полная версия

Эли Ро
Тот, кто срывает цветы

Полная версия

Глава 16
Когда на город опустится темнота

1

На следующее утро Альвин исчез. Полиция застала дома только Шарлотту. Она не понимала, что происходит и все время твердила, что произошла какая-то ошибка. Я слышал ее крики – они отражались от стен, прокатываясь вниз по подъезду. Я стоял, прижавшись к двери, пытаясь услышать хоть что-то, кроме них, но мои попытки были тщетны. Вскоре отец отвел меня в сторону, но прежде пристально посмотрел мне в глаза. Я крепко сжал его ладонь у себя на плече.

Байер позвонил в семь утра. Отец включил громкую связь, поэтому я мог отчетливо слышать все слова детектива. Он сообщил, что пленка является прямым доказательством вины Альвина.

– Он фотографировал их, – сказал Байер. – Девушек. Сначала убивал, а потом фотографировал. На пленке были снимки только Моники, но я уверен, что с остальными девушками Фосс поступал аналогично.

– Боже… – вырвалось у моего отца. – Боже мой.

Через полчаса полиция была у нашего дома. Я дежурил под дверью, наблюдая за людьми в форме, которые передвигались вверх по лестнице. Я осторожно высунулся из-за двери ровно в тот момент, когда Шарлотта сказала, что ее сына нет дома. Чуть позже в окно я увидел, как ее ведут к полицейской машине. Она встревоженно вертела головой, нервно одергивала платье. Шарлотта была напугана.

После этого – жестокие часы безмолвия. Никаких звонков. Мы с отцом сидели в одной комнате, скованные напряжением. Пусть я уже отчасти и примирился с происходящем – это не помогало. Все стало еще хуже. От отчаяния я не мог ничем заниматься. Я все время думал об Альвине. Мое воображение рисовало страшные картины того, как он расправлялся со всеми этими девушками – перерезал горло, а потом укладывал на землю, осыпая лепестками. И все же – часть меня все-таки противилась осознанию того, что натворил Альвин. Это противоречило всему – его словам и поступкам. Когда это началось? Этот вопрос мучил меня последние сутки. Я хотел знать, когда мой друг превратился в монстра. Что произошло? Почему он решился на все эти убийства? Для чего? Вечером я ушел на балкон и просидел там до глубокой темноты. Все небо заволокло тучами, и вокруг стало так темно, что я ощутил себя запертым в комнате без окон. Сигарет у меня все еще не было, но зато был крепкий чай, смешанный с коньяком. Я медленно пил его, почти не ощущая вкуса. Мне было нестерпимо важно узнать правду и понять, что послужило причиной. На каком-то подсознательном уровне я боялся, что всегда знал правду, но просто не придавал ей значения. Все происходило прямо у меня под носом. Подобными размышлениями я медленно, но верно возводил себя в ранг соучастника. Я твердил сам себе: виновен. Кто? Альвин? Или я?

Время перестало существовать, оно исчезло, превратилось в пустой звук. Кружка давно опустела, и я выронил ее из рук. Она со звоном ударилась об пол и покатилась в сторону. Я проследил за ней взглядом, а затем присмотрелся к луне, что на мгновение вышла из-за туч. Я вдруг ощутил голодное одиночество и почувствовал себя единственным человеком во вселенной. Или рыбкой на дне аквариума. В тот краткий миг я остался наедине со своими страхами и сомнениями. Я всегда хотел быть свободным – от переживаний, от всех этих лишних волнений, но оказался загнан в клетку, где вместо дикого зверя мне предстояло столкнуться с самим собой. На меня навалилось все и разом – тяжелое смятение, паника, почти трясучка, озноб; я чувствовал себя раздавленным и выпотрошенным, скитальцем, блуждающим по переходам Кносского лабиринта⁹². Меня почти сморило, я балансировал меж двумя реальностями – не в силах остаться ни в одной из них. Я почти что забылся. Почти что позволил сну забрать меня, но тут же вздрогнул всем телом и очнулся – как от пощечины.

На горизонте занимался рассвет. Я провел на балконе всю ночь. У меня все затекло. Я поднялся со стула, пошатываясь, вернулся в гостиную, где спал отец. Он дремал на диване, поджав к себе ноги, не переодевшись, в серой рубашке и брюках, прижимая к груди телефон и несколько сложенных листов, исписанных неразборчивым почерком. Я аккуратно переложил все на кофейный столик и накрыл отца пледом.

Половина пятого утра. Сна ни в одном глазу. Я сварил кофе – по кухне расплылся аромат лесного ореха – опустился за стол с чашкой в руках. Оскар пристроился у моих ног. Рассвет заставил меня вспомнить о кое-чем важном. У Альвина теперь было преимущество. Такое же в свое время было и у Ванденберга. Никто не имел ни малейшего понятия о его местонахождении. Куда он мог исчезнуть? Как понял, что на его след напали? Обнаружил пропажу пленки? Так скоро? И Шарлотта. Мне очень хотелось верить в то, что она не имеет к происходящему никакого отношения. Я просидел в оцепенении еще около часа – пил кофе, проверял почту, смотрел в окно. Не тишина. Лишь затишье перед катастрофой.

В шесть на кухне показался отец. Он не выглядел отдохнувшим – наоборот. Он осунулся, сделался почти больным. Я соврал ему, что тоже спал, но по его лицу было понятно, что он мне не поверил. Отец долил себе остатки кофе, бросил в кружку три ложки сахара и выпил все разом.

Новый день – новые ожидания. Восемь утра – ничего. Десять – тишина. В дневных новостях Альвина объявили в розыск. Перечислили все его приметы, показали фотографию. «Этот человек опасен». Этот человек. О Шарлотте не говорилось ни слова.

Первым мне позвонил Бастиан. Он был сам не свой, его голос срывался.

– Ты видел?! Какого черта происходит? Там наш Альвин!

Я закрыл глаза.

– Басти…

– Что происходит, Лео? Ты знаешь?

И я открыл ему всю правду. Бастиан молчал. Я комкал в руках чистую салфетку со стола и тоже не говорил ни слова. Нам просто нечего было друг другу сказать.

– Он их всех убил, – прошептал Бастиан, когда я уже забыл, что мы все еще разговариваем. – Черт, это…

Он снова умолк.

– Я все утро думаю о том, где он может находиться. У тебя нет идей?

– Не знаю… Это все безумие какое-то.

Безумие. Лучше слова и не придумать. Происходящее было лишь отражением реального мира; его зазеркальем. Только я почему-то совершенно не помнил, когда угодил в кроличью нору. Я просто застрял в комнате в окружении запертых дверей – и ни одного ключа у меня не было.

– Нас тоже вызовут для дачи показаний, – сказал я.

Бастиан ответил что-то невнятное. Ему нужно было время, чтобы свыкнуться со страшной новостью. Мы поговорили еще немного и как-то скомкано закончили разговор. После этого звонки посыпались с новой силой. Кроме близких друзей, звонили какие-то старые знакомые, чьих имен я даже не помнил. Вскоре я не выдержал и перестал брать трубку. Все это давило на меня. Я был в центре торнадо, который уносил все больше и больше людей. Все они летали вокруг меня, цеплялись руками и в один голос спрашивали, что же случилось. Все жаждали подробностей, которых у меня не было.

Мне хотелось что-то сделать, хотелось чем-то помочь, но я мог только ждать. Где бы я спрятался? Где бы я спрятался, если бы был на месте Альвина? Ответ очевиден: там, где никто не станет искать. Идей у меня не было. Знал ли я его так хорошо, как мне казалось? Были ли мы друзьями хоть когда-то?

Время близилось к трем, но никаких известий мы так и не получили. Изнывая, я просил отца позвонить Байеру, но он всякий раз отказывал. Кроме того, он запрещал мне самому это делать. Я все-таки позвонил детективу раз или два, но мне никто не ответил. Тогда я, измученный и обессиливший, рухнул к себе на кровать и прижал ладони к глазам. Я пробовал заснуть, но это было слишком утомительно и сложно. Я только путался в одеялах, постоянно ворочался и каждые пять минут смотрел на часы. Чего именно я ждал? Да хоть чего-нибудь. Любых новостей. Звонка от Байера. Во мне теплилась крошечная надежда на то, что им удалось напасть на след Альвина, но я едва ли верил в это на самом деле.

Позже, когда меня настигла головная боль, в дверь позвонили. Из коридора послышался голос Байера. Я быстро вскочил с постели, едва не уронив светильник, вышел навстречу к детективу.

– Нашли? – взволнованно спросил я.

По выражению его лица я понял – нет.

– Ищем, – сказал он.

Мы втроем вновь расположились в гостиной. Я не сводил глаз с Байера. Вид у него был помятый. Было легко догадаться, что и он провел эту ночь без сна. Немного помолчав, словно бы собираясь с мыслями, Байер приступил к сути.

– Я здесь, чтобы взять у вас показания, – сказал он, – но перед этим хочу вам кое-что рассказать.

– Что с Шарлоттой? – нетерпеливо спросил отец.

Байер покачал головой – всему свое время.

– Шарлотта еще у нас, но я не думаю, что она хоть как-то во всем этом замешана. Она до сих пор в шоке. Не может поверить, что ее сын совершил три убийства. Кстати говоря, это спорный вопрос. Три – или нет.

– То есть?

– Альвин учился в Берлине какое-то время. Там до сих пор не раскрыто аналогичное преступление. Кто-то тоже перерезал горло девушке. Только ни цветов, ни посланий оставлено не было, – Байер выдержал паузу, затем вернулся к началу разговора. – Шарлотта была сильно обескуражена, когда увидела полицию у себя на пороге. Она сказала, что Альвина уже нет дома, но так и не смогла ответить, когда точно он ушел. При осмотре его комнаты мы обнаружили небольшой беспорядок. Шарлотта отметила, что некоторых вещей ее сына нет на месте. Исчезла кое-какая одежда и другие личные вещи. Шарлотта призналась, что Альвин перед сном спрашивал, заходил ли кто-нибудь к нему в комнату.

Байер посмотрел на меня.

– Она ответила, что поздно вечером ты заходил к нему за книгой.

У меня внутри что-то оборвалось.

– Он все понял и решил сбежать.

– Верно. Мы полагаем, что он запаниковал и ушел из дома еще ночью.

Отец раздосадовано вздохнул.

– В темное время суток меньше свидетелей.

– В точку, – кивнул Байер. – Ему удалось миновать камеры видеонаблюдения. Мои ребята отсматривают материалы снова и снова, но пока что им ничего не удалось обнаружить.

С каждым его словом я чувствовал себя все уязвимее.

Байер достал телефон, чтобы включить запись.

– Двадцать минут пятого. Ульрих и Лео Ветцель, – сказал он и положил телефон на одну из тумбочек. – Ульрих, ты сказал, что Шарлотта развелась со своим мужем много лет назад. Это правда, но нам удалось выяснить кое-что еще. Роберт Фосс покончил с собой спустя одиннадцать месяцев после развода. У него диагностировали смешанное депрессивное расстройство. Роберт страдал от навязчивых суицидальных мыслей, нередко истязал Шарлотту физически еще до рождения Альвина. Когда у Фоссов родился сын, Роберт стал спокойнее, но со временем неконтролируемые вспышки гнева вновь стали проявляться. Он стал поднимать руку и на сына, но это длилось недолго. Шарлотта ушла от мужа, когда Альвину исполнилось семь лет. Они буквально сбежали на другой конец страны. Из Дюссельдорфа⁹³ в Регенсбург.

– Как покончил с собой Роберт? – спросил отец.

– Он повесился, – ответил Байер. – На работе, когда вышел в ночную смену.

В горле у меня пересохло.

– Альвин знал об этом?

– Шарлотта утверждает, что ему было известно о смерти Роберта, но он не знал, что это было самоубийство.

– Она ему не сказала?

– Нет. Посчитала, что это слишком травмирующая новость, поэтому сгладила углы. Шарлотта придумала историю об инсульте. Так когда-то умер ее отец, – сказал Байер. – Еще Шарлотта утверждает, что всегда следила за психическим здоровьем своего сына, потому что боялась, что он унаследует от Роберта какие-нибудь проблемы с ментальным здоровьем.

– Не существует гена, который определяет то или иное психическое заболевание, – медленно ответил отец, – но существует предрасположенность – это факт. Я хочу сказать, что в развитии психических заболеваний большую роль играет окружающая среда. Стресс, плохой сон, смерть близкого человека. Факторов может быть множество. Другое дело – как именно они повлияют на человека. Генетическая предрасположенность лишь дополнит общую картину и удвоит шансы возникновения какой-либо болезни, – отец замолчал, посмотрел на свои ладони. – Много лет назад Шарлотта просила меня понаблюдать за Альвином. Я провел с ним несколько бесед.

Я слышал об этом впервые.

– И? – спросил Байер.

– Плохо помню, что за вопросы я ему задавал, но ничего отклоняющегося в его поведении я тогда не выявил.

– Ничего?

Отец пожал плечами.

– Думаю, это был разговор по душам, а не полная диагностика. Шарлотта попросила меня об этом как друга. Она боялась, что сын может ей не договаривать о своих переживаниях.

– Вон оно что.

– Потом он увлекся фотографией, и Шарлотта успокоилась, – добавил отец.

– Это тоже интересно, – оживился Байер. – Его отец ведь был фотографом?

– Понятия не имею. Шарлотта едва ли о нем рассказывала. Она настолько редко упоминала его имя, что сегодня я будто в первый раз его услышал.

– Лео?

Я покачал головой.

– Альвин никогда не говорил о своем отце.

– Это не казалось тебе странным?

– Не особо.

Мы почти не говорили о родителях. Даже Бастиан, чьи родители погибли при аварии, предпочитал обходить эту тему стороной, и я отлично понимал его.

– Шарлотта сказала, что Роберту нравилось фотографировать. Он всегда хотел зарабатывать этим, но его снимки были слишком мрачными. Ему говорили, что в них не хватает света.

– Теперь мне стали понятны все эти мелочи, – задумчиво сказал отец, пропуская мимо ушей слова Байера.

– О каких мелочах идет речь?

– Шарлотта завела питбультерьера сразу, как только они с Альвином переехали.

Я напряг память и тоже вспомнил страшную морду пса, который держал в страхе всех соседей.

– Еще она уговаривала Анну пойти на занятия по самообороне, но они так и не собрались, – добавил отец, а потом уточнил: – Анна – это моя жена.

– Да, я помню.

– Шарлотта боялась, что Роберт найдет их, – сказал отец.

– Да. Она призналась, что жила в страхе до тех пор, пока не узнала, что Роберт покончил с собой.

– Кто ей сообщил?

– Кто-то из старых знакомых. Лео, теперь вопрос к тебе. Есть ли у тебя хотя бы одна идея о том, где сейчас может быть Альвин?

Я покачал головой.

– Нет. Я думал об этом, но в голову так ничего и не пришло.

– Совсем ничего?

– Если бы что-то было, я бы сказал.

В глазах Байера отразилось разочарование.

– Ладно, – сказал он. – Это было бы слишком просто.

Байер остановил запись и упал в кресло.

– Сильвия и Леонард уже должны были позвонить. Несколько наших отправились в Берлин, чтобы взглянуть на материалы дела по тому нераскрытому преступлению и поговорить с бывшими преподавателями Альвина.

Байер посмотрел на часы, тяжело вздохнул и с неохотой поднялся на ноги.

– Лео, пожалуйста, будь предельно осторожен.

Мы переглянулись. Не нужно было говорить об этом вслух – я вполне мог стать следующей жертвой.

2

Шарлотта – несчастная и потерянная – стояла у нас в коридоре. Лицо ее было бледным, а глаза заплаканными. Она заламывала руки и не знала, что говорить.

– Ульрих, – хрипло прошептала, – что же это такое?..

Отец бережно обнял ее за плечи. Он тоже не мог найти слов.

Шарлотту только отпустили. Она не знала, что делать. Не могла находиться в одиночестве. Шарлотта дрожала. Ее тонкие бледные руки нервно сжимали пиджак моего отца. Она смотрела в пустоту, и взгляд ее не выражал ничего, кроме горечи и страха. Я мог только догадываться о вопросах, которые ей задавали, но был уверен в одном: ей было мучительно больно находиться в небольшой комнате для допросов, выслушивая полицейских. Я представил, как она, съежившись, точно ребенок, растерянно хлопала рыжими ресницами, пытаясь понять, что происходит.

– Я немного побуду с ней, ладно? – шепнул мне отец, когда мы остались наедине.

– Конечно.

– Скоро вернусь.

Он пошел к двери, когда я окликнул его.

– Да?

– Скажи Шарлотте, что… – я запнулся. – Скажи ей, что мне жаль.

Отец кивнул.

Я закрыл за ним дверь и пошел к себе в комнату. Мои веки были тяжелыми из-за недосыпа, но я решил, что глаз не сомкну, пока нахожусь в квартире один. Я потянулся к телефону, чтобы включить музыку и обнаружил восемь пропущенных вызовов от Моны за последние пять минут. Не успел я ей перезвонить, как телефон завибрировал у меня в руках.

– Что-то случилось? – взволнованно спросил я.

На том конце послышались всхлипы.

– Да, боже, да! Случилось! Лео, он забрал Отто! Он забрал Отто!

Мона кричала и плакала в трубку.

– Отто? – переспросил я. – Твоего брата? Кто его забрал? Что произошло?

Она плакала и не могла говорить. Мне пришлось успокаивать ее. Внутри у меня все замерло: я догадывался, что произошло.

– Его показывали в новостях, – сказала Мона, когда смогла немного взять себя в руки. – Его фотографию, твою улицу… И я все гадала… знаешь ты его или нет. А потом он… он ворвался к нам домой, схватил Отто и ударил меня. Лео, я так испугалась. Я пыталась… пыталась защитить Отто, но у меня не получилось. Он схватил нож и сказал, что перережет ему горло, как всем тем девушкам… Он забрал его, Лео!

У меня перехватило дыхание. Я прижался спиной к стене, крепко зажмурил глаза. Отто. Маленький мальчик на подоконнике. Я видел его лишь раз – в день знакомства с Моной, когда провожал ее до дома. Черноволосый мальчишка лет шести. С игрушечным динозавриком в руках. Ребенок. Маленький ребенок.

– Когда это было? Он тебя сильно ударил? – быстро выдохнул я.

– Не знаю… Я отключилась на какое-то время, – она шмыгнула носом, отдышалась, зашумела чем-то. – Сейчас шесть? Минут двадцать прошло. Около того.

– Альвин сказал, что ему нужно?

Мона громко всхлипнула.

– Он сказал, чтобы я передала тебе кое-что…

Тут она разрыдалась. Почти с минуту я не мог ее дозваться.

– Мона! Мона, пожалуйста. Расскажи мне все. Мы обязательно что-нибудь придумаем, слышишь? Я обещаю, что с Отто все будет хорошо. Я тебе обещаю, ладно? Ты же мне веришь? Ты звонил в полицию или…

– Нет! – вскрикнула она. – Никакой полиции. Он сказал, что полиция не должна об этом знать, потому что иначе он… он…

– Хорошо, – быстро сказал я. – Никакой полиции.

Я заходил по комнате, крепко сжимая трубку. Руки у меня дрожали.

– Что он просил мне передать, Мона?

Она судорожно выдохнула.

– Он сказал… сказал: «передай Дилану, что я жду его в моем убежище».

– Дилану? Ты ничего не путаешь?

– Нет, – тихо отозвалась Мона. – Я правильно запомнила. Почему он это сделал? Что… что все это значит?

– Я не знаю, но обязательно разберусь в этом. Он говорил что-нибудь еще? Про то место?

Убежище. О каком убежище шла речь?

– Нет… Я не уверена.

– Ты не уверена или не говорил?

– Я не знаю. Я просто… Зачем ему Отто? Что он с ним сделает?

– Ничего. Все будет хорошо.

Передай Дилану. Почему Дилану? Это какое-то послание? В любой другой момент я бы догадался сразу, но тогда мой мозг отказывался работать. Я был в ступоре, не представлял, что теперь делать. Убежище. Как мне найти это убежище? Альвин был уверен, что я пойму. Это значит, что он когда-то говорил об этом, но когда? Когда, черт возьми? Я сжал свободную руку в кулак, стараясь вспомнить хоть что-то. Мона тихо плакала в трубку. Я перестал соображать. Мне нужно было думать быстрее. Мне нужно было кое-что спросить.

– Он сказал… сколько у меня есть времени?

– Он сказал, что не будет… не будет ждать до темноты.

Быстрый взгляд за окно. Еще светло, но скоро начнет смеркаться.

– Лео…

Я вспомнил, что Мона и Отто живут с матерью, и спросил, когда она будет дома.

– Через пару часов.

– Не дай ей вызвать полицию.

– Я совсем о ней забыла, господи. Она же обязательно…

– Не дай его этого сделать! – твердо сказал я. – Ты все мне рассказала?

– Да. Могу я пойти с тобой?

– Нет. Оставайся дома. Жди мать.

– Найди его. Пожалуйста, найди его.

Я собрался класть трубку, когда она вдруг воскликнула:

– Красная крыша! Он говорил про красную крышу.

– Что-что?

– Убежище с красной крышей. Теперь я вспомнила!

И тут меня осенило. Красная крыша. Кто не спрятался, я не виноват. Дети играли в прятки. Он нашел то самое место. Хижина в лесу.

Я распахнул глаза, которые все это время держал закрытыми.

– Я знаю, где искать.

3

Через десять минут после разговора мне пришло сообщение с неизвестного номера.

«Когда на город опустится темнота – маленький мальчик будет мертв. Если по следу пустят ищеек – маленького мальчика убьют раньше темноты. Держи язык за зубами. И торопись. В твоих же интересах, чтобы я не заскучал».

Я попытался перезвонить по номеру, но Альвин уже избавился от телефона – мне никто не ответил. От бессилия хотелось выть. Полиция. Звонок в полицию может все испортить. Позвонить Байеру? Рискованно. Но у него в заложниках маленький мальчик. Язык за зубами. Язык за зубами. Хижина в лесу. Красная крыша. Дети играли в прятки. Прятки. Он хочет, чтобы я нашел его. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Он хочет, чтобы я был один. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.

Иди к черту, Альвин.

Я позвонил Байеру, но он не взял трубку. Я позвонил еще раз, но ответом вновь послужили длинные гудки. Тогда я решил оставить ему голосовое сообщение. После этого я набрал Ойгену. Он взял трубку почти мгновенно, и я коротко рассказал ему о происходящем.

– Больной ублюдок, – процедил он. – Через пару часов стемнеет.

– Я знаю.

– У тебя есть план?

– А ты со мной?

– Еще глупые вопросы будут?

Я почувствовал облегчение.

– Мне нужна твоя машина. Остальное расскажу по дороге.

На сборы пятнадцать минут. Сначала я заметался по квартире, но потом приказал себе успокоиться и прошел к себе в комнату. Вытащил из потайного ящика пистолет и взвесил его в руке. Я был убежден, что он мне не понадобится, но все равно взял его с собой – трясущимися руками затолкал в старый рюкзак. Вышел из квартиры и закрыл дверь. Взглянул на окна Фоссов. На кухне горел свет.

Мне казалось, что я прождал Ойгена целую вечность. Я ходил вдоль дороги, постоянно проверяя часы. Время еще было, но медлить не хотелось. Я старался держаться и не поддаваться панике, но по телу то и дело пробегала предательская дрожь.

На другом конце улицы показался красный пикап. Я запрыгнул на переднее сиденье, едва он притормозил.

– Ну так что? – быстро спросил Ойген.

Я собрался с духом.

– Я оставил сообщение Байеру, где рассказал ему о том, что случилось и…

– Он не перезвонил?

– Еще нет, но обязательно перезвонит, когда увидит мое сообщение.

– Продолжай.

– Я подумал, что мы можем помочь. Скоро стемнеет, а место, где сейчас прячется Альвин, все еще неизвестно. Мы можем попытаться найти его. Мне кажется, что я понял, где это.

– Только кажется?

– Я почти уверен. Нам нужно за город. Это место в лесу, но я не думаю, что слишком глубоко. Альвин нашел его, когда был еще ребенком.

– Что за место? Просто пустырь или как?

Я покачал головой.

– Нам нужно найти хижину с красной крышей.

Ойген отрывисто хмыкнул.

В бардачке я нашел сигареты, поджег одну и жадно затянулся. Некоторое время мы ехали в напряженном молчании, только изредка перебрасываясь словами. Я все время думал о том, вооружен ли Альвин. У него наверняка был нож, но имел ли он при себе что-то еще? По обеим сторонам дороги замелькали деревья. С каждой минутой они становились все гуще и гуще. Вместе с этим я чувствовал себя все тревожнее. Передай Дилану, что я жду его в моем убежище. Передай Дилану. Кто такой Дилан? Что за этим кроется? Что хотел этим сказать Альвин? Я должен был догадаться. Он знал обо мне все и ловко этим пользовался. Дилан.

Дилан.

– Я…

Меня бросило в жар. Я понял. Разгадал.

– Я знаю, что он собрался делать.

Ойген метнул на меня взгляд.

– Ты о чем?

– Дилан. Он назвал меня Диланом. Эрик Харрис и Дилан Клиболд. Это имена школьников, устроивших стрельбу в американской школе.

– И? Какая связь?

– Они совершили самоубийство, когда все закончилось.

– Какого?..

– Он хочет, чтобы…

Ойген выругался по-русски и посмотрел на меня широко распахнутыми глазами. Он начал что-то говорить, но в этот момент у меня зазвонил телефон. Я поспешно взглянул на экран. Это был Байер.

– Лео, черт возьми, у меня не было связи. Только что получил твое сообщение. Где ты сейчас?

– Мы с Ойгеном ищем то место…

– Вы делаете что?!

– Ищем место, чтобы выиграть время. Я же сказал, что нужно успеть до темноты.

– Ты спятил?! Немедленно бросайте эту идею. Мы все сделаем сами.

– Сколько времени полиция будет сюда добираться? – раздраженно спросил я. – Мы могли бы помочь!

– Лео! Ничего не делайте, слышишь?! Скажи, где вы сейчас точно находитесь.

Я тяжело вздохнул и назвал наше местонахождение. Байер приказал оставаться на месте и ждать полицию.

– Твою мать, – процедил я, когда разговор был окончен.

Ойген вопросительно посмотрел на меня.

– Байер сказал, чтобы мы ждали полицию.

Ойген криво ухмыльнулся.

– Да ну?

Мы решили, что все-таки попытаемся найти убежище Альвина. Мы уже были почти на месте. Глупо было сидеть и ждать в то время, когда можно было действовать. С тяжелым сердцем я высматривал красную крышу меж деревьев. Мы играли в прятки, и я набрел на эту несуразную хижину. Увидел заржавленную крышу сквозь деревья. Найти бы ее теперь с такой же легкостью.

– Ничего не видишь?

– Нет.

Казалось, мы кружили по лесу целую вечность. Вокруг не было ничего, что хотя бы отдаленно могло напоминать хижину. Деревья. Высокая трава. Стремительно темнеющее небо.

Время. Его почти не осталось.

– Вижу, – резко сказал Ойген.

Я присмотрелся и тоже увидел небольшой клочок рыжей черепицы, выглядывающий из-за еловых лап. Вниз по позвоночнику пробежали холодные мурашки. Вот оно. Мы нашли.

– Думаешь, он там?

– Не знаю. Надеюсь, что да.

Связи в этом месте почти не было. Байеру я дозвонился лишь с шестой попытки. Он пришел в ярость, когда узнал, что мы не оставили поиски, но я услышал облегченной вздох, когда сообщил ему, что мы нашли убежище.

– Отлично. Больше никакой инициативы, хорошо? Мы уже едем! Будем через полчаса. Просто ждите. Ничего не предпринимайте.

Минуты тянулись ужасно медленно, а темнело – быстро. Я докурил последнюю сигарету и все время стучал пальцами по приборной панели, чтобы как-то занять руки.

– Успокойся.

– Все в порядке.

Прошло полчаса. Сорок минут. Сорок пять. Никто так и не приехал. Я снова позвонил Байеру, но его телефон оказался вне зоны действия сети.

– Если не ловит, то это значит, что они где-то здесь, да? – с надеждой спросил я.

Ойген промолчал. Он тоже смотрел в темнеющее небо.

Десять минут. Пятнадцать.

– Почему так долго? Они не могут нас найти?

– Я не знаю, – отозвался Ойген.

Он выбрался из машины и исчез на несколько минут. Вернулся и покачал головой.

– Там все глухо. Сюда никто не едет.

У меня закружилась голова.

– Ойген… – тихо позвал я.

Он напрягся. Всмотрелся мне в глаза и резко качнул головой.

– Лео, нет.

– У него ребенок, который вот-вот может погибнуть. Ты же видишь! Еще несколько минут – и вокруг станет совсем темно.

– Мы дождемся сраных копов.

Он снова забрался в машину. Крепко сжал руль.

– Сколько еще ждать?!

– Черт возьми, у нас на двоих один пистолет! А этот псих хочет, чтобы вы оба покончили с собой! Что ты собрался делать?

– Не знаю. Импровизировать? Я попытаюсь…

– Ты?!

– Да. Он думает, что я приеду один. Ты подождешь в машине, ладно?

Ойген сжал зубы.

– Почему? Почему тебе все время нужно быть таким упрямым?! У него не все дома. Я не…

– У нас нет другого выхода. Там ребенок! Я пойду туда без оружия и попытаюсь сделать так, чтобы Альвин его отпустил. Ты будешь ждать в машине. Нет, послушай, – резко сказал я, когда Ойген начал протестовать.

– А если не выйдет? Если у тебя не получится?

Я сглотнул и постарался улыбнуться.

– Мы с тобой уже прошли через некоторое дерьмо. Ты все еще во мне сомневаешься?

– Ты катастрофа, а не человек, – нервно отозвался Ойген.

– Верь мне. Я справлюсь.

Ойген зло посмотрел на меня, но ничего не ответил.

Мы просидели в тишине с минуту. До этого момента я и не подозревал, как на самом деле волнуюсь. Меня всего сковало. Ноги и руки превратились в вату. В ушах звенело.

Я протянул телефон Ойгену.

– Оставь у себя. На случай, если Байер будет звонить.

– Нет. Если Фосс не идиот, то он попросит твой телефон. Будет странно, если ты скажешь, что оставил его в машине. Что будет, если он соберется проверить?

– Да. Ты прав.

Ойген быстро переписал номер Байера.

– Буду звонить ему сам, а ты удали все последние вызовы.

Я кивнул и мгновенно стер все звонки за последние пару часов.

– Оставайся здесь, – снова сказал я. – Жди Отто. Полиция скоро будет. Байер обязательно найдет нас.

Ойген ничего не ответил. Только крепче сжал руль – до побелевших костяшек. Он был невероятно напряжен. Мы оба.

Я досчитал до пяти и вышел из машины.