Эдуард Веркин
«Пчела-убийца». Гонки на мотоциклах
© Веркин Э., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Пролог
Жмуркин пришёл
Витька подышал на палец, приложил к стеклу. Поглядел в проплавленный во льду кругляк, вздохнул и сказал:
– Говорят, даже в Африке снег выпал.
Генка промолчал.
– И в Японии… Почти всё Хоккайдо завалило, самураи снеговиков лепят…
Генка промолчал снова.
– У нас тоже… – Витька поглядел в окно. – Снегопад… Говорят, что эта зима – самая снежная за последние сто лет. Некоторые города на севере вообще занесло… А говорят – глобальное потепление.
– Это и есть потепление. – Генка поглядел на крестовую отвёртку. – Просто его обратная сторона. Где-то потепление, где-то похолодание… У нас похолодание.
Генка поплевал на отвёртку и принялся разбирать старый телевизор.
– А если всё снегом засыплет? – спросил Витька. – Как жить тогда будем?
– Нормально, – ответил Генка – Нормально будем жить. Как в Японии. Снеговиков будем лепить…
Дверь пинком отворилась, и в гараж ввалился Жмуркин. В клубах пара и в поганом настроении – Жмуркин всегда пребывал в поганом настроении.
– Снеговиков собираетесь лепить?! – осведомился он. – Ну-ну. Лучше бы себе слепили немного мозга…
– Жмуркин… – поморщился Витька. – Это ты… А я слышал, что ты вроде как отравился… Заворот кишок, метеоризм…
– Спешу тебя разочаровать, я не отравился. И нет у меня никакого метеоризма, это у вас метеоризм! И в кишках, и в мозгах! Вы оба метеористы!
– Жмуркин, прилипни вчера, а? – попросил Генка.
– Сам вчера прилипни, – огрызнулся Жмуркин. – Вчера вам как раз подходит – вы оба – реликты…
Жмуркин замолчал и подозрительно уставился на Генку. Спросил:
– Зачем телик курочишь? Опять какую-то гадость придумал?
– Хочу на «Пчелу» турбонаддув поставить. Мощность на тридцать процентов возрастёт…
– Лучше бы у вас мозговая активность возросла! Сколько можно возиться с этой рухлядью? Пора её давно уже в утиль! Купите себе по скутеру, будьте счастливы!
Генка отвернулся.
– Где она? – Жмуркин оглядел гараж. – Где эта развалюха?
Это он так спросил, в гадком жмуркинском стиле – мотоцикл стоял на самом виду, поблёскивал никелем, не заметить его было нельзя.
– Так-так, – промурлыкал Жмуркин, – вижу. Вижу этот металлолом…
– Не надо так говорить, – посоветовал Генка. – Техника не любит, когда её ругают.
– Техника не любит, когда её ругают! – дребезжащим голосом передразнил Жмуркин. – Не занимайтесь мракобесием! Не культивируйте идиотизм, с меня сегодня идиотизма хватит!
– В зеркало себя увидел случайно? – поинтересовался Витька.
Жмуркин скорчил в сторону Витьки поганую рожу.
– В фотомагазин сходил, – сообщил он. – А там придурки. Я им говорю, у вас есть кэноновский фикс-полтос, но только на один-четыре, а не на один-восемь, а они смотрят на меня как баран на новый «Шевроле». Ну вот как ты, Витька. Примерно. Ну я им в жалобную книгу целую страницу вписал. Скандал, короче. Ну и потом ещё тоже… А потом прихожу к вам, отдохнуть хочу душой и сразу вижу, как Генка каким-то маразмом занимается… Турбонаддув! В башку себе турбонаддув вставь!
Это Жмуркин уже почти крикнул.
Генка и Витька промолчали.
– Сидите, маетесь дурью… – Жмуркин хотел даже плюнуть, но в помещении плевать постеснялся.
– А что делать-то? – спросил Витька.
– Что делать?! – Жмуркин свирепо шагнул к мотоциклу. – Сейчас я покажу, что надо делать! Сейчас я…
Жмуркин запнулся, взмахнул руками и упал на мотоцикл. Вернее, на руль мотоцикла.
Вскрикнул, поднялся, обернулся.
По щеке, от глаза к нижней челюсти, стремительно наливался фонарь.
– Я же тебя предупреждал, – сказал Генка. – Они не любят…
И Генка с Витькой с удовольствием рассмеялись. Жмуркин поглядел в зеркало на стене.
– Ну всё, – в голосе Жмуркина проскочило бешенство, – это последняя капля…
Жмуркин огляделся, увидел блестящую кувалду на стене, с трудом взял её в руки и двинулся к мотоциклу.
Витька вздохнул грустно.
Генка тоже вздохнул. Предупреждающе. Очень предупреждающе. Жмуркин прошёл мимо мотоцикла, приблизился к наковальне и принялся бешено лупить по ней кувалдой. Получалось звонко. При каждом ударе барабанные перепонки у Генки болезненно вздрагивали.
Жмуркин ковал.
Витька хотел уже было сказать Жмуркину что-нибудь глупое, но тут Жмуркин выдохся и отбросил кувалду в сторону.
– Развели тут… бардак… – просипел Жмуркин.
После чего принялся ругаться уже систематически. Он скрипел и бухтел, ругался злобно и иронично, бродил по гаражу, пинал канистры, снова ругался, проклинал Генкин изобретательский гений, Витькину мечтательность, врунов из Гидрометцентра, старую железную рухлядь и баранов из фотомагазина, которые не могут отличить экспокоррекцию от автоэкспозиции…
Генка задумчиво разглядывал телевизионные внутренности.
Витька глядел в окно с морозными зигзагами и вспоминал, как всё начиналось.
Глава 1
ГЗМ не желаете?
—Гони жвачку! – сказал Витькa. – «Кава»[1] второй пришла.
Генка вздохнул и полез в карман за жвачкой.
– Не, – Витькa усмехнулся. – Ты мне не эту фруктозу давай, а настоящий минт. И не батоны эти каменные, а чтобы в пластинках. Чтобы всё по-честному, как в Пенсильвании.
– Нет у меня нормальной, – вздохнул Генка. – Только такая есть.
– Тогда беги, – Витькa кивнул в сторону киоска. – Двигай поршнями.
Генка вздохнул и побежал к киоску.
Витькa устроился поудобнее и стал смотреть в бинокль.
Впрочем, больше ничего интересного не происходило. Соревнования закончились. Грейдеры[2] убирали трассу, приводили её в порядок для завтрашней гонки. Забрызганные грязью пилоты отдыхали, общались друг с другом и с прессой, позировали фотографам на фоне мотоциклов, смеялись. Механики с серьёзными злыми лицами загружали машины в трейлеры, вокруг них суетились мальчишки, старались подержаться за руль, потрогать бак, а если повезёт, то за сцепление дёрнуть…
Витькa отыскал среди мальчишек Хаванова и показал ему издали кулак. Потом быстро огляделся. Никто не видел. Никто Хавану не расскажет. Витькa надеялся, что не расскажет…
Он осторожно пощупал языком зуб на нижней челюсти. Зуб шатался. Это все Хаван… С Хаваном шутки плохи.
– У, Хаван, – прошептал Витькa, – смотри! Получишь своё ещё…
Хаванов стоял рядом с победителем и подобострастно чистил победительский шлем. Дышал на него и быстро протирал специальной бархоткой.
– Лизоблюд! – прошипел Витькa. – Лизоблюд зелёный!
Хаванов Витькиного шёпота, конечно же, не слышал и вовсю продолжал драить победную каску. Усердно, высунув язык. И тут вдруг произошло совершенно невероятное – гонщик потрепал Хаванова по голове и разрешил посидеть на своём мотоцикле!
У Витьки аж дыхание перехватило от такой вселенской несправедливости. Хаван сидел на «Ямахе»![3] Да ещё и за газ держался! Да ещё за сцепление держался! Да ещё и щёки раздувал, изображая рёв мотора! А ему, Витьке, за всю жизнь посчастливилось лишь рядом постоять. Да и то давно. Да и то не с «Ямахой», а с каким-то стареньким «КТМ»[4]. Хотя Витька и не очень разбирался в технике и с трудом мог отличить коленчатый вал от какого-нибудь шатуна, но мотогонки он любил.
Ему нравилось наблюдать за срывающимися с места машинами, нравился запах бензина, нравились азарт соревнований, рык моторов, вопли с трибун… И вообще – атмосфера праздника, сопровождавшая каждую гоночную субботу, очень нравилась. Витьку интересовала, так сказать, внешняя сторона соревнований, а к технике у него никаких способностей не было. К тому же у Витьки не было и необходимости знать все эти технические штуковины – если что, он мог всегда узнать интересующую информацию у технически подкованного Генки. А Генка, когда-то почти три года занимавшийся в секции мотокросса, мог ответить на любой вопрос об устройстве мопеда, мотоцикла или даже автомобиля.
Витька скрипнул зубами, оторвался от бинокля и стал в злобе ковырять землю носком ботинка. Ковырял и ковырял. Когда прибежал Генка, Витькa уже целую яму проковырял, чуть ли не по колено. Ботинок перепачкал, а с утра он его, между прочим, начистил что надо, до блеска.
– Чего это ты? – Генка указал на яму.
– А ты сам посмотри. – И Витькa протянул Генке бинокль.
Генка приложил окуляры к глазам и сразу же отдёрнул, как ожёгся. Он ничего не сказал, но Витькa заметил, что нос у Генки сморщился. Это означало, что Генка злится. Сильно злится. Витькa-то прекрасно знал, что посидеть на настоящей боевой кроссовой «Ямахе» – самая заветная, самая радужная Генкина мечта. А уж о том, чтобы на «Ямахе» прокатиться, и говорить нечего! Это только в самом волшебном сне… только… Да нет, таких «только» и не бывает.
– Жёвку возьми. – Генка протянул серебристую упаковку.
Жвачки уже не хотелось, и Витькa спрятал её в карман, на будущее.
– Да уж… – протянул Генка, глядя на трассу.
Там, внизу, под трибунами, началось награждение. Победители забирались на пьедестал. Девушки дарили им цветы, журналисты ослепляли вспышками, судья для торжественности размахивал клетчатым чёрно-белым флагом. Потом пилоту «Ямахи» дали большущую бутылку шампанского, он её взболтал и принялся поливать всех направо и налево. А Хаван стоял справа и держал начищенный до блеска шлем. Вид у него был гордый и счастливый.
Тоже мне, оруженосец, подумал Витькa, Санчо Панча выискался скудоумный…
И по инерции огляделся – не слышал ли кто? С Хаваном ведь шутки плохи.
После того как шампанское кончилось, после того как устроители соревнований пожали руки всем призёрам, после того как пилоту вручили ключи от главного приза – новенькой белой «десятки», на пьедестал залез человек в судейском костюме. Он прокашлялся и сказал в микрофон:
– Мы поздравляем участников и зрителей с завершением очередного этапа первенства России по кроссовым гонкам! Надеемся, что и в следующем году наша трасса вновь примет очередной этап соревнований. И надеемся, что наши спортсмены снова займут места на пьедестале почёта. Ведь администрация нашей области уделяет особое внимание развитию физкультуры и спорта! Причём не только взрослого, но и юношеского. Так, в прошлом году наши юные спортсмены заняли почётное второе место на зональных соревнованиях…
– Ага, как же, – скептически сказал Генка. – Знаю я, как они заняли! Папаня Хавана просто с судьей в одном институте учился! Вот Хаван и занял…
– Погоди ты! – перебил Витькa. – Послушай, что говорят!
– …И в целях дальнейшего развития этого вида спорта и привлечения к нему подрастающего поколения глава администрации нашей области объявляет о начале подготовки к открытым соревнованиям по мотокроссу среди подростков от десяти до четырнадцати лет. Состязания пройдут в классе мотоциклов до пятидесяти кубических сантиметров. Соревнования состоятся через месяц – в конце августа, перед началом занятий в школах. Так что у наших юных спортсменов будет хороший шанс подготовиться! Принять участие может любой, у кого имеется в наличии мотоцикл или мопед…
– Это все не про нас… – сказал Генка.
– А теперь самое главное! – объявил судья. – Победитель получит право представлять нашу область на зональных соревнованиях по мотокроссу. Более того – победителю будет вручён ценный приз, любезно предоставленный спонсором соревнований – сетью супермаркетов «Континент». Призом станет новенький японский мопед «Хонда»[5].
– Р-р-р! – Генка стукнул кулаком по земле.
– Повторяю: принять участие в соревнованиях могут все желающие! Заявки должны быть предоставлены за неделю до начала состязаний. Надеемся…
– Р-р-р! – Генка стукнул кулаком ещё раз.
– Не расстраивайся, – утешил его Витькa. – «Хонда» наверняка поюзанная… Жвачку хочешь?
Генка жвачки не хотел.
– Слушай, давай пойдём на гонку и будем Хавану в глаза солнечные зайчики пускать! – предложил Витька. – Он со своей тачки и навернётся…
Генка посмотрел на Витьку весьма выразительно, так как не одобрял подобных уловок и вообще всякой неспортивности.
– Как скажешь, – Витькa пожал плечами.
– Я бы Хавана и так сделал, – сказал грустно Генка. – Он плохо водит. По-девчачьи. Когда мы на секцию ходили, я его всегда обходил… И сейчас я бы его сделал…
– У Хавана тачка классная. – Витькa спрятал бинокль в футляр. – А у нас и вообще тачки нет.
– Мне бы мотоцикл… – продолжал мечтать Генка.
– Могу предложить тебе ГЗМ, – сказал Витькa. – У меня дома как раз одна завалялась…
– Что такое ГЗМ? – спросил Генка.
– Губозакаточная машинка.
– Понятно. Угости жёвкой, что ли…
Генка пожевал в задумчивости жвачку, выдул большой печальный пузырь. Пузырь лопнул и залепил Генке всё лицо.
– Не печалься, – Витькa толкнул друга в плечо. – Пойдём лучше на крышу.
– Зачем?
– Просто. Змея позапускаем. Мне папка «пустельгу» вчера подарил.
– «Пустельга» так «пустельга», – Генка пожал плечами. – Зачем Хавану «Хонда»? Ему папахен и так всё купит…
– «Хонда» лишней не бывает, – глубокомысленно заметил Витькa.
– Да уж…
Они взглянули последний раз на трассу, на маленькие издали мотоциклы и пошли запускать змея.
Глава 2
Чудес не бывает…
«Пустельга»[6] парила метрах в двадцати над крышей. Ныряла, била крыльями, закладывала виражи. Витькa лежал на старой раскладушке и ловко управлял змеем, так что казалось даже, будто «пустельга» живая. Говорили, что если будешь управлять змеем достаточно искусно, то вполне можно приманить из неба настоящую, всамделишную пустельгу и устроить с ней драку. Витьке приманить настоящую пустельгу ещё ни разу не удалось.
Генка лежал на соседней раскладушке и рассматривал вырезки с мотоциклами из журналов. Вырезки Генка собирал уже два года. Их у него скопилось достаточно много, и предназначались они как раз для таких вот минут – минут грусти и печали. Генка уверял, что вырезки успокаивают его и заживляют рубцы, коими, по его утверждению, уже давно «испещрена вся его душа». Витькa иногда поглядывал на друга, но вопросов не задавал и не приставал, полагая, что время – лучшее лекарство. Так всегда говорила Витькина мама. Особенно когда Витькa являлся домой с фонарём или с другой какой неприятностью.
А с фонарём Витька являлся довольно-таки часто. Не потому, что он был задира или драчун, а потому, что отличался какой-то особой, какой-то нездоровой неудачливостью. С Витькой постоянно происходили всякие неприятности. Это были мелкие неприятности вроде неожиданных, буквально с чистого неба, голубиных безобразий. Или внезапного грузовика, влетающего во внезапную же лужу в тот самый миг, когда мимо неё проходит за хлебом Витька. Это были средние неприятности вроде уличения Витьки в списывании на экзамене по химии, в то время как Витька и не думал списывать. Это были даже крупные неприятности вроде поскальзывания в ванне и перелома ключицы, а посему пропуска по болезни целой четверти и лихорадочного последующего навёрстывания по всем предметам.
Эта неудачливость являлась фамильной Витькиной чертой, то есть неудачливостью страдал не только сам Витька, но его отец и даже дедушка. Если Витькин папа шёл на рыбалку, то обязательно подцеплял себя за палец блесной или падал в реку. А если уж на охоту пускался дедушка Витьки, то окрестные леса пустели – потому что дедушка в силу слабого зрения стрелял исключительно на звук. И однажды попал подобным образом в егеря, пробив ему голень и мясистые части этой голени выше. Вообще, когда дедушка Витьки служил в войсках Будённого, его называли Долговязая Смерть. Потому что один раз во время сабельной атаки дедушка свалился с коня и зашиб насмерть двух белых офицеров, за что и получил революционный бинокль из рук самого героического маршала. Витька пошёл в родственников. Когда на физкультуре приходила Витькина очередь метать гранату, одноклассники прятались за угол. Правда, биноклей за это не выдавали. Не везло Витьке с биноклями.
Да и с фонарями тоже не везло. Если случалась драка и Витька хотя бы просто проходил мимо – ему обязательно доставалось. Просто так, для порядка. А если Витькин класс бежал кросс, то Витька всегда умудрялся вывихнуть лодыжку или разбить палец. Одним словом, если где-то случалась неприятность, можно было быть уверенным, что эта неприятность случалась с Витькой. Даже внешность Витьки подходила под определение неудачника – Витька был высок и имел длинный нос, который так и просился влипать в скверные ситуации и застревать в дверных косяках, где его непременно прищемляли и покалечивали. Витька был белобрыс, что тоже было фамильной чертой, поскольку Витька происходил из семьи потомственных поволжских немцев, а немцы, как правило, белобрысы. Белобрысый, долговязый, неудачливый немец. Многие думают, что такие вот неудачники только в книжках случаются – так нет, это они в книжки из жизни перепрыгивают. Витька встречал, кстати, и других неудачников, не таких крутых, как он, но тоже неслабых. И все они были на него похожи. Наверное, думал Витька, это ген такой – неудачливости. Если заскочит в какую семью – так и не выберется потом, сколько лбом о стену ни бейся. Только терпеть остаётся.
Генка, напротив, был удачлив. Всё, за что когда-либо брался Генка, он успешно доводил до победного конца. Он выигрывал во всех соревнованиях (кроме, конечно, олимпиад по математике, литературе, химии и другим школьным предметам). Он был лучшим велогонщиком школы, брал призы в соревнованиях по маунтбайку, конструировал модели самолётов с бензиновыми моторчиками, имел юношеский разряд по спортивному ориентированию. И вообще, Генка имел много талантов, особенно в спортивной и технической области. Правда, ни один из этих талантов Генка не развивал до конца, поскольку, достигнув первых результатов, одержав первую победу, сразу переключался на другое дело. Так, кстати, было и с секцией мотокросса – победив на городских соревнованиях, Генка секцию забросил, хотя сам вид спорта любить продолжал. И на соревнования они с Витькой ходили регулярно.
А ещё Генка был изобретателем. Изобретал он тоже всё: от мышеловок до очков с вентиляторами, от усиленных лазерных указок, способных прожигать бумагу, до противотараканной сигнализации. Однажды Генка даже сшил из старых парашютов дирижабль. Правда, испытать летательное средство не получилось – о готовящемся полёте разведал Генкин папаша и пустил дирижабль на чехлы для автомобиля.
Да, Генку, кстати, прозывали частенько Крокодайлом – в честь Крокодила Гены. Но на самого Крокодила Гену он похож не был. Крокодил Гена имел необычную внешность, а внешность Генки была самая заурядная. Если бы Генка встретил себя на улице, он себя бы не узнал, настолько Генка походил на тысячи своих сверстников. Пожалуй, единственной отличительной, даже замечательной чертой Генки являлись его руки. Руки у Генки были золотые. Генка мог починить практически любую сломанную вещь, даже не зная толком, как она работает. Эта особенность… Впрочем, сам Генка почему-то не очень любил рассказывать про эту свою особенность, предпочитая больше действовать, чем разговаривать.
И хотя Генка и Витька не были похожи, дружили они давно. Они вполне удачно дополняли друг друга – неумелый и неудачливый Витька и ловкий счастливчик Генка. Витька тормозил слишком бурную Генкину активность, а Генка сглаживал слишком подозрительную Витькину осторожность.
Вот и сейчас – Витька философски бороздил «пустельгой» в небе, а Генка рассматривал фотографии мотоциклов. Они лежали на крыше уже довольно долго – солнце дошло до антенны на соседней девятиэтажке, а это значило, что сейчас никак не меньше пяти часов. Но домой идти не хотелось. Да и чего дома делать, когда лето и каникулы?
– Вот и я говорю, – сказал Витькa, нарушив молчание. – Зачем тебе «Хонда»? У тебя её угонят сразу…
– Не сыпь мне соль на сахар, – ответил Генка.
– Хотя… – Витькa задумался, и змей вильнул вправо. – Хотя… «Хонда» – это, конечно, класс! Можно было бы на Волгу ездить, на рыбалку…
– Или в поход отправиться. По Золотому кольцу. От предков оторваться! Пожить по-человечески!
– Или…
– Всё мечтаете? – сказал кто-то. – Не надоело?
– Не надоело, – ответил Генка. – А тебе-то что, Жмуркин?
Что-то определённое о Жмуркине сказать было трудно. Например, Витька никогда не мог понять, что за тип этот Жмуркин. У Жмуркина не было никаких особенностей, которые, по мнению Витьки, заслуживали бы внимания. Хотя нет, одна особенность у Жмуркина имелась – Жмуркин всегда неожиданно появлялся.
– Тебе-то что, Жмуркин? – повторил Генка.
– Мне ничего. – Появившийся Жмуркин выбрал себе раскладушку и тоже на неё улёгся. – Мне ничего. Жалко просто вас, остолопов. Пора спуститься с небес… – и Жмуркин указал на бьющуюся на ветру «пустельгу», – на землю. – Теперь Жмуркин указал вниз, на улицу. – Пора бросить все эти бесполезные занятия, – сказал Жмуркин.
– А что же нам ещё делать? – спросил Генка.
– Делом надо заняться. Делом. Полезным чем-нибудь.
– Это машины, что ли, мыть? – спросил Витькa.
– Необязательно, – возразил Жмуркин. – Берите пример с меня – работаю в киноиндустрии…
– Ага, – усмехнулся Генка. – Плёнки таскаешь с первого этажа на второй…
– Всё начинается с малого, – изрёк Жмуркин и завозился на раскладушке. – Зато скоро стану помощником механика. Кстати, могу оказать вам, оглоблям, протекцию.
«Пустельга» опасно завалилась на крыло.
– Ты устроишь нас в кинотеатр?! – не поверил Генка.
– Могу, – важно сказал Жмуркин. – У нас как раз два места освободилось. Между сеансами ряды убирать.
– Это шнырями, что ли? – покривился Витькa.
– Не шнырями, а адвайзерами[7] кинозала, – поправил Жмуркин. – Надо различать.
Витькa отпустил леску, и «пустельга» стала набирать высоту.
– Так там, наверное, нельзя во время сеанса находиться, – протянул Генка. – Кина и не увидишь…
– Зато деньги нормальные платят. Соглашайтесь.
Генка посмотрел на Витьку, Витькa – на Генку. Витькa сказал:
– Не, Жмуркин, ты в другом месте дурней поищи. Даже кино нельзя смотреть… Пусть медведь так работает, у него четыре лапы…
– Как хотите, – обиделся Жмуркин. – Я помочь хотел.
Все замолчали. Пауза затягивалась. Жмуркин повозился на раскладушке, а потом достал телефон. У Генки и Витьки отвисли челюсти. Потому что это был не простой телефон, это был новенький, блестящий и безумно красивый iPhone.
– Восьмигиговый? – негромко спросил Генка.
– Восьмигиговый… – презрительно зевнул Жмуркин. – С восьмигиговыми одни лошагеры в Пердяевке ходят, запомни на всю жизнь. Шестнадцать, дети мои, только шестнадцать.
Жмуркин надулся от важности и тут же сфотографировал растерянные лица своих приятелей.
– Вот так вот, – сказал с превосходством Жмуркин. – А вы всё в чудеса верите. А чудес не бывает.
– Они бывают, – сказал Генка. – Ещё как бывают.
– Не бывает, – уверил Жмуркин. – Бывают лишь…
Телефон в руке Жмуркина запел замысловатую мелодию.
– Алё? – сказал Жмуркин. – Ага. Нормально. Чего? Не, не нужен. Кому продать? Не знаю, кому продать. Кому старый мопед сейчас нужен… Да. У деда? Ладно, до свидания.
Жмуркин спрятал телефон в аккуратный кожаный чехольчик, затем в карман и снова с превосходством поглядел на Генку и Витьку. Но Витьку и Генку интересовал уже не телефон. Они смотрели на Жмуркина так внимательно, что он даже оглянулся, нет ли там чего-нибудь у него за спиной.
– У твоего деда есть мопед? – глухим голосом спросил Генка.
– Не у моего, – поправил Жмуркин. – У меня деда нет. У деда одного парня. Он не из нашей школы, с Северного. Вот его дед чего-то там продаёт.
– Так что, у того деда, ну у деда того парня, есть мопед?
– Не знаю, – ответил Жмуркин. – Говорит, что есть. Хотя раньше я никаких мопедов не видел…
– И он хочет его продать? – продолжал Генка.
– Нет-нет, – поправил со значением Витькa. – Он хочет его НЕДОРОГО продать. Правда?
– Не знаю же! – Жмуркин выбрался из раскладушки. – Мне пора. У меня сеанс.
– Погоди-погоди! – Генка вскочил и перегородил Жмуркину дорогу. – Сначала проводи-ка нас до того дедушки!
– Нет уж, – Жмуркин попытался обойти Генку. – У меня времени нет. Да и вообще… Дед, говорят, так, «ку-ку» немножечко…
– Что значит «ку-ку»? – спросил Витькa.
– Просто «ку-ку». Крыша у него поехала. – Жмуркин попытался обойти Генку с другой стороны. – Вы с ним сами говорите, я вам адрес дам.
– Давай, – сказал Генка.
– Красногвардейская, пять. Это на окраине. – Жмуркин наконец обогнул Генку и направился к лестнице.
– А ты говорил, чудес не бывает, – сказал ему вслед Генка.
Жмуркин, не оборачиваясь, махнул рукой.
Витька сматывал на катушку леску, «пустельга» опускалась вниз. Генка быстро ходил вокруг раскладушек, чесал голову и усиленно думал. Так продолжалось минут пять, потом Генка резко остановился и сказал:
– Надо идти к деду.
– Денег-то всё равно нет, – возразил Витькa. – На что ты этот мопед купишь?
– Пойдём, Вить. Хоть посмотрим.
– Ну пойдём.
Витькa спрятал «пустельгу» под мышку, и они пошли искать Красногвардейскую улицу, дом номер пять.
