурака, – рассмеялась я.
– Как это «полдурака»? – всё ещё сердитая Люся допрашивала меня. Она за здоровый образ жизни, но в меру, не до фанатизма.
– Полсигаретки выкурю, они с ментолом, дымок приятный, – оправдывалась я.
– Да что с тобой поделаешь! – Люся притворно вздохнула.
Утром меня разбудил звонок, а вставать совершенно не хотелось. Я ещё купалась в своих бело-голубых облаках сна.
– Эллочка, доброе утро, – звонил полковник. – Я вас не разбудил?
– Нет, – сонным голосом ответила я и глянула на часы.
Семь часов утра, чего ему не спится?
– Извините, Эллочка, – смущённым голосом оправдывался полковник, – но я иду с рыбалки, наловил целое ведёрко барабульки, хочу вам отдать, у вас же сегодня гости.
– Ой, спасибо, приготовлю по вашему рецепту, – я разом проснулась, – по-солдатски, я помню.
– Тогда, Эллочка, открывайте калитку, я у ваших ворот.
– Бегу, бегу, одну минуту, – я накинула халат, ополоснула лицо и побежала.
Полковник сидел на лавочке у ворот, я тоже присела рядышком.
– Гостья спит? – спросил он.
– Да. Пусть поспит. А то приедет домой, а там работа, дом. Успеет намаяться.
– Тяжело работающим женщинам, – вздохнул полковник. – Я понимаю. Вот вам, Эллочка, смотрите, сколько барабульки я наловил. Сегодня ловилась как никогда. Я в четыре утра пошёл на лиман.
– Всё мне? А вам?
– Так я ж у вас буду вечером. Всё пожарьте, как я вам объяснял. Как семечки будут щёлкать.
– Ой, спасибо. Всё нажарю в огромном количестве масла, туда же картошку и лук целиком, как вы мне и объясняли.
– Да. По-солдатски. Всё в одном котле. А мелкая картошка есть? А лучок? – забеспокоился полковник.
– Я сейчас позвоню этому мужчине-азербайджанцу, который нам овощи-фрукты поставляет, он всё привезёт свеженькое нам.
– Котелок вам принести свой, маленький, походный? – всё переживал заботливый сосед.
– Спасибо, полковник. У меня есть чугунная утятница, глубокая. Она как котелок сгодится.
Мы посидели ещё на лавочке, поболтали о погоде и разошлись.
Гости наши пришли вовремя – вот что значит военная закалка. Полковник и Николай Земцов, оба – бывшие военные. Надюша Земцова пришла с огромным пирогом с капустой, он был такой красивый, что не верилось, что это произведение хрупких женственных рук. Мы с Люсей обе замерли от восхищения: таких пирогов мы не готовим, просто не умеем.
– Это меня бабушка научила, – как будто оправдывалась Надюша, – а её – няня, – и засмущалась.
Мужчины быстро нашли общий язык, им было о чём поговорить. А мы накрывали стол. Я сервировала большой стол в парадной гостиной, а Люся всё несла закуски из кухни.
– Надя, отгадай, что мы привезли из Ялты? – Люся хотела удивить Надюшу.
– Неужто лук, Люсенька?
– Как ты догадалась? – подруга засмеялась своим переливчатым смехом.
– Мы с Коленькой были там лет 35 назад, нет, больше, уже 37 лет. В свадебное путешествие ездили, тогда это было модно.
– Ой, Надюша, а я 32 года назад была с мужем, и тоже в свадебном путешествии.
И мы все втроём рассмеялись. Нам было просто хорошо.
– Люся узнала несколько рецептов салатов с ялтинским луком и вот сварганила нам. А рано утром полковник барабульки принёс, я нажарила по его рецепту. Надеюсь, что он одобрит, – я улыбнулась.
– Люся, ну зови мужчин, а то остынет всё.
– Люсенька, передашь этот пакет Лидочке? – Надя опять потупила взгляд. – Не хотела тебя утруждать. Если сможешь, конечно. Но я ей пару обновок прикупила, хочу её порадовать чуточку. А на Новый год уже в Москву поедем, встретим все вместе.
– О чём ты говоришь, Надя! Конечно, передам. И Элла на Новый год в Москву поедет. Все вместе встретимся на новогодних праздниках, уже у меня, пообщаемся, – Люся взяла пакет. – Что у тебя здесь булькает, Надя?
– Ой, голова дырявая? – засмеялась Надя. – Что там может булькать? Водка, конечно. Что Коля может положить?
Не вино для дам, это точно.
Надюша вытащила из пакета бутылку с водкой и передала мне.
– Вино домашнее принёс нам полковник, вкусное. Пью как компот, а пьянею как от водки, – стала хвалить я соседа.
Люся пригласила гостей в дом. Мужчины хвалили наши с ней блюда. В природе практически нет плохой пищи, есть только неправильно приготовленная и чрезмерно употребляемая. Все были в восторге от Надюшиного пирога, а полковник аж замер в удивлении, когда его увидел.
– Ну, Николай, повезло тебе с женой. Это же шедевр, ёшкин кот. Красота! Последний раз что-то такое видел, когда ещё моя бабуля была жива.
– И меня моя бабуля научила, – тихо произнесла Надюша. – А дочка не желала учиться кулинарии домашней, так и говорила, и до сих пор говорит. «Не нужна мне ваша доморощенная кулинария, сейчас всё есть в магазинах, некогда время на это тратить».
– Зато, Надя, она прекрасный специалист. Сейчас редко таких встретишь. Умница. Я спокойно оставила на неё громадный отдел и уехала. Уйду на пенсию окончательно – рекомендую её на своё место.
– Спасибо, Люся, на добром слове, – Николай аж закашлялся. – Единственная дочь, очень приятно. Ещё бы внуков нам. Что-то тишина. Уж лет пять как с Ромкой развелась, да так всё одна да одна.
– Не нашла своего, наверное, – изрёк задумчиво полковник. – А иногда бывает так: найдёшь, а она не хочет, всё «милый друг, милый друг».
Я захихикала, а Люся сдержалась.
После третьей рюмочки холодной водки полковник встрепенулся:
– Николай, а сколько лет твоей дочке?
– 35. А что? – Николай глянул на полковника ледяным взглядом. – Она тебе в дочери годится.
– Я-то при чём?! – полковник аж рот раскрыл от неожиданности. – Я про Сашку говорю, нашего майора.
– Точно, полковник! Александру Сергеевичу подойдёт, – я вдруг расцвела. – Какой он золотой человек, хороший парень, а родители какие прекрасные!
– Серёжа – отец Саши – мой друг, в одной дивизии служили. И парень настоящий.
– Элла, это капитан Золотарёв? – Люся обратилась ко мне.
– Бери выше, он уже майор, и после Нового года его должны перевести в Москву, но местное начальство тянет, не хочет отпускать.
– Эллочка, это дело в ваших руках, – полковник явно мне льстил – никакой хватки свахи у меня не было.
– Оба прекрасные ребята – и Золотарёв, и Лидочка, – я её знаю.
Надюша умоляюще на меня посмотрела.
– Надя, Люся, обещаю: переговорим и решим этот вопрос. Пора им обоим обжениться, – и я радостно рассмеялась. Вообще, у меня сегодня был день смеха.
Пирог Надюши никто не решался разрезать. Я принесла холодный компот, и он хорошо пошёл, особенно с этим великолепный пирогом. За дело взялась Надюша. И, вкушая это блаженство, мы слушали её историю жизни, такую же изломанную судьбу её семьи, как и нашей страны. Далее я всё пишу от имени Надежды Земцовой.
Глава 3
Мою бабушку звали Надеждой. Меня назвали в честь неё. Но она была Надеждой Белогорской – это её девичья фамилия, и она её не
меняла никогда, на то у неё были причины. Но расскажу я всё вам по порядку. Вы спрашивали, как у меня такие пироги получаются? Меня научила их готовить моя бабушка, а её в свою очередь научила Няня. Няня с большой буквы, потому что она моей бабушке заменила всех родных. Начну сначала. Произошла революция, в России переворот, сумятица. Семья моей бабушки жила в Москве. Отец её работал чиновником в Министерстве путей сообщения, был очень уважаемым человеком, прекрасно знал всю инфраструктуру железнодорожных путей сообщения, курировал финансирование новых путей. Тогда само министерство находилось в Санкт-Петербурге на набережной Фонтанки, а в Москве был департамент инспекции. Мама моей бабушки – из дворян, она была очень одарённым человеком: писала стихи, играла на фортепиано, знала языки, получила прекрасное воспитание и образование, чему и учила своих дочерей, у них были гувернантки и приходящие педагоги. У родителей бабушкиной мамы была усадьба в Нижегородской области, где на тот момент они и жили. Бабушка Надя помнит, как они ездили из Москвы к своим бабушке и дедушке, туда же приезжал её дядюшка со своей семьёй, как они играли и дурачились со своими двоюродными братьями и сёстрами. В саду у родных чего только ни росло – неимоверное количество ягод и фруктов. Взрослые женщины варили варенье и морсы, делали многочисленные заготовки. На время пребывания в усадьбе их освобождали от всех занятий. Это было самое лучшее время в жизни у бабушки. Она его часто вспоминала и рассказывала мне, вспоминала какие-то мелочи из той дачной жизни, шалости своих братьев и сестёр. Им разрешали играть с деревенской детворой и сажали за один стол, угощали тем же, что ели и барские дети. Бабушкин дед был очень прогрессивных взглядов, даже создал начальную школу для детей крестьян. Старики очень скучали по своим внукам. Одни жили в Москве, другие – в Киеве, а дед с бабушкой проводили круглый год в усадьбе. Эти счастливые дни своего детства бабушка Надя вспоминала с болью в сердце – самые яркие воспоминания о родных людях. И тут грянула революция. Для бабушки это был как гром среди ясного неба. Она была подростком и многого не осознавала.
Вдруг в один из октябрьских дней к ним в московскую квартиру вломились бравые революционеры и стали требовать отца. А надо сказать, квартира у них была громадная, что соответствовало рангу чиновника такого уровня, как бабушкин отец, и занимала весь второй этаж старинного дома на Остоженке. С ними в этой квартире жили и няня, и прислуга. Революционеры подняли такой ор, что разбудили весь дом. Младшая сестрёнка стала плакать, средняя подвывала, увидев вооружённых людей, только моя бабушка поняла, кто это. Бабушке на тот момент было уже 13 лет, она была большая барышня, как любил говорить её отец, и присутствовала при разговорах взрослых. У бабушкиной мамы не дрогнул ни один мускул на лице, она держалась стойко. Няня увела младших девочек. Какой-то комиссар в кожаном пальто приказал папе собираться.
– Вы нам нужны. Нам необходима ваша помощь в том, чтобы разобраться в хитросплетениях железнодорожных путей в Закавказье. Нам нужна нефть в Москве и Питере, а она застряла на запасных платформах в Баку. Как можно обойти белогвардейские войска, которые заняли основные железнодорожные станции? Говорят, что есть старые пути?
– Увольте, господа, но я не инженер-железнодорожник. Я только финансовый инспектор. Может быть, вам стоит найти главного инженера?
– Это мы и без вас знаем. Его уже ищут по всему Петрограду и не могут найти. Все специалисты вашего министерства удрали или спрятались. Собирайтесь. А там видно будет.
– Хорошо, – отец понял, что спорить с ними не имеет смысла ради безопасности своей семьи. – Я и не собирался прятаться или убегать.
Вдруг один из солдат обратился к дородной кухарке Зинаиде:
– А вы что здесь делаете? – указал он штыком на её дочь, пугливую девицу Полюшку.
Полюшка вздрогнула и запричитала.
– Мы работаем у них. Я кухарю, слежу за всем. А моя дочь, – Зинаида приобняла Полюшку, – убирается, помогает мне.
– А, прислуживаете буржуям! Вот рабское отродье! Пусть сами работают, – солдат с ненавистью глянул на мать.
– Они хорошие, нас не обижают, – заплакала Полюшка.
– Хватит на них работать, езжайте к себе. Откуда сами? – солдат устроил им допрос.
В просторном вестибюле квартиры остались бабуля со своей мамой, Зинаида с Полюшкой и солдат. Комиссар ушёл с отцом в кабинет. Видно, поэтому солдат разошёлся, хотел власть свою показать.
– Да мы из Подмосковья, из деревни Грязево, что на Истре, – бедная Зинаида покраснела вся. – Чего ты нас гонишь? Работаем и работаем. Нам здесь хорошо.
– К себе езжай, ясно? Эту квартиру советская власть отберёт у этих буржуев. Слишком большая для них. Завтра людей пошлём, им две комнаты оставим, и хватит. Ты поняла, старая? – солдат чуть не проткнул штыком толстый живот Зинаиды.
Мама бабушки стояла молча и держала её за руку. Вышел отец бабушки, одетый в свой мундир чиновника железных дорог, с какой-то папкой в руках, следом за ним комиссар. Отец подошёл к жене и дочери, поцеловал обеих и тихо сказал, и в его голосе была такая беспроглядная грусть:
– Милая, если меня не будет больше трёх дней, собирай детей и езжай к своим родителям. Бери самое необходимое, я вас там найду. Надо было нам раньше уехать отсюда. Не переживай, милая. Береги девочек и нашего будущего малыша.
Бабушка всё это слышала. Комиссар торопил отца.
– Что это вы прощаетесь? Завтра уже будете дома.
Но на следующий день отец не пришёл. Зато после обеда появилась живописная группа во главе с нашим дворником Никодимом.
– Вот они, – Никодим услужливо говорил какому-то мужику в тулупе. – Барыня, вас расселять пришли.
– Как это расселять? – возмутилась бабушкина мама. – Эта квартира подарена моему мужу министерством путей сообщения за его заслуги в деле служения Отечеству, и пока муж не придёт, я не пущу посторонних в свою квартиру.
– Товарищ барыня, помолчите, пока я вас отсюда совсем не выгнал, – и мужик в тулупе бесцеремонно оттолкнул мать. Она чуть пошатнулась, няня подхватила её. – Вам положены две комнаты, выбирайте, пока я добрый. А то десять комнат у них, буржуи недорезанные.
– Здесь есть и моя комната, и я буду здесь жить, – заговорила няня. – Я ведь не барыня, я обслуга.
Мать взглянула на няню недоумённым взглядом. Она всегда считала её членом семьи.
– И наша есть, – Зинаида стала повторять за няней. – Мы тоже обслуга, – а потом, чуть подумав, добавила: – Нам солдат советской власти дал разрешение вчера.
– Хорошо, – подумав, сказал человек в тулупе. – Значит, четыре комнаты заняты, остальные будем распределять – я ведь всё-таки управсовкомдом.
Все женщины этого дома удивлённо посмотрели на него – такой аббревиатуры они не знали. А бабушка была маленькая и прыснула от смеха.
– Хорошо, мы бы хотели забрать свои личные вещи из комнат, – сказала мама.
Они долго говорили с няней. Мама сразу поняла, почему няня так сказала: чтоб сохранить за ними три комнаты. Оставили за собой папин кабинет, родительскую комнату и большую детскую. Стали переносить вещи в эти три комнаты и в Зинаидину комнату тоже. Мать дала дворнику Никодиму деньги, чтоб он пошёл в скобяную лавку и купил новые замки в комнаты.
Зинаида вдруг всплеснула руками:
– Барыня, а припасы?! Эти ироды, оглоеды всё унесут! Чем детей кормить будем?
И Зинаида, и Полюшка, и няня, и бабушка маленькая стали таскать всю еду, что у них была, и из кладовой, и из кухни, и из столовой в детскую комнату. Полюшка тащила столовое серебро и фарфор, скатерти и салфетки и всё причитала:
– Где кушать-то будем? Все вместе, что ли?
Квартира мигом наполнилась непонятным народом. Даже в большом парадном зале кто-то улёгся на бархатных диванах прямо в сапогах. Это уже была не их квартира, это был человейник.
Так началась их общежитская жизнь в собственной квартире. Прошло три дня. Суматошных, страшных, в визгах и песнях посторонних людей. На кухне в уголке у Зинаиды висела икона и стояла лампадка. Кто-то сорвал икону и затоптал ногами. Когда Зинаида это увидела, то так стала орать, что на её истошный крик вышли все старые и новые жильцы квартиры. Зинаида в шесть утра готовила кашку для маленькой дочери хозяев и, увидев это кощунство, не смогла сдержать своего гнева.
– Это сатана сделал, не иначе. Сатана сам говорит, что насильно нельзя отучить людей верить в Бога, но можно погрузить их в мрак и тьму, и в суету сует.
Зинаида сидела на кухонном полу и причитала. Какая-то молодая парочка комсомольцев стояла над ней и смеялась. Полюшка и няня подняли кухарку с пола и отвели в комнату, мать дала ей успокоительных капель, так и пролежала Зинаи да целый день в кровати.
Самое трудное – уметь ждать и при этом соблюдать спокойствие. Мама ждала, занималась с дочерьми французским языком и музыкой, няня им читала умные книги и занималась грамматикой. На пятый день мама не выдержала и решила пойти в департамент. Конец октября, снег ещё не выпал, но было не по-осеннему холодно, свистел ветер, завывал в трубах, крутил на улицах прохожих в разные стороны. Как няня ни отговаривала маму, она всё-таки пошла. Её не пустили в здание солдаты-караульные, там находился какойто комитет новой власти. Она хотела найти того комиссара в кожаном пальто, но не знала его имени. Долго простояв на улице, мама замёрзла и вернулась домой. На следующий день с утра она отправилась домой к сослуживцам мужа, к тем, кого она знала и с кем они дружили семьям и. У одних были заколочены входные двери, у других оставалась прислуга, которая узнала барыню и по секрету сказала, что они все удрали в Европу, эти проклятые эксплуататоры. Старая прислуга жила в одной из комнат квартиры друзей, работать уже не могла, но так как она была одинокая, хозяева её содержали и оставили у себя. И мама совсем не ожидала, что этот старый человек будет так пренебрежительно говорить о своих благодетелях. Доброта – это сознательный выбор каждого, и в каждый момент, и в каждой ситуации она должна быть разной. Доброта – это то, что может услышать глухой и увидеть слепой. За доброту эта старая женщина ответила своим благодетелям плохо скрытой ненавистью.
Мама пришла домой ни с чем, она не знала, что делать, закрылась у отца в кабинете и прорыдала весь день. Бабушка уже была взрослой девочкой и понимала, что мать не нашла отца. И она тоже ткнулась лицом в подушку и заплакала. Отец был для неё всем, он понимал её сущность, как и всё на свете. Няня не знала, что делать с ними, но понимала, что они так долго не протянут – запасы еды заканчивались, денег не было, необходимо было уезжать в Нижегородскую губернию к родителям барыни. Но та упёрлась, ни в какую не хотела уезжать без мужа или хотя бы без каких-либо сведений о его судьбе. Тогда няня решила сама предпринять некоторые шаги. Она знала, что в их, теперь коммунальной, квартире живёт друг того самого солдата, который приходил с комиссаром и уводил отца. Поговорив с тем самым другом, она выяснила, где живёт солдат, и пошла к нему в надежде хоть что-то узнать об отце. Солдат вообще не владел информацией, но зато сказал фамилию комиссара и указал место, где он служит, даже не взял пачку галет и плитку бельгийского шоколада, которыми хотела его задобрить няня. Только пробубнил, что времена сейчас голодные и им самим пригодится. Няня была крайне удивлена таким поведением солдата. Люди ведут себя по-разному, порой неожиданно, и этот грубый солдафон показал свою лучшую сторону души. Может быть, Бог смилостивится над ним и простит ему грехи его неразумного поведения.
На следующий день мама отыскала комиссара. Он очень удивился, увидев её. На её вопрос о муже он долго смотрел на неё, после чего сказал, что его командировали на Закавказскую железную дорогу и он не скоро появится в Москве. Комиссар рекомендовал ей найти работу, чтоб не голодать, так как жалование её мужу никто платить не будет. Ког да мама вернулась домой, она уже приняла решение: надо ехать к родителям – вместе легче перенести это смутное время. Она была уверена, что и муж туда приедет. Мама и няня стали спешно собираться. С собой решили взять самое необходимое, рассудили, что драгоценности лучше спрятать на себе и девочках – это был единственный их капитал. Зинаида им наготовила много еды на дорогу. Мама передала кухарке ключи от комнат и попросила дождаться барина. Обе – и Зинаида, и Полюшка – горько плакали, когда прощались с девочками. Няня на них прикрикнула и сказала, что скоро приедут, долго это продолжаться не может. Мама надеялась только на начальника станции железной дороги: он хорошо знал папу, тот инспектировал его участок дороги и говорил, что он порядочный человек, и каждое лето, когда они ездили к родителям, им был предоставлен спецвагон. Только уповая на этого человека, они поехали на станцию. Там творилось что-то невероятное. Люди, солдаты, комиссары, нищие и бродяги пытались сесть в любой поезд, лишь бы уехать из Москвы. У мамы опустились руки. Но они всё равно пошли в здание вокзала искать начальника станции. Дети с няней остались у дверей кабинета ждать его, а мама металась по всей станции, пытаясь найти его, и нашла-таки. Он завёл всех к себе в кабинет, велел располагаться и ждать здесь, дал маме ключ, чтоб она закрылась изнутри и никого не пускала – боялся за них. Ушёл, пришёл, снова ушёл. Дети и поели, и поспали. Наконец он появился, махал руками, цокал языком, пыхтел как паровоз, всё сокрушался за отца. Потом объявил им, что ночью будет поезд, идущий до Томского округа, он их посадит в общий вагон, договорится с начальником поезда – тот его друг. В Нижнем они сойдут. Они должны сидеть тихо и не привлекать внимание пассажиров. Так он и сделал, и денег у мамы не взял. Мама потом долго вспоминала его добрым словом. Наконец они доехали до Нижнего Новгорода. Дети устали, капризничали, мама и няня утешали их, уговаривали потерпеть. Кое-как на перекладных они добрались до усадьбы маминых родителей.
