bannerbannerbanner
Всё, что мы обрели

Элис Келлен
Всё, что мы обрели

Полная версия

Original title:

Todo lo que somos juntos

by Alice Kellen

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Alice Kellen, 2019

© Editorial Planeta, S. A., 2019

Av. Diagonal, 662–664, 08034 Barcelona

www.editorial.planeta.es

www.planetadelibros.com

Author represented by Editabundo Agencia Literaria S.L., Agent for foreign and audiovisual rights Book & Film Rights (Grupo Planeta)

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

От автора

Во всех моих романах присутствуют песни, сопровождавшие многие сцены, запечатленные на бумаге. Музыка – это вдохновение. В данном случае это нечто большее. В определенные моменты это своего рода обертка, нить, которая ведет за собой персонажей. Вы можете найти полный список песен, которые я слушал, пока писал эту историю, но, если хотите, предлагаю вам послушать некоторые из самых важных в тот момент, когда они упоминаются в романе. В главе 50 – Too young to burn. В главе 48 – Let it be. И в эпилоге – Twist and shout.

Пролог

Меня пугало, что грань между ненавистью и любовью так тонка и малозаметна, что я могу одним рывком сорваться из одной крайности в другую. Я любила Акселя, я любила его всем нутром, глазами, сердцем; все мое тело реагировало, когда он был рядом. Но другой своей частью я так же ненавидела его. Ненавидела за воспоминания, за слова, так и не сказанные, за обиду, за прощение, что не могла дать ему с распростертыми объятиями, как бы мне того ни хотелось. Глядя на него, я видела черное, красное, скрытый пурпур; эмоции переполняли меня. И чувствовать к нему нечто столь хаотичное было больно, потому что Аксель был частью меня. И всегда будет ею. Несмотря ни на что.

Ноябрь. (Весна. Австралия)


1. Лея

Я еще не открыла глаза, когда почувствовала, как его губы скользят по изгибу моего плеча, затем двигаются чуть ниже, оставляя цепочку поцелуев возле моего пупка; сладкие, нежные поцелуи, такие, от которых невольно вздрагиваешь. Я улыбнулась. Улыбка вскоре исчезла, когда я ощутила его теплое дыхание у своих ребер. Рядом с ними. Со словами, которые Аксель однажды вывел пальцами на моей коже, с этими Let it be, что были теперь татуировкой. Я суетливо зашевелилась и открыла глаза. Положила руку ему на щеку и потянула к себе, его рот встретился с моим – и меня охватило спокойствие. Мы разделись в тишине умиротворенного солнечного утра субботы. Я обняла его, когда он в меня вошел. Медленно. Глубоко. Легко. Я изогнула спину, захотев большего – последнего толчка, жесткого и напористого. Не случилось. Я просунула руку между нами и стала трогать себя пальцами. Мы кончили одновременно. Я тяжело дышала. Он постанывал, произнося мое имя. Он отодвинулся на бок, и я уставилась в гладкий белый потолок комнаты. Потом приподнялась с постели, и он взял меня за запястье.

– Уже уходишь? – голос его был мягок.

– Да, у меня много дел.

Я встала и босиком подошла к стулу, где вчера вечером оставила одежду. Лэндон наблюдал, как я одевалась, все так же лежа в постели и закинув руки за голову. Я поправила тонкий пояс юбки и натянула майку. Перекинула через плечо портфель, подаренный братом на Рождество, и по пути к двери собрала волосы в хвостик.

– Эй, погоди. Поцелуй перед уходом, да?

Улыбаясь, я подошла к кровати и наклонилась поцеловать его. Он ласково погладил меня по щеке и удовлетворенно вздохнул.

– Увидимся вечером? – спросил он.

– Не могу, буду в студии допоздна.

– Но сегодня же суббота. – Он был настойчив. – Давай, Лея.

– Извини. Поужинаем завтра?

– Хорошо.

– Я позвоню.

Я спустилась по лестнице из дома. Дневной свет тепло встретил меня под сероватым небом. Я достала из портфеля наушники, взяла леденец и сунула в рот. Проскочила пешеходный переход ровно в ту секунду, когда светофор загорался красным, и пересекла усеянный цветами сквер, служивший коротким путем к моей студии. На самом деле не моей, не совсем. Но я много работала тогда, в студенческие годы, чтобы получить стипендию, позволившую мне иметь небольшое помещение.

Когда я пришла, все было пропитано запахом краски. Я бросила свое барахло на круглое кресло и взяла халат, висевший за дверью. Завязывая пояс, подошла к картине, возвышавшейся на старом чердаке. Меня охватил трепет от созерцания тонких линий изгибающихся волн, пенных брызг и переливающегося солнечного света, который, казалось, скользил по холсту. Я взяла деревянную палитру и смешала несколько оттенков, не отводя глаз от холста, который будто бросал мне какой-то извращенный вызов. Подняв кисточку, я заметила, как рука дрожит от нахлынувших воспоминаний. У меня схватило живот, стоило лишь вспомнить ночь, когда мне пришлось бежать туда, повинуясь внезапному желанию изобразить тот участок пляжа, что был так хорошо мне знаком, хотя прошло уже три года с тех пор, как я была там… Три года без этого кусочка моря, что так не похож на другие. Три года, за которые я здорово изменилась. Три года, что я не видела его. Три года без Акселя.

2. Аксель

Я скользил по стенке волны в слабом свете зари, пока не упал в воду. Погружаясь, закрыл глаза, и звуки внешнего мира стали далеки. Я сделал толчок вверх и понял, что тону. С некоторым усилием мне удалось ухватиться за доску для сёрфинга. Сделал глубокий вдох. Снова и снова. Но ни один из этих глотков воздуха не насытил мои легкие. Я остался там, дрейфуя в одиночестве своего моря, глядя на пенный след и рассеянный свет, пробивавшийся сквозь волны, и гадал, когда же снова смогу дышать.

3. Лея

Я работала всю неделю без перерыва. Порой меня пугала мысль, что это даже не работа, а скорее необходимость или смесь того и другого. Живопись была двигателем моей жизни, причиной, по которой я держалась, была сильной, полной всего, что нужно запечатлеть и излить. Помню, однажды Аксель спросил меня о том, как мне удалось это сделать, а я ответила, что не знаю – просто сделала это.

Я не знала – просто сделала это. Задай он мне этот вопрос некоторое время спустя – ответила бы иначе. Призналась бы, что это был мой выпускной клапан. То, что мне было не под силу выразить словами, я передавала цветами, формами и текстурами. Я бы сказала, что это самое мое и только мое, как ничто другое в мире.

Не будь это мой день рождения, я бы осталась в ту ночь рисовать на своем маленьком чердаке до самого утра, как часто делала по выходным, но университетские друзья настояли на вечеринке, и я не могла отказаться. Я одевалась, вспоминая звонок Блэр за несколько часов до этого: она поздравила меня и попутно поделилась новостью, что ребенок, которого она ждет от Кевина, будет мальчиком. Это был лучший из подарков, которые я собиралась получить в тот день. Я подошла к зеркалу заплести волосы. Они были очень длинными, и я редко их распускала; несколько раз подумывала состричь, но шевелюра напоминала мне о днях, когда я гуляла босиком и жила в доме вдали от остального мира, о днях, когда я не слишком беспокоилась, расчесывать мне волосы или нет. Даже это изменилось. То, как я стала одеваться, – более тщательно. Я старалась контролировать себя, если чувствовала какой-то побудительный импульс, потому что усвоила: импульсы не всегда ведут по верному пути. Я прилагала усилия, чтобы быть спокойнее, обдумывала все, прежде чем нырять в пустоту, и взвешивание последствий доставляло мне беспокойство.

Вновь зазвонил телефон. Как всегда, мое сердце словно пропустило один удар – стоило увидеть на экране эти имя и фамилию: Джорджия Нгуен.

Я перевела дыхание и сняла трубку.

– С днем рождения, дорогая! – закричала она. – Двадцать три года уже. Не могу поверить, как быстро летит время: кажется, еще вчера гуляла с тобой в саду, держа на руках, чтобы ты не плакала.

Я села на край кровати и улыбнулась.

– Спасибо, что позвонила. Как вы там?

– Вот, почти садимся в самолет, в зоне посадки. – Она разразилась смехом, как ребенок, потому что ее муж, видимо, пытался пощекотать ее, чтобы забрать телефон. – Хватит, Даниель, я сейчас передам тебе! Говорю, дорогая, мы в аэропорту Сан-Франциско, и через час отправляется наш рейс в Пунта-Кану.

– Какой у вас маршрут! И как я вам завидую!

– Я позвоню тебе на днях, поговорим более спокойно и без помех.

– Не волнуйся, дай Даниелю.

– С днем рождения, Лея! – тут же воскликнул он. – Будешь праздновать с коллегами? Хорошо провести время. Развлекайся.

– Спасибо, Даниель. Я попробую.

Я повесила трубку и несколько секунд стояла, с тоской глядя на экран телефона и прокручивая все поздравления, которые получила в тот день… и те, которые не получила.

Это было глупо. Как многое из того, что время от времени обрушивалось на меня, ведь, в конце концов, в памяти людей остаются детали, которые выглядят незначительными, но именно они оказываются действительно важны. Аксель всегда был важным гостем на всех моих днях рождения; единственным человеком, которого я хотела видеть, когда наступало время праздновать; тем, кто дарил подарки, нравившиеся мне больше всего; тем, кто исполнял мои желания, когда я задувала свечи, будучи совсем еще маленькой девочкой. Казалось, прошла целая вечность… Я снова взглянула на свой мобильный. Не знаю, чего я ждала, но звонка не было.

 

Я глубоко вздохнула и встала, чтобы подойти к длинному зеркалу, все так же стоявшему у стены, на том самом месте, где Оливер поставил его почти три года назад, когда я импульсивно купила его в магазине неподалеку от дома.

Я небрежно потрогала кончик косы, разглядывая свое отражение. «У тебя все будет хорошо, – повторяла я про себя скорее по привычке, чем для чего-то еще. – Все будет хорошо».

Уже смеркалось, когда я вышла на улицу прогуляться до ресторана, где мы договорились встретиться. Не успела я сделать и пары шагов, как появился он.

– Что ты здесь делаешь? – засмеялась я.

– Хотел составить тебе компанию. – Лэндон протянул розу и медленно поцеловал меня.

Я посмотрела на цветок, когда Лэндон выпрямился, и погладила алые лепестки. Поднесла к носу, чтобы понюхать, и мы двинулись дальше в тихом темпе.

– Расскажи, чем занималась сегодня – насыщенный был день?

– Да, я как раз заканчиваю картину… – Я сглотнула, вспомнив тот кусочек моря, что был таким моим, таким нашим, и покачала головой. – Не хочу утомлять. Давай ты о себе.

Лэндон рассказал, как прошла его неделя, как усердно он работал над проектом, который готовил для диплома по бизнесу, как он с нетерпением ждал встречи со мной последние три дня, когда у нас не было свободного времени, какой красивой я была той ночью…

Заметив ресторан, мы замедлили шаг.

– Надеюсь, тебе понравится твоя неожиданная вечеринка, – пошутил он, но затем стал серьезен. – Все здесь. Иногда, когда ты замыкаешься в себе и у себя на чердаке, я беспокоюсь о тебе, Лея. Хочу, чтобы ты получила удовольствие от сегодняшнего вечера.

Меня тронули его слова, я крепко обняла его.

Обещала ему получить удовольствие.

Мое лицо расплылось в улыбке, когда мы переступили порог ресторана и увидели наших друзей, поднимающихся из-за заднего столика и поющих Happy Birthday. После объятий и поцелуев мы уселись рядом. Приехали почти все, кто был частью моей жизни в Брисбене: некоторые одноклассники, Морган и Люси, девушки, с которыми я познакомилась в первый месяц в общежитии и с тех пор не расставалась. Они первыми предложили подарок. Я развернула его с осторожностью, которая совсем не напоминала некогда одолевавшее меня нетерпение; я сняла ленту ногтем, сложила бумагу и поблагодарила подруг за то, что они нашли материалы для рисования – то, что, как они знали, было мне нужно.

– Вы невероятны, и вы не обязаны были…

– Не плакать! – тут же вскрикнула Морган.

– Но я и не собиралась…

– Мы тебя знаем, – оборвала меня Люси.

Выражение ее лица заставило меня рассмеяться.

– Хорошо, никаких слез, только веселье! – Я перевела взгляд на Лэндона, который удовлетворенно улыбался и подмигивал мне из-за стола.


К тому времени, когда вечеринка закончилась, было уже позднее утро, и я выпила больше, чем полагалось, учитывая, что на следующий день приезжал мой брат Оливер. Но мне было все равно. Ведь среди огней того места, где мы в итоге заказали несколько напитков, я чувствовала себя хорошо, радостно, окутанная объятиями Лэндона и смехом друзей. Перестала думать о тех, кого уже не было рядом, о хриплом голосе Акселя, поздравлявшего меня, и о том, что дал бы мне этот год в параллельной реальности, в которой мы все еще были теми же людьми, думавшими, будто никогда не разойдутся.

Мне потребовалось время, чтобы осознать это, но… жизнь продолжалась. Аксель не был судьбой – лишь началом того отрезка пути, что мы рука об руку прошли вместе, пока он не решил свернуть с дороги.


Я легла пьяная в постель, и казалось, что комната кружится. Обняла подушку. Бывали времена, когда я, занятая учебой, почти не думала об Акселе – часами, что трудилась на чердаке, часами, что проводила с Лэндоном или девочками. Но он всегда возвращался. Он. Это чувство, будто я до сих пор ношу его под кожей, беспокоило меня все больше. Воспоминания пробуждались в самый неподходящий момент: от вида незнакомца, держащего сигарету между большим и указательным пальцами, от запаха чая, от песни, от глупого жеста… от любой мелочи.

Я вспомнила, что хранила в верхнем ящике прикроватной тумбочки, но сдержала желание открыть его и взять тот предмет, купленный на блошином рынке вскоре после приезда в Брисбен.

Я плотно закрыла глаза. Все вокруг по-прежнему кружилось.

Мне было интересно, что в этот момент делал он…

4. Аксель

Я в последний раз взглянул на галерею, прежде чем отправиться домой. Снова пошел пешком, потому что никогда не спешил туда – меня никто не ждал.

В тот день я ошибся.

На пороге дома сидел Оливер.

По какой-то причине я был столь же потрясен, что и в первый раз, когда увидел его точно там же четырьмя месяцами ранее. Потому что я, конечно, не ожидал этого и потому что… черт, потому что у меня перехватило дыхание, когда я понял, как сильно соскучился по нему за эти годы отсутствия.

Так что Оливер просто вернулся в мою жизнь в один прекрасный день, внезапно – так же, как и ушел.

Я застыл, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы убедиться, что он настоящий; он был такой же, как и прежде, как будто ничего не изменилось. Он посмотрел на меня с опаской, а когда я открыл дверь своего дома и спросил, не хочет ли он войти, он ничего не сказал и просто последовал за мной внутрь. Он взял пиво, которое я протянул ему, мы вышли на террасу и молча выкурили по сигарете. Я не знаю, сколько мы там просидели, несколько часов или всего двадцать минут; я настолько глубоко погрузился в свои мысли, что даже не заметил. Знаю только, что, подсаживаясь, он обнял меня одновременно сердито и ласково, все смешалось воедино, а вскоре он ушел, не попрощавшись.

Он делал это еще несколько раз. Неожиданно появлялся у меня дома. Я знал, что он приезжал, когда навещал свою сестру в Брисбене; мимоходом он всегда старался зайти, чтобы провести время с моей семьей. В течение трех лет с тех пор, как мы виделись в последний раз, он следовал этому распорядку, не удосужившись зайти и поздороваться со мной. Только спустя некоторое время я понял, что заставило его передумать и постучать в мою дверь. Тогда я его не спросил. Лею мы тоже больше не обсуждали. Это была наша негласная договоренность, и нам не пришлось оглашать правила, ведь мы оба знали, в чем они заключаются. И мы снова стали друзьями. Но эта дружба была… другая, потому что когда что-то разбивается и собирается вновь, то оно уже никогда не бывает идеальным, таким, каким было, – появляются трещины и неровности.

– Не знал, что ты приедешь, – сказал я, когда он навестил меня в четвертый раз.

– Я тоже. – Он направился за мной, когда я вошел в дом. – На самом деле у меня не было свободных дней, но я умудрился в последнюю минуту внести изменения для…

«День рождения Леи». Черт. Я закрыл глаза.

– Пива? – перебил я его.

– Холодного. Чертовски жарко.

– Это нормально, учитывая, во что ты одет.

– Вот что значит не жить как отшельник.

Я покачал головой, еще раз взглянув на его темные брюки и рубашку, в которой было жарко даже с закатанными рукавами.

– Все в порядке, Оливер? – Мы вышли на террасу.

– Да. А как у тебя с галереей? – спросил он.

– Не жалуюсь. Это развлекает. Это что-то другое.

Чуть больше года назад я начал работать в той маленькой галерее в Байрон-Бей, в которой когда-то давно мечтал выставить свои работы. И это тоже было связано с обещанием. Но я согласился на ту работу не поэтому, а потому, что… не смог найти причин для отказа. Мне было нечего делать. Мне было скучно. Тишина иногда слишком тяготила. И я подумал, что не помешает время от времени заглядывать сюда и помогать не по графику.

Не ошибся. Это было одно из немногих мудрых решений, принятых за последнее время. Я продолжал иллюстрировать, но стал требовательнее к принимаемым заказам.

Основным условием нормального функционирования галереи является наличие ясного и четкого проекта. Я занимался его составлением, указывая, какое искусство и каких художников мы будем продвигать; это, по сути, было фундаментом, на котором строился бизнес. Владелец, Ханс, был предпринимателем, который время от времени сам заходил к нам и давал мне свободу делать и переделывать все по своему усмотрению, при этом с неизменной поддержкой от руководительницы Сэм, работавшей полный день.

Первые несколько месяцев было трудно, но в итоге у нас появился более определенный, единообразный и целостный каталог благодаря перекликающейся стилистике художников, представленных у нас. Моя работа состояла в том, чтобы искать художников и убеждать их принять участие в нашем проекте, побуждать их устроить первую выставку в Байрон-Бей, а затем Сэм заботилась о поддержании более тесных отношений. Она была хороша в том, что сотрудники называли «поэзией ее работы», возможно, потому что была милой женщиной, матерью троих детей с бесконечным терпением, способной мириться с эго любого тщеславного художника, на что меня совсем не хватало. Я знал, в чем магия этого процесса для Сэм: видеть, как растут молодые перспективные художники, которым мы доверяли, быть в постоянном контакте с ними и, прежде всего, посещать их студии.

Мне все еще не удавалось полностью включиться в работу.

Было что-то… что-то, что сдерживало меня.

– Скольких художников ты сейчас ведешь? – Оливер с любопытством смотрел на меня, ковыряя край этикетки от пива.

– Я? – Я поднял брови. – Ни одного.

– Ты знаешь, о чем я.

– Их ведет Сэм. Я просто нахожу их и заманиваю в галерею.

Мы молчали, пока солнце опускалось за горизонт. Возвращение Оливера в мою жизнь дало мне ложное чувство нормальности, потому что все, конечно, было по-другому. А может, дело было во мне, сильно изменившемся с тех студенческих лет, когда мы были неразлучны. Он по-прежнему был одним из тех, кого я любил больше всего, но у меня было ощущение, что мы постепенно укладывали между собой кирпичи, пока наконец не построили стену. И даже хуже. Что мы разговаривали через эту стену. И что делать это мы начали еще до моих отношений с его сестрой. Эта уверенность в том, что другой человек слушает и кивает, но не понимает тебя до конца не потому, что не хочет, а потому, что не может. И я ненавидел чувствовать эту непостижимость, заполнявшую пространство, когда мы разговаривали, потому что это напоминало мне, что единственным человеком, который, как я чувствовал, видел меня насквозь, слой за слоем, кусочек за кусочком, была девушка вкуса клубники, по которой я так сильно скучал…

5. Лея

Я очень волновалась, когда преподавательница Линда Мартин позвонила мне после урока, чтобы договориться о времени моих занятий. Так что, ожидая в приемной, я не могла перестать грызть ноготь на мизинце. Минутой позже назначенного времени она открыла дверь кабинета и улыбнулась мне. Это меня несколько расслабило. Я была так сосредоточена на учебе, что боялась допустить ошибку на последнем экзамене, снизить средний балл или разочаровать кого-то.

Она села на стул, едва я устроилась за столом.

Я прикусила губу, пытаясь сдержаться, но безуспешно.

– Что же я сделала? – пробормотала я.

Я ненавидела эту часть себя. Импульсивную. Ту, что мешала мне управлять своими эмоциями, контролировать их и мало-помалу переваривать. Ту мою скрытую часть, что однажды ночью заставила меня раздеться перед ним с вопросом, почему он никогда не замечал меня. По какой-то причине это воспоминание продолжало возвращаться ко мне.

– Ты ничего не сделала, Лея. Или сделала. Ты много сделала, и сделала хорошо. – Она открыла папку на столе. Достала несколько фотографий, на которых были изображены мои работы. – Я рекомендовала тебя для участия в выставке, которая состоится через месяц в Ред-Хилле. Думаю, ты идеальная кандидатка, так как подходишь по профилю.

– Вы всерьез это говорите? – Я заморгала, чтобы не расплакаться.

– Это будет отличная возможность. Ты ее заслужила.

– Это… Я не знаю, что сказать, мисс Мартин.

– «Спасибо» будет достаточно. Там предполагается всего три работы, но выставка привлечет много посетителей, а это прекрасно. Что думаешь?

– Думаю, что сейчас закричу от восторга!

Линда Мартин разразилась смехом, и после нескольких кратких комментариев я миллион раз поблагодарила ее, вставая и беря портфель. Выходя из здания факультета, я посмотрела на небо и глубоко вздохнула. Ветер был теплым и приятным. Я подумала о своих родителях, о том, как бы они гордились мной, как бы я хотела разделить с ними этот успех… Потом быстро отыскала свой мобильный телефон среди всякого хлама в маленьком кармане портфеля и набрала Оливера. В нетерпении подождала, пока он не ответил после пятого гудка.

 

– Ты сидишь? – взволнованно спросила я.

– Я… да, ну, в постели. Лежу. Тебе это подходит?

– Ох, блин, только не говори мне, что ты был с Бегой!

– Давай выкладывай, что ты хотела мне сказать.

– Меня выбрали… я буду выставляться… – Я перевела дыхание. – Всего три работы, но это…

– Охренеть, Лея. – На несколько секунд воцарилась тишина, и я поняла, как взволнован брат. И что он встает с кровати, потому что я услышала его шаги, прежде чем он перевел дыхание. – Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой. Поздравляю, малышка.

– Это все благодаря тебе, – прошептала я.

И хотя он отрицал, я знала, что это правда.

Когда три года назад все развалилось, я несколько недель злилась на брата и почти не разговаривала с ним. Так я вела себя поначалу, пока не поняла, что его вины не было. Оливер не принимал решение. Не Оливер все испортил. Оливер не выбирал, каким путем идти. Но в то время я не хотела этого видеть.

Я не хотела признавать, что Аксель сдавался, как только что-то оказывалось выше его сил, что при малейшем осложнении он уходил в сторону, оставляя то, что не мог контролировать, что он никогда не вовлекался до конца ни во что и ни в кого.

Может, это была моя вина, ведь я идеализировала его.

Аксель не был идеалом. Как он сам показывал, в нем были неприятные стороны, те, что нам всем хочется причесать и отполировать, пока они не исчезнут. А еще серые зоны. Достоинства, которые иногда превращаются в недостатки. То, что когда-то было белым, но со временем потемнело: его мечты, его смелость.

Я покачала головой и повернула за угол направо. Позвонила в дверь. Лэндон ответил и открыл. Он уже ждал меня, прислонившись к дверному косяку, пока я поднималась по лестнице. Его волосы были взъерошены, а рукава рубашки закатаны; я подумала, что он выглядит привлекательно, и улыбнулась, прежде чем запрыгнуть на него и крепко обнять.

– Какой энтузиазм, – пошутил он.

– Я собираюсь выставить три работы! – закричала я.

– Черт, милая, не могу передать, как я рад…

Я тяжело сглотнула, уткнувшись лицом в его шею, ненавидя, что он произнес это слово, которое я не любила слышать и всегда просила его не использовать. «Милая»… Я продолжала слышать его, произносимое хриплым голосом Акселя. С желанием. С любовью.

Я обняла Лэндона покрепче, заставляя себя не думать ни о чем, кроме хороших новостей. Поцеловав его в шею, поднялась выше и коснулась его мягких губ. Он закрыл дверь, а я обвила ногами его поясницу. Мы перемещались по его квартире, пока он не уронил меня на кровать. Я наблюдала, как он, стоя передо мной, расстегивает рубашку.

– Сейчас вернусь, – сказал он, и через пару минут, когда я услышала шум на кухне, он вернулся с двумя бутылками пива в руках. – Думал, у меня есть бутылка шампанского, но нет. Придется налить это.

– Прекрасно. – Я взяла открывашку и сняла крышки.

– За тебя. – Наши бутылки звякнули. – За твои мечты.

– И за нас, – добавила я.

Лэндон благодарно посмотрел на меня, прежде чем выпить и закончить снимать рубашку. Он лег рядом со мной на кровать и притянул меня к себе. Он поцеловал меня. Приласкал меня. Заполнил меня. Я обвила его ноги своими, думая о том, что ничего не может быть лучше.

6. Лея

С Лэндоном я познакомилась вскоре после того, как приехала в Брисбен.

Мы договорились погулять с Морган и Люси после ужасного дня – такого, какие иногда обрушиваются на меня в первые месяцы и сопровождаются воспоминаниями. Может быть, именно поэтому мне захотелось умыться, так как глаза мои все еще были опухшими от слез, надеть платье, которое я так и не достала из шкафа, и оказаться в баре, чтобы пропустить с ними по стаканчику.

В какой-то момент мы начали танцевать. Когда заиграла медленная песня, я ушла, сказав, что собираюсь заказать еще один напиток, но на самом деле планировала оставить их одних. Сидя на стуле перед баром, я наблюдала за их движениями под музыку, они улыбались и тихо переговаривались.

– Ты рисуешь? – спросил меня один парень.

– Как ты узнал? – нахмурилась я.

– По ногтям, – ответил он, садясь на барный стул рядом со мной и оглядываясь по сторонам в поисках официанта. У него были темно-каштановые волосы, раскосые глаза и заразительная улыбка. – А что именно рисуешь?

– Не знаю. Зависит… – тихо ответила я.

– Вижу. Ты одна из тех загадочных девушек?

– Уверена, что нет, – улыбнулась я, потому что меня забавляла его дедукция. Я была скорее, наоборот, слишком прозрачной. – Просто… день плохой.

– Понимаю, о чем ты. Давай сначала. Меня зовут Лэндон Харрис. – Он протянул руку. Я пожала ее.

– Приятно познакомиться. Лея Джонс.

Мы проговорили всю ночь. Не знаю, сколько было времени, когда я уже достаточно выпила и решила, что выпустить пар с совершенно незнакомым человеком – хорошая идея. Я рассказала ему о смерти родителей, о моей истории с Акселем, о трудных месяцах, проведенных по приезде в Брисбен… обо всем. Лэндон был одним из тех людей, что излучают уверенность. Он внимательно слушал, перебивал меня, когда это было необходимо, и тоже делился подробностями своей жизни: как требовательны были к нему родители, как сильно он любил фотографию и скалолазание, когда удавалось вырваться.

Когда мои подруги собрались расходиться, я сказала им, что останусь с Лэндоном еще ненадолго. Он предложил мне прогуляться до общежития вместе. Когда мы брели по улицам и наши голоса разрывали тишину ночи, я осознала, что уже давно не чувствовала себя так спокойно. Когда мы подошли к двери дома, он немного нерешительно приблизился, оперся рукой о стену и поцеловал меня; это было неловко, но приятно. Он отстранился и посмотрел на меня в оранжевом свете уличных фонарей.

– Ты все еще любишь его.

Это был не вопрос, а просто утверждение, но я все равно кивнула и постаралась не заплакать, потому что мне хотелось, чтобы это было не так; я бы хотела иметь свободное сердце и получше узнать такого парня, как Лэндон, такого очаровательного. С того дня он стал одним из моих лучших друзей. За следующие несколько лет я познакомилась со многими другими парнями, а у него было несколько девушек, которые оказались не такими, как я ожидала. Я ограничивалась сексом на одну ночь, где искала что-то, чего никогда не находила. Вскоре я поняла разницу между «трахаться» и «заниматься любовью», между тем, чтобы вожделеть человека и любить его. Эта грань была прочерчена слишком явно, и я уже не могла представить, что когда-нибудь снова переступлю ее.

Ранним зимним утром, когда я позвонила в дверь его дома со слезами на глазах и колотящимся о ребра сердцем, Лэндон сразу же открыл.

– Что случилось? – спросил он, закрывая дверь.

Тревога. Эти симптомы были хорошо мне знакомы. Я тяжело сглотнула.

– Думаю, я ничего не чувствую, Лэндон, думаю…

Я не могла говорить. Он обнял меня, и я спрятала голову у него на груди, подавляя рыдания. Это было очень тяжелое время для меня. Меня пугала мысль о том, что я снова стану пустой, о том, что могу онеметь. Перестать рисовать… От одной лишь мысли о такой перспективе в горле вставал комок. Но с каждым днем эмоций становилось все меньше, и я обнаружила, что встаю каждое утро только потому, что знаю, что должна это сделать. Меня больше не удовлетворяли ни поцелуи незнакомца, ни воспоминания, за которые я цеплялась, когда мне нужно было их нарисовать, излить.

– Тише, Лея. – Лэндон погладил меня по спине.

Я почувствовала легкую дрожь, когда его рука двигалась вверх и вниз. А дальше я не думала – просто позволила себе действовать импульсивно. Я дышала ему в щеку, дрожа от страха, замечая, как хорошо он пахнет, какая мягкая у него кожа… Наши губы соприкоснулись, будто бы естественно. Лэндон покрепче притянул меня к себе, и мы целовались, казалось, целую вечность, не торопясь, просто наслаждаясь поцелуем.

Когда мы начали раздеваться, я почувствовала себя в безопасности. Когда мы опустились на матрас в его спальне, меня охватило чувство комфорта. А ощутив его движения внутри меня, я поняла, что меня любят. Прошло много времени с тех пор, как я испытывала такое, поэтому я прижалась к нему; к его спине, к его дружбе, к его миру, потому что присутствие его рядом было безмятежностью и спокойствием после бури. Через неделю ко мне приехал брат. Мы встретились в тихом кафе, где подавали вкусные сэндвичи с курицей. Заказали два, как обычно, плюс напитки, и тут я увидела, как он потирает затылок и вздыхает.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросила я.

– Я… я думаю, что должен тебе сказать.

– Давай. Расскажи мне, что бы там ни было.

– Я снова виделся с Акселем.

Мой желудок сжался, когда прозвучало это имя. Я бы хотела сказать, что оно не вызвало во мне никакой реакции, я бы хотела быть равнодушной к этим пяти звукам, я бы хотела…

– Зачем ты мне это говоришь? – запротестовала я.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru