Элеонора Александровна Кременская
Зачарованный дом
6
Старик Емельянов не отставал от Владимира Алексеевича ни на шаг. Перескакивая через две ступеньки, они взлетели вверх, где за наглухо закрытой дверью находились люди.
Не сговариваясь, навалились, старый замок скрипнул, дверь распахнулась. Ворвавшись внутрь, обежали весь дом, цепляясь руками и ногами, вскарабкались по трухлявой лестнице на чердак, спустились в подвал. Запыленные стекла окон многочисленных комнат отражали неяркий свет небольших софитов. Повсюду, на треногах стояли видеокамеры, но людей не было, нигде не было!
– В полицию звонить надо!
Но мнение Владимира Алексеевича, Емельянову узнать так и не довелось, в особняк ворвались его близкие:
– Папа! Живо домой, затеял игры в казаков-разбойников, а, сам прием лекарств давно пропустил!
Возмущался старший сын, семидесятилетний седой мужик. В затылок ему дышал средний, процессию замыкали две снохи и внучка с правнучкой.
– Легки на помине! – беззлобно проворчал Сергей Сергеевич с легкостью вверяя свое дряхлое корявое тело в руки родных.
– Тебе сколько раз говорить, от дома без сопровождающего никуда! Вы только посмотрите на него, шуба в паутине, валенки испачкал! Ведь не семнадцать лет! Пожилой человек, а прыгаешь, словно мальчишка!
Старик Емельянов слушал и кивал, во всем соглашаясь с домашними, паутины он нахватал на чердаке особняка, валенки запачкал в грязном подвале.
Напоследок обернулся к соседу, лицо его, несмотря на нелепость ситуации, когда младшие выговаривают главе семьи, озарила счастливая улыбка:
– Так ты уж, побеспокойся, Володенька, – промямлил он, увлекаемый, под руки прочь, во двор своей заботливой родней.
Владимир Алексеевич проворно бросился к себе, не позабыв прикрыть входную дверь зачарованного дома. Схватил телефонную трубку и, набрав номер полиции, попытался объяснить происшедшее.
– Люди пропали! – торопливо говорил он. – Хотя вокруг особняка никаких следов. Когда пропали? Я не знаю, когда!
И не выдержав переговоров, закричал:
– Исчезли русские ученые. Много! Может, человек, сорок. Понимаете?
– Прости, – тихонько сказал он в следующую минуту разбуженной его криками, Арине.
Он проводил ее в свою комнату, окна которой выходили на заснеженный фруктовый сад. Белые лучи холодного солнца играли на корешках толстых фолиантов аккуратно расставленных в книжном шкафу, плясали на белоснежном покрывале большой кровати. Арина прилегла, вопросительно глядя на отца:
– Лучше тебе побыть здесь, – посоветовал он, – приедут стражи порядка, может, соберутся соседи, во всяком случае, будет шумно, а тебе это ни к чему!
– Спи! – велел он, протягивая дочери таблетку снотворного.
– Если случилось что-то из ряда вон, скажи мне, – попросила Арина.
– Нет-нет, ничего не случилось!
Чуть споткнувшись на последних словах, он заботливо подоткнул одеяло и замер, любуясь. Ослепительно прекрасная, невесомая, полупрозрачная, словно солнечный ветерок, дочка казалась существом из другого мира, и отец, глядя на нее во все глаза, знал наперед о смерти, распахнувшей над ней свои черные крылья.
– Н-нет, я тебя ей не отдам, – прошептал он, целуя дочь в холодные щеки, – слышишь? Мы еще поборемся!
Арина не ответила, лишь слегка улыбнулась во сне.
– Володя! – послышался веселый голос старика Емельянова.
Хозяин дома поспешил в прихожую.
– У тебя было открыто, – оправдался Сергей Сергеевич, постукивая тростью, – скажи мне, ты вызвал полицию?
– С трудом убедил, но они приедут! – заверил старика, Владимир Алексеевич.
Старик Емельянов заморгал глазами, слезы скатились по его щекам.
– Жаль молодых ученых, – прошептал он.
– В какой-то мере, действительно, жаль, – поддержал Владимир Алексеевич.
Взвыла сирена на полицейской машине, остановившейся возле ворот зачарованного дома.
Соседи, как завороженные, столпившись у крыльца старого особняка, наблюдали за суетой вначале патрульных, а затем криминалистов из следственного отдела.
Старик Емельянов, отведя Владимира Алексеевича в сторону, украдкой шепнул ему:
– Говорят, у чудака, алхимика Демьянова, что владел этим домом после купцов Затрапезниковых, бесследно пропала молодая жена.
– Сбежала? – заинтригованно, но недоверчиво хмыкнул Владимир Алексеевич.
– А у Аверьяновых в доме остался глава семьи, Константин Михайлович и сколько его ни искали…
Старик тяжело вздохнул, выразительно посмотрел в сторону полицейских:
– Эмигрировали Аверьяновы без него!
– Может, он не захотел уезжать, – возразил Владимир Алексеевич.
Сергей Сергеевич забеспокоился.
– Семья – это святое. Только нехристи посылают в изгои своих родственников! Особенно актуально это в тяжелые времена. И надо учитывать, куда он мог деться без багажа, без документов, без денег, наконец?
– Это точно известно? – испуганно взглянул ему в лицо, Владимир Алексеевич.
– Мои предки не лгут! – горделиво выпрямился старик Емельянов и обнял за плечи своих сыновей, стоявших рядышком.
– Никаких следов, – беспомощно развел руками следователь, спускаясь с широких ступеней крыльца, к соседям, – прямо, мистика какая-то!
– А, если это опасно? – выкрикнули из сплотившихся рядов семьи, Кузьмичевы.
Следователь слегка пожал плечами:
– Кто знает. Дом мы опечатаем!
– Видеокамеры, – вспомнил Владимир Алексеевич, подаваясь вперед, – что на них?
– Ничего… Белый шум! – мрачно покачал головой следователь.
– Но вещи, сотовые телефоны, ведь что-то от ученых осталось?
Следователь понятливо кивнул, зябко поежился и, оглянувшись на дом, устало прикрыл глаза:
– Никаких зацепок и вещи, и люди будто испарились. Мы подняли на ноги весь научный центр, обзвонили родных пропавших, особенно встревожилась мать Дмитрия…
И наморщил лоб, вспоминая фамилию.
– Мити? – догадался Владимир Алексеевич.
– Она едет сюда, – чуть слышно произнес следователь, – ее реакция на известие о пропаже сына мне показалась чересчур бурной!
7
– Аверьяновы! – восхищенно повторял старик Емельянов, потрясенно пожимая руки маленькой заплаканной женщине.
– Он хотел разгадать загадку, найти прадеда, – жаловалась она, роняя крупные слезы себе под ноги.
Владимир Алексеевич включил люстры. Электрический свет залил прихожую, кухонное пространство и гостиную, где по стенам поблескивали резными рамками живописные картины.
– Снимайте пальто, – велел Владимир Алексеевич гостье.
Несколько минут спустя, после помощи старика Емельянова, они сидели за покрытым голубой скатертью столом на кухне и ели жареную яичницу с колбасой, слушая, как трещат дрова в камине.
– Камин – это единственный источник тепла в доме? – поднесла ко рту рюмку с успокоительными каплями, гостья.
– Есть еще газовый котел! – ответил Владимир Алексеевич. – Но мы так и не знаем вашего имени, отчества?
– Татьяна Алексеевна! – она поднесла руку ко лбу. – Голова кружится!
– Вам необходимо отдохнуть! – забеспокоился Владимир Алексеевич и, несмотря на протесты гостьи, отвел ее в комнату дочери, где уложил в кровать.
Изнемогающий от любопытства, старик Емельянов возбужденно пританцовывал в коридоре, когда Владимир Алексеевич тихонько прикрыл за собой дверь.
– А твоя дочь, где же?
– В моей комнате!
Они мигом приоткрыли двери и, заглянув, убедились, глядя на безмятежное лицо спящей Арины, что все в порядке.
Старик Емельянов бесцеремонно дернул за рукав хозяина дома, потащил его в гостиную, к мягкому креслу и камину.
– Какова история! – выдохнул он.
– Диковинная, – согласился Владимир Алексеевич и подскочил, с соседнего участка послышался шум голосов.
Сквозь оконное стекло, свидетели наблюдали за чередой людей, медленно спускающихся во двор.
– Гляди-ка, тут сплошь старина! – заворожено наблюдая за одетыми по моде позапрошлого века, вельможами и слугами, произнес старик Емельянов.
В этот момент в распахнутых дверях особняка показались растерянные мужчины в кожаных куртках с фуражками увенчанными красными звездами.
– Комиссары! – перекрестился Емельянов.
Следом вышли ученые.
– Митя! – ахнул Владимир Алексеевич и бросился на улицу.
– Не знаю, где мы были, – дрожа всем телом, сообщил Митя и, сделав крупный глоток мятного чая из чашки, устало вздохнул.
– Все люди пропали, кроме ученых, – возбужденно выкрикнул, вбегая в дом, старик Емельянов, – полицейских я уже вызвал!
– Твоя мама приехала! – указал на свою комнату, Владимир Алексеевич.
– Мамочка, – простонал Митя и, не спрашивая разрешения, побрел в комнату, где улегся на покрывало, рядом с матерью.
– Прямо сонное царство! – пробормотал Владимир Алексеевич.
Между тем, соседи развили бурную деятельность. Разобрав ученых по своим домам, напоив, накормив, они с полным знанием дела заявили подъехавшим следователям о крайнем нервном истощении возвращенцев.
Не успели они закрыть рты, как телевизионщики, прознавшие о сенсационной истории, принялись задавать вопросы.
– Куда делись остальные: вельможи, слуги и красные комиссары?
– Растворились в воздухе!
– Ну да, это не их время.
– Эпоха на дворе другая.
Делились догадками соседи.
– А, что с учеными? – нацелив объективы телекамер на взволнованных людей, спрашивали телерепортеры.
– Уснули!
– Понятно, – медленно произнес следователь.
Операторы развернули объективы телекамер к нему.
– Не знаю, – рассуждал следователь, – все это очень странно, не могу найти случившемуся никакого объяснения.
– Зачарованный дом, – выкрикнул старик Емельянов, – здесь, всегда пропадали люди и кто ведает, может, пропадали даже толпы людей, а мы ничего не знали!
Между тем, двор особняка и прилегающую к нему улицу заполонили грузовички и газели, увешанные круглыми антеннами и надписями, возвещающими прохожим о приезде областного, российского и бог весть еще какого, телевидения. Газетчики не отставали, ловко лавируя между людьми, на лету хватали новости, исписывая мелким неразборчивым почерком записные книжки.
Прыти у старика Емельянова поубавилось. Пятясь с родственниками к своему дому, он неумело защищался от настырных приставаний пишущих проныр.
Владимир Алексеевич в некотором замешательстве уставился на десяток машин «скорой помощи» потеснивших автомобили телевизионщиков.
– Разве ученых отвезут в больницу?
– В исследовательский центр! – ответил следователь и добавил, обращаясь непосредственно к Владимиру Алексеевичу. – Согласитесь, вся эта история выходит за рамки нашего с вами понимания!
8
Владимир Алексеевич опустился в кресло и приглашающее посмотрел на Арину, показывая на диван, возле себя.
– Мне кажется, пора разрядить елку?
– В конце января?!
– Стало быть, пускай ёлочка еще постоит наряженная?
– Дома – искусственная, что ей сделается, а во дворе сама по себе растет! Мешают они тебе, па?
– Нисколько, – разглядывая стеклянные новогодние игрушки времен своего детства на «домашней» елке, ответил отец.
– Так пусть постоят еще месяц.
– Пускай, – согласился он.
Владимир Алексеевич одарил дочь ласковой улыбкой, заключая с ней глазами семейный договор.
Арина задумчиво поглядела в окно.
– Интересно, как там Митя?
– Татьяна Алексеевна сегодня утром по телефону сообщила, все в порядке, психическое состояние стабилизировалось, одно неприятно – он все время спит!
– Будто болен! – пристально посмотрела на отца Арина, взгляд у нее был пронзительный, как яркий луч солнца, пробившийся сквозь грозовые тучи.
Непонятно почему Владимир Алексеевич почувствовал тревогу.
– Митя тебя беспокоит?
– Я часто думаю о нем! – созналась Арина.
– Он нравится тебе?
– Да.
– Он хороший ученый, – отважно произнес отец, – я наводил справки. Оказывается, в свои неполные тридцать лет Митя успел запатентовать три научных открытия, получил государственную премию и с десяток правительственных наград!
– Он очень умный, правда?
– Боюсь, слишком умный!
– Слишком, для меня?
– Мы – простые люди, – напомнил Владимир Алексеевич, – а он – Аверьянов, потомок дворян!
Арина рассеянно кивнула.
– Разницу видно и сейчас, как ни крути, те же Емельяновы останутся крестьянами, у них в хлеву и сегодня мычат коровы, а на земельных наделах летом горбатится вся семья, выращивая картошку. Борисовы и Кузьмичевы – фабричные рабочие и даже приобретя в собственность одну из мануфактур, на которой трудились простыми работягами их предки, не смогут прыгнуть выше головы. А у нас в роду хоть и кипели в тревоге за души и умы юных учеников, твои предки сплошь учителя, однако дворянами они не являлись, так, средним классом.
– Что из того?
– Жизнь в нашей стране удивительная. В эпоху существования Советского Союза классовое различие было незаметно, но ощутимо. Я знавал семью, где внучка дворянина не могла ужиться с внуком крестьянина. Интересы не совпадали! Она – театралка, возвышенная особа, он – хапуга и скупердяй, с болезненной настойчивостью набивающий дом склянками с деньгами.
– Разве это плохо?
– Может, и хорошо, – кивнул отец, – но с рождением детей, а затем и внуков такие семьи становятся несчастными. Так и тут, он удалился в деревянную избушку, поближе к земле. Она, витая в облаках, продолжала порхать по сверкающему миру театральных балов, вовлекая внуков в свет красок и музыки. Дети отдалились, не в силах понять родителей.
Владимир Алексеевич наклонился к остывающему камину, подкинул еще полено, взял кочергу, поворошил горевшие неверным огнем, угли.
– Что думаешь, у меня с Митей ничего не получится? – нерешительно спросила Арина.
Она поднесла трясущуюся руку ко лбу:
– Впрочем, о чем это я? Больная, никому не нужная, размечталась!
Всхлипнула девушка.
– Как это не нужная, ты мне необходима! – горячо возразил отец.
Арина бросилась к нему, нежно погладила по щекам, прижалась к надежной отцовской груди.
– Прости, папочка, я такая эгоистка!
Вместо ответа, он посадил дочку к себе на колени и тихонько покачивая, принялся баюкать.
Мгновение спустя Арина уже крепко спала. Владимир Алексеевич так и застыл с ней, глядя на догорающее полено и обдумывая вслух свои мысли:
– Эх, дочка, – шептал он, нежно сдувая прядку русых волос с ее лица, – если бы ты была здорова, всяко уж внуки мои бегали бы по дому. А с моим зятем, хорошим парнем мы бы выстроили беседку и баньку. Давно собираюсь, да руки не доходят. Он, наверное, работал бы врачом, но гвоздь забить или топор наточить всяко бы сумел, в России живем, как не научиться! А еще мы с ним рыбачили бы, река рядом протекает, в господском пруде, что за старым особняком караси попадаются! Ходил бы я с внуками в лес, за ягодами, грибами, благо лес от бездействия едроссовских властей успел разрастись и вширь, и вдаль. Тут и ты, моя родная, готовила, кашеварила для нас разные вкусности. Глядишь, семья покрепче емельяновской получилась бы. Вот и выходит, что я с легкой душой оставил бы тебя, помер!
– Я люблю тебя, па! – прошептала Арина сквозь сон.
– Спи, дитя мое! – поцеловал ее в лоб отец и крепко обнял, устраиваясь с ней удобней в мягком кресле, возле теплого камина.
9
Теперь, когда у Арины появилась цель, она сразу почувствовала себя намного лучше. Спору нет, сердце сбоило, но под влиянием настроения Арины сбоило все меньше. От лекарств девушка перешла к витаминам, морковным салатам, грецким орехам, фруктам. Так что, в прямом смысле слова любовью исцелилась.
Одного она не замечала. В соседнем доме происходили загадочные явления. Некто открывал ставни по утрам. Бывало, из раскрытых форточек доносилась музыка, схожая с той, что проигрывают шипящие на все лады старинные пластинки граммофонов.
Пока что лишь отец бросал на старый особняк подозрительные взгляды. Иной раз и старик Емельянов маячил возле крыльца зачарованного дома.
Ничего не говоря Арине, они совместными усилиями обыскивали каждую комнату. Но обманчиво звучавшая музыка растворялась, стихая где-то в глубине дома, а ставни сами собой захлопывались.
– Привидения! – выразительно стучал тростью по косяку входной двери старик Емельянов.
– Черти! – сердился Владимир Алексеевич.
Арина хлопотала в своем мирке: готовила, стирала, убирала. Собирая для Мити в больницу передачки, она замирала душой, поглаживая шероховатые бока апельсинов и затаив дыхание, всякий раз глядела, а не будет ли записки, но отец качал головой, отрицая саму возможность написания больным письма.
– Спит твой Митя, – вздыхал он, опускаясь в кресло, – и кормят его через капельницы.
– А как же, – начинала Арина.
– Фрукты? – догадывался отец. – Татьяна Алексеевна выжимает из них сок, пытается напоить сына, хотя бы каплю, другую!
Арина не унывала, она надеялась на лучшее.
Однажды, в предвесенний солнечный день, когда отец убирал деревянной лопатой снег со двора, а на забор нет-нет, да и вспархивали важные грачи, для которых тут же на очищенном пятачке земли было разложено угощение – сваренная картошка в «мундире», Арина наблюдала за скворчавшей сковородкой с подрумянившимися кусочками мяса.
В этот самый момент чьи-то прохладные ладони легли на ее глаза, закрыв солнечный свет. Она не испугалась, не вздрогнула, а обернувшись, радостно вскрикнула, увидев улыбающегося Митю.
– Ах, как я тебя люблю! – простодушно призналась она.
Он расхохотался и ласково потрепал Арину по голове.
Одет Митя был в больничную пижаму, но весь его облик дышал таким очарованием, что мгновенно наркотиком подействовал на влюбленную девушку.
Обратив поначалу внимание на неподходящую одежду, она вскоре и думать, забыла, как он одет, да что там, утонула в глубине его глаз, будто в омут угодила.
Арина чувствовала, как лицо ее заливает жаркий румянец.
Митя заинтересованно смотрел на нее, наклонив голову набок.
Пальцами девушка неловко теребила подол фартука, но когда жир на сковородке оглушительно фыркнул, опомнилась:
– Ой, ты же голодный, наверное! Садись за стол, я тебя покормлю!
Но вот, оглянувшись с тарелкой полной жареного мяса, она обнаружила пустыми стулья за столом, пустую кухню и никого в доме, сколько, ни бегала, сколько, ни звала любимого.
Втянув голову в плечи, девушка испуганно смотрела на отца, перепугавшегося не меньше дочери. Он названивал в больницу.
– По-прежнему спит? Татьяна Алексеевна, голубушка, ему не лучше, Мите не лучше?
Почти плача спрашивал он и, услышав отрицательный ответ, перевел дух, повесил трубку.
Они посидели насупленные, взъерошенные, напротив друг друга, за кухонным столом.
– Папочка, но он был таким реальным, – пожаловалась Арина.
– Понятно, – загадочно протянул отец.
– Но как он мог оказаться в двух местах, одновременно?
– Пока не знаю!
Арина ошеломленно смотрела на него.
10
– Да, – неуверенно начал старик Емельянов. – В народе поговаривают, что перед смертью иные люди выходят из тел и бродят себе, будто призраки.
– Тише ты, – прошипел Владимир Алексеевич, косясь на окна своего дома.
– Как странно! Ученый, а бродит! Погоди-ка, может это особняк коленца выкидывает?
Они дружно посмотрели на приоткрытые ставни зачарованного дома.
– Да, Сергей Сергеевич, да. Опять кто-то ставни раскрыл.
Старик Емельянов серьезно посмотрел на соседа.
– Колдунов надо приглашать, по-современному, экстрасенсов.
Владимир Алексеевич страдальчески наморщил лоб, пытаясь дать разумную оценку происходящему.
– Скидываться с каждого двора и звать тех, кто может разобраться в ситуации, сам видишь!
Он протянул руку к зачарованному дому, указывая пальцем на совершенно открывшуюся ставню.
Вместо ответа, Владимир Алексеевич коротко кивнул.
В тот же день, приплясывая от нетерпения, старик Емельянов встречал на дороге колдуна.
Это был высокий мужик, наделенный, судя по всему могучей магической силой. Одет он был в черные развевающиеся одежды: кожаный плащ на меху, широкополую темную шляпу, кожаные штаны и кирзовые сапоги, поскрипывающие на каждом шагу. Длинные черные волосы, до пояса, посверкивали на солнце отдельными седыми прядями.
Весь увешанный атрибутами колдовского мира, под пристальными взглядами соседей вновь собравшихся вместе во дворе зачарованного дома, он вылез из-за руля огромного серебристого джипа, и едва взглянув на открытую ставню, сказал:
– Я тут бессилен!
– Что такое? – недоуменно выступил вперед старик Емельянов.
– Попробую передать вашу проблему более сильной, – честно ответил колдун, – ведьме!
Еще через час на маленькой красной машинке прикатила ведьма с пронзительным и в то же время добрым взором, мягко взиравшим на всех присутствующих.
– Ребенок у тебя будет замечательный! – сообщила она беременной молодухе из Борисовых.
– А ты вылечишься от кашля! – ободрила курящую старуху Кузьмичеву.
– Дочка у тебя поправится, – с улыбкой посмотрела на Владимира Алексеевича.
– Погоди-ка, – выскочил вперед старик Емельянов, – что, дом?
Ткнул он пальцем в особняк.
Ведьма перевела взгляд на зачарованный дом, тихонько ойкнула и как давешний колдун полезла задом в свою машину. Дала по газам, только ее и видели.
– Вот так ведьмаки! – захихикал старик Емельянов. – Им бы фокусы показывать!
– Цыганщина! – презрительно процедила старуха Кузьмичева, выпуская дым из трубки.
– Может, батюшку пригласить? – подала голос беременная молодуха Борисовых.
– Ясное дело, – зашумели соседи.
К вечеру, из дальнего мужского монастыря пришли пятеро. Они развили бурную деятельность, залили весь особняк святой водой, рыскали с молитвами по чердаку и подвалу, скрупулезно, всю ночь читали псалмы и акафисты.
– Дьявола не обнаружили! – огорченно всплеснул руками старший иеромонах.
– В доме нечистой силы нет! – с аппетитом поедая морковные котлеты, приготовленные специально для монахов, как известно, вегетарианцев, Ариной, произнес второй монах.
– И никогда не было! – прогудел низким басом третий монах.
– Призраки, вот ваши соседи! – авторитетно заявил четвертый.
– Братья, но как же нам отправить их на тот свет? – подхватил пятый. – И опасны ли они для живущих, вот в чем вопрос?
Арина во все глаза смотрела на монахов. Сердце ее билось так, что его стук, казалось, заглушал слова святых отцов.
– Ты недалек от истины! – поднял палец, кверху старший иеромонах, обращаясь к последнему монашку. – Умершие должны уходить из нашего мира, ибо для них, здесь, ничего нет!
– Даже морковных котлет! – добавил второй, не отрываясь от тарелки.
– Но как нам быть, – взволнованно начал старик Емельянов, топчущийся тут же, на кухне, – мы ведь не знаем, что призраки выкинут в следующий раз!
И он выразительно посмотрел на Арину.
– Они, как правило, хотят кушать! – недовольно прогудел низким басом третий монах.
– Чистую энергию им подавай! – авторитетно подтвердил четвертый. – Энергию живущих!
– Что же делать? – заломил руки пятый.
Мысли Арины все время вертелись вокруг Мити. Не прошло и часа, как ее сапожки застучали по заснеженной дорожке к автобусной остановке. Высоко над головой светило мартовское солнышко. Сердце билось неровно, но наполненное любовью, почти не давало Арине сбиться с дыхания.
Твердым шагом она, через некоторое время, подошла к белой двери больничной палаты и бестрепетной рукой приоткрыла себе путь к любимому.
– Арина? – спросила Татьяна Алексеевна, вставая ей навстречу.
За ее спиной девушка увидела бледное лицо Мити. Возле кровати стояла капельница с бутылкой лекарства, от которой к похудевшей руке больного тянулся прозрачный провод. В углу аккуратно примостилась тумбочка с пакетами фруктов и бутылками минералки.
– Я вас сменю, – уверенно произнесла Арина, усаживаясь на место Татьяны Алексеевны, на мягкий стул, – отдохните, вы устали!
– Спасибо, Аринушка, – прошептала сквозь слезы мать Мити и погладила девушку по голове, – если что, толкни меня!
И она прилегла на соседнюю, пустую кровать, мигом позабывшись сном.
Арина глаз не могла отвести от любимого. Такого красивого мужчины она в жизни не видела. Арина мечтала увидеть его ласковый взгляд еще раз, как тогда, на кухне! Однако то был призрак, одернула она саму себя и затряслась, словно в лихорадке.
