Эл. Яскелайнен
Золотой череп
Глава 1. Бедняга мистер Рейнольдс
Отяжелевшие веки прокурора Хеймана то раскрывались, то закрывались, показывая ему комнату, обитую дорогой синт-кожей, всю подернутую пьяной пеленой. За веками едва ощутимая, но назойливая боль. Поднялся с пола – он засыпал на шубе своей любовницы – бурые меха чего-то давно вымершего.
Встал и потянулся, Марта дремала в его прокурорском кресле, полуобнаженная. Табачный испаритель на длинном мундштуке дымился на столе, среди распечаток, планшетов и полупорожних бутылок виски.
Хейман поднял одну из них и сделал добрый глоток, затем стиснул прохладную задницу Марты – она только слабо заворочалась.
Хрен с тобой, – проворчал Хейман и побрел к окну, окна были отделаны позолотой и голографическими изображениями Фемиды, которые проявлялись, если взглянуть под углом.
За окном была непогода, как часто бывает в Городе. Квелый, занудный дождь и испарина стеклах. Заплесневелые горгульи на соседнем здании свирепо глядели своими каменными буркалами.
Надо бы, убрать эту чертову лепнину напротив моего кабинета или хоть голо-занавес поставить какой, мать их так, – подумалось Хейману, он снова мощно отхлебнул. Почесал грудь под расстегнутой рубашкой, посмотрел вниз – штанов на нем не было. Славно с Мартой сегодня повеселились – такие секретари всем нужны.
В небе заплясали молнии, а дождь затарабанил в окна с непривычной силой. Прокурор Хейман глянул на пляску струй, замер вдруг и медленно поставил бутылку на подоконник, опрокидывая пепельницу. Она рассыпала ворох окурков.
За окном, под струями дождя и фотовспышками молний висел его заместитель, привязанный за ноги к каменному постаменту горгульи. Лицо было обуглено, но Хейман сразу понял, что это Рейнольдс. Помощник прокурора Рейнольдс.
Он поднял бутылку и осушил её до дна. Ветер злорадно свистел, когда бурчащий себе под нос проклятия Хейман взобрался наверх. Коронеры в прозрачных плащах-дождевиках и мокрый полицейский без плаща рассматривали тело Рейнольдса.
Пожилой коронер поприветствовал Хеймана коротким кивком и, сняв визор, сухо рапортовал: Я, господин прокурор, работаю двадцать лет, но такого ещё не видал…
Хейман скрипнул зубами и вытащил из кармана бутылку, изрядно приложился и прорычал: Что именно ты не видел?
Сухой голос ответствовал: Старший помощник Рейнольдс умер, когда ему в глотку вылили расплавленное золото, а уже потом убийца прижег ткани лица чем-то очень горячим, причем площадь…
Довольно, – голос прокурора прозвучал устало, дайте угадаю, никаких следов нет, на видео тоже?
Ветер усилился, издевательски трепеща плащом покойника и присвистывая в бутылке, которую Хейман приволок в кармане плаща.
Молодой коронер, пожилой коронер и мокрый полицейский, который так и простоял столбом, почти синхронно, но запоздало кивнули в ответ.
Не желаете ли… – начал было полицейский, голос его был настолько зычным, таким, что Хейман поморщился.
И отмахнувшись побрел назад.
Глава 2
Ночами я обычно пил с демонами. Демоны тоже были охочи до пьянства и всегда получали свою долю. Выпивкой приходилось запасаться впрок.
Сегодня ко мне пожаловал Вельзевул, наверное – здоровенная, клубящаяся сизым дымом тень, чьи рога распускались изломанными линиями под потолком, почти как разряды молний, что сверкали за окнами, подавляя тусклые огни голо-реклам.
Выпил полный стакан, в два глотка, один за себя, второй за Вельзевула. Рога одобрительно качнулись.
Но, этой ночью мне явился кое-кто похуже чертей. Трезвон старого телефона, его редко использовали.
– Алло, Розальски? Это прокурор Хейман.
*Мой вздох в ответ
–Чую, что ты опять допился до чёртиков. Аж из трубки разит. Рога Вельзевула заходили ходуном. Наверное, от беззвучного смеха.
*В ответ мой хриплый смешок
–Как очухаешься – живо ко мне. Прикончили беднягу Марка Рейнольдса.
Мой сиплый голос в ответ: Уже собираюсь. Хочу найти парня, что прибил нашего Марка и поблагодарить.
Хейман густо заржал мне в ухо и, лязгнув, исчез. Вокруг теперь был сигарный дым, пустые бутылки и никаких дьяволов.
Так. Для начала душ.
Агата, включи режим – Апокалипсис. Мой хриплый голос, как инструмент, на котором не играли месяцами.
Так точно, детектив – голос вирт-помощницы, точно из древних фильмов, которые мы крутили с отцом.
Хлесткий ураган, холодный, тропический муссон, дождь из старых городов, которые давно сровняли с землёй, куда более свирепый, чем заунывные потоки за окном. Душ что надо.
Из душевой кабины я выползаю пошатываясь – вокруг – трезвая реальность, вот что я ненавижу. Она похожа на сброшенную змеиную кожу, трогать её противно.
Прохожу мимо окон, за которыми почти вечный дождь и рекламы. Эта "сброшенная кожа" тускло блестит, но жизни в ней нет.
А сама змея только и ждёт, чтобы ужалить.
Теперь – капсула подготовки, смахиваю с этого саркофага пару пивных банок и крошки чипсов. Внутри темно, жужжат приводы автодоктора – он колет меня тут и там. Бормочет о обезвоживании и прочем. Не слушаю его…
Агата, давай старинной музыки, детка.
Древние трубачи дуют в свои трубы, перебивая доктора – капсула, вещая, накачивает меня чёрти чем. Скрипки выдают крещендо – иглы вливают гормоны, электролиты, временный иммунитет от дьяволов и ангелов впридачу.
Настает утро – очухиваюсь, во мне снова добрых двести фунтов, и Машина снова жужжит за моей височной костью. Капсула ещё и постригла меня, как лучший брадобрей.
Машина – она не зря имеет Имя. Из-за неё я и вижу чертей, богов и прочнее такое. Особенно если пьян – ну, или когда исполняю роль особого агента в отделе убийств Города. Уж тут мы с Машиной творим натуральные чудеса, за которые жирный ублюдок Хейман готов целовать меня в надраенный апокалиптическим душем зад. Что она такое – какой-то биокомпьютер невероятной секретности или просто психическое расстройство – не ведаю. Да и не вникаю, помню себя уже с этой штукой в башке. Да и какая разница, когда вокруг этот чертов Город. А я всего лишь чудной пьяница на службе Системы.
Еду вниз на щелястом лифте, неоновые граффити заменяют вполне лампы, которые давно вывинчены. Приехал на паркинг, где жильцы нагородили себе личных гаражей из всякого хлама, расставив в них свои рыдваны и собираясь неподалеку глушить паршивое пиво. Неплохой отдых, как по мне.
Автомобиль в гараже покрыт пылью, под верстаком серебрится паутина, машинным взглядом я вижу, как деловитый жирный паук ползает, среди выпитых досуха мух. Они светятся и переливаются – Машине нравятся покойники. При желании могу рассмотреть их трухлявый хитин, он еще ярче горит янтарным тусклым огнем.
Я так и не починил зеркало – слева от машины пыльные инструменты. Запустение, точно – гараж мертвеца.
Сквозь стекло вижу высохший труп за рулём, развалился, точно на отдыхе. Солнечные очки сползли с провалившегося носа костлявого франта. Я носил эту гавайскую рубашку в прошлом Сезоне солнца. Ч-черт… Потряс головой – призрак исчез. Мать твою, Машина!
Наверное, ей это – смешно.
Дверь открылась со скрипом и я водрузил свое обновлённое тело на сиденье. Хрустнуло, чихая от пыли и чертыхаясь я смёл на пол обломки очков. Тут им и конец, а я ещё подрыгаюсь.
Автоматическая дверь гаража натужно жужжа поднялась. Едва не оцарапала крышу – древний Кадиллак выкатил в наш бесконечный неоновый карнавал долгой дождливой ночи. Соседи заулюлюкали, провожая меня вниз, на улицу.
Электромотор – новенький, в старом корпусе тянет молча. Включаю имитацию движка – салоне начинает урчать V 8. Последний раз я слышал такой звук, когда отец завел эту машину и что-то объяснял мне, указывая под капот. Уже тогда ей была сотня лет.
Солнце светило вовсю, я обернулся на его лучи и меня ослепило оранжевым.
Дождей в те времена было куда меньше. Больше ничего не помню, разве что запах бензина, урчанье мотора и голос отца, слитный с рокотом движка в гараже.
Вой сигнала. Руки сами уводят Кэдди вбок, видимо чуть не заехал на встречку – мимо проносится древний бензовоз, поддав мне в салон запахом спиртового двигателя. В его ржавом пузе плещется грязный спирт, вместо бензина, такой иногда хлещут самые лихие раздолбаи города и примитивные моторы, мне вот тоже доводилось.
Смотрю на оранжевый зад цистерны исчезающий в зеркале заднего вида, как на красотку в орнажевом платье, что обтягивает её тугую жопу.
Бег Кэдди замедлился – вся многоярусная дорога увязла в патоке пробки, снова дождь и шквалистый ветер понесли от центра грязные рекламные листовки из тонюсенького пластика. Одна, особо растерзанная, прилипла к лобовому стеклу. Что-то там про китайскую лапшу.