Элизабет Хойт
Очаровательный повеса
Темноволосый мужчина выступил вперед и заговорил, возбужденно сверкая черными глазами:
– Маклиш обещал, что все будет доделано еще в прошлом месяце, и что мы видим? Ничего. Одни слова!
– Не моя вина, что дождь не позволяет продолжать работу! – выкрикнул Маклиш, воинственно выдвинув подбородок. – Кроме того, позвольте заметить, работать, когда вокруг барабанят и пиликают ваши музыканты, не так-то просто.
Губы мистера Фогеля презрительно скривились.
– А вы предлагаете нам выйти на сцену без репетиций? Вы, англичане, ничего не смыслите в музыке вообще и в опере в частности.
– Я шотландец, а ты…
Мистер Харт вовремя втиснулся между двумя мужчинами, не допустив драки.
– Так что там с черепицей?
– Не моя вина, что она в таком виде, – сказал глава кровельщиков, и голос его прозвучал на удивление спокойно. – Какой получил ее, такой и привез.
– Ну а я ее такой отправлю назад, – заявил мистер Харт. – Я плачу за кровельную черепицу, а не за осколки.
– Я, конечно, могу забрать ее обратно. – Кровельщик безразлично пожал плечами. – Но другая поставка ожидается не раньше декабря.
Мистер Харт сжал кулаки.
– Послушай, ты…
В этот момент двери театра распахнулись, и наружу выкатился маленький кривоногий человечек в оранжевом костюме, таком ярком, что хотелось зажмуриться. Эва потрясенно моргнула, поскольку это был сам мистер Шервуд, владелец Королевского театра. Что он здесь делает?
– Шервуд! – зарычал мистер Харт, наступая на него. – Какого черта ты делаешь в моем театре?
– Харт? Какой приятный сюрприз! Не знал, что ты так рано встаешь. И мисс Динвуди здесь. – Шервуд не сразу, но все же разглядел за широкой спиной Харта Эву. – Рад вас видеть! Да что там, абсолютно счастлив.
– Мистер Шервуд, – сдержанно кивнула Эва.
– Ваше присутствие озаряет этот мрачный день, мэм! – Оранжевый человечек так сиял и приплясывал, что его белый парик съехал набок. – Вы сообщили Харту о моем предложении?
– У тебя нет средств, чтобы выкупить долю Монтгомери, – огрызнулся Харт.
– У меня нет, – легко согласился Шервуд, – но зато есть у моего спонсора.
Мистер Харт, как показалось Эве, прямо на глазах становился еще больше, его огромные ручищи сжались в кулаки, дыхание стало тяжелым. Эва на всякий случай подошла ближе к Жану-Мари: рядом с ним она чувствовала себя спокойнее.
– О каком спонсоре ты говоришь? – прорычал Харт. – Не может у тебя быть никакого спонсора.
Из распахнутых дверей театра вышел высокий джентльмен в кудрявом парике цвета лаванды и ярко-красном сюртуке, отделанном по манжетам и воротнику серебристой тесьмой, и остановился на верхней ступеньке.
Окинув взглядом собравшихся и заметив мистера Харта, он громко вскричал, выставив вперед руку, словно хотел отгородиться от владельца парка:
– Нет, ты не сможешь отговорить меня, и даже хваленое красноречие тебе не поможет!
– Что ты задумал, Джованни? – Голос Харта понизился до темных опасных глубин.
Эва украдкой огляделась. Неужели никто, кроме нее, больше не видит, что мистер Харт медленно, но верно закипает?
Все взгляды были устремлены на лестницу, по которой неспешно спускался пестро одетый мужчина. Эва сообразила, что это, должно быть, Джованни Скарамелла, знаменитый оперный певец.
– Он от тебя уходит, – пропел Шервуд, подтвердив худшие подозрения Эвы. – Джованни переходит в Королевский театр. Самый талантливый обладатель высокого сопрано в Лондоне теперь будет петь только в моем театре.
– Ты не можешь так поступить, Джо, – проговорил Харт. – Мы же договорились, что в этом сезоне ты будешь петь здесь.
– Разве? – легкомысленно переспросил певец, сделав удивленные глаза. – Но у мистера Шервуда великолепный оперный театр, к тому же мне предложили хороший гонорар. А у тебя, Харт, только грязь и протекающая крыша. – Кастрат пожал плечами. – Что же здесь удивительного, если я предпочитаю петь в комфортных условиях?
– В моем театре всегда выступают только самые лучшие певцы, – весело воскликнул Шервуд, размахивая зажатым в руке листом бумаги. – Пора бы тебе уже к этому привыкнуть, Харт.
Харт прищурился и прорычал:
– Будь ты проклят!
– Ха! – Шервуд еще больше развеселился. – Тебе удалось переманить к себе Робина Гудфеллоу и Ла Венециано, но посмотрим, как ты обойдешься без ведущего сопрано, Харт!
Не сказав ни слова, мистер Харт быстро шагнул вперед, и его огромный кулак врезался в улыбающееся лицо Шервуда. Коротко взвизгнув, владелец Королевского театра рухнул на землю, заливая ее кровью из разбитого носа.
А Харт продолжал стоять над ним – без шляпы, в одной рубашке, насквозь мокрой и прилипшей к телу, – и выглядел как воплощение дикой силы, даже варварства.
Эва, ненавидевшая насилие, судорожно вздохнула. Это была ошибка, ужасная ошибка. Сад оказался совершенно заброшенным, здание театра, судя по всему, так и не будет достроено, а владелец всего этого хаоса – грубое животное.
– Поехали отсюда, Жан-Мари, – попросила она, с трудом сдерживая слезы.
Глава 2
Король обратился к пророку после рождения своего первого сына, и тот сказал ему, что, если кто-то из королевских детей доживет до полуночи своего восемнадцатого дня рождения, король умрет, но если съест сердца всех своих детей, то будет жить вечно.
Бриджит Крамб вела хозяйство самого грешного человека во всей Англии.
Валентайн Нейпир, герцог Монтгомери, был красив почти по-женски, могуществен, богат и полностью – насколько это можно было видеть со стороны – лишен морали. Ее наняли всего за несколько недель до высылки герцога из страны. Один из слуг герцога узнал, что у нее репутация лучшей домоправительницы во всем Лондоне, и предложил сумму, вдвое больше, чем она получала в доме леди Маргарет Сент-Джон. По правде говоря, деньги для Бриджит были только одной из причин сразу согласиться на новую работу. За короткое время, что оставалось до отъезда в Европу, герцог разговаривал с ней всего однажды – когда без особой заинтересованности полюбопытствовал, что случилось с его дворецким. Бриджит вежливо ответила, что он решил вернуться на родину в Уэльс. Строго говоря, это была правда, хотя и не вся, поскольку она сама уговорила его вернуться на родину, чтобы исполнить наконец свою мечту – открыть там магазин.
Она также не стала объяснять, почему не наняла нового дворецкого. Зачем ей нужен еще кто-то в доме, если ее авторитет может быть непререкаемым?
Теперь Бриджит безраздельно властвовала в городском доме герцога, который именовался Гермес-Хаус. Это было очень даже удобно, учитывая другие причины согласиться поступить на службу к его светлости.
Между тем отсутствие дворецкого все-таки доставляло некоторые неудобства – мисс Бриджит приходилось самой встречать посетителей.
Вот и сегодня, услышав стук в дверь, она величественно проплыла по роскошному мраморному полу – розовому с серыми прожилками, – отполированному только сегодня утром, ровно в шесть часов. Остановившись у висевшего на стене зеркала в красивой позолоченной раме, она удостоверилась, что чепец сидит прямо, а тесемки завязаны под подбородком аккуратным бантиком. Бриджит было всего двадцать шесть – неслыханный возраст для такой высокой должности, – и она сумела обратить этот факт себе на пользу. Все без исключения слуги ей подчинялись беспрекословно.
Открыв входную дверь, Бриджит обнаружила на пороге сестру герцога, в сопровождении лакея. В отличие от его светлости мисс Динвуди не обладала и долей привлекательности. С братом ее роднили только роскошные золотистые волосы.
– Доброе утро, мисс Динвуди.
Бриджит посторонилась, впуская посетителей. Ей показалось, что девушка взволнована, что было для нее необычно.
– Доброе утро, миссис Крамб. Я пришла проверить бухгалтерские книги брата, – объяснила свой визит Эва.
– Конечно.
Мисс Динвуди посещала Гермес-Хаус один-два раза в неделю, после того как герцог покинул страну, чтобы контролировать инвестиции в «Хартс-Фолли».
– Прислать вам в библиотеку чай и легкие закуски, мисс?
– Нет необходимости. – Эва сняла промокший плащ и отдала домоправительнице. – Я ненадолго.
– Как скажете, мисс. – Бриджит властным жестом подозвала лакея и передала ему плащ гостьи. – Около часа назад принесли письмо от его светлости. Прошу прощения, что не отправила вам его немедленно.
– Ничего страшного. А что, его опять доставил тот странный парень?
– Да, мисс. Элф принес его прямо в кухню.
Эва тряхнула головой и что-то пробормотала себе под нос.
– Не понимаю, почему мой брат так упорно не пользуется обычной почтой. Интересно, как его корреспонденция переправляется через канал?
У Бриджит были мысли на этот счет, но комментировать средства связи, выбираемые герцогом, – не ее дело, поэтому она молча повела посетительницу по парадной лестнице вверх, а потом по широкому коридору в библиотеку. Штат прислуги в доме был уменьшен, поскольку герцог отсутствовал в стране, но Бриджит вела корабль с немногочисленной командой твердой рукой. Комнаты на этом этаже проветривались и убирались каждую неделю: именно сегодня был день уборки. Домоправительница остановилась у открытой двери, заметив одну из горничных, протиравшую деревянные панели.
– Затопи камин в библиотеке, Элис.
Элис – была симпатичная девушка лет девятнадцати, немного медлительная, но трудолюбивая – поднялась с колен и, кивнув, поспешила выполнять распоряжение.
Когда они добрались до библиотеки, Бриджит открыла дверь перед мисс Динвуди и кивком указала на столик из розового дерева в углу, на котором лежало письмо.
– Могу я еще что-нибудь для вас сделать, мисс?
– Нет, спасибо, – пробормотала Эва, взяла письмо, сломала печать и начала читать. Ее тонкие губы почти сразу сжались, а уголки – слегка опустились.
Бриджит, наблюдая за Элис, стоявшей на коленях перед камином с зажженной свечой в руке, подумала, как, вероятно, нелегко быть незаконнорожденной сестрой герцога Монтгомери.
Но ведь это не ее дело, не так ли?
Домоправительница дернула подбородком, и Элис, со страхом следившая за каждым ее движением, поспешно вскочила на ноги и выбежала из библиотеки.
Бриджит, вздохнув, закрыла дверь. Ну сколько можно объяснять этим невеждам, что в доме нет и не может быть никаких привидений.
Впрочем, сама она не была в этом уверена.
Только после полудня Эва и Жан-Мари добрались до дома.
Герцог Монтгомери, разумеется, нес сам все расходы по содержанию дома и прислуги, заботился, чтобы сестра жила в комфорте, но не в этом была причина ее согласия управлять его инвестициями в «Хартс-Фолли», когда он был вынужден в большой спешке уехать из страны.
Эва иногда недоумевала, знает ли он, почему она всем этим занимается. Валентайн так много делал либо из чувства долга, либо по финансовым соображениям, либо по другим, совершенно прагматичным причинам, что вряд ли мог понять, когда кто-то что-то делал только из любви.
От этой мысли ей стало грустно.
Эва переступила порог и сняла шляпку.
– Попроси Тесс принести мне ленч, пожалуйста, – сказала она Жану-Мари, – и чаю, конечно.
Верный слуга окинул ее встревоженным взглядом, но кивнул и молча исчез – словно растворился в полумраке.
Эва подумала о письме, которое сегодня прочитала.
Валентайн категорически запретил ей урезать расходы мистера Харта или продавать его долю. Черт бы его побрал! Он поставил ее в крайне неловкое положение – предоставил возможность управлять огромными средствами, но не дал реальной власти над ними, так что она не могла последовать своей интуиции в ситуации с «Хартс-Фолли» и самим мистером Хартом. Если бы только он позволил ей продать его долю мистеру Шервуду и его таинственному спонсору, она могла бы выгодно инвестировать вырученные деньги и значительно увеличить доход брата. В течение последних пяти лет Эва вкладывала собственные средства в судоходную компанию и теперь видела, как медленно, но верно увеличивается ее капитал.
К сожалению, она не была уверена, что Валентайн тревожился исключительно о деньгах, когда речь шла о «Хартс-Фолли».
Эва вздохнула и пошла наверх, в свою гостиную, заняться любимым делом. Там на рабочем столе стояло большое увеличительное стекло в бронзовой оправе, закрепленное на рукоятке, присоединенной к специальной подставке, так что обе руки оставались свободными. Рядом лежало несколько пластин из слоновой кости и коробка с красками, а под увеличительным стеклом миниатюра, над которой Эва работала: Геракл с поднятой ногой, в львиной шкуре и сандалиях, с целомудренно прикрытыми чреслами. Поза была задумана как героическая, но по непонятной причине бедный Геракл выглядел каким-то женоподобным: губы получились слишком пухлыми, лицо – мягким и нежным. Разумеется, все дело было в стиле: даже героев в Древней Греции было принято изображать кроткими. Эва изрядно в этом преуспела, но сегодня собственная работа ей неожиданно разонравилась.
Вспомнилось лицо мистера Харта: густые брови, сошедшиеся над переносицей, уверенная четкая линия рта, влажные волосы, прилипшие к щекам и лбу, когда он, сжав кулаки, наступал на мистера Шервуда. Эва ненавидела насилие и боялась его в любом проявлении, но все же не могла отрицать, что было в мистере Харте что-то очень живое, живое и энергичное, волнующее, что заставляло ее сердце биться чаще, чувствовать себя тоже живой.
Эва села за стол, с откровенной неприязнью глядя на бедного милого Геракла.
Мистер Харт – грубиян: это видно каждому, – не прислушивается к голосу разума, не придерживается даже самых элементарных правил приличия, ни разу не ответил на ее очень вежливые просьбы сообщать ей информацию и даже напал в ее присутствии на владельца Королевского театра. Как мог Валентайн ожидать, что она сможет работать с таким человеком?
Эва всегда старалась быть честной с собой, и потому не могла не признать, что подвела брата: обещала позаботиться о его вложениях, но если театр никогда не откроется и ей не будет позволено продать его долю, брат никогда не увидит своих денег, лишившись тысяч фунтов.
Эва нахмурилась, взяла одну из пластин слоновой кости и провела пальцем по гладкой поверхности. Сумма, уже инвестированная в «Хартс-Фолли», возможно, маленькая капля в океане богатства Вэла, но ведь она пообещала…
Эва старалась не нарушать свои обещания.
А тут еще это письмо, полное его обычного легкомыслия, зато с весьма необычным и четким указанием в постскриптуме: продолжать финансирование этого ужасного человека и его парка развлечений. Ей придется написать мистеру Харту, извиниться и взять обратно все слова, которые высказала этим утром. Пренеприятнейшая мысль. Вошла горничная Руфь, очень медленно, поскольку несла тяжелый поднос с едой. Поставив его на стол, она отступила в сторону и с улыбкой сообщила:
– Вот, мисс, Тесс поджарила вам свежую рыбу, к ней подала тушеные бобы и хлеб – его испекли нынче утром.
– Спасибо, Руфь.
Горничная присела в реверансе и выскользнула из комнаты.
Руфь – еще такая юная, почти ребенок, ей всего пятнадцать, – недавно приехала откуда-то из деревни, и для нее пока все здесь новое. Ее милую наивность Эва находила одновременно очаровательной и тревожной. Горничная еще не успела научиться осторожности в этом большом враждебном мире, никто не причинял ей зла.
Голубка, сидевшая в маленькой клетке на столе, заворковала, словно хотела напомнить о себе. Эва взяла несколько зернышек из стоявшего рядом блюдца и просунула сквозь прутья клетки. Птичка сразу начала их клевать.
Эва взяла нож и вилку, но почему-то задумалась. Как тихо и спокойно в ее комнате! Слышен только тихий цокот коготков птички, даже голосов или иных звуков из кухни, расположенной внизу, сюда не доносится.
Закрыв глаза, она легко могла себе представить, что осталась одна на всем белом свете.
Встряхнувшись, она отрезала кусочек рыбы и едва не подпрыгнула от громкого стука в дверь парадного, нарушившего ее воображаемое одиночество.
Эва положила нож и вилку, откинулась на спинку стула и неожиданно для самой себя обрадовалась, услышав громкие гневные мужские голоса. Раздались быстрые шаги Жана-Мари, потом открылась дверь.
Эва улыбнулась. А он, пожалуй, очень упрямый: привык добиваться своего.
Она решила, что, вероятно, должна выйти на лестницу, но передумала. Шаги уже приближались. Вероятно, ему удалось обогнать Жана-Мари.
Она постаралась придать лицу выражение спокойствия и безмятежности – даже искоса заглянула в зеркало оценить результат своих стараний – и опять взялась за нож и вилку. Аппетит ее не покидал даже в самых трудных жизненных ситуациях.
Когда дверь в ее комнату распахнулась, Эва как раз положила в рот кусочек восхитительной рыбы.
– Вы обязаны меня выслушать! – успел прорычать мистер Харт, прежде чем Жан-Мари ухватил его за шею, но ему удалось ловко вывернуться.
Сжав кулачищи, гигант повернулся к телохранителю, но Эва не могла допустить, чтобы Жан-Мари пострадал, поэтому спокойно, не повышая голоса, сказала:
– Мистер Харт! Если вы желаете, чтобы я вас выслушала, прошу не устраивать драку в моей гостиной.
Физиономия нежданного гостя потемнела от гнева, но, по крайней мере, кулаки он разжал и руки опустил.
Жан-Мари, однако, остался в бойцовской позе.
– Выкинуть его отсюда?
– Хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится, – прорычал мистер Харт.
Эва с огромным трудом сдержала улыбку и серьезно сказала:
– Спасибо, не надо, Жан-Мари. Я поговорю с мистером Хартом, если он соизволит сесть.
Владелец парка развлечений скорее рухнул, чем сел, на небольшой диванчик, и тот жалобно скрипнул под его тяжестью.
Эва кашлянула и обратилась к верному слуге:
– Будь добр, принеси еще одну чашку для гостя.
Тот нахмурился:
– А не лучше ли мне остаться здесь?
Как правило, Жан-Мари никогда не оставлял свою хозяйку наедине с мужчиной, но Эва не могла допустить и мысли, чтобы выказать перед мистером Хартом слабость. Даже если в действительности она нередко нуждалась в Жане-Мари, сейчас ей очень хотелось выглядеть сильной и уверенной в себе.
Эва вздернула подбородок.
– Полагаю, наш гость не собирается причинить мне вред, так что я справлюсь.
– Спасибо, что согласились меня принять, – быстро проговорил визитер, не упуская из виду громилу лакея.
Эва кивнула, потом спросила:
– Вы успели куда-нибудь зайти на ленч?
– Нет, мэм.
– Тогда передай Руфь, чтобы принесла еще один поднос, – распорядилась Эва.
Жан-Мари окинул незваного гостя мрачным взглядом, но вышел молча.
– Итак, что вы хотели мне сообщить, мистер Харт?
Она ожидала, что гость сразу же заговорит о деньгах, но он откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу, став похожим на ленивого льва, греющегося на солнце, и спросил:
– Вы очень быстро покинули парк. Что-то не так?
Эва сжала губы.
– Не терплю насилия в любом его проявлении. И, откровенно говоря, после утраты вами присутствия духа я не видела никакого смысла оставаться.
После их утренней встречи Харт успел переодеться: теперь на нем были темно-фиолетовые жилет и сюртук, но волосы оставались в полном беспорядке рассыпанными по плечам, придавая ему вид дикаря, которому не место в ее приличной гостиной.
– Что касается моей утраты присутствия духа… – Мужчина аж скривился. – Вы должны признать, что Шервуд заслужил то, что получил.
Эва не стала произносить вслух, что ничего ему не должна, но взглянула на своего гостя с откровенным любопытством.
– Вы всегда так решаете проблемы?
– Я из театра, – сказал он так, словно это объясняло его неучтивость. – Мы не так хорошо воспитаны, как люди, среди которых вращаетесь вы, зато куда более естественны.
Последнее относилось к женщине в его постели?
– Понимаю. – Эва сжала губы и уставилась на свои руки. – Вы, наверное, сможете найти другого сопрано, но будет ли у него голос, как у Джованни Скарамеллы? Слава этого певца привлекает толпы людей. Я могу понять, почему мистер Шервуд так старался заполучить его. Кто еще в Лондоне может брать такие высокие ноты?
– Возможно, никто, – согласился мистер Харт. – Но я могу поискать на континенте.
– Но даже если найдется, сможете ли вы открыться через месяц? – не стала спорить Эва.
Мужчина посмотрел на нее, но Эва не отвела глаз: оба знали, что это практически невозможно.
– Послушайте! – подался вперед Харт, упершись локтями в колени и стиснув ладони. – Вы бывали в театре и знаете, что это такое. У меня есть музыканты и танцоры, есть опера Фогеля: новая и, по моему мнению, одна из лучших, – есть Ла Венециано – Виолетта, которую вы видели сегодня утром, – самое известное сопрано в Лондоне. Мне нужен только ведущий кастрат.
Эва кивнула.
– Да, а без него, можно считать, у вас нет ничего. Зрителей в ваш парк привлечет слава певцов, и главный среди них – тот, кто обладает самым чарующим голосом, который посетители захотят услышать снова и снова.
Харт стиснул зубы.
– Я уже послал письма на континент и всем знакомым. В течение недели у меня будет новый обладатель высокого сопрано.
– И у вас останется всего две недели на репетиции.
Мужчина скрипнул зубами.
– Все успеем, я не сомневаюсь, если будут деньги.
Эва улыбнулась и покачала головой.
– Я вам уже неоднократно говорила «нет», но вы продолжаете идти напролом. Скажите, мистер Харт, вы способны отступить?
– Никогда! – Его зеленые глаза прищурились и смотрели с вызовом. Он выглядел так же, когда набросился на мистера Шервуда: дикая бескомпромиссная сила, с которой нельзя не считаться.
Ей следовало бояться этого человека. Возможно, в глубине души она действительно испытывала страх, иначе откуда это учащенное сердцебиение и прерывистое дыхание.
Но если и так, Эва решила не обращать на эти признаки внимания.
– Очень хорошо.
Гость выпрямился, на лице его появилась широкая улыбка, и как раз в этот момент вошла Руфь с подносом.
Эва указала на низкий столик перед диваном, на котором сидел мистер Харт, и девушка поставила поднос туда, не сводя глаз с гостя: у хозяйки не часто бывали посетители.
– Спасибо, Руфь.
Девушка улыбнулась и выскользнула из комнаты.
– Выглядит аппетитно, – заметил гость и взял с подноса кусок хлеба.
Тесс догадалась купить на рынке несколько рыбин, и на втором подносе стояли те же блюда, что и на ее собственном.
Эва несколько секунд как завороженная смотрела на его пальцы, когда он ломал хлеб, потом проговорила:
– У меня есть одно условие, прежде чем я предоставлю вам доступ к деньгам моего брата. – На мгновение задумавшись, она добавила: – Точнее, два.
Мужчина нахмурился, продолжая терзать хлеб длинными пальцами.
– Что за условия?
Эва глубоко вздохнула.
– Я буду вести бухгалтерию «Хартс-Фолли» до тех пор, пока театр не откроется.
– Но мы так…
– И еще, – решительно отмахнулась от его возражений Эва. – Вы будете позировать мне как модель.
Несколько минут Аса Мейкпис смотрел на эту безумную женщину, словно не веря своим глазам, потом откинул голову и расхохотался, да так, что на глазах выступили слезы. С того самого момента, как она вырвала его из приятнейшего сна рядом с теплой обнаженной Виолеттой, его день становился все хуже и хуже. Все катилось под откос. Мисс Эва Динвуди была как одна из вестниц рока, которые всегда преследуют неудачливого героя в мифах: гарпия или кто-то наподобие. Кстати, ее нос здорово напоминал клюв. С тех пор, как к нему явилась мисс Динвуди, у него адски болела голова, он лишился основного солиста, избил проклятого Шервуда – и все за каких-то несколько часов. А теперь очередная новость: она соглашается открыть кредит только при условии, что он впустит ее в свой бизнес да еще – это вообще немыслимо! – будет ей позировать, словно у него уйма свободного времени.
Его парк – его детище – для него важнее всего на свете. Если это принесет деньги для его театра, он готов танцевать голым посреди Бонд-стрит, а посидеть немного голым в гостиной не такая уж высокая плата, если разобраться. К тому же стыдливостью он не страдает.
Аса поднял глаза и обнаружил, что его гарпия тоже улыбается.
– Не понимаю, почему мои условия показались вам такими забавными. Вас развеселило предложение попозировать мне? – Ее губы – единственная мягкая часть, которую Аса успел разглядеть в этой женщине, – чуть дрогнули.
Он вовсе не хотел задеть ее чувства! Даже не думал об этом!
– Что касается бухгалтерии, – пробормотал он, запихнув в рот изрядный кусок хлеба, – вы все поймете, когда увидите мои гроссбухи, а по поводу второго условия… – Он повел плечами, сбросив сюртук. – Хотите начать прямо сейчас?
Ответом ему стали абсолютно круглые глаза. Аса не мог не ухмыльнуться и начал расстегивать жилет. Похоже, леди положила в рот больше, чем сможет прожевать.
– Что вы делаете? Прекратите немедленно! – едва не подавившись, воскликнула Эва, стараясь не выдать панику, а он уставился на нее, изобразив святую невинность, и принялся расстегивать рубашку.
Ее взгляд на мгновение задержался на его пупке, когда он вытащил рубашку из-за пояса бридж, и метнулся в сторону, словно маленькая канарейка, испуганная уродливым помоечным котом.
– Вы же сами сказали, что я должен стать вашей моделью.
– Но я не говорила, что без одежды! – возмутилась Эва.
Аса нахмурился.
– Тогда что вы имели в виду?
Эва вздохнула и выпрямила спину так, что сидеть прямее попросту невозможно, и чопорно проговорила:
– Я имела в виду, что хочу нарисовать вас таким, как есть, и полностью одетым. И начать намерена завтра, а не сейчас.
Он несколько секунд смотрел на собеседницу, потом окинул взглядом себя. Его жилет был мятым, рубашка не успела до конца высохнуть. Какая, к черту, разница? Если она рисует пастухов или полевых рабочих, и видит его таковым, значит, так тому и быть. Вероятно, он для нее неотесанный мужлан – разве таких рисуют обнаженными?
Ну и черт с ней! По крайней мере не замерзнет во время сеанса.
– Ну ладно. – Он привел одежду в порядок, сел и снова принялся за еду.
Аса заметил, что мисс Динвуди расслабилась, и мысленно усмехнулся: ей явно комфортнее в его компании, когда он одет.
Эва кашлянула и заговорила строгим голосом, который он уже начал узнавать:
– Что касается бухгалтерии… Если вы намерены утаивать от меня свои счета и квитанции…
– О нет, ни в коем случае! – Он взмахнул рукой, стараясь развеять ее тревогу большим куском хлеба. – Вы можете увидеть их завтра же утром, если хотите. Девять часов вас устроит? – спросил он с тайным злорадством.
Большинство аристократов посчитали бы личным оскорблением, если бы им предложили встать с постели раньше полудня.
Только ему не следовало забывать, что мисс Динвуди не такая, как другие дамы света: заявилась же она к нему сегодня около десяти.
Эва кивнула.
– Очень хорошо. Мне прийти к вам домой?
– Нет-нет, лучше в театр, – поспешил ответить Аса. – Там у меня есть кабинет – правда, маленький и захламленный, но, полагаю, мы найдем для вас стул и какой-нибудь ящик вместо стола.
Очень довольный собой, он положил в рот кусочек рыбы и вынужден был признать, что блюдо приготовлено превосходно. Эта леди сбежит, как только увидит его «кабинет». Ни одна уважающая себя аристократка не вынесет хаоса, обычно царящего в театре.
– Договорились, мистер Харт, – кивнула Эва. – И я захвачу с собой альбом, чтобы сделать наброски.
Ему не понравилось ее безмятежное спокойствие. Неужели ее ничто не трогает? Даже из его парка она сбежала тихо, не привлекая к себе внимания. Он и не знал, что ее уже нет, пока не обернулся и не обнаружил, что остался без зрителей. В ней была почти мужская решительность и прямота, твердый, лишенный эмоций стержень, аккуратно замаскированный элегантным налетом аристократических манер. И вот это соединение железного характера и внешней хрупкости оказалось до странности возбуждающим.
Да, пожалуй, дамочку не стоит недооценивать.
Аса с присущим ему любопытством оглядел комнату: ведь это ее среда обитания.
– Значит, вы здесь проводите время?
Аккуратные ряды книг на полках, окна с тонкими занавесками, пропускающими дневной свет, но отгораживающими обитательницу комнаты от окружающего мира; диванчик, на котором он расположился, перед низким столом, где в данный момент стоял его поднос с ленчем. С противоположной стороны – два стула с розово-красной обивкой перед длинным столом, за которым и сидела хозяйка гостиной.
Асе очень захотелось поближе рассмотреть, что там лежит, и он подался вперед. Она замерла, почувствовав его движение, а он с интересом уставился на отлично отшлифованное медное увеличительное стекло, кисти и баночки с красками, уловил запах краски и легкий цветочный аромат. Возможно, ее духи? Если так, у нее хороший вкус.
Он потянулся было за кисточкой, но она встрепенулась:
– Не трогайте это, пожалуйста.
Асе захотелось подразнить ее, но заметив, как напряглось ее лицо, он отказался от своего намерения и с интересом уставился на небольшую клетку, стоявшую у правого локтя мисс Динвуди.
Оттуда выглянул черный глаз-бусинка, и белый голубь, сидящий в клетке, наклонил головку и заворковал.
– Как его зовут? – спросил Аса.
– Я думаю, это не он, а она, – сообщила мисс Динвуди, разглядывая птицу, – но не уверена в этом, имени пока нет.
Аса выпрямился, удивленно подняв брови.
– Вы ее поймали?
– Нет, мне отдал ее брат, перед тем как был вынужден уехать из Англии, – сказала Эва, аккуратно положив вилку и нож рядом с тарелкой.
Был вынужден? Это интересно. Герцог Монтгомери уехал из Англии еще в июле, ни слова никому не сказав. Тогда Аса был сильно выбит из колеи, но вскоре обнаружил, что деньги ему продолжают поступать. Тогда он перестал думать о неожиданном отъезде герцога, списав его на очередной каприз аристократа. Он вопросительно уставился на мисс Динвуди, которая никак не отреагировала на его взгляд, и тогда он спросил:
– Что значит «был вынужден»?
– Полагаю, это не должно вас заботить, мистер Харт, – отрезала Эва. – Хотите еще рыбы?
– Нет, спасибо, – буркнул Аса, на мгновение позабыв о корректности: он сам будет решать, что должно его заботить, а что – нет. – Кредиторы?
Это предположение явно позабавило Эву.
– Если бы у моего брата были проблемы с кредиторами, неужели вы думаете, что он связался бы с восстановлением вашего театра?
– Он мог. Ваш брат способен и не на такое… Нет, я никоим образом не хочу его обидеть, но…
– Вы и не обидели, – пожала плечами Эва. – Вэл немного… эксцентричен, но когда дело касается денег и бизнеса, всегда мыслит здраво. Думаю, он решил вложить средства в ваше предприятие лишь потому, что намерен получить доход. Хотя… вполне возможно, что он руководствовался другими причинами.
А это уже серьезно.
– Какими, например?
– Кто знает? Возможно, нашел оперного певца, которого решил спонсировать? Или пьесу… Когда дело касается Вэла, речь может идти о чем угодно.
Аса придвинулся к ее столу, игнорируя запрещающий взгляд.
– Вы с ним не ладите?
