bannerbannerbanner
История целибата

Элизабет Эбботт
История целибата

Полная версия

Растущее богатство монастырей и других обителей, а также Церкви в целом стало другой важной причиной распространения целибата среди ее служителей. У холостяков нет наследников, поэтому они не могут поддаться искушению и поделиться собственностью, которой управляют, и она в полном объеме переходит к следующему поколению монахов и священнослужителей. (Как мы увидим далее, аналогичный ход рассуждений об административных и военных руководителях Персии, а также стражах гаремов в Китае приводил к возникновению странной социальной категории непоправимо изуродованных евнухов.)

С 370 г. папские указы запрещали священникам вступать в сексуальные отношения. Многие из тех, кого они касались, полагали, что проследить за их исполнением и наказать виновных в их нарушении невозможно, и потому большинство женатых служителей Церкви продолжали спать со своими женами. Однако после посвящения в духовный сан они истолковывали папские декреты как запрет на женитьбу. Кроме того, полагали, что Церковь будет отдавать предпочтение неженатым кандидатам, а потому соблюдение целибата может положительно повлиять на карьерный рост.

С годами кампания, направленная на соблюдение целибата, становилась все более напористой. В 401 г. от священников в Карфагене потребовали давать клятву в соблюдении целибата – так это случилось в первый раз. Теперь повсюду, где Церковь имела влияние, личная жизнь священника – по крайней мере, теоретически – становилась объектом наблюдения. Ко времени свадьбы его жена должна была быть девственницей, а потом ей следовало всю жизнь хранить невинность. Она не могла спать с ним в одной комнате, а тем более в его постели. Вместо этого ночами она должна была находиться в другом месте с компаньонкой, а ему надлежало ночевать вместе с другими священниками. Если муж ее умирал, овдовевшей девственнице не позволялось второй раз выходить замуж. Позднее изданный эдикт пошел еще дальше: женатые священники при посвящении в духовный сан должны были оставлять своих жен.

Так это и продолжалось: эдикты, постановления, папские декреты – множество порой противоречивых и обычно мелочных решений, которые в Западной, но не в Восточной церкви неизбежно вели к политике установления целибата сверху донизу. Эта политика время от времени менялась, приспосабливаясь к местным особенностям ее проведения, и часто воздействие ее было ничтожно. Тем не менее к 400 г. сексуальное воздержание в Западной церкви уже распространилось на всех высших священнослужителей. К 450 г. оно охватывало даже настолько низкие посты в церковной иерархии, как иподиаконы. Однако несмотря на официальные декреты, кампания по насильственному распространению целибата встречала упорное сопротивление. В 483 и 535 гг. она была серьезно дискредитирована двумя случаями выборов пап, результаты которых многих привели в замешательство – оба папы (Феликс II и Агапит I) были сыновьями священников.

В стремлении добиться от священнослужителей соблюдения целибата основную роль играли теология, аскетическое монашество, практические и имущественные соображения, однако для этого существовали и другие причины. По мере упрочения позиций и роста влияния Церкви ее служители, в частности, начали предлагать ежедневные мессы. Как священники могли их проводить, если всего за несколько часов до этого их лица искажало выражение похотливого и греховного сексуального экстаза, который они испытывали со своими женами?

На деле ничего особенного в этом не было, поскольку реальность каждый день приходила в противоречие с политикой. Представим себе не церковных иерархов, входивших в элиту клира и имевших доступ к несметным богатствам, а священнослужителей низших ступеней, составлявших подавляющее большинство духовенства. Повседневная материальная жизнь западного общества в эпоху раннего Средневековья была настолько тяжела, что нередко не только толкала неверующих в монастыри, где царил целибат, чтобы спастись от голода, но иногда, чтобы выжить чисто экономически, вынуждала некоторых искренне верующих священников жениться. Их жены могли не только рожать им детей, но также возделывать в приходах участки земли и другими способами добывать мужьям-священникам еду и одежду. Более честолюбивые служители Церкви умудрялись заключать браки с женщинами, которым давали приданое, собственность, а иногда небольшие лавки или мастерские, даже если работа там отнимала у заключившей брак пары так много времени, что религиозное служение отходило на второй план по сравнению с производственными или коммерческими потребностями.

Иными словами, внимательное изучение декретов и указов Западной церкви могло создать обманчивое впечатление о широком распространении целибата среди духовенства. С другой стороны, это также могло вызвать некоторые подозрения в том, что не все шло гладко. Взять, к примеру, следующий перечень наказаний: священники, совершившие плотский грех, должны были быть заключены под стражу и оставаться под замком на хлебе и воде; рукоположенный священник должен был бичевать себя до крови, переносить другие страдания на усмотрение епископа и два года провести в темнице; монахам и иеромонахам полагалось более снисходительное наказание – три удара кнутом и последующие различные кары в течение года заточения в темнице. Жен и детей грешников ждала гораздо более тяжелая судьба – их должны были продать в рабство.

Сурово и страшно, но применялись такие наказания только в случае совершения серьезных нарушений. А как могло быть иначе в Церкви, где в VIII в. высокопоставленный иерарх – в данном случае человек, позже канонизированный под именем святого Бонифация, – униженно просил у Папы разрешения обращаться как с грешниками с дьяконами, которые с детства погрязли в плотском грехе и других непристойных деяниях и, будучи дьяконами, позорили свою святую должность тем, что спали с четырьмя или пятью сожительницами?

Ответом Папы Захария стало компромиссное решение: если священнослужители совершали прелюбодеяния или имели больше одной жены, Бонифацию следовало отстранять их от исполнения обязанностей священнослужителя. Очевидно, что в случае неукоснительного соблюдения правил, в частности касающихся целибата, деятельность Церкви могла бы существенно осложниться.

Естественно, что Бонифация и других высокопоставленных служителей Церкви, соблюдавших целибат, очень огорчало расхождение между желаемым и действительным. В их переписке нашел отражение тот факт, что гораздо больше проблем возникало с теми священниками, которые вели себя вызывающе и недостойно, чем с их более спокойными и покладистыми братьями. В общинах тоже ходило много слухов, и на основе поступков всяких прохиндеев и прохвостов высказывались резкие суждения и подозрения в отношении всех священников.

Другим излюбленным занятием были пересуды и сплетни о всяких позорных деяниях в надежде на то, что власти примут строгие меры против виновных. Эта болтовня с лейтмотивом, составлявшим осуждение, была ненадежным источником информации. Против нее активно выступали многие епископы, справедливо полагая, что она пагубно сказывается как на священниках, стоявших на стороне обвинителей, так и на тех, кого обвиняют, что подтверждает приводимая ниже история.

Во времена отцов-пустынников отшельник по имени Аммон ушел из своего скита и поселился с другими аскетами. Аммон был человеком мудрым и святым и вскоре стал епископом. Один из его монахов частенько по секрету приводил к себе в келью женщину, что было категорически запрещено. Другие монахи узнали о проделках своего бесстыдного брата и вместе задумали его разоблачить. Они выждали момент, когда стало известно о том, что он снова втайне привел к себе в келью женщину. Тогда монахи все вместе пришли к Аммону и потребовали, чтобы тот зашел в келью распутника и поймал его на месте преступления в состоянии оголения.

Аммон, неукоснительно соблюдавший общие для всех монастырей правила, постучал в дверь кельи. Когда развратный монах услышал шум за дверью, ему удалось накрыть свою подружку пустым бочонком. Войдя в келью, епископ Аммон тут же понял, что там произошло, и уселся на бочонок. После этого он пригласил разгневанных борцов с развратом зайти в келью и обыскать ее. Те ничего не обнаружили и вышли оттуда в полном недоумении и расстройстве. Епископ Аммон спустился с бочонка и, обратившись к хозяину, сказал ему только: «Брат, будь осмотрительнее»[288]. Если попытаться изложить эту историю в виде христианской догмы, получилось бы следующее: следя друг за другом и донося на прегрешения соседей, можно погубить собственную бессмертную душу.

Тем не менее следует признать, что некоторые доносы были оправданны, особенно когда речь заходила о детях священников и епископов. Существовали вполне обоснованные, как показали последующие события, и весьма серьезные опасения, связанные с тем, что позже служители Церкви станут использовать церковную собственность в качестве наследства для обеспечения своих сыновей и дочерей. Полагая, что они будут жить с женами, «как будто те не были их женами», церковные иерархи рассчитывали на то, что они смогут распоряжаться церковными владениями как люди, сами никакой собственности не имеющие, что на деле вполне соответствовало действительности[289]. Информирование о священниках и епископах, которые не придерживались политики Церкви, имея хотя бы одного ребенка, мотивировалось не личной неприязнью, а серьезной озабоченностью о материальном будущем христианской общины.

 

Полную и объективную оценку клерикального целибата дать очень непросто. Мы не располагаем достаточно достоверными источниками, к тому же жизнь с соблюдением целибата по своей природе носит личный характер и редко бывает документально подтвержденной. Оценки распространенности целибата сильно колеблются, но Питер Браун, уважаемый специалист в области ранней истории Церкви, полагает, что к концу VI в. некоторые священники жили в браке, как и отдельные епископы, большинство из которых в прошлом были монахами, оставившими монастырский аскетизм, чтобы занять административные должности в городах. Принимая во внимание это обстоятельство, а также наличие многочисленных документов, юридически подтверждающих широко распространенные и вопиющие нарушения принципа безбрачия, с одной стороны, и тот факт, что целибат становился нормой отношений на высших уровнях церковной иерархии и распространялся на ее более низкие ступени – с другой, очевидно, что многие служители Церкви вели образ жизни, несовместимый с соблюдением целибата. Такое положение отнюдь не способствовало упрочению официальной политики Церкви.

Так, например, к X в. многие сельские священники, некоторые городские и даже кое-кто из епископов жили в браке, не скрывая супружеских отношений с женами, поскольку те периодически рожали им детей. Focaira, или любовница священника, была постоянным персонажем средневековых литературных произведений[290]. Несколько оскандалившихся церковных деятелей попытались принять соответствующие меры. Немецкий церковный иерарх – архиепископ Бремена Либентий, изгнал из города жен подчиненных ему каноников. Епископ Вероны Ратер заточил в темницу всех священников, не выполнивших его приказ о том, чтобы оставить своих жен. Однако его светский коллега – граф Вероны, тайно вступил в сговор с разгневанными священниками, чтобы изгнать епископа, и Ратеру пришлось укрываться в монастыре.

До григорианской реформы XI в. женатые священнослужители продолжали нести службу. Большинство их заявляли о том, что соблюдают целибат, и, возможно, это соответствовало действительности. Гражданское право признавало их союзы законными, но в соответствии с каноническим правом их жены определялись как «сожительницы», а дети считались незаконными, и потому им было запрещено наследовать имущество. Более того, их сыновьям не разрешалось становиться священниками.

Эти ограничения можно было легко обойти. Сыновей и дочерей представляли как племянников и племянниц, они воспитывались у священника и его жены. Равным образом, если «незаконный» сын чувствовал призвание к служению Господу, с позволения Папы епископ в качестве особого соизволения мог ему это разрешить. Так, в 1398 г. в одно соизволение на пятьдесят незаконнорожденных мальчиков было включено десять сыновей служителей Церкви.

Григорианская реформа расширила возможности легкого нарушения клерикального целибата, а потому на протяжении XI и XII вв. неоднократно происходили ожесточенные столкновения между сексуально активными представителями духовенства и верными церковной доктрине священнослужителями, соблюдавшими целибат. В подготовке и проведении церковной реформы Папы Григория VII большую роль сыграл великий церковный реформатор Петр Дамиани, чьи влиятельные произведения были направлены против тех представителей клира, которые не соблюдали целибат. Его особенно возмущали священники, получавшие освобождение от налогов за доносы на акты мужеложства с теми служителями Церкви, которые являлись их сексуальными партнерами[291].

Григорианские реформисты прибегали к извечным аргументам в защиту целибата духовенства: примеру апостолов и духовной непорочности, а также к соображениям, носившим более практический характер и связанным с тем, что безбрачие предотвращает разбазаривание священниками церковного имущества, освобождает их от занимающего много времени и отвлекающего от служения Церкви бремени поддержки семей, а также ведет к становлению достойных во всех отношениях священнослужителей, которые становятся образцами как для христиан, живущих в миру, так и для иноверцев. При этом узнать их можно было по тому, соблюдают они целибат или нет.

Служителей Церкви, в вызывающей форме отказывавшихся соблюдать целибат, подвергали преследованиям, и некоторые из них теряли должности, а те, кто нарушал целибат втайне, должны были соблюдать при этом осторожность. Несомненно, в результате проведения реформы обет целибата дали многие представители духовенства, а значительное число склонных к аскетизму мужчин и женщин стали священнослужителями или ушли в монастыри. С другой стороны, реформу не принимали и ей противились похотливые священники, епископы и даже папы, а также другие несогласные, открыто выступавшие против целибата как принципа, которого следовало придерживаться даже лицам духовного звания.

Отдельные примеры нарушения такого уже насильственно налагавшегося целибата были исключительными даже на самых высоких уровнях. Папу Иоанна XIII обвиняли в прелюбодеяниях и кровосмешении. В 1171 г. в Кентербери избранный настоятель аббатства Святого Августина лишь в одном селении имел семнадцать детей, но это было совсем немного по сравнению с отпрысками епископа Льежа, которого в XII в. сняли с должности, поскольку он стал отцом шестидесяти пяти детей. Самый абсурдный случай такого рода имел место в XV в. с Папой Иннокентием VIII – гордым родителем, который публично признал своим выводок незаконнорожденных детей, причем именно за честность ему даровали прощение.

Целибат составлял основополагающую проблему и в период следующей великой Реформации, возглавленной Мартином Лютером, который будто раскаленным ножом взрезал загнивавший католицизм, вскрывая церковные нарывы и обрубая ослабевшие, недееспособные конечности, по мере разложения оставлявшие на торсе и лице взрастившего их тела синяки и ссадины. Эта операция породила реформированную Католическую церковь и привела к возникновению протестантизма. Она дала точные ответы – причем диаметрально противоположные – на вопрос о клерикальном целибате: протестантский подход сводился к возможности сохранения духовного сана священнослужителями, собравшимися жениться, в то время как католическая позиция вновь подтверждала священную природу клерикального целибата.

31 октября 1517 г., прибив 95 тезисов к стене Замковой церкви в Виттенберге, Мартин Лютер пояснил свою позицию в отношении целибата. Он считал, что соблюдение целибата вызвано теологическим заблуждением, поскольку оно было задумано как обязанность, налагаемая на себя человеком и выполняемая в надежде снискать Божественную благодать. Но христианского Бога нельзя прельстить такими жалкими уловками и постыдными ухищрениями. Господь обещал спасение лишь через веру, и потому принудительный целибат, как полагал Лютер, был своего рода попыткой с негодными средствами и в моральном отношении не имел никакого смысла ни для Господа, ни для того, кто его соблюдал.

Вне всяких сомнений, Лютер был противником целибата; он твердо верил в то, что Господь наградил даром целибата лишь некоторых людей. «Это – путь Христа», – писал он. Когда апостолы пришли к выводу о том, что целибат столь добродетелен, что мужчинам не следует жениться, Христос напомнил им, что не все могут исполнять эту заповедь. Воля Христа, заявил Лютер, состоит в том, что лишь избранное меньшинство может соблюдать безбрачие. Все остальные, исполняя волю Господа, должны были следовать давно проторенной дорогой. Сам Лютер женился на бывшей монахине Катарине фон Бора и от души пел дифирамбы супружеской жизни за то счастье, что она ему доставляла, и прежде всего за детей.

Взгляды Лютера на целибат, как и точка зрения Блаженного Августина и отцов Церкви в более ранний период, оказали значительное богословское воздействие на жизнь христиан. Несмотря на неприязненное отношение к женщинам, и Лютер, и Жан Кальвин, другой крупнейший протестантский теолог, полагали, что состояние целибата выше состояния брака, но оправдано оно лишь у тех, кому его даровал Господь. Это значит, полагали они оба, что целибат никогда не должны ни соблюдать, ни поспешно давать обет его соблюдения люди – как светские, так и служащие Церкви, – неспособные его соблюдать. «Тебе повезло, – с энтузиазмом сказал Лютер только что женившемуся священнику. – Заключив достойный брак, ты одолел достойный порицания сомнительный целибат, поскольку его соблюдение вызывает или постоянное жгучее желание, или непристойные поллюции»[292].

Реформация была великим очищением, освободившим тысячи верующих от нежелательного целибата и узаконившим брачные союзы тех, кто ранее целибата не придерживался. Однако в ходе Контрреформации католицизм смог вновь упрочить позиции, восстановить клерикальный целибат, причем с такой решимостью и уверенностью, которые раньше были просто невообразимы. Обновленная Католическая церковь стала меньше и сильнее, ее больше не раздирали на части мучительные разногласия в среде священнослужителей и не терзало презрение верующих. Нарыв был вскрыт. Покупка индульгенций не могла больше заменить покаяния. Над политикой Церкви больше нельзя было ни глумиться, ни подвергать ее сомнению. Неукоснительное соблюдение целибата стало теперь основным различием между Римско-католической церковью и протестантскими течениями в христианстве, и ни при каких обстоятельствах его нельзя было устранить. Пройдут века, точнее говоря, около шестисот лет, прежде чем представители духовенства вновь поведут организованное наступление против извечного целибата, навязываемого им в качестве непременного условия готовности посвятить жизнь служению Господу.

Апостольские сестры

В период раннего Возрождения, когда в Европе бушевали религиозные страсти, благочестивые христианки с тревогой искали выходы для проявления духовности. Очевидным решением проблемы был уход в монастырь. В некоторых монастырях действовали два отделения – одно для мужчин, другое для женщин, но уже существовали и исключительно женские монастыри во главе с настоятельницами. Тем не менее многие женщины стремились к достижению иных возможностей для проявления своего духовного рвения. Они страстно желали жить как Христос и его апостолы – в целомудрии и бедности, отдавая себя служению на благо самых смиренных и униженных смертных собратьев. Они хотели свободно путешествовать, жить среди людей, а не быть от них отделенными, оставаясь взаперти за монастырскими стенами. Из такого коллективного стремления апостольских сестер возникло широкое религиозное движение бегинок.

Начнем с бегинок

[293]

Точно определить истоки и эволюцию движения бегинок, датировать его и документально подтвердить, как историю других аналогичных организаций, не представляется возможным, но большинство исследователей сходятся на том, что оно зародилось в XII в. Бегинок (чье название, возможно, восходит к искаженному названию еретиков-альбигойцев, которых, как полагали некоторые представители официальной Церкви, поддерживали эти женщины) проще описать, чем дать им определение. Это были группы совместно проживавших женщин, живших в бедности, ведущих целомудренный образ жизни, объединявших имущество для создания духовных общин. Как правило, они селились вместе, хотя некоторые оставались дома со своими семьями. Они не признавали формального правления и не устанавливали связей с подобными им общинами. Работали они сообща, вместе поклонялись Господу, посвящая себя апостольскому служению другим людям. Иногда они принимали в свои общины мужчин.

 

Мы всегда стремимся называть имена основателей движений. Так, например, имя Пахомий связано с возникновением монашества. Что касается движения бегинок, в связи с ним чаще всего упоминаются имена Ламберта де Бегга и Марии из Уаньи, живших в Бельгии, где появились первые участницы этого движения. Ламберту обычно воздают должное за основание первого бегинажа в Льеже для женщин благородного происхождения, стремившихся вести целомудренный и аскетический образ жизни, а также заниматься благотворительностью.

Мария, о которой известно больше, чем о других бегинках раннего периода развития движения, родилась в 1176 г.[294] в семействе вполне обеспеченных родителей. Ее выдали замуж, когда девушке исполнилось четырнадцать лет. Однако позже они с мужем дали обет целомудрия и оба отправились в лепрозорий ухаживать за прокаженными. Через некоторое время Марией овладело беспокойство. Она стремилась к более строгой и аскетической духовной жизни. На каком-то этапе жизни она избавилась от своего состояния, ушла из лепрозория и примкнула к самостоятельному Августинскому ордену, куда принимали как женщин, так и мужчин. Этот первый бегинаж вполне устраивал Марию, и она оставалась там до конца жизни – до 1213 г.

Глубокое благочестие Марии выдвинуло ее в число самых святых женщин даже среди тех, кто не был связан с формальными монастырями и чье поведение, как и ее собственное, было ограничено в меньшей степени. Мария получила широкую известность за восторженные видения Господа, преклонение перед причастием и суровым аскетизмом, доходившим до того, что, усмиряя плоть, она отрубала кусочки собственного тела[295]. Ее приверженность целомудрию, наряду с отказом от супружеских отношений (хотя она состояла в браке), также оказывала огромное воздействие на других. Кроме того, стремление к апостольской бедности, личное смирение и ревностное служение прокаженным – отбросам общества, возвело ее на высшую ступень святости. Женщинам, привлеченным этими ее качествами, повезло, поскольку у Марии был прекрасный биограф, чье замечательное изложение исключительных событий ее жизни – включая приступы бесконтрольных рыданий – разнесло славу о ней далеко за пределами Бельгии.

Именно эта страна стала родиной движения апостольских сестер, распространившегося по торговым путям Северной Европы и получившего особенно сильное развитие в Кельне. В отличие от монахинь, обычно происходивших из добропорядочных семейств, в социальном отношении бегинки были более разнородны. Первоначально большинство среди них составляли женщины, принадлежавшие к высшим классам общества, но постепенно к движению примыкало все больше женщин из трудящихся сословий, и к концу XIII в. бегинажи пользовались репутацией приютов для женщин из бедных семей.

Бегинажи отличались от монастырей и других подобных организаций, члены которых давали официальные обеты соблюдения непорочности, бедности и послушания. Бегинки также с глубоким уважением относились к этим принципам, но предпочитали не клясться им в верности, а просто соблюдать. Как с одобрением заметил один бельгийский епископ, бегинки соблюдали целибат на протяжении всей жизни, а не клялись в его соблюдении. Они были покорны, но не клялись в покорности, и считали, что разумнее вести скромный образ жизни и из филантропических побуждений отказываться от собственных состояний, чем просто избавляться от всей своей собственности и имущества. На деле основными четырьмя принципами движения бегинок – в отличие от клятв – были целибат, бедность, смирение и милосердие, понимавшееся как неустанное служение обездоленным.

Какая же сила побуждала женщин становиться бегинками? Несомненно, это была комбинация причин, приводившая к страстному желанию выражать их беззаветную преданность Господу, следуя апостольскому пути целомудрия и бедности. Очевидно, что соблюдение целибата было одним из важных условий мотивации знатных и родовитых дам материально поддерживать бегинажи[296]. Но как и апостолы, бегинки не скрывались в монастырях. Они бесстрашно и благочестиво жили в миру вместе с теми, кому служили: с бедняками, больными, сиротами и несчастными горемыками. Движение было настолько разноплановым, что одни бегинки продолжали жить с родителями, а другие переселялись в общее жилье или в общины. Некоторые зарабатывали на жизнь, занимаясь ремеслами, другие просили милостыню, немногие жили на вполне приличный доход, получаемый от их личных состояний.

Бегинок нельзя отнести ни к монахиням, ни к белому духовенству, хотя по уровню благочестия и набожности они не уступали монахиням в женских монастырях. Их обеты целомудрия и покорности носили временный характер, и они постоянно их повторяли. Такой образ жизни они вели добровольно, без принуждения, определяемого монастырскими уставами. Они всегда могли вернуться в светское общество, и это облегчало возможные угрызения совести бегинки в том случае, если она решала изменить образ жизни. Она обладала свободой выбора, у нее не возникало ощущения того, что она попала в ловушку и должна продолжать жить по тем правилам, которые ее больше не устраивали.

Жизнь бегинки была апостольски незамысловата. Женщины начинали ее с неформального приятия целомудренной жизни, одевались в одежды, присущие той или иной группе, работали, либо оказывая услуги другим, либо занимались торговлей, и по мере сил стремились жить, подражая образу жизни Христа. Несмотря на периодические обвинения в ереси и – гораздо реже – в сексуальном непотребстве, бегинки пользовались уважением и вызывали восхищение. В 1520 г. немецкий художник Альбрехт Дюрер вспоминал о том, что в Антверпене наблюдал за процессией, возможно напоминавшей процессию бегинок, поскольку он описал ее как парад вдов, с головы до пят одетых в белые холщовые одежды, зарабатывавших себе на пропитание рукоделием и живших по собственным правилам.

Бельгийские бегинки носили простые одежды невзрачных расцветок без украшений, за исключением пояса покаяния из серо-коричневой некрашеной шерсти. Они были бедны от рождения или по собственному выбору и стремились жить с бедняками, которым служили. В отличие от верующих в монастырях, они жили в миру, их не принуждали рвать эмоциональные связи с семьями.

Глубокое влияние на движение бегинок оказали четыре фактора: демография, целибат, природа брака и церковная политика. В тот период Средневековья войны и крестовые походы вели к переменам в соотношении численности мужчин и женщин, в результате чего количество женщин настолько превосходило число мужчин, что многие их них даже не надеялись выйти замуж. Помимо этого, добровольный и принудительный целибат еще больше уменьшал число пригодных к браку мужчин. Апостольский пример целомудрия и духовная непорочность влекли некоторых из них в монастыри. Суровые цеховые законы, запрещавшие жениться ученикам и подмастерьям, вынуждали значительное число работавших мужчин к соблюдению нежеланного целибата. Таким образом, демография обрекала огромное число женщин на одиночество.

В некоторых районах Франции и Испании это обстоятельство стремились использовать альбигойцы, играя на ненависти к браку и святости целибата, чтобы привлечь к своему движению женщин. Это отчасти объясняет, почему бегинок – добровольно не выходящих замуж женщин – первоначально подозревали в альбигойской ереси. Альбигойцы учили, что брак и половой акт препятствуют спасению и что родители, по определению уже согрешившие, тем самым сгубили свои души. Альбигойство оказало влияние, по крайней мере, на некоторых женщин, решивших устроить свою жизнь к собственному удовлетворению так, чтобы обходиться без брака.

На деле многих женщин не надо было убеждать в воздержании от брака. Большое их количество жило в ужасной тесноте вместе со своими семьями, им негде было уединиться, они воочию наблюдали за браком своих родителей и прекрасно понимали, что им готовит будущее. За несколько веков до этого Амвросий отбивал у женщин охоту лишаться состояния девственности кратким напоминанием о том, что принесет им брак: «беременность, орущих младенцев, мучения, вызванные соперницей, домашние хлопоты»[297]. Женщины, выходившие замуж, часто с глубокой печалью оплакивали утраченную девственность и становились рьяными поборницами целибата, который мог бы хоть в небольшой степени восстановить душевное равновесие и контроль над их несчастной жизнью[298].

Церковная политика чуть не погубила движение бегинок стремлением его регулировать. Клерикальные власти выражали недовольство тем обстоятельством, что по всей Северной Европе в городских центрах возникали неуправляемые женские общины. Эти женщины работали, учили, во всеуслышание выражали свое мнение, читали Священное Писание и выбирали собственных духовных предводительниц, причем делали все это, даже не советуясь с церковными руководителями мужчинами. Что же они о себе возомнили, эти монашки без монастыря?

Церковь с общего согласия проявила строгость по отношению к таким женщинам, добровольно соблюдавшим целибат, и в 1312 г. им было велено уйти в монастыри. В чем заключалась причина такого распоряжения? С точки зрения богословской догматики она была очень проста, хотя в качестве указания и приведенных доводов звучала убедительно: церковные чиновники не могли поверить, что такие свободно соблюдающие целибат люди, как бегинки, умудрялись целомудренно выживать в порочном мире, и потому их следовало от мира обособить в монастырях. Более того, индивидуальные или неофициальные обеты соблюдения сексуальной непорочности, дававшиеся раньше, теперь были запрещены – с этого времени можно было давать лишь официальные клятвы в соблюдении целомудрия. Потом официально давших обет соблюдения целибата женщин следовало заключить в монастыри, чтобы там они избегали соблазнов, не ослабли духом и не отказались от данного обета.

288Изложено по тексту, приведенному Rousselle, 150.
289Brown, 443.
290Power, 436. От слова focaria, а не акронима For Using Carnal Knowledge, также может происходить слово “fuck”.
291Дамиани был активным противником гомосексуализма в XI в. Единственной сохранившейся его работой на эту тему является Liber Gomorrhianus. См.: Goodich, гл. 1.
292Luther, “Letter To Nicholas”, Luther’s Works, Vol. 48, 321–322.
293Основными источниками этого раздела являются: Clarissa Atkinson, Mystic and Pilgrim; Carolly Ericson, The Medieval Vision; Jerome, “To Eustochium”, Post-Nicene Fathers, Vol. VI; Margaret King, Women of the Renaissance; Ernest McDonell, The Beguines and Beghards in Medieval Culture; Elizabeth A. Petroff, Medieval Women’s Visionary Literature; Eileen Power, Medieval English Nunneries; и: Joyce E. Salisbury, Church Fathers, Independent Virgins.
294Это ориентировочная дата. В качестве возможных дат рождения Марии источники указывают 1176, 1177 и начало 1178 г.
295Из Petroff, 7, цит. по: Marie d’Oignies, Life, by Jaques de Vitry. «От ужаса, который она чувствовала от своих былых плотских наслаждений, она приходила в отчаяние, но не могла найти в себе духовных сил, и лишь причинив себе страшные телесные истязания, она смогла искупить грехи, совершенные при получении всех удовольствий, испытанных ею в прошлом».
296McDonell, 228, цит.: Joinville’s Histoire de S. Louis. Кроме того, на с. 137 отмечается, что сделанное в XIII в. завещание в пользу бегинажа приравнивалось к целомудрию.
297Jerome, “To Eustochium”, 23.
298King, 135, писал о том, как в обителях или бегинажах бегинки предлагали женщинам двойное преимущество, позволявшее им с достоинством добиваться личных целей и соблюдения целибата, освобождавшего их от риска рождения детей и семейной жизни.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62 
Рейтинг@Mail.ru