Эли Ро
Он звал волков

Полная версия

Эсбен вдруг осознал, что теперь для него не имеет значения, как пройдет тренировка в четверг. Ведь все самое важное вернулось к нему этим вечером, когда он до рези в глазах и до ломоты в теле, как сумасшедший, метался по озеру. Вспышка. Вспышка. Вспышка. Что-то резко встало на место. Эсбен больше не позволит этому потеряться.

Бывают такие минуты, когда хочется побыть наедине с собой подольше. Это чувство нельзя объяснить, но каждый хотя бы раз в жизни испытывал его. Эсбен остановился перед крыльцом и сел прямо на заснеженные ступени. Он подумал, что следующим вечером обязательно придет на озеро вновь. Даже если боль в мышцах будет сильной. Все равно. Он преодолеет ее.

Кайса выглянула в окно и увидела тень на крыльце. Сначала она хотела выйти и позвать брата внутрь, но подумала и не стала этого делать. Если кто-то сидит у входной двери, но не торопится заходить в дом, то не стоит его беспокоить. Возможно, что этот человек думает о чем-то важном.

Поэтому Кайса улыбнулась и задернула шторы.

ГЛАВА 5

ПРЯТКИ

ноябрь, 2004 год

София отложила в сторону «Природу пространства и времени»³¹, когда в прихожей послышались шаги. Она поправила диванные подушки и пошла навстречу племянникам. Для нее это было чем-то новым. Следить за временем. Ждать, когда хлопнет дверь. После долгих лет, проведенных в уединении, было трудно привыкнуть к иному. Она не думала, что в ее жизни вновь появится смысл.

– Как прошли уроки? – спросила София, принимая из рук племянников тяжелые рюкзаки, набитые учебниками.

– Хорошо! Учитель по литературе похвалил мое сочинение, – похвасталась Кайса, расстегивая куртку. – Он читал его на весь класс.

– Это всегда приятно, когда твою работу ценят, – сказала София, – а как твои дела? – она взглянула на Эсбена.

Эсбен качнулся на носках и вздохнул.

– Мы писали контрольную по математике.

– И что же?

– Не думаю, что я справился хорошо. Я совсем не понял тему.

София вздернула брови.

– Почему не попросил меня объяснить?

Эсбен пожал плечами. Математика ему не нравилась. И ему вовсе не хотелось сидеть возле Софии несколько часов, скрупулезно разбираясь в материале. Он знал, что все равно ничего не запомнит.

– Клеменс позвал нас погулять, – сказала Кайса. – Можно будет?

София взглянула за окно. На улице было солнечно, мелкой крошкой с неба сыпался снег. Редкая погода для Раттвика в это время. Обычно ноябрь мрачный и холодный, с сильными ветрами и задувающими метелями. Солнце исчезает в конце сентября и не появляется до середины апреля.

– Можно, но я хочу, чтобы сначала вы вымыли руки и пообедали.

Эсбен и Кайса послушно побрели в уборную, задрали рукава водолазок по локти и стали наперебой подставлять ладони под теплую воду.

– Зря я сказал про контрольную, да? Она ведь теперь пристанет ко мне с уроками?

– Тебе бы это не помешало. Разве нет? – спросила Кайса, промокая руки махровым полотенцем.

Эсбен скривился, обтер ладони о брюки.

– Разве нет? – передразнил сестру, выскальзывая в коридор.

Кайса замахнулась и отвесила ему легкий подзатыльник.

На столе их ждал обед. Тефтели с брусничным соусом и картофель. Свежий хлеб с семенами льна в плетеной корзинке.

– По какой теме было сочинение? – спросила София, присаживаясь на стул напротив племянников.

– По «Бегущей к звездам», – ответила Кайса, обмакивая ломоть хлеба в соус. – Про мальчика, которого бросила мама. ³²

– Но у него был хороший отец. Правильно?

Кайса улыбнулась.

– Отец и друзья.

– Это славная история. Мне она всегда нравилась куда больше, чем «Пеппи Длинныйчулок».

– «Пеппи» совсем для детей, – отмахнулась Кайса.

Для детей. София пристально посмотрела на племянницу. Ей захотелось возразить, сказать, что они с Эсбеном ведь в самом деле все еще дети. Она почти сказала это, но не смогла. Иной раз детство оканчивается быстрее положенного и с этим ничего нельзя сделать. Как бы ни хотелось.

Эсбен первым встал к раковине, чтобы намыть тарелку. Кайса сразу за ним. София в молчании наблюдала за их невысокими фигурами.

– Я хочу, чтобы вы вернулись до темноты, – сказала она, пока племянники надевали ботинки в коридоре.

– Поняли, – ответил Эсбен, дергая за дверную ручку.

– Мы вернемся, – пообещала Кайса.

Клеменс ждал их на дороге у своего дома. Он хмурился от яркого солнца и пинал снег носком ботинка. Шапка то и дело сползала ему на глаза, поэтому Клеменсу постоянно приходилось подтягивать ее вверх. Когда рядом послышались голоса Эсбена и Кайсы, он отвлекся от снежного бугра под ногами. Счастливая улыбка озарила его лицо.

– Привет! – радостно воскликнул Клеменс и снова поправил шапку.

Эсбен хлопнул друга по плечу в знак приветствия и завертел головой.

– А ты чего пса не взял? Обещал же, что возьмешь.

Клеменс грустно вздохнул.

– Его Мартен увел на прогулку. Подозреваю, что он сделал это нарочно, потому что я ему утром говорил, что хочу взять Руне.

– Ничего. В следующий раз возьмешь, – постаралась подбодрить его Кайса. – Куда пойдем?

Клеменс открыл рот, чтобы позвать друзей в лес, но удержал язык за зубами. Они уже несколько раз гуляли там. Клеменс боялся, что Эсбену и Кайсе наскучило в лесу. К тому же, каждый раз они помогали ему выслеживать и фотографировать птиц. Клеменс опасался, что они посчитают его чудаком, которому больше ничего не интересно.

– Не знаю. У вас есть идеи? – спросил он, стараясь не коситься в сторону леса.

Эсбен помолчал, потом передернул плечами. Ему хотелось прогуляться до стадиона, взглянуть на тренировку хоккеистов, но он знал, что это расстроит Клеменса.

– Давайте просто пойдем вперед? – предложила Кайса.

По большему счету ей было все равно, в какую сторону идти. Кайсе просто хотелось насладиться теплым днем и провести время в компании брата и друга.

Они двинулись вперед по тропе, рассказывая друг другу разные истории. Раннее детство Эсбена и Кайсы проходило в большом городе, поэтому они с любопытством слушали рассказы Клеменса о том, как дед таскал их с Мартеном на охоту.

– Я терпеть не мог ходить с ними, но выбора не было. Мартену нравилось, а я никогда не видел в этом чего-то классного. Со временем я научился переживать такие дни, потому что увлекся птицами. Дедушка учил Мартена стрелять, а я сидел где-нибудь у палатки и прислушивался к птичьему пению.

Эсбен хмыкнул.

– Убивать кого-то не круто! – с жаром добавил Клеменс. Он весь подобрался, насупился и явно был готов защищать и пернатых, и себя.

– Конечно, – поспешил согласиться Эсбен. – Ты прав.

– Так грустно, когда это делают для развлечения, – тихо сказал он, – но я верю, что однажды охоту навсегда запретят. Во всех странах. Во всем мире.

– А еще у людей отрастут крылья, и они улетят жить на Марс, – не удержался Эсбен.

Клеменс вспыхнул.

– Не слушай его, – поспешила вмешаться Кайса. – Это очень хорошая мечта.

– Почему ты всегда просишь всех, чтобы они меня не слушали? – недовольно спросил Эсбен.

– Потому что ты все время говоришь глупости.

– Очень смешно. Спасибо тебе, Кайса. Я век этого не забуду.

– Он любит драматизировать, – шепнула Кайса в сторону Клеменса. – Очень.

Клеменс только рассмеялся. Это не было похоже на настоящую ссору. Эсбен и Кайса постоянно подтрунивали друг над другом, но в этом не было ничего злого. Ему нравилось проводить время в их компании.

Дети шли вперед. Солнце светило ярко. Слишком уж ярко для этой поры. Кайса вырвалась вперед. Она же первой и почувствовала, что за ними наблюдают. Кайса остановилась и осмотрелась по сторонам. Она ощутила не страх. Скорее, это было нечто, больше похожее на беспокойство.

Эсбен и Клеменс озадаченно уставились на Кайсу.

– Ничего не чувствуете? – спросила она. – Что-то странное.

Клеменс тоже завертел головой.

– Ты о чем?

– Не знаю, но…

Эсбен обернулся и встретился взглядом с женщиной с темно-рыжими волосами. Она сидела на крыльце дома, который Эсбен мгновенно узнал.

– Это та старуха, – прошептал он. – Как ее там? Клеменс, ты нам про нее рассказывал.

– Эмилия Фальк.

– Что ей от нас надо?

Клеменс повел плечом, а потом смело зашагал к дому.

– Идем и спросим

– Спросим? Вот так вот?

– Что такого?

– Не знаю, но… разве она не сумасшедшая? – Эсбен поднял руку, чтобы покрутить пальцем возле виска, но вовремя опомнился, поэтому просто неловко подергал себя за капюшон.

Эмилия Фальк все еще не сводила с них глаз. На ней была тонкая куртка грязно-желтого цвета. На ногах – по резиновому сапогу. Один – красный, другой – зеленый в белый горошек. Она совсем не двигалась.

– Да нет же, – быстро зашептал Клеменс. – То есть… она не какая-то там психованная. Просто странная. И мысли у нее странные. Рассказывает много чепухи, но ничего опасного или страшного. Не бойтесь.

Эсбен насупился.

– Я и не боюсь, – буркнул он. – Пошли.

Кайса и Клеменс обменялись быстрыми улыбками.

Эмилия не шелохнулась, когда они подошли ближе. Только в ее взгляде что-то переменилось. Он будто стал теплее.

Клеменс вежливо поздоровался и представил женщине своих новых друзей.

– Эсбен… Хорошее имя. Сильное, – медленно проговорила Эмилия, и ее губы растянулись в слабой улыбке. – И Кайса. Мне нравится.

Эсбен поджал губы. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Он посмотрел на сестру, их взгляды встретились, но Кайса лишь покачала головой. «Отлично. Просто отлично. Так я и мечтал провести день», – раздраженно подумал Эсбен. Однако негодования его никто не заметил. Кайса с любопытством посматривала на Эмилию. Клеменс то и дело вертел головой, как какая-нибудь птичка.

Эмилия протянула к ним руки и качнулась вперед, сопровождаемая скрипучим звуком. Детям не удалось разобрать: так проскрипели ее кости или же звук издало дерево неподалеку от дома.

– В лес ходить нельзя. Вам это известно? – спросила она, ладонями касаясь локтей Кайсы и Клеменса.

Эсбен, повинуясь безотчетному инстинкту защищать сестру, вцепился в ее локоть с другой стороны и попытался оттащить от Эмилии. Кайса одарила брата суровым взглядом и осталась стоять на месте.

– Почему нельзя? – вежливо спросила она.

– Блуждающие огни. Заведут так далеко, что сгинете в самой чаще. Сперва вам покажется, что вы рядом, но на самом деле будете уходить все дальше и дальше. Не ходите в лес. Нельзя, – Эмилия несколько раз покачала головой и улыбнулась. – Будьте послушными. Тогда ничего плохого не случится.

– А вы их видели? Эти огни, – спросил Клеменс, испытующе глядя на Эмилию.

– Видала. Постоянно их вижу, но близко не подхожу. Можно совсем голову потерять и с ума спятить.

Эсбен не сдержался и тихо фыркнул.

– Будь здоров, дорогой, – сказала Эмилия, которая не сумела отличить смешка от чихания.

Кайса яростно зыркнула на брата.

– Он будет. Спасибо.

– Кто-то еще видел блуждающие огни? – вновь спросил Клеменс. Ему нравились такие истории. Он не видел в них ничего плохого. Их с Мартеном бабка была хорошей рассказчицей. В основном она пересказывала им старые сказки, но время от времени вспоминала и местные легенды.

Эмилия пропустила его вопрос мимо ушей. Она поерзала на месте, вытянула шею и несколько секунд пристально всматривалась за спины детей.

– В лес ходить нельзя, – вновь заключила она. – Особенно по зиме нельзя. Ветра там злые и голодные. Заскребут вас, зацарапают. Не вернуться домой из чащи зимнего леса.

Эсбен откашлялся.

– И что? Целую зиму никто в лес носа не кажет? – мысленно он вообразил себе предупреждающий знак у тропы, ведущей в лес: «осторожно, злые ветра!»

Эмилия вновь не услышала вопроса. Или просто сделала вид.

– Вам здесь не холодно? – спросила Кайса, когда повисло молчание. Тонкая куртка Эмилии не внушала ей доверия.

– Мне-то? Нет. Бывает и холодно, но я тогда в дом ухожу сразу. Только сейчас мне тепло. С вами вот поговорила – еще теплее стало.

«Она, должно быть, очень одинокая», – с грустью подумала Кайса.

Клеменс выступил вперед.

– А что это такое? Откуда огни берутся?

Эмилия посмотрела ему прямо в глаза.

– Предвестники беды. Предвестники смерти. Видеть их – дурной знак. Лучше не встречаться с ними вовсе.

Они постояли возле Эмилии еще немного, потом распрощались с ней и двинулись дальше, горячечно обсуждая такую непредвиденную встречу.

– Слушай, ты бы мог вести себя нормально? – Кайса тут же накинулась на Эсбена.

– А я и вел!

– Неправда. Ты все время корчил из себя идиота.

– Это я-то корчил? По-моему, это вы двое рты разинули и слушали, как вам лапшу на уши вешают.

Клеменс весело рассмеялся.

– Да интересно же! Ладно тебе. Тебе не понравились истории?

– Не знаю, – пробормотал Эсбен.

– Ты сейчас очень похож на моего брата, – сказал Клеменс, – а Мартен, между прочим, зануда страшный. Ты тоже такой?

– Ничего я не зануда.

– Это с каких пор? – улыбнулась Кайса.

– Ой, идите вы! – прервал их Эсбен. Он попытался сохранить угрюмое выражение лица, но губы его сами собой растянулись в улыбке.

Они добрались до мемориала, установленного в честь восстания полка Густава Васы³³, и остановились передохнуть. Клеменс достал из кармана куртки половину белого шоколада в фольге, разделил плитку на три части и поделился с друзьями.

– Вам здесь вообще нравится? – спросил он, рассматривая сверкающий снег под ногами.

– Мне нравится, – сказала Кайса. – Здесь хорошо. Сначала было тоскливо и странно, но теперь лучше. Я хочу сказать, что это не так-то просто – привыкать к жизни в таком маленьком городе после Стокгольма.

– Вообще дикость, – добавил Эсбен, отламывая небольшую дольку шоколада от своей части. – Другой мир.

– Хороший или плохой? – осторожно поинтересовался Клеменс.

– Хороший, – ответил Эсбен. – Конечно же, хороший.

Клеменс счастливо улыбнулся. Сердце его забилось чаще при мысли о том, что его друзьям нравится место, где он родился и вырос. Он просто не мог представить себе жизни в том большом мире, который скрывался за плотными лесами Раттвика. Клеменс знал о существовании крупных городов. Они с семьей несколько раз выбирались в Стокгольм, другие оживленные города он видел в новостях по телевизору. Такая жизнь была ему не по душе. Клеменс не боялся ни шума, ни скорого темпа жизни, но ценнее и ближе Раттвика для него не могло быть города. Он любил быть вблизи природы, ему нравилось засыпать, вслушиваясь в перешептывание ветра меж деревьев в лесу, нравилось здороваться с соседями, проносясь летним утром на стареньком велосипеде мимо их домов, нравилось бродить вдоль озера зимой, зарывшись носом в теплый шарф. Этот мир действительно был хорошим. Самым лучшим. Клеменс был рад, что друзьям удалось увидеть Раттвик таким, каким его видел он сам. Или почти таким.

Домой Эсбен и Кайса, как и обещали, вернулись засветло. Они поужинали, почистили зубы и уже готовились ко сну, когда Эсбен случайно проболтался Софии о встрече с Эмилией. Он понял, что допустил ошибку сразу же, потому что выражение лица Софии изменилось в ту же секунду, когда она услышала о «блуждающих огнях».

– Бог ты мой! – воскликнула она в полном негодовании. – Это все полнейшая чушь! Ничего страшного ни в лесу, ни за лесом нет.

– Мы знаем, что это выдумки, но…

– Почему вас вообще понесло разговаривать с этой проклятой старухой?

Кайса почувствовала, как вспыхнули щеки.

– Просто мимо шли.

– Мимо шли? Хороша отговорка! Что еще она успела вам рассказать?

– Больше ничего, – быстро сказал Эсбен.

– Только это, – кивнула Кайса.

София рухнула в кресло и сделала глубокий вдох. Она терпеть не могла всех этих фантазий, всей этой небывальщины. Ей и в голову не могло прийти, что взрослый человек может верить в подобное, а еще хуже – рассказывать такое детям. София потерла лицо ладонями, потом взглянула на племянников. Они неловко жались друг к другу плечами, переминаясь с ноги на ногу.

– Чтобы больше я вас у дома Эмилии не видела.

– А ты и не видела… – негромко сказал Эсбен, но тут же стушевался, перехватив сердитый взгляд Софии. – Ладно.

– Ладно?

– Мы больше туда не пойдем.

– Еще не хватало, чтобы мои племянники слушали всякую ерунду! Вот будут вам кошмары по ночам сниться – ко мне не прибегайте.

София поднялась с кресла и принялась яростно взбивать подушки на кровати. «Им просто не хватает занятий. Здесь скучно. Раттвик – не Стокгольм. Ничего удивительного, что они бродят, где попало…», – думала она. Дети сидели молча. Поначалу они были уверены, что не сделали ничего ужасного, но с каждой секундой все больше верили в обратное. София смягчилась.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо. Мы друг друга поняли, правда? Вам здесь скучно? Если хотите, мы можем сходить к озеру.

Кайса покачала головой.

– Нет. Нам нескучно. Просто мы не подумали, что делаем что-то плохое.

– Вы и не сделали, Кайса. Просто я переживаю за вас. Беспокоюсь о том, чтобы вы не попали в беду, не угодили в дурную компанию. Я хочу, чтобы вы были в безопасности.

София присела на постель между детьми и обняла их. Кайса прижалась щекой к ее плечу. Они просидели так несколько минут. В тесноте и полном молчании.

– Я сказала, что в лесу нет ничего страшного. Это не так, – серьезно сказала София. – Я имела в виду, что там нет ничего… странного, но в глубине живут дикие звери. В лесу можно заблудиться и пропасть. Я не хочу, чтобы вы гуляли там одни. Это понятно?

– Понятно, – эхом отозвались дети.

Они решили сыграть в прятки.

Неподалеку от леса была небольшая рощица, куда Эсбену и Кайсе ходить не возбранялось, поэтому в следующие выходные они вместе с Клеменсом направились именно туда. День выдался пасмурным и холодным. Серые тучи клубились над самыми верхушками деревьев, каждые полчаса шел снег.

– Догоняйте! – прокричал Эсбен, блуждая меж деревьев. Его ноги утопали в снегу, бег давался с трудом, но он все равно рвался вперед.

Клеменс нагнал его первым, следом – Кайса. Втроем они кубарем покатились по снегу, смеясь и награждая друг друга слабыми тычками. Снег набивался им под одежду, делая ее мокрой и тяжелой, но никто из детей не обращал на это ни малейшего внимания.

– В прятки! В прятки! – заладил Клеменс, поднявшись на четвереньки.

– Кто водит?

– Чур не я! – быстро отозвался Эсбен.

– И не я! – подхватил Клеменс.

Кайса хотела было сказать, что это нечестно. Правильным было бы рассчитаться, но у мальчишек так горели глаза, что она промолчала и согласилась быть водой.

– Считаю до двадцати.

– Не подсматривай, – предупредил ее Эсбен.

Кайса цокнула языком, зажмурилась и для верности закрыла глаза руками. Эсбен поспешил спрятаться за большим сугробом. Он быстро опустился на корточки, весь съежился и замер. Клеменс решил забраться повыше. Он осмотрелся и приметил дерево с крепкими, на его взгляд, ветвями. Клеменс поправил шапку, привстал на носочки, дотянулся до нижней ветки и обхватил ее ладонью, ствол дерева обнял второй рукой и обхватил ногами. Обычно он неплохо лазил по деревьям, воображая себя пиратом, которому нужно было забраться на мачту.

– Три тысячи чертей! Свистать всех наверх! – яростно прошептал Клеменс и подтянулся на руках, забираясь на ветвь.

Он карабкался все выше и выше и уже приметил место, где можно будет притаиться, когда с верхней ветки на него спустилось что-то черное и большое. От неожиданности Клеменс разжал руки, сорвался и полетел вниз.

– Клеменс! – закричал Эсбен и ринулся к другу. – Кайса, он упал! Иди сюда!

Вдвоем они окружили Клеменса. Он лежал на спине, тяжело дышал и смотрел в небо широко распахнутыми глазами. Из груди его вырывались хрипы.

– Ты в порядке?

– Что случилось?

Клеменс немного приподнялся на локтях и почти лихорадочно закрутил головой, пытаясь понять, что так напугало его. На ветви ближайшего дерева сидел большой ворон с блестящими черными перьями.

– Он меня напугал, – с какой-то обидой в голосе сказал Клеменс и кивнул на птицу.

– Повезло, что в сугроб упал, – заметил Эсбен. – Встать можешь?

Клеменс попытался пошевелить ногами, но тут же вскрикнул от внезапной боли в правой лодыжке.

– Не знаю. Нет.

– Что болит? – обеспокоенно спросила Кайса.

Клеменс присел и дотянулся до больной ноги. Осторожно ощупал ее пальцами сквозь плотную ткань штанов.

– Здесь.

Эсбен и Кайса помогли ему подняться.

– Опирайся о нас. Вот так. Мы отведем тебя домой, – говорила Кайса, придерживая друга за талию.

– Не торопись только, – добавил Эсбен. – Осторожно.

– Спасибо, ребята, – тихо сказал Клеменс. – Мне повезло, что вы были рядом.

Они медленно двигались по заснеженной тропе. На несколько минут из-за туч выглянуло яркое солнце.

Клеменс вдруг подумал, что мог оказаться в роще совершенно один. Лежал бы и лежал на снегу до самой темноты в полном одиночестве. Никто бы не пришел ему на помощь. Но теперь у него есть Эсбен и Кайса. Они его не бросят. Сердце Клеменса вдруг наполнилось теплотой и безграничной благодарностью. Он улыбнулся, несмотря на боль в опухающей ноге.

Улла убрала коробку молока в холодильник и присела на краешек стула. Йорген мыл посуду после ужина. В кухне горел приглушенный свет, пахло грибами, семгой и апельсиновым соусом. За окнами давно стемнело, тишина в доме прерывалась лишь шумом воды в раковине.

– Я так испугалась, Йорген, – тихо сказала Улла, когда муж выключил воду и повернулся к ней. – Подумала, что случилось что-то непоправимое.

У нее подкосились ноги, когда она в окно увидела очертания трех фигур в сгущающихся сумерках. Это было несколько часов назад, но перед глазами Уллы до сих пор застыла эта картина: ее младший сын, обмякнув, висит на плечах своих друзей и еле тащит ноги.

Йорген обмакнул руки полотенцем, подошел к Улле и мягко накрыл ее плечи теплыми ладонями.

– У него всего лишь растяжение. Проведет пару дней в постели. Все будет хорошо.

– Знаю.

– Вот видишь.

– Просто… Ты не почувствовал этого?

– Чего именно?

Улла сглотнула и положила ладони поверх рук Йоргена.

– Страха? Паники?

Йорген сделал шаг вперед и крепко обнял жену. Она прижалась щекой к его животу, закрыла глаза и зашептала:

– Я всегда так боюсь за них обоих. Стараюсь не думать о плохом, но я не переживу, знаешь, если что-то случится. Извини. Я знаю, что надумываю, но не могу перестать. Иногда это сводит меня с ума.

– С ними все будет в порядке, Улла.

– Откуда ты знаешь? От нас ничего не зависит. Мы не можем ничего контролировать.

– Послушай, Мартен и Клеменс умные и сильные мальчики. Они не позволят друг другу попасть в беду, а еще, как выяснилось, у них есть прекрасные друзья. Мы хорошо воспитали наших детей. Они знают, что не всему в этом мире стоит верить. Мы с тобой не всесильны – это так, но ведь и никто не всесилен. Это нормально, что ты переживаешь. Я тоже беспокоюсь за них, но стараюсь мириться с этим. Мы их родители, Улла. Мы всегда будем ощущать эту тревогу, но кроме нее есть и другие чувства. Правда же?

Улла чуть отстранилась, подняла голову, чтобы посмотреть мужу в глаза. Йорген всегда хорошо подбирал слова. Он был ее крепким якорем, ее поддержкой.

– Правда, – сказала она и слабо улыбнулась.

– Налить тебе вина?

Улла покачала головой.

– Можешь сделать мне чай?

Йорген поставил чайник, взглянул на часы и прислушался. Сверху не доносилось ни звука. Обычно в это время в комнате Мартена играла негромкая музыка.

– Половина одиннадцатого… Спят? – он с сомнением посмотрел на жену.

– Обведи сегодняшний день в календаре красным.

– Так и придется.

Улла немного расслабилась. Она чувствовала, что напряжение медленно отпускает ее. Когда Йорген поставил перед ней кружку жасминового чая, она выдохнула и мысленно сказала самой себе: «с твоими детьми все будет хорошо».

Дети не спали. Мартен сидел в комнате брата, забравшись с ногами в его постель. Клеменс лежал, стараясь не двигать больной ногой. Отец наложил ему повязку, мама принесла на ночь теплого молока. Все это случилось уже после того, как родители его отчитали. Вообще-то Клеменс редко расстраивал родителей. Куда больше хлопот им доставлял подрастающий Мартен. Клеменс же всегда ужасно переживал, если делал что-то, что заставляло родителей переживать или злиться.

– Не мог другое место выбрать, чтобы спрятаться? – сердито спросил Мартен.

Клеменс встретился с ним взглядом.

– Там было мало места…

– Не надо было играть.

– Почему?

Мартен возвел глаза к потолку.

– Ты соображаешь или нет вообще? Мама перепугалась не на шутку. Я видел.

– Но…

– Если бы ты шею сломал, а не просто ногу подвернул? Что тогда? А?

Отчитывая брата, Мартен на мгновение испытал удовольствие, которого тут же устыдился и быстро одернул себя. Тем более, что в глазах Клеменса заблестели слезы.

– Ничего… Ничего же не случилось, – прошептал он, опустив голову.

Мартен вздохнул, наклонился к брату и прижал его к себе.

– Это хорошо, что ничего страшного не произошло. Хорошо, что ты поправишься. Просто ты чертовски напугал нас всех.

Клеменс замер.

– И тебя тоже?

– Черт возьми, конечно! Пообещай, что будешь осторожнее.

– Я уже пообещал родителям.

– А теперь мне.

– Хорошо. Я даю слово, что буду осторожнее.

Мартен кивнул, разжал объятия и спиной привалился к стене. Они с Клеменсом редко проводили вечера вместе, но на этот раз ему захотелось побыть с братом подольше.

– Как твоя нога? Полегче?

– Если лежать спокойно, то не болит почти.

– Тебе повезло, что не перелом. Я однажды так руку сломал, что даже кость наружу вылезла.

Клеменс открыл рот от изумления.

– Да ну?

– Ага, – с гордостью отозвался Мартен.

– Это когда было?

– Давно еще. Ты совсем под стол пешком ходил.

– Как это случилось?

Мартен подтянул одну ногу к груди, опустил подбородок на колено.

– В рождественскую ночь. Мы были в гостях у кого-то из соседей, а у них крыльцо такое дурацкое… Я поскользнулся и упал.

Клеменс рассмеялся.

– В Рождество?

– В Рождество. В гипсе потом долго ходил.

Клеменс покачал головой, потянулся к столу, чтобы взять стакан с остатками молока на донышке. Рядом в белой тарелке лежало шоколадное рассыпчатое печенье, но сладкого Клеменсу не хотелось.

– Завтра придут Эсбен и Кайса. Поиграешь с нами?

– Даже не проси.

Клеменс допил молоко и чуть нахмурился.

– Почему?

– М-е-л-ю-з-г-а, – по буквам вывел Мартен.

– Перестань. Если бы я был старше, то не издевался бы над тобой все время.

– Да я же не все время.

Клеменс надул губы и пихнул брата в бок здоровой ногой.

– Конечно. Только семь дней в неделю.

Братья переглянулись и одновременно фыркнули. Если начистоту, то Мартен никогда открыто не издевался над Клеменсом. Подкалывал, конечно, но за рамки никогда не выходил. Между ними не было ни обид, ни неприязни. Просто Мартен был старше – и это во многом объясняло его поведение.

– Посмотрим телевизор? – предложил Клеменс.

Мартен перегнулся через брата, сунул в рот печенье и завалился на спину. Волосы закрыли ему лицо, и он растрепал их ладонью. Ему давно пора было стричься.

– Ага. Давай.

Когда Йорген и Улла поднялись на второй этаж, чтобы проведать детей, то обнаружили их обоих в комнате Клеменса. Мальчики спали, прижавшись друг к другу. Одеяло сбилось в их ногах, футболки были в крошках от печенья. Руне дремал возле постели, спрятав морду под большой лапой.

– Не станем их будить, – тихо шепнула Улла на ухо Йоргену.

– Не станем.

По маленького телевизору показывали «Отель для собак».³⁴ Мартен очень хотел казаться взрослым, но все еще страшно любил мультфильмы.

Клеменс пару дней провел в постели, а затем еще неделю вынужден был сидеть дома. Эсбен и Кайса навещали его через день. Они приносили ему угощения – булочки с начинкой из марципана и взбитых сливок в хрустящей фольге или вафли с ежевичным сиропом, пересказывали последние школьные новости и помогали делать задание на дом. Янссоны вели себя очень гостеприимно. Улла приглашала Эсбена и Кайсу к столу, чтобы накормить ужином, а Йорген рассказывал забавные истории или просто шутил. Даже Мартен был настроен миролюбиво. Несколько раз он звал Эсбена на улицу, чтобы вместе выгулять Руне. В такие вечера они бродили по окрестностям Раттвика, разговаривали, пряча озябшие носы в хомуты шарфов на шеях. Поначалу Мартен держался слегка высокомерно, но это быстро прошло, когда мальчишки нащупали общие темы для разговоров – «Звездный путь» и хоккей. Такие прогулки не сделали их друзьями, но все же отчасти сблизили. Во всяком случае, они вполне могли поспособствовать тому, что одним воскресным днем, когда Клеменсу уже стало намного лучше, он присоединился к нему, Эсбену и Кайсе за игрой в старенькую «Монополию».

Ноябрь подходил к концу, и пусть холода давно пришли в Раттвик, многие с нетерпением ждали зиму, чтобы приблизить новогодние праздники. В силу того, что Раттвик был маленьким городом, его жители в канун Рождества объединялись, чтобы украсить к праздникам рыночную площадь, школу и набережную.

– Вам понравится Рождественская ночь, – пообещала София племянникам, когда они прогуливались вдоль озера. – Надо признать, что Раттвик превращается в настоящую волшебную страну.

– Это почему? – спросил Эсбен.

– Повсюду фонари и гирлянды, очень много света. Соседи ходят от дома к дому, поют песни, приносят угощения.

– Ого, – удивилась Кайса, – в Стокгольме такого не было, – она не помнила, чтобы к ним забредали соседи или какие-то чужие люди. Рождество считалось семейным праздником. Они отмечали его лишь вчетвером в своей квартире. И это было хорошо.

– Здесь много одиноких людей. Много стариков, которые живут совсем одни. Отсюда и появилась такая традиция. В ночь на Рождество они чувствуют себя менее покинутыми.

– Это же здорово! – воскликнула Кайса. – Мы тоже будем по соседям ходить? К Янссонам зайдем?

София улыбнулась.

– Отчего же не зайти. Вы здорово сдружились с мальчиками, да?

– С Клеменсом, – сказала Кайса.

– Он славный.

Эсбен скривился. Почему-то взрослые всегда говорили «он славный» или «она славная» или «они славные» не только, когда имели в виду, что человек хороший, а еще и в том случае, если не знали, что еще можно сказать.

По льду туда-сюда сновали люди на коньках. Они смеялись, держались за руки, бегали наперегонки. Эсбену вдруг отчаянно захотелось вновь опробовать новенькие коньки, которые София и Кайса подарили ему на день рождения в начале ноября, но при всех ему этого делать не хотелось. Не то чтобы он стеснялся, нет. Просто при свидетелях чувствовал некоторую скованность.

– О чем задумался? – Кайса коснулась его руки.

– Да так. Ничего.

– Знаешь, о чем сейчас думаю я?

– Нет. О чем?

Кайса перешла на шепот:

– О маме. И о папе. Представляю, что они сейчас идут рядом с нами. Мне бы очень этого хотелось. Знаешь, мне все кажется, что они просто куда-то уехали. В какой-то долгий отпуск или по работе что-то. Я не знаю. У тебя тоже так?

Эсбен уткнулся взглядом в рыхлый снег.

– Тоже.

София, которая шла позади племянников, слышала все до последнего слова. Она хотела ускорить шаг, обхватить детей за плечи, но решила предоставить им возможность поддержать друг друга без своего вмешательства. Они должны запомнить, что всегда могут положиться друг на друга. Жизнь преподносит много уроков, но самый ценный из них нужно выучить перво-наперво: нужно дорожить теми, кто рядом с тобой.