Эдвин Лефевр
Истории Уолл-стрит
Смиренный вид гостьи недвусмысленно указывал на то, что сюда привело ее лишь беспокойство о детях. Она ни за что не пришла бы просить для себя. А вот о них.
– Видите ли, мистер Колвелл, Гарри их разбаловал. Хвала небесам, у нас есть крыша над головой, но налоги лишают нас последнего. Нет ли какого-нибудь способа вложить деньги, чтобы получать с этой суммы побольше?
– Если хотите, я могу приобрести для вас облигации. Только самое важное для меня – ваша безопасность, миссис Хант. И я могу предложить вам лишь те бумаги, в которых уверен. Ваша прибыль составит 3,5 процента. Давайте взглянем, что вы получите в итоге. Так. Вот, 110 долларов ежемесячно.
– Да. – ностальгически вздохнула она, – Гарри тратил 10 тысяч в год.
– Гарри всегда был… э-э-э… довольно оригинален.
– Но разве это плохо, что он брал от жизни лучшее? – немного с вызовом ответила она и, выдержав красноречивую паузу, спросила: – Скажите, мистер Колвелл, если я не захочу больше держать облигации, смогу ли я по первому требованию вернуть деньги?
– Безусловно. Вы просто продадите их чуть дороже или дешевле, чем приобретали.
– Да только разумно ли продавать бумаги по цене ниже той, по которой покупали? – спросила она с видом матерого спекулянта.
– Конечно, сударыня.
– Это не принесет никакой прибыли.
Телеграф не унимался, он стрекотал не умолкая. Можно было лишь догадываться, о каких перипетиях он готов был рассказать! А Колвелл уже пять минут не мог даже повернуться к нему.
– Взялись бы вы, мистер Колвелл, приобрести для меня то, что можно было бы прибыльно продать, если я вдруг решусь на это?
– Миссис Хант, ни один человек не поручится вам за это, не только я.
– Но я не готова терять те крохи, которые у меня остались! – горячо возразила гостья.
– Вам и не придется, не переживайте! Если вы выпишете чек на 35 тысяч долларов, оставив три из них трастовой компании на случай непредвиденных обстоятельств, я приобрету для вас облигации. Уверен, через пару-тройку месяцев они подорожают.
Тут в разговор вновь бесцеремонно вмешался телеграф. На этот раз Колвелл услышал в привычном стрекоте что-то недоброе. Но, скрепя сердце, он договорил:
– Только, миссис Хант, вы должны открыто сказать мне, что готовы. Понимаете ли, биржа – не благотворительный фонд. Ее ни взволновать, ни разжалобить ничем. Даже ваш пол ей совершенно безразличен.
– Мистер Колвелл, вы что, предлагаете мне сегодня снять деньги и отдать их вам?
– Дорогая миссис Хант, я удовольствуюсь и чеком.
Не отдавая себе отчета, Колвелл забарабанил пальцами по краешку стола. Поймав себя на этом, он сжал их в кулак.
– Чудесно. Я принесу его вам уже сегодня. Вас наверняка ждут дела, поэтому не буду вам мешать. Но вы обещаете, что купите мне надежные и недорогие облигации?
– Обещаю, миссис Хант.
– Я точно не потеряю их, мистер Колвелл?
– Абсолютно точно. Я даже приобрел немного для своей супруги. Я гарантирую их безопасность. Не переживайте.
– О, это так мило! Не знаю, как вас и благодарить. Я… я…
– Миссис Хант, лучшая благодарность – просто не говорить об этой маленькой услуге. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш доход от трастовой компании вырос хотя бы вдвое.
– Я так признательна вам! Я была уверена, что вы поможете! Как же иначе – вы отлично разбираетесь во всем этом. Но вокруг так часто говорят о тех, кто разоряется на бирже. Мне просто стало страшно.
– Будьте спокойны, миссис Хант. Ваши облигации гарантированы от этого.
– До свидания, мистер Колвелл!
– Всего наилучшего, миссис Хант. И знайте, если я чем-то смогу вам помочь – только дайте знать.
– Благодарю.
И бедная вдова действительно отправила Колвеллу чек на 35 тысяч. Колвелл тут же купил сотню пятипроцентных золотых облигаций компании Manhattan Electric Light, Heat & Power Company. Это встало ему в 96 тысяч. «У этих бумаг, – написал он миссис Хант, – есть отличный шанс вырасти в цене. Когда ставки поднимутся, половину я продам, вторую оставлю в качестве инвестиций. Несмотря на то что операции на бирже – спекуляции, я не сомневаюсь в надежности этих инвестиций. Сначала мы увеличим ваши вложения, а потом все активы поместим в те же пятипроцентные облигации Manhattan Electric. Естественно, в пределах имеющихся средств. Я рассчитываю на то, что за шесть месяцев ваш доход вырастет в два раза». На следующее утро миссис Хант вновь вошла в его кабинет.
– Рад вас видеть, миссис Хант! Смею надеяться, ваши дела идут отлично?
– Здравствуйте, мистер Колвелл. Знаю, что отрываю вас от важных дел, но.
– Что вы, миссис Хант!
– О, вы так добры! Понимаете, в чем дело, я совсем не смыслю в этих облигациях. Могли бы вы мне все толком разъяснить? Я совершенно не разбираюсь в финансовых вопросах. – чуть игриво закончила она.
– Ну что вы, миссис Хант, не наговаривайте на себя. Но если хотите – извольте. Вы прислали мне чек на 35 тысяч.
– Да, – было ясно, что гостья буквально видит эту сумму перед собой.
– Замечательно. Я сразу открыл для вас счет. Наша фирма предоставила вам кредит, и я заказал для вас сотню облигаций по тысяче долларов. Я отдал за них 96 тысяч.
– Мистер Колвелл, все равно ничего не понимаю. Я ужасно бестолковая, – нотки кокетства вновь промелькнули в ее голосе.
– Получается, что за каждую тысячедолларовую облигацию мы внесли 960 долларов. Вот и получилось 96 тысяч.
– Но, позвольте, я же перевела вам 35 тысяч, – упрямо не хотела разбираться в ситуации вдова его друга. – Неужели я так много заработала?..
– Еще нет, миссис Хант. Конечно, вы внесли 35 тысяч. Остальную 61 тысячу вложила наша фирма и оставила ваши ценные бумаги в качестве гарантии. Теперь мы должны вам 35 тысяч, а вы нам – 61.
– Подождите, мистер Колвелл! Я всего лишь убитая горем бестолковая женщина! Разве вся эта ситуация не такая же, как у тысяч бедных людей, о которых постоянно пишут газеты? Эти несчастные закладывают все свое имущество и дома. А в один прекрасный день на их пороге появляется агент по недвижимости и оставляет их без крыши над головой. Эти горемыки оказываются на улице. Моя приятельница, миссис Стивелл таким же образом осталась без дома! – в праведном гневе произнесла миссис Хант.
– Что вы, у вас совершенно иная ситуация! Залог помогает получить вам более крупную прибыль, чем если бы вы приобретали облигации без опоры на кредит. Залог призван обезопасить вашего брокера от падения стоимости купленных бумаг. Ваш долг теоретический, не настоящий. Он просто прописан на бумаге. На облигациях указано ваше имя, их стоимость 96 тысяч. И если вы решите прервать наше сотрудничество, это не вызовет никаких затруднений. Вы просто распорядитесь продать ваши облигации и забрать сумму, которую мы внесли. Так вы вернете себе ваши 35 тысяч, то есть первоначальный взнос.
– Но объясните, с чего вдруг я должна занимать у вашей компании? – твердо стояла на своем гостья. – Безусловно, я была бы спокойна, если бы вы ссудили мне денег. Вы настоящий джентльмен и не обидели бы неразумную женщину. Но я знать не знаю ни мистера Уилсона, ни мистера Грейвза! Как понять, что они за люди?
– Миссис Хант, но меня-то вы знаете, – с завидной выдержкой отвечал Колвелл.
– Не подумайте, мистер Колвелл, я не страшусь быть обманутой, тут речь о другом. Я не хочу быть кому-то обязанной. Особенно людям, которых совершенно не знаю. Впрочем, если вы утверждаете, что все идет как надо, то я оставлю все сомнения.
– Миссис Хант, будьте совершенно спокойны – здесь нет никаких поводов для тревог. Мы приобрели облигации за 96, но я почти уверен, что совсем скоро они будут стоить 110. Тогда у вас будет возможность продать три пятых из них за 66 тысяч. После чего вернете нам 61 и оставите 5 тысяч на всякий случай в банке под 4 процента. При этом у вас останутся 40 облигаций, которые гарантируют вам еще 2 тысячи долларов годового дохода.
– Мистер Колвелл, это было бы замечательно! А сейчас они стоят 96 тысяч?
– Верно. И вы в любой момент можете найти их цену в прессе, в колонке «Облигации». Смотрите: Man. Elec. 5s, – и Колвелл показал ей этот раздел в газете.
– Мистер Колвелл, я так вам признательна! Уж простите, что мешаю вашей работе.
– Не стоит беспокоиться, миссис Хант. Мне всегда приятно помочь вам всем, чем могу.
В череде неотложных коммерческих забот Колвелл не мог ежечасно следить за изменением курса пятипроцентных облигаций Manhattan Electric Light, Heat & Power Company. Хотя ему и не приходилось держать их в поле зрения постоянно – за него это делала миссис Хант, зорко подмечавшая любые колебания цены. Не прошло и недели, как вдова его друга снова очутилась в офисе Колвелла. То, что она крайне взволнованна, было заметно с первого взгляда. От Колвелла не требовалось особых познаний в физиогномике, чтобы разглядеть на лице смятенной дамы все всполохи страстей, бушевавших в ее душе. Но никакие переживания не помешали ее горячему желанию взглянуть в глаза беспринципной биржевой акуле и посмотреть, как она будет вилять и юлить, припертая к стенке правдой.
– Приветствую вас, мистер Колвелл!
– Доброе утро, миссис Хант! Как ваши дела?
– О, мои дела великолепны. Жаль, что не могу того же утверждать о состоянии моих финансов.
Залог помогает получить более крупную прибыль, чем если приобретать облигации без опоры на кредит. Залог призван обезопасить брокера от падения стоимости бумаг.
Эту формулировку вдова явно подобрала на страницах финансовых обозрений, которые изо дня в день штудировала от а до я.
– Что-то произошло?
– Представьте себе, они теперь на отметке 95!
– О чем вы, миссис Хант, объясните, ради бога…
– Естественно, об облигациях! Вчера я видела это своими глазами в газете!
Колвелл чуть не расхохотался. Несмотря на всю выдержку, его гостью передернуло от такой беспечности.
– Миссис Хант, не стоит переживать! Вашим облигациям ничто не угрожает. Рынок живет своей жизнью, это вполне нормально.
– Милостивый государь, – выговаривая каждое слово, отчеканила его собеседница, – один человек, кое-что понимающий в фондовой бирже, сообщил мне: это говорит о том, что я потеряла тысячу долларов!
– В каком-то смысле это действительно так. Точнее, было бы так, если бы вы сейчас захотели немедленно продать свои бумаги. Но вы же не планируете этого пока. Вы будете дожидаться, пока они не принесут вам хорошую прибыль. А значит, тревожиться не о чем. Когда наступит подходящий момент, я сразу извещу вас об этом, миссис Хант. И если вдруг цена снижается на пункт-другой – это не повод для волнений. Даже если все засуетятся вокруг, сохраняйте спокойствие, как бы ни опустилась цена. Сударыня, ваши облигации в полном порядке. Не переживайте!
– Мистер Колвелл, благодарю вас! Я провела бессонную ночь, но я верила.
Тут на пороге возник клерк с сертификатами акций и деликатно замер у входа. Колвелл должен был немедленно подписать их, но секретарь не смел помешать столь личной беседе. На его счастье, посетительница поднялась из кресла со словами:
– Я знаю, что ваше время на вес золота, мистер Колвелл, и ухожу. Еще раз благодарю вас.
– Не стоит, миссис Хант. Мои наилучшие пожелания. И запаситесь терпением, тогда вы непременно получите серьезную прибыль с ваших бумаг.
– О да. Сейчас-то я все поняла и смогу дождаться этого момента. Не сомневайтесь! Я так надеюсь, что ваши слова сбудутся! До свидания, мистер Колвелл!
Но облигации вопреки прогнозам катились вниз. Синдикат Wilson & Graves, бывший дилером этих бумаг, никак не мог помешать их падению. И тут как на грех в дело влез супруг Эмили – кузины миссис Хант, тот самый анонимный знаток фондовой биржи. Работал он в банке и, естественно, не был в курсе подробностей сделки.
Торговлю на Уолл-стрит он знал из сплетен и газетных новостей, но все равно разбередил душу бедной вдовы сомнениями и подозрениями. Этот благодетель отмечал каждый пункт, на который опускалась цена облигаций, и уведомлял об этом свою дальнюю родственницу при любой возможности. Глядя на его похоронное выражение лица и угрюмое покачивание головой, слушая его «соболезнования», несчастная миссис Хант потеряла сон и аппетит. Три дня он готовил ее к сокрушительной катастрофе, и бедняжка не выдержала. Вновь появившись в офисе Колвелла, она была похожа на собственную бледную тень – истерзанную душевными муками и скорбью.
По его коже пробежал холодок. Но учтивость и тут не покинула его. Колвелл поприветствовал гостью со всей возможной любезностью. Она лишь слабо кивнула в ответ и выдохнула:
– Облигации.
– Что с ними не так?
– Мои бумаги.
– О чем вы, миссис Хант?
Гостья без сил опустилась в кресло. И в приступе отчаянья воскликнула:
– В каждой газете написали об этом! Сначала я решила, что Herald ошибается. Поэтому просмотрела Tribune, Times и Sun. Увы! Все пишут одно – 93!
– В самом деле? – успокаивающе улыбнулся ее собеседник.
Но его улыбка возымела совсем не тот эффект, на который была рассчитана. Негодуя от того, что человек, виновный в ее треволнениях, до того легкомыслен и бессердечен, что в силах улыбаться, миссис Хант возмутилась.
– Неужели это не говорит вам о том, что я потеряла три тысячи!
Ее голос зазвенел от сдерживаемого гнева. Весь ее вид выражал обвинение. «Как ты выкрутишься на этот раз?» – словно спрашивала она. Да, супруг Эмили сделал все, что мог.
– Это не так. Вы же не хотите продать их сейчас по 93 доллара? Вы станете продавать их, когда они вырастут до 110 или еще дороже.
– А если бы я пожелала продать их немедленно, потеряла бы 3 тысячи? – вскинув подбородок, спросила вдова и тут же сама себе ответила: – Конечно, потеряла бы. Это же ясно как божий день!
– Непременно потеряли бы, дорогая миссис Хант, однако…
– Я была уверена, что окажусь права!
– Но вы же не хотите продавать свои бумаги?
– Естественно, не хочу! Это безрассудно! Я не готова терять ни одного доллара, не то что три тысячи! Только не в моих силах помешать этому!
Мне же говорили, предупреждали, – застонала гостья. – Зачем я ввязалась в эту авантюру!
И тут посетительница, отойдя от темы, стала перечислять все несчастья, постигшие ее на жизненном пути. Ее стенания о том, как мало на земле справедливости и порядочности, возымели действие на Колвелла. Он неожиданно сам для себя, забыв все правила биржевика, неосмотрительно предложил:
– Если пожелаете, можете забрать свои 35 тысяч прямо сейчас! Эта операция вызывает у вас чересчур много тревог!
– Послушайте, мое душевное спокойствие тут ни при чем. Я лишь хотела бы, чтобы все это оказалось сном. Меня терзают мысли, что в трастовой компании Trolleyman’s мой капитал не подвергался никакому риску, хоть доход с него и был невелик. Однако, если вы настаиваете, чтобы я не продавала их, – тут она сделала многозначительную паузу, словно дожидаясь его возражений, – я послушаю вашего совета.
– Миссис Хант, – Колвелл вновь был сама любезность, – я стремился лишь вернуть вам радость жизни и поддержать в трудные времена. Приобретая ценные бумаги, надо набраться терпения. Пройдут недели, месяцы до того, как вы сможете выгодно продать их, даже если цена на них неоднократно будет снижаться. Предугадать, как пойдут дела на рынке, не может никто. Но не стоит тревожиться, если даже облигации подешевеют до 90 или даже 85, хотя это практически невозможно.
– Как у вас язык поворачивается такое говорить, мистер Колвелл! Если цена снизится до 90, я лишусь 6 тысяч долларов! Именно! Мой друг сказал, что на каждом пункте снижения я лишаюсь тысячи долларов! А если они опустятся до 85, – она загнула несколько пальцев на руках, – 11 тысяч!
Взгляд ее метал громы и молнии.
– Как вам не стыдно говорить мне, что не стоит тревожиться, милостивый государь!
Окажись анонимный друг вдовы, объяснивший ей так мало и все же более, чем достаточно, в пределах досягаемости, мистер Колвелл с наслаждением вытряс бы из него всю душу. Но обуздав душившую его ярость, он невозмутимо произнес:
– Я стараюсь донести до вас все обстоятельства. Снижение цены на 10 пунктов опасно только для спекулянта, желающего сорвать куш в течение недели. Хотя и это вряд ли возможно. Но сказаться на вас это никак не может. Упади они как угодно низко, вас никто не принуждает избавляться от них. Они останутся у вас до тех пор, пока снова не поднимутся в цене. Позвольте мне показать вам это наглядно. К примеру, дом ваш стоит 10 тысяч долларов.
– Мой муж отдал за него 32 тысячи, – перебила его собеседница. Хотя ее исключительный ум тут же привел ее к мысли, что это не так уж и важно. Она неловко улыбнулась, словно прося прощения за свое неуместное вмешательство. Естественно, Колвелл не мог не знать настоящую цену ее жилища.
– Превосходно, – кивнул Колвелл, блистая недюжинным хладнокровием, – пусть будет 32 тысячи. В среднем, так и стоят дома в вашем квартале. Допустим, какие-то обстоятельства не позволяют вашим соседям продать свой дом дороже 25 тысяч. В конце концов, трое из них уступают свою недвижимость по этой заниженной цене. Но кто обязывает вас следовать их примеру? Вы-то знаете, что раньше или позже найдутся покупатели, желающие купить ваше жилище за 50 тысяч. Вы не уступите свой дом за 25, так есть ли повод для тревог? Взгляните на ситуацию с облигациями как на подобную. Стоит ли беспокоиться?
– Конечно, нет, – словно очнувшись от кошмара, провозгласила вдова. – Беспокоиться не о чем. Но, – видно было, что кошки вновь заскребли у нее на душе, – я забыла бы о страхах, если бы имела на руках не облигации, а деньги.
Приобретая ценные бумаги, надо набраться терпения. Пройдут недели, месяцы до того, как можно выгодно продать их, даже если цена на них будет снижаться.
И, будто растолковывая уже и так прозрачную мысль, добавила:
– Бессонница совсем измучила меня.
Исполнившись надежды на то, что может раньше времени лишиться возможности общаться с миссис Хант, воодушевленный Колвелл заявил:
– Раз такова ваше воля, сударыня, я, конечно, исполню ее. Зачем же вы так долго мучились и не сообщали мне об этом?
Колвелл тут же позвал секретаря.
– Выпишите чек на 35 тысяч на миссис Роуз Хант и оформите 100 пятипроцентных облигаций Manhattan Electric Light на мой личный счет.
Отдавая чек своей гостье, он участливо произнес:
– Миссис Хант, вот ваши 35 тысяч. Мне ужасно неловко, что я доставил вам столько тревог. Но, хвала небесам, все закончилось благополучно. Помните, что я всегда к вашим услугам. И не стоит благодарить меня, прошу вас. Всего вам наилучшего.
Колвелл не упомянул, что, переводя на себя ее облигации, он отдал 96 тысяч долларов за облигации, которые можно было приобрести всего за 93 тысячи. Колвелл был истинным джентльменом и настоящим другом Гарри Ханта.
Спустя неделю пятипроцентные облигации Manhattan Electric Light опять стоили 96 тысяч долларов. И бедная вдова не преминула заглянуть в Wilson & Graves. Теперь она появилась в обеденное время. Судя по всему, она потратила начало дня на подготовку к визиту в контору. Приветствие их было обычным. Миссис Хант была немного застенчива, Колвелл – любезен и мягок.
– Мистер Колвелл, а есть ли еще у вас те облигации?
– Да, но по какой причине вы интересуетесь ими, миссис Хант?
– Дело в том, что я… я… хотела бы вернуть их.
– Чудесно. Я сейчас выясню, сколько есть в продаже.
Колвелл сию минуту велел секретарю узнать расценки на пятипроцентные облигации Manhattan Electric Light. Собрав всю информацию, тот сообщил, что их можно приобрести за 96,5. Мистер Колвелл сразу же объявил эту радостную новость своей гостье, добавив:
– Вы можете убедиться, что они вновь оказались там же, где были при первой вашей покупке.
– Но позвольте, разве вы приобрели их у меня не по 93? Я рассчитывала, что выкуплю их по этой цене.
– Нет, миссис Хант, я выкупил их по 96.
– Стоили они 93, – не уступала вдова. – Вся пресса писала об этом, разве вы забыли?
– Так и было, но я отдал вам до цента все деньги, что вы внесли. И перевел облигации на свое имя. В наших книгах отмечено, что я приобрел их за 96 тысяч.
– Почему бы вам не уступить их мне по 93?
– К сожалению, я не могу этого сделать, миссис Хант. Если вы решите приобрести их сейчас на открытом рынке, вы будете в том же положении, как и до того, как продали их. Но у вас будет отличный шанс заработать на этих облигациях, потому что они тронулись в рост. Я с радостью куплю их для вас по 96,5.