Из четырех стран БРИК – Бразилии, России, Индии и Китая – именно в России больше всего богатых людей сколотили свои капиталы благодаря трем источникам: природным ресурсам, приватизации и политическим связям[89]. Констатация этого факта, однако, не отражает всей драматичности процесса передачи государственной собственности в частные руки, который развернулся в ранний постсоветский период. В сущности, в то время горстка людей унаследовала все богатства рухнувшего советского государства. Пока рядовые россияне сокрушались по поводу резкого падения уровня жизни и полной потери социальных гарантий, обеспечиваемых советской системой, бизнес-кланы активно закрепляли за собой лакомые куски активов, созданных во времена СССР. Многие из новоявленных предпринимателей уже заработали кое-какие капиталы благодаря робким реформам, предпринятым Михаилом Горбачевым в период перестройки. Скандальная приватизация 1990-х годов почти в одночасье превратила некоторых из них во влиятельных сверхбогачей.
Главной целью новых бизнес-игроков того времени было захватить как можно больше активов. Они поддерживали тесные связи с политиками-реформаторами и государственными чиновниками, а некоторые и сами заняли ключевые правительственные посты, где могли беспрепятственно продвигать свои интересы. Вместо того чтобы заниматься экономической деятельностью, связанной с производством, они думали о том, где что-нибудь урвать и как обойти в этом деле конкурентов.
Первая волна передачи собственности в частные руки началась в 1992 году с так называемой ваучерной приватизации, которая была детищем реформатора Анатолия Чубайса, союзника Гайдара и председателя Государственного комитета по управлению имуществом (ГКИ) – ведомства, курировавшего всю приватизационную программу[90]. Каждый российский гражданин получил тогда ваучер номиналом 10 000 рублей (что на тот момент было эквивалентно примерно 25 долларам США) и право на участие в ваучерных аукционах по продаже госимущества. Ваучер можно было обменять на акции любого госпредприятия. Теоретически идея ваучерной приватизации была привлекательной, поскольку обещала приобщить к зарождающейся рыночной экономике все население. Но на практике это обещание оказалось не более чем иллюзией: большинство граждан не знали, что делать со своими ваучерами, или же были настолько бедны, что вынужденно продавали их, чтобы удовлетворить насущные потребности[91].
Среди тех, кто скупал ваучеры у населения, были как новые российские предприниматели, накопившие капиталы в период перестройки, так и инсайдеры – в основном руководители предприятий, получившие должности еще в советские времена, которые за гроши приобретали ваучеры у своих сотрудников и таким образом получали контроль над крупными активами. Последнему явлению способствовала и та уступка, на которую был вынужден пойти Чубайс, чтобы преодолеть сопротивление действующих директоров, угрожавших блокировать приватизацию. Речь идет о предоставлении трудовым коллективам и руководству преимущественного права на выкуп контрольного пакета в 51 % голосующих акций по номинальной цене. Поскольку рядовые сотрудники зачастую отчаянно нуждались в деньгах, активы, как правило, доставались начальству. Конечно, на фоне развала экономики многие из советских предприятий к тому моменту превратились в ничего не стоящие руины. Но некоторые оставались довольно прибыльными монопольными поставщиками продукции с гарантированным спросом. Таким образом, приватизация приобрела именно тот номенклатурный характер, которого Чубайс хотел избежать, отстаивая продажу государственного имущества населению через открытые аукционы. Она обеспечила переход бывшей советской собственности в руки «красных директоров» или высокопоставленных чиновников[92].
Но, как заметил в разговоре со мной олигарх Петр Авен (состояние в 2021 году – 5,3 млрд долларов), ваучерная приватизация 1992 года – «мелочь» по сравнению с тем, что произошло несколько лет спустя. Авен был непосредственным очевидцем тех событий, заняв в 1992 году пост министра внешних экономических связей в правительстве Гайдара[93]. В 1995 году российскому правительству остро требовались средства для выплаты пенсий и зарплат в государственном секторе, по которым уже накопилась многомесячная задолженность. Чтобы восполнить дефицит бюджета, банкир Владимир Потанин (в 2015 и 2020 годах возглавлял список самых богатых россиян по версии Forbes, состояние в 2021 году – 27 млрд долларов) предложил схему так называемых залоговых аукционов[94]. Идея состояла в том, чтобы позволить правительству кредитоваться у частных банков, передавая им в залог государственные пакеты акций крупных компаний[95]. Говоря конкретнее, предполагалось доверить коммерческим банкам, которыми владели наиболее могущественные олигархи, включая и самого Потанина, управление пакетами акций 43 государственных корпораций сроком на пять лет. Теоретически в течение этого срока правительство могло вернуть кредиты и получить свои пакеты обратно – хотя изначально было понятно, что этого не произойдет[96].
Российское правительство – с подачи все того же вице-премьера Чубайса – приняло этот план. Первые залоговые аукционы состоялись в конце 1995 года в атмосфере неразберихи и скандалов. Основные игроки – «ОНЭКСИМ-банк» Потанина и банк «Менатеп» Ходорковского – заранее поделили между собой желаемые активы[97]. Аукционы были непрозрачными, проводились фактически втайне и безо всякой состязательности. В них участвовал узкий круг банков, принадлежавших наиболее влиятельным олигархам, которые затем передали полученные активы доверенным инсайдерам или – в большинстве случаев – оставили их себе. В общей сложности около дюжины крупнейших российских компаний перешли в собственность олигархов по цене значительно ниже рыночной. Например, Потанину достался главный приз в виде горнодобывающей компании «Норильский никель». Позже Чубайс признал, что программа залоговых аукционов была вынужденной сделкой: в 1996 году намечались президентские выборы, на которых Ельцин вряд ли смог бы победить без поддержки олигархов[98].
Первый президент России действительно крайне нуждался в их помощи. Чеченская война, начавшаяся в 1994 году, а также тяжелейшие экономические и социальные условия, в которых оказалось население после краха советского строя, давали о себе знать. В начале 1996 года популярность Ельцина рухнула ниже 5 %. Недовольство избирателей, желавших стабильности и возвращения прежних социальных гарантий, играло на руку Коммунистической партии Российской Федерации, лидеру которой Геннадию Зюганову уже прочили президентское кресло. Новая элита запаниковала. Олигарх Борис Березовский и Альфред Кох, в то время заместитель главы Госимущества, взяли на себя инициативу и сумели сплотить ведущих олигархов ради спасения Ельцина. В костяк этой группы наряду с Березовским вошли такие магнаты-банкиры, как Владимир Гусинский, Александр Смоленский, Михаил Ходорковский, Михаил Фридман, Петр Авен, Владимир Потанин и Владимир Виноградов. Задействовав подконтрольные им СМИ, армии талантливых сотрудников и финансовую мощь, они запустили масштабную пропагандистскую кампанию и кардинально изменили соотношение сил. На президентских выборах Ельцин, по официальным данным, победил Зюганова. Его победа способствовала еще большему укреплению власти олигархов.
Но после переизбрания Ельцина отношения между самими олигархами быстро испортились. В следующем, 1997 году медиамагнаты Борис Березовский и Владимир Гусинский рассчитывали извлечь дивиденды из своих инвестиций в ельцинскую кампанию, получив контроль над государственной компанией «Связьинвест» – холдингом, под крышей которого была собрана значительная часть телекоммуникационных активов страны, подлежавших приватизации. Но на этот раз Чубайс, к тому времени возглавивший президентскую администрацию, решительно настоял на том, чтобы все было «сделано правильно» – то есть с соблюдением всех норм аукционных торгов. В результате телекоммуникационный холдинг достался Владимиру Потанину (на тот момент первому вице-премьеру в правительстве Ельцина), который, заручившись финансовой поддержкой американского финансиста венгерского происхождения Джорджа Сороса, сумел предложить более высокую цену, чем тандем Березовского и Гусинского[99]. Оставшиеся ни с чем олигархи, которые год назад поддержали назначение Потанина в правительство в расчете на то, что тот будет представлять их интересы в Кремле, восприняли это как предательство – и не собирались так просто мириться со своим поражением. Вскоре подконтрольные Березовскому и Гусинскому средства массовой информации, а также финансируемые ими депутаты Государственной думы развязали ожесточенную войну с государством[100].
17 августа 1998 года Россия объявила дефолт по своим международным долговым обязательствам, что привело к резкой девальвации рубля. Люди, имевшие рублевые сбережения, – то есть большинство бедных россиян и представителей среднего класса – были разорены, как, впрочем, и международные инвесторы и российские банки, игравшие на рынке государственных краткосрочных облигаций (ГКО). Эти облигации выпускались российским Министерством финансов и представляли собой казначейские векселя со сроками погашения от шести недель до двенадцати месяцев. Первый выпуск состоялся в мае 1993 года, и на протяжении большей части 1994–1996 годов инвесторам удавалось получать значительные доходы от этих вложений, ссужая государство краткосрочными деньгами под процент намного выше уровня инфляции. Но дефолт обесценил эти бумаги, из-за чего многие банки обанкротились. Сильнее всего пострадали те олигархи, основу благосостояния которых составлял банковский сектор (например, банкиры Смоленский и Виноградов). В отличие от них собственники, владевшие активами в ресурсном секторе, фиксировали значительное увеличение денежных поступлений от экспорта, вызванное фантастическим бумом на мировом рынке[101]. Именно это к 2004 году сделало Михаила Ходорковского, приобретшего нефтяную компанию ЮКОС по схеме залогового аукциона, самым богатым человеком России с состоянием, по оценке журнала Forbes, в 15 млрд долларов.[102]
После потрясений августовского дефолта 1998 года нестабильность и неразбериха, отличавшие начало 1990-х, пошли на спад. Но вместо капитализма западного типа, о котором мечтали реформаторы, в России установился кумовской (или клановый) капитализм. По мнению некоторых ученых, такой путь развития был обусловлен особенностями массовой приватизации 1990-х годов[103]. Из-за правового хаоса и распространения корпоративного рейдерства[104] богатые россияне в тот период предпочитали не реинвестировать деньги в экономику, а выводить их за границу. Центральный банк России пытался препятствовать оттоку капитала, но не мог обеспечить соблюдения установленных им правил[105]. Даже в 1992–1993 годах, когда, как считалось, в стране «вообще не было денег», из нее вывели от 56 до 70 млрд долларов. Хронический дефицит реинвестирования обрек российскую экономику на неразвитость и зависимость от добычи и экспорта природных ресурсов[106].
На эти годы пришелся апогей влияния Бориса Березовского. Олигарх фактически правил Кремлем, сыграв важную роль в приходе Путина к власти[107]. Но после избрания на пост президента в марте 2000 года Путин взялся за укрепление своих позиций. Березовский публично атаковал некоторых олигархов, обвинив их в разграблении страны, – и этот новый дискурс был хорошо принят широкими слоями населения[108]. Путин умело использовал всплеск недовольства олигархами, чтобы лишить Бориса Березовского телеканала ОРТ, а Владимира Гусинского – НТВ. Судьба этих двух опальных олигархов, в 2000 году вынужденных бежать за границу, наглядно показала остальным, что им следует умерить свои политические амбиции.
Единственным, кто не усвоил преподнесенный урок, был Михаил Ходорковский, не отказавшийся от активного вмешательства в политику (в частности, через покупку лояльности депутатов Государственной думы)[109]. Предположительно последней каплей, переполнившей чашу терпения Кремля, стало намерение Ходорковского продать крупные пакеты акций ЮКОСа западным корпорациям ExxonMobil и Chevron Texaco[110]. В 2003 году Ходорковский был арестован за уклонение от уплаты налогов и отправлен в исправительно-трудовую колонию в Краснокаменск под Читой в восточной Сибири, недалеко от границы с Китаем и Монголией (туда же в позапрошлом столетии были сосланы многие декабристы, принявшие участие в 1825 году в неудачном восстании против абсолютной монархии Николая I). Ходорковский провел в заключении больше десяти лет. Он был освобожден в 2013 году в рамках амнистии, предпринятой Кремлем с целью улучшить имидж России накануне зимних Олимпийских игр 2014 года[111].
Кремль уничтожил ЮКОС и принудительно возвратил часть нефтяных и газовых активов под контроль государства. Его цели были понятны: изменить баланс сил, получить контроль над ключевыми налогоплательщиками и вернуть в стратегические сектора крупных национальных игроков. Последнее было сделано за счет расширения государственной нефтяной компании «Роснефть» и восстановления государственного контроля над газовой корпорацией «Газпром». Западные наблюдатели начали опасаться новой национализации частной промышленности, но их тревоги оказались напрасными. Государственная часть российского нефтегазового сектора осталась небольшой по сравнению с другими нефтяными экономиками, такими как Саудовская Аравия, Мексика или Кувейт[112]. На сегодня, несмотря на то что российские нефтегазовые компании тесно связаны с Кремлем, большинство из них остаются в частных руках (за исключением уже упомянутых «Роснефти» и «Газпрома»)[113].
Помимо нефтегазового сектора государство также сохранило контроль над оборонной промышленностью, энергетикой и железными дорогами, что привело к появлению новой категории олигархов, непосредственно связанных с государственной властью. Среди них было немало силовиков – бывших сотрудников спецслужб или военных, как, например, Игорь Сечин, ставший главой «Роснефти». Многие друзья и протеже Путина почти в одночасье сделались очень богатыми и влиятельными людьми[114]. В отличие от 1990-х годов, когда правительство было вынуждено раздавать разного рода льготы на невыгодных для себя условиях, теперь руководство страны могло проявлять щедрость благодаря сильной позиции, обеспеченной нефтяным бумом.
В ходе ренационализации стратегических секторов (и в частности во время атаки на ЮКОС) президент Путин и министр экономического развития и торговли в 2000–2007 годах Герман Греф не уставали твердить, что ничего похожего на приватизацию 1990-х годов больше не повторится[115]. Свое слово они сдержали: Греф инициировал приватизацию и либерализацию в таких областях и в таких масштабах, о которых рыночные реформаторы предыдущего десятилетия могли только мечтать. В то время как специалисты по России говорят, что пиком неолиберальной политики стали 1990-е годы, политологи Хилари Эппел и Митчел Оренштейн утверждают, что эпоха Грефа превзошла тот период по размаху неолиберальных реформ[116]. Так, в 2001 году Греф ввел «плоскую» шкалу подоходного налога в размере 13 % – это символическая «визитная карточка» сверхлиберальной экономической политики. Крупнейшей инициативой Грефа стало раздробление и приватизация государственного монополиста РАО «ЕЭС России», владевшего большей частью электростанций и энерготранспортной сети (в последние годы эту компанию возглавлял Чубайс)[117]. Еще одним важным шагом стала приватизация в секторе коммунальных услуг, бесплатное предоставление которых позволяло миллионам бедных россиян не опускаться ниже порога нищеты.
В 2000-х годах российская экономика развивалась стремительными темпами, хотя к экономической политике Грефа это не имело почти никакого отношения. Девальвация рубля в 1998 году усиливала эффект высоких экспортных цен на нефть и другие природные ресурсы, когда доходы в твердой валюте конвертировались обратно в рубли[118]. Из тени первого поколения олигархов 1990-х начали выходить новые влиятельные группы игроков[119]. В первой половине 2000-х годов места в российском списке Forbes заполняли в основном представители нефтяной и прочей добывающей промышленности. Но девальвация рубля стимулировала развитие импортозамещения в отраслях, не связанных с нефтью и газом. Экономический рост подтолкнул процесс диверсификации бизнеса и его выхода за пределы нефтегазового сектора, что, соответственно, изменило состав бизнес-элиты. Во второй половине 2000-х значительный рост наблюдался в сфере финансов и технологий (в основном телекоммуникационных). Новые миллиардеры также появились в строительстве, ритейле и онлайн-торговле[120]. На протяжении большей части 2010-х годов энергетический сектор оставался в лидерах. В 2018 году на нефтегазовую и угольную отрасли по-прежнему приходилось 20 процентов российских миллиардеров и мультимиллионеров в российском списке Forbes. Но их уже обогнали большие деньги, сделанные в металлургии и сталелитейной промышленности, доля которых в списке Forbes достигла 21,5 процента, а еще через год – четверти.
Начиная с 1990-х годов Россия стала мировым лидером по бегству капитала. Утечка капитала вновь резко выросла с началом глобального экономического кризиса 2008 года, после обвала на Уолл-стрит, когда чистый отток превысил чистый приток за два предыдущих года[121]. На протяжении нефтяного бума 2000-х годов Кремль благодушно закрывал глаза на стремление олигархов уводить крупные суммы в офшоры. Только после начала экономического спада в 2014 году были предприняты шаги, чтобы сдержать этот отток капитала и побудить сверхбогатых людей реинвестировать часть получаемой ими прибыли внутри страны[122].
Во время кризиса 2014 года Путин в очередной раз заставил олигархов – среди прочих Олега Дерипаску – спасти убыточные предприятия, чтобы сохранить рабочие места и инвестировать в стратегические проекты[123]. У тех, кто прислушивается к требованиям Путина, хорошие шансы преуспеть в бизнесе. Хотя часто приходится слышать о неприязни Путина к тем или иным олигархам, на самом деле Кремль активно защищает их интересы. С точки зрения статистики, Россия в 2000-е и 2010-е прекрасно подходила миллиардерам, желающим остаться в этой категории и даже приумножить свои состояния. Согласно Докладу о мировом благосостоянии Credit Suisse за 2015 год, 96 % миллиардеров, входивших в российский список Forbes в 2005 году, остались в нем и в 2010 году. Аналогичный средний показатель для стран «Большой семерки» составил 76 %, а для стран БРИК – 88 %[124]. Даже санкции 2018 года, введенные некоторыми западными странами в отношении России и части ее элит после присоединения Крыма, не навредили самым богатым русским. Ни у кого в мире в конце 2010-х годов дела не шли успешнее, чем у первой десятки российских миллиардеров. Их состояние увеличилось на 11 процентов, тогда как у их собратьев в США – всего на 7,5 процента[125].
Тем не менее Путин продолжает выборочно карать некоторых олигархов, чтобы держать остальных в узде. Оказался под ударом и один из моих респондентов, Зиявудин Магомедов (см. главу 3). Бизнесмен из Дагестана был арестован в марте 2018 года вместе с его братом Магомедом по обвинению в создании организованной преступной группы и хищении государственных средств. На сегодня он находится под стражей уже четыре года, и в худшем случае ему грозит 30 лет тюремного заключения. Магомедов вел рискованную игру, продолжая слишком открыто и без оглядки переводить деньги в офшоры в то время, как Россия столкнулась с серьезными экономическими трудностями после декабря 2014 года.
Его арест должен был преподать урок другим богачам: значительной частью накопленного состояния Магомедов был обязан очень прибыльным государственным контрактам, к которым имел доступ в предыдущие годы. Сталкиваясь с ограничением финансовых возможностей, Кремль решил напомнить тем, кто разбогател за счет государства или при его поддержке, что им следует перестать эгоистично прятать деньги за границей и начать реинвестировать часть своей прибыли в экономику страны[126]. В остальном же Магомедов, казалось, соответствовал всем требованиям Кремля; он сосредоточился на поддержке социальной и культурной сферы в Дагестане, что весьма приветствовалось и частично инициировалось самим Кремлем как способ сдержать радикальные исламистские настроения в регионе.
Но помимо чисто финансовой стороны здесь есть еще один подтекст. Жизнь Путина зависит от его способности оставаться у власти. А для этого ему необходимо сохранить поддержку бизнес-элиты страны. Он делает это, стравливая ее представителей друг с другом, держа их в состоянии постоянного соперничества, чтобы они даже не думали объединиться и замыслить что-то против него. Показательные аресты и постановочные суды, разоблачающие коррумпированность элит, помогают поддерживать порядок в высших эшелонах. Впрочем, возможно, Путину и не нужно заходить так далеко. Несмотря на высокую концентрацию богатства в России, ее бизнес-элите не хватает культуры и опыта согласования и защиты своих интересов, поэтому она предпочитает не лезть на рожон.