Элизабет Маршалл Томас
Собаки и тайны, которые они скрывают. Легендарный бестселлер о сознании, поведении и привычках наших питомцев

На следующих страницах я попыталась описать жизнь группы из одиннадцати собак – пяти кобелей и шести сук. Пять собак родились не просто в нашем доме, но и прямо рядом со мной на моей кровати, а десять из них оставались с нами на протяжении всей своей жизни. Я хотела посмотреть, что они будут делать, когда у них будет возможность планировать свое время и принимать собственные решения. Однако я не претендую на то, что мой эксперимент был научным или чем-то большим, чем обычное (хотя и весьма продолжительное) наблюдение. Я также не могу утверждать, что собаки могли всегда вести себя совершенно естественно, поскольку я в некоторой степени контролировала их перемещения и размножение. Поскольку появление на свет нежелательных щенков всегда становится причиной людских страданий, суки были стерилизованы, причем две из них не ощенились ни разу.

Тем не менее, на свет появилось двадцать два щенка. Шестеро из них умерли, не достигнув зрелости. Из тех, кто выжил, мы оставили себе пятерых, а одиннадцать раздали, и всех их взяли люди, которых мы знали лично. Я отдавала щенков бесплатно, потому что твердо убеждена, что хоть собаки и слуги человека, продавать их неправильно. Я хотела следить за каждым щенком, чтобы быть уверенной в их благополучии как можно дольше, и мне удалось сделать это в девяти случаях. Из них один пропал, а двое умерли в возрасте около года, одного сбила машина, а один скончался из-за проявившегося впоследствии врожденного дефекта. Насколько мне известно, по крайней мере три года пятеро из наших щенков оставались у своих первых хозяев, а один переехал в другой дом.

Собак, которые остались со мной, я кормила, поила и давала им кров, но после того, как мой проект начался, я не пыталась дрессировать их охранять дом от грабителей или приходить по команде. Мне это не было нужно. Молодые собаки копировали пожилых собак, что в их случае приводило к идеальному приучению к порядку, и все собаки естественным образом приходили, когда их звали, в большинстве случаев, отказываясь делать это только тогда, когда наши требования противоречили чему-то, что было для них действительно важно. Собака, у которой есть свобода делать такие различия, показывает больше своих мыслей и чувств в течение одного дня, чем строго обученная, сверхдисциплинированная собака может показать за всю жизнь.

Я считаю час наблюдения за одной собакой за один час наблюдения, а час наблюдения за двумя собаками – за два часа наблюдения. Согласно этому методу подсчета, я провела более ста тысяч часов с момента старта моего проекта, и каждый из них таил в себе что-то новое. Я планирую до конца своей жизни держать в доме собак и всегда буду наблюдать за ними, так что этот процесс продолжается…

* * *

Я начала наблюдать за собаками случайно. Пока мои друзья шесть месяцев жили в Европе, я заботилась об их хаски по кличке Миша. Это был покладистый двухлетний сибиряк с длинными тонкими лапами и короткой густой шерстью. Миша мог перемахнуть через довольно высокий забор и отправиться гулять на свободе. Наш забор он перепрыгнул в тот же день, когда я взяла его к себе. В нашем родном городке Кембридже, штат Массачусетс, действовал закон, требующий, чтобы собаки, выходя на улицу, постоянно находились на поводке. Поскольку Миша нарушал установленный порядок, мне приходили жалобы на него. С помощью этих жалоб, поступавших из мест на разном удалении от моего дома, я вскоре смогла установить, что Миша освоил территорию площадью около 330 квадратных километров. Как оказалось, это была лишь предварительная разметка, и позже он значительно расширил личную территорию, но, что интересно, даже первая территория молодого хаски Миши была намного больше, чем ареалы бездомных собак, описанные в Балтиморе ученым-бихевиористом Аланом Беком.

Городские бродяги, как писал Бек, установили крошечные ареалы площадью всего от 0,25 до 1,5 квадратных километров. Ареал Миши, напротив, больше напоминал территорию обитания волков площадью от 500 до 1300 квадратных километров, особенно волков, описанных Адольфом Мюри в книге «Волки с горы Мак-Кинли» и Л. Дэвидом Мехом в книге «Волки с острова Рояль».

Что же делал Миша на этой огромной территории? Явно что-то необычное. Этот пес, несмотря на свою молодость, мог безупречно ориентироваться, находя дорогу во все уголки города и днем, и ночью. Миша избегал опасного дорожного движения и ускользал как от сотрудников службы по отлову бездомных животных, так и от похитителей собак, которые в то время снабжали лаборатории Кембриджа животными для экспериментов. Миша ни разу не провалился под лед на реке и никогда не трогал ядовитые приманки, расставленные некоторыми горожанами против енотов и прочих разорителей мусорных баков. На Мишу никогда не нападали другие собаки. Миша всегда возвращался из своих путешествий в прекрасном настроении. После легкого перекуса и небольшого отдыха он всегда был готов отправиться в путь. Как же ему это удавалось?

Некоторое время я искала ответ в журналах и книгах, пользуясь библиотеками Гарварда. Я читала о собаках все, что могла найти, но ничего не нашла по интересующему меня вопросу. Оказалось, никто из ученых или дилетантов-энтузиастов не удосужился поинтересоваться, что делают собаки, предоставленные сами себе. Несколько исследований одичавших или бездомных собак. В одиночестве, во враждебных условиях, брошенные собаки наверняка испытывали ужасный стресс. Ведь они жили не в естественных для себя условиях, как и дикие животные в неволе. Как могут вести себя собаки, если не беспокоить их в обычных условиях? Никого, повторюсь, это не интересовало.

Поначалу меня удивило, что наука проигнорировала этот вопрос. Но было ли это так на самом деле? Мы склонны изучать животных с целью узнать, что они могут рассказать нам о нас самих, или ради фактов, которые мы можем использовать в своих интересах. Большинство из нас мало интересуются тем, что не касается нас непосредственно. А что же собаки?

Собаки – это наши неразлучные спутники вот уже двадцать тысяч лет. А мы до сих пор не смогли ответить на самый простой вопрос: чего же они хотят?

Наше невежество тем более достойно порицания, когда мы думаем, что собак изучать легче, чем любых других животных. В отличие от диких животных, собаки нас не боятся. Чтобы изучить их, нам не нужно вторгаться в их среду обитания – наш мир является их естественной средой обитания и всегда был ею. Более того, собаки никогда не существовали как дикий вид, поскольку их дикими предками были волки. В результате у человечества была возможность наблюдать за собаками с момента их появления рядом с нами, но мы ее проигнорировали. Поэтому вечером рядом со мной на диване лежало, свернувшись калачиком, таинственное существо – пес со своей собственной жизнью, которой он распоряжался со всей компетентностью дикого животного, причем не с помощью людей, а вопреки.

Однажды вечером Миша встал и потянулся, явно собираясь в очередное путешествие. Сначала он уперся задними лапами и потянулся назад, опустив голову и высоко подняв круп, чтобы потянуть мышцы плеч. Затем он поднял голову и опустил бедра, чтобы растянуть позвоночник и задние лапы. После этого он спокойно двинулся к двери, и я, как всегда, открыла ее перед ним. А затем, когда наши взгляды встретились, меня осенило. Миша сам ответит на мои вопросы. Прямо передо мной находились долгое время игнорируемые врата в царство животных и, казалось, ждали, когда их откроют. Ключ от них был у Миши.

Кто мог устоять перед привлекательностью этой ситуации? Чтобы проникнуть в эту тайну, не требовалось никаких затрат – нужны были только собака, блокнот и карандаш. Я даже не пожалела, что вообще никак, даже формально, не подготовилась к началу такого важного проекта. Поскольку ни один биолог никогда не задавался вопросом, чего хотят обычные собаки, мое невежество казалось почти оправданием. Выключив свет, чтобы соседи не увидели, как я сознательно нарушаю муниципальный закон, я приоткрыла дверь. Миша выскользнул наружу, а я сразу за ним. Так начался наш проект.

Мы делали это снова и снова, по крайней мере два или три вечера в неделю в течение почти двух лет, не остановившись даже после того, как хозяева Миши приехали, чтобы забрать его домой, потому что к тому времени Мише понравилась наша совместная работа и он хотел продолжать ее. Ему не составляло труда прийти за мной. В том городке, где он жил, в то время не было закона о поводке для собак, так что по вечерам Миша преспокойно перепрыгивал через забор и шел ко мне – через два города! Обычно он приходил после наступления темноты. В свете фонаря на нашем крыльце я видела, как он стоит на улице и смотрит в наши окна. Я выключала свет на крыльце и открывала дверь, а Миша проскальзывал внутрь, чтобы ненадолго повидаться с моей семьей, а также со своей, потому что к тому времени он стал мужем собаки моей дочери, хаски по кличке Мэри, и обучал некоторым своим навыкам четверых щенят, которые родились у них. Но в конце концов Миша вставал, готовый снова выйти на улицу, и оглядывался через плечо, чтобы посмотреть, кто из нас пойдет с ним. Мэри всегда вызывалась добровольцем, и если я сама не собиралась идти, то иногда отпускала ее. Обе мы никогда не ходили; если Мэри и Миша шли вместе, они двигались быстро и не ждали меня. Иногда я брала Мэри на поводок, который позволял нам держаться вместе, но чаще она просто шла одна с Мишей. Один за другим собачьи секреты раскрывались в ходе серии приключений. Некоторые из них таили в себе опасность, но все они были интересными. Миша был Одиссеем, а Кембридж – его «винноцветным морем», как говорил Гомер в своей «Одиссее».

* * *

На первый вопрос (возможно, самый важный, и, может быть, даже самый интересный) я так и не смогла ответить. Он касался навигационных навыков Миши. Надо отметить, что он начал разгуливать по улицам Кембриджа задолго до того, как я впервые решила пойти с ним, и, вероятно, запомнил некоторые объекты для ориентирования. Но иногда мне казалось, что он бродит, не пользуясь ориентирами, поскольку этот пес легко мог отправиться домой другим путем. Ориентировался ли он по звездам или по положению солнца? Слышал ли инфразвук, издаваемый Атлантическим океаном, чтобы всегда знать, где восток? Использовал ли запахи, витающие в воздухе, как рыбы используют вкус течений в море? Я не знала и ничего не могла узнать, наблюдая за ровной походкой Миши, за его уверенным поведением. Для более глубокого исследования потребовался бы эксперимент. К примеру, ему можно было бы завязать глаза, отвезти в далекую и незнакомую местность и там отпустить. Но я по многим причинам не собиралась так делать.

Однако я узнала две вещи о навигационных способностях Миши. Во-первых, его навыки, вероятно, не были врожденными или были не полностью врожденными. В противном случае другие хаски должны были бы также обладать ими. Но я знала, что другие сибирские хаски не обладали способностями к навигации. Здесь в качестве примера можно взять Мэри, подружку Миши. Когда они были вместе, Миша прокладывал маршрут для них обоих, и это было не так просто, поскольку она, молодая и восторженная, скакала впереди него, часто сворачивая куда попало, и Мише приходилось догонять ее. Догнав, он напрыгивал на Мэри, буквально сбивая ее с пути и заставляя развернуться. Если после всех его усилий она все же не шла туда, куда он хотел, он смирялся и следовал за ней.

Многие другие собаки подчинились бы своему вожаку, но Мэри была немного избалована Мишей, который поощрял ее делать все, что она хочет. Миша, несомненно, был сильнее и легко мог доминировать, но он был без ума от своей партнерши и матери своих щенков. Он позволял ей делать все что заблагорассудится. Я была уверена, это доставляло Мэри удовольствие. Однако в результате она так и не научилась самостоятельно находить путь.

В такой ситуации эти собаки были похожи на двух человек, едущих в автомобиле, когда водитель лучше и легче запоминает маршрут, нежели пассажир. И в последующие годы, когда Миши уже не было рядом, Мэри постоянно терялась, если отправлялась куда-нибудь побродить в одиночку. Даже когда она выходила со своей приемной дочерью, метисом динго и спаниеля по кличке Фатима, которая прекрасно ориентировалась, они терялись.

Дело в том, что в иерархии их группы Мэри была на самом верху, а Фатима, на поколение младше, занимала одно из последних мест. Когда Фатима путешествовала с Мэри, Мэри была лидером. Доминирующая, но не обладающая нужными знаниями, Мэри часто проваливала эту задачу. При этом она вовсе не была глупой собакой, отнюдь! Как только Мэри понимала, что заблудилась, вместо того чтобы обратиться к Фатиме за советом, она просто садилась у кого-нибудь на пороге. Фатима послушно садилась рядом с ней, и в конце концов я приезжала на машине, чтобы отвезти их домой. Люди, чей дом Мэри выбирала, читали информацию на ее жетоне и звонили мне, но подробности моего прибытия Мэри не интересовали. Со своей верной приемной дочерью она лениво запрыгивала в машину, как усталый покупатель садится в такси. Люди, позвонившие мне, при этом очень удивлялись, ведь они предполагали, что потерявшаяся собака должна быть очень испуганной, и ожидали, что Мэри будет бурно радоваться, увидев меня.

Был еще один аспект Мишиной способности ориентироваться. Хотя он безошибочно проходил через город, его техника не всегда была применима в сельской местности, особенно если он не добирался до исходной точки самостоятельно. Из моего дома в Кембридже он и Мэри иногда самостоятельно добирались до города Конкорда, расположенного примерно в двадцати милях, и через несколько дней успешно находили дорогу домой. Но если я брала этих собак с собой, когда ездила к родственникам в Нью-Гемпшир или на остров Нантакет, и там собаки уходили бродить, то Мише не всегда удавалось привести Мэри обратно в дом моих родственников. Возможно, он чувствовал себя менее уверенным в незнакомой обстановке и подчинялся ее неумелому лидерству. Какой бы ни была причина, если эта пара бродяг терялась в незнакомой местности, использовали технику Мэри, чтобы вернуться домой, и ждали меня на чьем-нибудь крыльце.

* * *

Еще одним очень важным навыком Миши было то, как он вел себя на проезжей части. В Кембридже, пожалуй, самые безобразные водители в США, однако ни одна машина не задела Мишу. Видимо, он разделил улицы и движение на них на четыре категории и разработал разные стратегии для каждой из них. Худшими и наиболее опасными были оживленные улицы и площади с разнонаправленным движением. Этих мест Миша избегал, обходя стороной.

Во вторую категорию входили несколько автомагистралей с ограниченным въездом и выездом, где интенсивное движение было особенно опасно для собак. Не только потому, что убийство собаки не влечет за собой никакой юридической ответственности, но также и потому, что автомобилисты вообще редко замечают собак. Миша не мог обойти шоссе и двигаться туда, куда хотел, поэтому он дипломатично подходил к машинам с умильным выражением на хитрой морде, пытаясь их задобрить.

Возможно, многие собаки относятся к автомобилям как к одушевленным существам. Собаки, преследующие машины, очевидно, видят в них больших, непослушных копытных, которых необходимо контролировать. Но Миша не гонялся за машинами. Это был хаски, а представители этой породы не чувствуют сильной потребности помогать людям. Тем не менее, он хорошо понимал, что автомобили могут быть чрезвычайно опасными. Поэтому Миша предлагал им мир. Он смиренно стоял на краю шоссе, опустив голову и хвост, прикрыв наполовину глаза и вежливо прижав уши. Если бы машины могли его увидеть, они бы поняли, что он не оспаривал их авторитет.