Эдвард Стоянов (Исидор)
Феномен памяти. Открытие
© Эдуард Владимирович Стоянов, 2021
Феномен памяти
Предисловие
Моё имя – Стоянов Эдвард (Исидор). Я психолог. Вначале девяностых со мной кое-что случилось. Я натолкнулся на несколько книг того времени про жизнь до жизни. Феномен содержания информации о прошлых жизнях в глубинах нашей памяти меня настолько сильно впечатлил, что я бросил успешный бизнес, поступил в ВУЗ, а по окончании его стал одним из первых в России психологом, использующим в работе регрессионно-аналитическую терапию в прошлые жизни.
В моей практике было много людей, изменивших весь образ жизни благодаря такому замечательному инструменту и моим личным качествам. Больше того, мне самому выпало трижды войти в счастливые двери. Это были настоящие творческие и деловые взлёты. А увидеть эти двери мне удалось исключительно благодаря доступу к собственному, тяжело оплаченному опыту прошлых жизней.
Теперь, когда минула большая часть жизни настоящей, в моём разуме сложилось глубокое понимание происходящей реальности, как результата жизней уже минувших. И самостоятельному доступу к такому опыту посвящена данная книга.
В ней нет заумных рассуждений о мироздании и смысле жизни. Тем более нет наставлений, как Вам жить. Здесь только лучшие истории людей прошедших свой путь гипнотических погружений в прошлые жизни, живущих среди нас, но уже совсем по-другому.
А высокий смысл понятен будет Вам и так.
Как я веду свою работу
На приём приходит обычный человек (клиент, пациент, медиум). Наш разговор есть подробный разбор его драматичной жизни, зашедшей в тупик. Обычно это длится часа полтора.
Далее мы приступаем к гипнотической части приёма – воспоминанию прошлой жизни. Осторожное погружение в состояние воспоминаний (регрессию) переходит в переживание медиумом давно закончившегося прошлого. Там происходит своя сильная история, на первый взгляд, совершенно несвязанная с настоящим. На это уходит ещё часа полтора.
После терапевтической беседы и регрессии обычно нет смысла погружаться в сложные разговоры. Медиум уже сильно устал, а главное, переполнен впечатлениями настолько, что можно поговорить с ним лишь о том, как он себя чувствует, а также дать несколько советов о предстоящем домашнем задании и подготовке к следующему визиту.
Приём заканчивается. Человек уходит в обычную жизнь. Далее оказывается, что как раз эта обычная жизнь уже невозможна! Открыв потрясающую связь прошлого с настоящим, человек понимает, как давно закончившееся прошлое направляет его сегодня.
Клиент вновь приходит на приём, но уже другим человеком. Мы вновь глубоко погружаемся в его начавшую меняться текущую жизнь, а потом в следующую регрессию. И так от встречи к встрече, из регрессии в регрессию появляется, наконец, истинное понимание положения вещей, и драматизм жизни прошлой неожиданным образом переходит в «хеппи-энд» жизни настоящей.
Толстуха Зоя
Жизнь до…
На приём пришла молодая женщина. Зовут Зоя. Около тридцати лет. Высокая. Кожа такая нежно-белая. Красивые черты лица – большие глаза, пухлые губки и точёный носик. Однако очень неприятно толстая. Поэтому выглядела огромной, совершенно асексуальной тушей. Избыточным весом страдала с детства. Как ей казалось, вертелась в заколдованном круге обжорств и диет. Основная проблема клиентки – уродливое пищевое поведение. Постоянные шараханья от чрезмерного, почти истеричного жора, будто в последний раз, до полного отвращения к пище, вплоть до тяжёлой рвоты и даже признаков отравления.
На фоне ожирения «расцвели» как физические патологии, так и ужасное душевное состояние. Это, прежде всего низкая самооценка, «больное» чувство вины и депрессии со всем букетом искажений в личной и повседневной жизни. Обратилась ко мне в надежде, наладить правильное отношение к себе и питанию.
Жизнь прошлая
В регрессии Зоя видит себя юной переселенкой северной Америки – десятилетней девочкой по имени Джули. Отряд из 30 – 40 человек, в котором была её семья – мама, бабушка, дедушка, сестра и брат, отстал от экспедиции под предводительством некоего Джорджа Доннера из-за внезапной снежной бури. Снег в тот год выпал неожиданно, на месяц раньше. Двигаться было невозможно. Все повозки утонули в снегу. Отряд Доннера до весны застрял в снегах Скалистых гор Америки. Людям пришлось выкапывать снежные ямы, где прижавшись друг к другу дети, их мамы и все остальные грелись. Далее все запасы кончились и к страшному холоду присоединился его лучший друг – голод. Все понимают – это конец. Казалось, что всё человеческое стало далёким и пустым звуком. Невероятные горные красоты стали ненавистны, а самые близкие превращались во врагов. В душах воцарился всеобщий страх. Есть только холодный голод, голод, голод и нет ничего кроме голода. Даже ледяная стужа казалась жалким пигмеем рядом с этим монстром. В семье Джули умирает дедушка, с которым девочка была очень близка. Тело не похоронили, а просто зарыли в снег. Вскоре мать Джули принесла еду. Брат и сестра с жадностью поглощали пищу, но не Джули. Её посетила ужасная догадка – это дедушка. Полуживая мать уговаривала девочку, объясняя, что у них нет выбора – иначе смерть. Девочка, зная всё, ела это. Потом в семье правду знали все. Во время гнетущего приёма пищи родные мрачно молчали и… ели.
Со временем в отряде не осталось ни одного старика. Они пропадали или умирали. Джули знала, в отряде своих мужей, пожилых матерей, дедов убивали женщины. Убивали в полном подчинении материнскому инстинкту, ради спасения детей. Кроме оставшихся Джулиных брата, сестры и мамы (уже и без бабушки), остались ещё две семьи. Ни одна из них не сохранилась полностью. В основном только женщины и дети. Было ещё двое мужчин. Они боялись женщин, поэтому «заселили» отдельную снежную яму. Не желая попадать в детские желудки, сами питались тем же. Джули помнит, как пришла долгожданная весна, как засветило по-другому солнце, как ветер стал теплей, как пришло понимание скорого спасения. Помнит, что осталось их мало, очень мало. И вот они перебрались через перевал, пришли к людям. Но там знали, что все оставшиеся в живых из отряда Доннера питались человечиной. Сказать, что их осуждали за это, значит не сказать ничего. Отец, ждавший свою семью в тепле и сытости, отрёкся от жены спасшей ценой страшных моральных жертв его родных детей, отрёкся даже от них самих – троих невинных крох. Семья Джули перебралась в глубинку, поменяла имена и фамилию. Мать Джули умерла почти сразу. Не оправившись после пережитого, она уже не хотела жить. Джули, её сестра и брат не хотели разговаривать друг с другом. Их отношения были очень болезненными потому, что живые они, являлись друг другу страшным напоминанием той зимы и того мяса. Родные, едва повзрослев, разъехались в разные стороны и потерялись навсегда. Джули вышла замуж, стала бабушкой. Но она никогда никому не рассказывала о пережитом. Это была тяжёлая ноша. К завершению своей жизни она страшно боялась умирать – боялась встретить своего дедушку, который будет обвинять внучку в том, что ценой своей жизни помог выжить ей, десятилетней девочке.
Жизнь после…
Конечно, воспоминания произвели неизгладимое впечатление на Зою. Но главное, что терапевтический эффект превзошёл все ожидания. Она вспомнила и поняла – причины её сегодняшних проблем в далёком прошлом. Уже давно нет ни тех родственников, ни самого Доннера. Нелепо страдать оттого, что к реальной жизни не имеет отношения. Поэтому почти сразу Зою отпустили непонятные до регрессии проблемы питания. Болезни сердца, суставов, диабет – спутники ожирения, тоже стали постепенно уходить. В течение года неприятная, колыхающаяся толстуха превратилась в пухленькую и невероятно привлекательную женщину со всеми вытекающими отсюда приятными для неё последствиями.
Эпилог
George Donner. 1787—1847
Зоя из Казахстанского города Павлодара. В Москве пять лет. Никогда не обращала внимания на историю США и ничего даже не слышала о потерявшейся экспедиции Доннера. Результаты специально проведённого мной исследования дали ошеломительный результат. Оказалось, что случай с отрядом Доннера исторически достоверный факт. А то, что рассказала Зоя, поразительно совпадало с американской трагедией разыгравшейся в 1846 году. Роковую попытку перехода через Скалистые горы предприняли три отряда общей численностью семьдесят семь человек.
Двум отрядам относительно повезло, они успели дойти до озера, построив на берегу две жалкие лачуги. Теперь оно так и называется – озеро Доннера. А третий отряд, в котором был сам Джордж Доннер, застрял далеко от «своего» озера. Его люди соорудили из того, что было шатры. Накрыли их шкурами животных. Но сугробы до четырёх метров заставляли несчастных замерзающих и истощённых людей вырывать убежища в снегу. Уходили три отряда – семьдесят семь человек, пришли два – тридцать девять человек. Причём в основном матери с детьми. А из третьего отряда вернулись лишь восемь. Из них мужчин только двое. Надо понимать, те самые до кого не добралась мать Джули. Тридцать человек умерли или были убиты своими друзьями и ближайшими родственниками.
Прокурор
Жизнь до…
На приём пришёл молодой мужчина двадцати восьми лет. Худощавый. Очень высокий. Короткая стрижка. Нет правого глаза. Поведение и говор провинциальные. В общении чувствуется дух волчьего бесстрашия, решительности и беспощадности криминального мира. Способ самоутверждения – смертельный риск, война, истязания поверженного противника. Патологически честен и настолько же верен личным принципам. Последние со временем уточнились, заставив поменять образ жизни. Два раза отсидел, совершил несколько убийств и множество жестоких расправ. Криминальную деятельность закончил квартирным мошенником. Приехал в Москву и стал заниматься проповедничеством кришнаитства. Пришёл на приём, чтобы вспомнить прошлую жизнь с подсознательным желанием утвердится в правильности выбранного пути, т. е. в верности оценки прожитых двадцати восьми лет.
Корни способа самоутверждения
В детстве для Дмитрия авторитетом и любимым человеком в семье являлась бабушка. Мама была ему безразлична. Он считает её недалёкой и даже слабоумной, недостойной ни любви, ни ненависти. Отца знает только по письмам. Так как бабушка являлась значимым взрослым для Димы, то именно она оказала решающую роль в формировании системы ценностей внука. Клиент рассказывал, что общение с бабушкой происходило в виде словесной войны. Это была обычная форма общения внука и бабушки. Однако сама «война» была не чем иным, как игрой в соперничество, развлекавшей их обоих. Таким образом, провоцируемое бабушкой игровое противостояние, продолжавшееся в течение всего детства, сформировало в мальчике отношение к соперничеству как к комфортному состоянию духа. Мальчик занимается боксом, участвует во всех возможных драках и разбирательствах, становится активным членом подростковой банды, т. е. живёт в состоянии войны, комфортном и провоцируемом уже им самим. Истязание поверженного противника стало для Дмитрия смакованием достижения цели, в котором риск является разжигающим фактором. Собственно, риск уже является предвкушением этого достижения. Чем его больше, тем сильнее жажда победы, тем более изощрённо и жестоко смакование откровенного садизма.
Корни принципиальной честности и идеализма
Во-первых, бабушкино воспитание внука строилось на идеалах честности, преданности и справедливости. Но только с теми, кто Дмитрия достоин. Во-вторых, в детстве он испытал психическую травму сильно повлиявшую на формирование системы ценностей. Однажды мама незаслуженно, с уничижением обвинила сына в присутствии бабушки. Причём мать для Димы всегда была «вообще никто», но бабушка – сверхавторитетный взрослый, верящий, что её внук так низко пасть не может. Дмитрий рассказывал, что однажды ребёнком шёл вместе с матерью из школы домой. Разговор был обычный, никакой откровенности, а тем более тайн, не содержал. Вечером, когда за ужином все были вместе, мальчик вспомнил что-то из сказанного матерью днём, и… произошло немыслимое! Услышав слова внука, бабушка сначала впилась глазами в дочь, а потом нанесла ей тяжёлый удар по лицу. Голова великовозрастной дочурки мотанулась, обрызгав слюной пацана. Через пару секунд в её глазах появилось сознание. Наступила звенящая тишина. Уничтоженная в очередной раз, да ещё и при сыне, мать не нашла ничего лучшего, как обратить на своего ребёнка взгляд и с тихой ненавистью произнести: «Шкура». Потом безразлично засунув котлету в отбитый рот, мамаша повторила через эту котлетину ещё тише и ещё ненавистней: «Шкура».
Идеалы
Итак, основные и незыблемые Дмитрия идеалы – это честность и преданность тем, кого он считает себя достойными: бабушка, «письменный» отец и команда, превратившаяся из подростковой группы друзей в жестокую и циничную криминальную группу. Для этих людей мир делился на ближний – узкий круг членов группировки и мир внешний, который им всегда должен. Боль чужих утрат причинённая ими, насилие и смерть невинных, были всего лишь повседневной рутиной бандитской работы. Вся группа жила в состоянии войны, требовавшей сплочённости и преданности.
Крушение идеалов
Совершенно закономерно наступает время расплаты. Арест, следствие. Наш герой берёт на себя всё что может, оставаясь верным своим «однополчанам», и в то же время в очередной раз самоутверждаясь перед самим собой. Он рассчитывает на их помощь в подкупе ментов и оплате адвоката. Вот тут-то и происходит то, что называется крушением идеалов. Деньги общака исчезают. Пацаны прячутся по норам. А тот, чью статью Дмитрий взял на себя, даёт против Димы показания о преступлении, которое сам и совершил. Уголовное положение идеалиста ещё больше усугубляется. Нетрудно представить, какое страшное потрясение он испытал. Проверенные в делах «боевые друзья» перед лицом государства разбежались и даже «отблагодарили» того, кто их спасал до последнего, удвоив его срок заключения. Дмитрию в такое было трудно поверить, но это была реальность. Потом приговор, тюрьма и свежие впечатления. На его глазах ломала зона крутых парней, предававших уже свои идеалы, низко падавших в Диминых глазах своими поступками и слабостью. Именно здесь наш герой понял, что люди, особенно его среды, действуют строго в своих интересах. Когда их личный интерес совпадает с интересами родной банды, мир делится на неё и охотничьи угодья. Когда интересы меняются, то и своя команда может стать этими угодьями, а близкий друг – пушечным мясом или тем, на кого можно повесить своих собак.
Кризис
После тюрьмы Дмитрий занимается квартирным мошенничеством. Его принципиальная честность проявляется ежедневно и во всём, так как по-прежнему является основой его системы ценностей. Однако, к своим сотоварищам он относится с осторожностью, а голову на плаху теперь не кладёт. Хотя мир по-прежнему делится на ближний и внешний, основные ценности Дмитрия проявляются и в последнем. Он рассказывал, например, как «бабка в ларьке» неправильно его рассчитав, передала десять копеек. Сначала Дима не придал этому значение – слишком мала сумма. Уехал на юга проматывать мошеннические деньги. И вот сколько там находился, столько терзали его эти чёртовы десять копеек. По приезду, прямо с вокзала полетел возвращать долг продавщице, и не знавшей о недостаче. Несомненно, это был жест самому себе. Система ценностей (совесть) стала о себе робко заявлять. Однако это не мешало Дмитрию (пока не мешало) активно действовать в группе квартирных мошенников. Он лично входил в доверие к жертвам, медленно и терпеливо. Он лично повинен в том, что целые семьи с малолетними детьми оказывались на улице без жилья и последних денег, которые, в свою очередь, шли на оплату всевозможных «югов» и отдавание десятикопеечных долгов. Но, вместо желаемого душевного равновесия: «сегодня отнял, зато вчера вернул», дело шло к кризису. Не помогали даже старые добрые оправдания вроде: «надо же на что-то жить», «они сами лоханулись», или особенно осветляющее – «лохов надо наказывать».
Однажды его «обманул» и «вернул» встретились. Дмитрий стоял у окошка того самого ларька с бабкой за малолетней девочкой. У неё не хватало денег на пачку сливочного масла. Тогда, в 90-е, на каждом углу стояли ржавые ларьки со всем тем, что только можно было втюхать прохожим. Девчонка худыми пальчиками пересчитывала свои копеечки в надежде, что денег хватит. Продавщица, всё та же бабулька, через окошко спрашивала: «Анечка, что же тебе мама стала давать так мало денег?» Девочка скромно отвечала: «У нас теперь больше нет». Дмитрий с радостью вызвался помочь. Вынул свой лопатник и, выискивая мелочь, спросил: «Сколько тебе добавить?» Однако ответа не последовало. Он посмотрел на Аню, чтобы переспросить, но… наткнулся на растерянный взгляд ребёнка. Через мгновение Дмитрий понял, что перед ним дочь матери-одиночки, последней жертвы. А в лопатнике – ею занятые перезанятые деньги на квартирку. Тут же из памяти поднялись давно забытые слова: «Шкура». Однако через двадцать лет эти слова полоснули по самому сердцу, ибо прозвучали справедливо.
Вот и встретились плоды жизни его – осчастливленная гривенником и обобранная до нитки. Вот и встретились «Дима по понятиям» с «Димой по совести». Сомкнулись два мира: ближний и охотничьи угодья. Главные пункты его системы ценности выросли и обострились. Они стали прямо противоречить привычному образу жизни, и всему тому, из чего Дима состоит. По-старому жить уже нельзя – совесть разорвёт на части, по-новому не то что не умеет, его мозг даже не содержит нужной для этого информации. Плюс чувство вины, провоцируемое всё той же системой ценностей. «Там маюсь месяц, чтобы прилететь с югов и поганый гривенник вернуть, а здесь сижу и втираю этим бедолагам, чтобы отнять вообще всё!» – говорил он на приёме. Вот и новый кризис. Вот и тупик – жестокая депрессия, подавленность. Отсюда дикое внутреннее напряжение. От него ледяная злоба и агрессивность, беспробудное пьянство, дебош, ментовка, суд, тюрьма. Второй срок был справедлив, поэтому Дмитрий перенёс его гораздо легче. Ничего нового в тамошних людях не открыл. Словом, старые впечатления. Однако времени подумать было предостаточно. Дмитрий освободился, приехал в свой город и столкнулся с тем, что здесь тоже всё по-старому. Каждый угол, каждый кустик, лавка, дерево… были такими родными. Но всё это смердело понятиями и «тем Димой», которого больше нет. Он уезжает в Москву – бежит от себя. Теперь Дмитрий сам оказался во внешнем мире, причём без команды, войны и цели – без старых слагаемых душевного комфорта. От чего уехал – понятно. К чему приехал – неизвестно. Со старым покончено, но как по-новому? Что делать и для чего жить? Словом, полная растерянность. Будто старая ваза разбита. Есть все её части, а как собрать неизвестно. Однако Москва – великий мегаполис. Здесь есть всё и для мерзавца, и для святого. Вот и Дима, уже не тот, но ещё не этот, нашёл-таки инструкцию по склейке. Однажды кришнаиты вручили ему своё новоявленное Священное Писание. Они с искренним участием общались с ним. Можно по-разному относиться к этой «философии», но прочитанное оказало сильнейшее позитивное воздействие на Дмитрия. Читал он это Священное Писание взахлёб, а душа светлея, кричала: «Нашёл! … Нашёл!» И вот уже новая посудина стала собираться сама собой из старых осколков. Он работает в кришнаитской пекарне и общается в кругу кришнаитов. Словом, становится частью религиозной общины, объединённой общей идеей. Опять новые впечатления и новый опыт, ведь у каждого члена общины свой драматичный путь в секту. Вот и новая команда. Дмитрий решает стать проповедником новой религии. Вот и новая цель. Осталось, правда, несколько нерешённых душевных проблем. Во-первых, Дима мается в поисках причин прощения себя. Например, во время приёма я слышал неуверенные утверждения: «Если все мы здесь под Богом ходим, значит и совершённое убийство кем-нибудь было нужно Богу». Однако такая логика не даёт искомого облегчения, так как подобна старым добрым: «Надо же на что-то жить» и так далее и тому подобное… Во-вторых, надо простить того, кто дал когда-то против Дмитрия показания. Но сначала нужно было понять, как мог это сделать спасённый им человек за своё спасение. Больше того, человек, который раньше сам подставлялся ради Димы. В-третьих, новый образ жизни не содержит войны. Нет даже намёка на противостояние, так как сектой проповедуется мир да любовь. Несомненно, что неосознанный поиск конфликта ещё приведёт к борьбе за какое-нибудь правое дело. Но сейчас самое горящее желание – это найти и «отомстить, отомстить, отомстить!» Он долго искал бывшего друга. Его представления о встрече и «оплате», в зависимости от жизненной ситуации и душевного состояния сменяли друг друга: от яростной расправы до длительного, подавляющего разговора и выразительного плевка в лицо, но потом, всё равно – убить. Просто казнить, без садизма. Однако годы шли, и вместе с системой ценностей видоизменялось содержание этого желания. Когда медиум сидел на приёме, то уже хотел сначала поговорить с «другом», чтоб тот осознал, какую подлость совершил. Но потом уже не казнить, а поступить «по обстоятельствам». Вот эта Димина замена понятий «казнить» на «обстоятельства» проявила противоречие: вера запрещает, но желание сильней его самого. Другими словами, своё «скромное» желание Дмитрий уже формулировал не как «отомстить», а как «восстановить справедливость».
Чудо!
Но вот однажды произошло настоящее чудо! Потому что такой случай, наконец-то, представился. И где бы вы думали? Два человека растворились давным-давно в самой большой стране огромного мира, много лет назад. И вдруг в окне какой-то пригородной электрички, на платформе какого-то серого городка, в самый час пик, промелькнуло до боли знакомое лицо. Дмитрий даже не сразу это осознал, но через мгновение его вопросительно ударило: «Эт чё ща было? … Витя?». А потом уверенно: «Да, да! Ведь это он!». Но поезд уже разгонялся, уезжая всё дальше и дальше. Дмитрий физически чувствовал увеличение расстояния от точки «А» до точки «В». Будто резину растягивал проклятый поезд. На мгновение его охватило смятение: «Так чё делать-то?! Больше ведь не будет никогда…», сменившееся пониманием, что надо действовать, пока не поздно. Дима со свойственной ему решительностью просто встал и, расталкивая плотную толпу, не реагируя на матюки с пинками, вломился в тамбур. Там, у всех на глазах, сорвал стоп-кран. Вцепившись в прутья выходной двери, дождался пока будто получившая в поддых, электричка остановилась и выдохнула открытыми дверьми. Спрыгнув на насыпь, Дима побежал в обратную сторону. Там, при свете фонарей, в самый час пик, был тот, кого сейчас ему послал Бог… или дьявол. И Дмитрий нашёл его – обычного человека, прямо в толпе таких же обычных людей, в совсем незнакомом городе. Дима просто знал, куда ему идти. Будто автор чуда вёл его к «другу».
Справедливость
А вот и встреча. Она прошла совсем не так, как представлялась много-много раз. Дима в последний момент решил скрыть, что знает правду и с коварной искренностью обрадовался встрече с лучшим другом детства и буйной молодости. В первое мгновение Виктор не поверил глазам своим. Потом в его лице Дмитрий точно уловил нешуточный испуг, перешедший быстро в мобилизацию. Однако радость и даже настоящее счастье Дмитрия от встречи сбили «друга» с толку, а потом и вовсе успокоили. Виктор поверил, что Дима ничего не знает, а зря. Дима искренне был счастлив не встрече с другом, а встрече со справедливостью. И началась былая «дружба» вновь. Как водится в таких случаях, взяли бутылочку и пошли куда-нибудь посидеть. Дмитрий давно не пил потому, что терял человеческий облик даже среди своих, а тут был «друг ненавистный». Нужно было сделать всё, чтобы не запьянеть. Однако, как и следовало ожидать, разговоры захмелевшего Вити о былом и тосты за «нерушимую мужскую дружбу», причём с неподдельной кристальной искренностью в глазах, чуть было не стоили ему жизни. В Дмитрии вспыхнула копившиеся многие годы дикая ненависть и безумное желание «разодрать в клочья этот вещающий рот, выдрать этот тухлый язык и заставить сожрать его, бить, бить и бить по башке, пока не выскочат мозги и ненавистные лживые глаза!» Чтоб выплеснуть, наконец, спрессованные потрясение и отчаянье от предательства, а также боль за годы и годы, несправедливо проведённые в тюрьме. Но (!) железная воля сковала Диму. Ещё надо было понять этот мир, в котором такое возможно. В конце концов, наказать можно будет и завтра, и через год.
