Эльдар Рязанов
Тихие омуты
– Исчез выдающийся ученый, – взволнованно продолжала диктор, – действительный член Академии медицинских наук, человек, возвративший здоровье тысячам наших сограждан, Антон Михайлович Каштанов. Он вышел из дому четыре дня тому назад, и с тех пор о нем нет никаких известий. В пресс-центре МВД нам сообщили, что для розыска ученого создана специальная оперативная группа.
В студии Джекки просто подпрыгнула на месте:
– Черт возьми, я же этого самого типа… когда это?.. да, позавчера, что ли, с ног сбила!
И Джекки потребовала у редактора:
– Слушай, блюститель высокого искусства, я хочу вести журналистское расследование об исчезновении этого хирурга!
Пришла пора сказать несколько слов о героине нашей истории, о беспардонной папараццихе Джекки Тобольской. Вообще-то ее звали Женей, но Джекки звучало как-то современней. Джекки была не замужем уже второй раз. Она имела чересчур самостоятельный нрав, чтобы оставаться замужем постоянно. Телевидение, быть может, самый сильный наркотик века, оказался непреодолимым соперником для двух предыдущих мужей. Сейчас Джекки находилась в любовной связи только со своей профессией.
Высокая, спортивная, красивая, нахальная, она считала, что «телевидение должно везде входить первым и всегда с парадного входа». Джекки занималась у-шу, прыгала с парашютом, бойко лопотала по-английски. Она была азартной и храброй до отчаянности. Когда чеченские боевики согласились уйти из Ворошиловска, где они нахрапом взяли больницу, полевые командиры, безопасности ради, потребовали, чтобы в каждом автобусе находились заложники. Джекки добровольно предложила себя. Вместе со своим оператором Владиком она села в автобус с отступающими чеченцами. Их репортажные съемки были номинированы на телевизионную премию ТЭФИ. Правда, награду дали другим. Джекки вела репортаж с лесного пожара (а нет, пожалуй, ничего более страшного); она брала интервью у бойцов во время сражения, рискуя жизнью; иногда она добивалась того, что с ней беседовали крупные, известные личности. Она еще, может быть, не стала телевизионной звездой, но ее уже знала публика, а среди коллег она пользовалась репутацией сорвиголовы.
Следователь, Варвара Петровна Муромова, маленькая, но задиристая женщина, была настроена агрессивно.
– Слушай, ты, нахалюга, забирай свою камеру и выкатывайся отсюда! – приказала она оператору Владику. Он вопросительно глянул на Джекки, та пожала плечами, и оператор покорно выкатился из кабинета. Журналистка мигом достала из сумочки диктофон и положила его на письменный стол.
– Терпеть не могу журналистскую шушеру! – заявила милиционерша, сплевывая виноградную косточку и метко попадая ею в пепельницу.
– А кто нас любит? – мирно согласилась Джекки. Она сидела на стуле, будто на допросе, как раз напротив хозяйки. – Милиция вкалывает, а мы только пенки снимаем.
Варвара Петровна опять сплюнула косточку, и опять метко.
– Лучше не скажешь, ты девка умная. Про дело Каштанова здесь ни хрена не узнаешь и потому ступай домой!
Муромова попыталась смахнуть со стола диктофон. Джекки телом прикрыла аппаратуру.
– Слушайте, вы, милицейская шушера, вы мне не хамите, я сама умею хамить!
– Слышу, что умеешь! – спокойно кивнула следователь. – За оскорбление работника правопорядка при исполнении служебных обязанностей ты сейчас загремишь в обезьянник!
Варвара Петровна схватила наручники.
– Сиживала я в вашем обезьяннике, – азартно сказала Джекки, вскочила со стула и подняла вверх руки. – Тетя, достань воробушка.
Низкорослая милиционерша не растерялась и мигом забралась на стол, чтобы надеть наручники на строптивую журналистку. Но тут Джекки совершила неожиданный маневр – она крепко обняла следовательницу за талию и стала буквально душить ее в объятьях.
– Варвара Петровна, дорогая, у вас наверняка уже есть какие-нибудь материалы, сведения, предположения…
Варвара Петровна задыхалась:
– Отпусти! Отпусти немедленно!
– Я от полноты чувств, – объяснила Джекки свой порыв.
– У тебя не руки, а клещи, – прохрипела милиционерша, слезая со стола.
Тобольская вынула из дамской сумки флакон дорогих духов и прыснула на себя из пульверизатора.
– Что ж, придется мне самой вести журналистское расследование…
Варвара Петровна, хотя и была милиционером, оставалась женщиной. Она активно принюхалась к запаху духов журналистки.
– Нравится? – вкрадчиво спросила Джекки.
Варвара Петровна кивнула. Тогда Джекки как бы между прочим придвинула флакон к Муромовой, намекая, что это, мол, маленький сувенир от телевидения. Правоохранительные органы не прельстились подарком и отодвинули флакон обратно к представителю средств массовой информации. Но телевидение настойчиво переадресовало духи представителю закона. Тогда Варвара Петровна достала из ящика стола огромный флакон еще более дорогих духов, чем у Джекки, и прыснула на себя.
– Брось свои дешевые штучки и топай отсюда.
Уязвленная Джекки не могла допустить, чтобы последнее слово оставалось не за ней, и нанесла сокрушительный удар:
– Все равно на тебе написано, что с тобой никто не спит!
Пауза была недолгой. Варвара Петровна оказалась достойной соперницей:
– А на тебе написано, что ты спишь с кем попало!
И тут случилось неожиданное. Женщины оценили друг друга. Сперва хихикнула Джекки. Потом хохотнула Муромова. Тобольская рассмеялась, Варвара Петровна тоже веселилась от души. Потом они одновременно показали большой палец, отдавая должное противнику. И, покатываясь от смеха, хлопнули ладонью о ладонь в знак полного взаимного уважения.
И тут Муромова сказала:
– А теперь вали отсюда.
Тобольская прервала смех и направилась к двери. На пороге она остановилась:
– Даже не знаю, что лучше: спать с кем попало или же не спать ни с кем. Буду думать!
Бездомный, хромой, после того как его сшибла Джекки, Каштанов открыл входную дверь и прислушался. В квартире стучали молотки, слышались мужские голоса, а прихожая была заставлена стройматериалами – вагонкой, оконными рамами. Каштанов миновал прихожую. В гостиной мебель была заботливо укрыта целлофаном и старыми простынями. Антон Михайлович проследовал в кабинет. Там вовсю шли ремонтные работы.
– Вы хозяин, что ли? – спросил один из мастеров.
– В некотором роде да. Вы извините, я вам не помешал? – При этом Антон Михайлович тщетно пытался открыть ящик своего письменного стола, из которого Полина Сергеевна доставала деньги для его отдыха в санатории.
Мастер усмехнулся:
– Вы не сомневайтесь, хозяйка от нас все заперла!
– Не только от вас! – невесело пошутил Антон Михайлович. – На кухню можно пройти? Не помешаю?
На кухне он открыл холодильник и, не садясь, начал торопливо есть. – Ребята, не желаете со мной перекусить?
– Спасибо, нет! – отклонил приглашение один из маляров. – Хорошо хоть холодильник не запирается!
Когда Каштанов уже покидал дом, один из работяг показал на большую фотографию, висящую на стене, в углу кабинета:
– А на фото кто такая красивая?
Антон Михайлович приостановился, посмотрел на портрет женщины средних лет и сказал без выражения:
– Моя первая жена. Она умерла двенадцать лет назад.
После чего, прихрамывая, двинулся к выходу. Но мастер успел тихо спросить:
– Хозяйке-то доложить, что вы приходили?
Каштанов, не оборачиваясь, махнул рукой:
– Пожалуй, не стоит!
– Понял! – заговорщицки кивнул мастер.
Каштанов вышел из подъезда своего дома, который фасадом выходил на Патриаршие пруды, и уселся в сквере на скамейке. В советские времена пруды назывались Пионерскими, ибо все религиозное истреблялось под корень, включая и названия. Однако исконные москвичи называли этот особый уголок в центре города любовно и фамильярно – «Патрики».
Вопрос работяги о первой жене разбередил сердце профессора. Он вспомнил Надю, которую, впрочем, никогда и не забывал. Она жила где-то в глубине души, оставаясь счастливой и горькой тенью, сопровождавшей его все время. Знакомство с Надей завязалось достаточно необычно, можно даже сказать, экстравагантно. Чем-то оно напоминало ситуацию из фильма «Ирония судьбы, или С легким паром». И больше того, произошло в то же самое время, когда комедию в первый раз демонстрировали по телевидению…
Павел Судаковский – ныне банкир, олигарх, богач – работал тогда в Ленинграде и занимал в облисполкоме весьма высокий пост. Незадолго до наступления нового, 1976 года он пригласил своих закадычных друзей, доктора Антона Каштанова и эколога Александра Савельева приехать к нему в Питер, познакомиться с женой Надей и вместе встретить Новый год. Однако Саша из-за рождения первенца не смог покинуть город Крушин, куда попал по распределению после окончания лесотехнической академии, и Каштанов полетел один. Он единственный из «трех мушкетеров» – так называли неразлучную троицу в школе, – оставался холостяком и жил с мамой Анастасией Петровной. В отличие от героя «Иронии судьбы» Каштанов был совершенно трезв. Он прилетел 31-го вечером, часов эдак в девять. В аэропорту Пулково поймал левака и уговорил его отправиться к черту на рога, на окраину, где Павел получил квартиру. В этом микрорайоне еще не везде уложили асфальт, не было уличного освещения, туда пока не провели телефон, там не открылся еще ни один магазин и все дома были похожи один на другой, так как строились по единому проекту.
А дальше вмешался бесцеремонный перст судьбы. В темноте Каштанов перепутал корпус. Номер дома он разглядел, но не знал, что под одной цифрой числилось несколько корпусов: «а», «б», «в» и «г». Буквы навесить на здания еще не успели. Короче, доктор, нагруженный подарками – флакон дорогих французских духов для Нади, большая коробка гаванских сигар для друга и авангардистская картина для дома, куда он приезжал впервые, – позвонил в квартиру. Дверь ему отворила очаровательная молодая женщина. Он сразу же порадовался за Павла, которому досталась такая прелесть.
– Здравствуйте, Надя! С наступающим! – Антон Михайлович широко улыбнулся.
А надо сказать, улыбка у него была обаятельная.
– А где Павел?
– Должен вот-вот прийти! – с легким недоумением сказала Надя, увидев незнакомца.
Надо же было случиться тому, что совпали не только номер квартиры, но и имена хозяйки и ее суженого!
Замерзший Каштанов снимал дубленку и вешал ее на крючок. Поэтому он не обратил внимания на интонацию Нади.
– Принимайте подарки! – И доктор вручил привезенные из Москвы презенты. – Духи вам, сигары Павлу, а картину на новоселье.
В комнате, еще не совсем обставленной мебелью, красовался празднично накрытый стол.
– Но Павел не курит! – развела руками женщина.
– Бросил? Вот молодец! Я давно ему это советовал. Надя! Поздравляю вас! Мы с Павлом дружим с первого класса, и, смею вас заверить, он – парень высший сорт! Так что вам повезло! А ему, по-моему, повезло еще больше…
– Павел говорил, что должны заглянуть друзья… – неуверенно произнесла Надя, снимая фартук.
– К сожалению, Сашка не смог прилететь, у него сын родился. Кстати, чего и вам желаю… Так что я прибыл один. Пока этого разгильдяя нет, показывайте квартиру. Вы по профессии кто?
– Преподаю музыку, – ответила Надя. – В музыкальной школе.
Ей приглянулся друг ее жениха Павла, которого она ждала с минуты на минуту.
В этом человеке чувствовались надежность, добротность. И держался он так непринужденно и естественно.
– Где же, черт возьми, Павел? – недоумевал Каштанов, не подозревая, что ошибся адресом. Как выяснится потом, эта ошибка переменила его жизнь и сделала счастливым.
– Я начинаю беспокоиться! – сказала Надя.
Тревога из-за отсутствия Павла вытеснила из ее сознания некоторые легкие несуразности, то и дело возникавшие в разговоре с нежданным гостем.
Чтобы успокоить встревоженную Надю, Каштанов рассказал обворожительной хозяйке о себе: хирург, недавно перешел в Хирургический центр, у него потрясающий шеф, сам он холост, живет с мамой. Кроме того, он поведал Наде несколько забавных историй, случившихся с Павлом в школьные годы, о которых Надя, по понятным причинам, даже не подозревала.
Новый год неумолимо наступал, а Павел все не объявлялся. Надя не находила себе места. Телефона в квартире, чтобы позвонить, разузнать, не было. Не существовало его и поблизости, в микрорайоне. Каштанов успокаивал женщину, но сам терялся в догадках, не понимая, что могло заставить друга задержаться в такой вечер. Тем более, пунктуальность Павла была частенько поводом для насмешек.
Короче говоря, Надя и Антон (тогда его еще мало кто называл по отчеству) встретили Новый год вдвоем. Это было невеселое застолье.
Оба тревожились: она – за жениха, он – за друга. Что могло приключиться с Павлом?
Кстати, примета, что с кем встретишь новогодний праздник, с тем и проведешь весь год, в данном случае оправдалась.
Наконец в первом часу послышался звук открывающегося замка. Оба – Надя и Антон, одновременно взволнованные и обрадованные, выбежали в прихожую. Антон обнял хозяйку и приготовил ехидную шутку, чтобы достойно встретить кореша.
Открылась дверь. Это пришел другой Павел! Пауза была жуткой. А дальше началось нечто невообразимое. Увидев незнакомого мужчину, обнимающего его невесту, Павел закатил скандал. Но какой! Он оказался неимоверным ревнивцем. Никаким объяснениям, оправданиям Нади он не верил. В разгар ссоры выяснилось, что у него сломалась машина. Он пытался ее починить, потом махнул рукой и решил добраться на такси или на леваке. Но в новогоднюю ночь ему это не удалось. Пришлось идти на своих двоих. Сначала он бежал, надеясь успеть до двенадцати, но расстояние до Ебуркиного хутора, где жила невеста, оказалось слишком велико. Когда он понял, что опоздал, то сперва перешел на рысь, потом на шаг, а потом побрел из последних сил. Приперся взмыленный, усталый и несчастный. А увидев, как он полагал, счастливого соперника, просто-напросто взбесился. Ругательства сыпались из него градом, одно за другим. Попытки Антона снять несуществующую вину с Нади и переложить ее на себя еще более распалили подозрения обезумевшего Отелло. В конце концов жених хлопнул дверью и с проклятиями удалился. На доктора обрушились попреки, нарекания за то, что сломал Надину жизнь. Каштанов оправдывался. Он не мог бросить женщину в беде и остался ее утешать. А под утро привел Надю в дом Павла. И остался в Ленинграде на несколько дней. Кончилось все это тем, что через год у Нади и Антона родился сын, которого назвали Никитой. Анастасия Петровна, уже давно мечтавшая о внуке, была счастлива и жила с невесткой душа в душу. Обе наперегонки баловали Никиту, который, естественно, был гениальным ребенком.
А комедия «Ирония судьбы, или С легким паром» стала любимым фильмом каштановской семьи…
С сыном Каштанова, Никитой, Джекки беседовала на дачной застекленной веранде. Никита оказался обаятельно-разнузданным балагуром. И, кроме того, гостеприимным хозяином, которому явно приглянулась привлекательная интервьюерша. Накрывая на стол – фрукты, сладости и разные напитки, – он трещал без остановки:
– Отец в этой халупе давно не появлялся. Да он здесь практически не жил. Я его вытурил отсюда давным-давно…
Джекки держала микрофон перед лицом Никиты, а Владик исправно снимал все происходящее на пленку.
Задавать Каштанову-младшему наводящие вопросы не требовалось, парень буквально не закрывал рта.
– А неделю тому назад он перевел этот сарай на мое имя.
Джекки осторожно встряла:
– Чем вы это можете объяснить?
– Чтобы в случае чего не было конфликта между мной и мачехой. Ей – квартира, мне – дача. Она женила его на себе, – тут Никита усмехнулся, – потому что знала, что ему надо. – Никита бросил взгляд в сторону камеры, к которой прилип оператор: – Этот толстый тип нас снимает?
Джекки кивнула.
А Никита обрадовался:
– Прекрасно! Наш народ увидит меня и наконец-то получит кайф от телевидения…
Не выдержав, Джекки улыбнулась:
– Вы по профессии кто?
– Пожалуй, это единственный вопрос, на который я не могу ответить. Знаете выражение «природа отдыхает на детях»? Так вот, природа отдыхает на мне, а я отдыхаю на ней!
– То есть на природе! – с иронией уточнила Джекки и показала на снимок, висевший на стене: – А это кто?
– Мама и бабушка. Бабушка воспитывала меня после того, как мамы не стало.
Джекки переменила тему:
