Эдуард Веркин
Большая книга приключений для мальчиков (сборник)
© Веркин Э., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Челюсти – гроза округи. Секреты настоящей рыбалки
Глава 1
Ртутные каникулы
Генка читал стихи:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя…
Грузовик тряхнуло. Генка ойкнул и прикусил язык. Но в кузове удержался – растопырился ногами, а свободной от сумок рукой крепко ухватился за подвернувшуюся цепь. Витьке повезло меньше – он подлетел со скамейки в воздух, повисел там секунду как бы в раздумьях и осыпался на дно кузова. Молочные бидоны брякнулись на него.
Водитель остановил машину и высунулся из кабины.
– Целы? – спросил он.
– Частично, – ответил Генка. – Вы бы осторожнее ехали, дяденька, не барабаны везете, человеков везете.
– Дорога такая, – вздохнул водитель, – я не виноват. Тут и на тракторе иногда застревают…
Витька выбрался из-под бидонов.
– Живой? – прошепелявил Генка.
– Угу, – Витька тер колено. – Только ногу немного поломал. Так, ерунда, всего в трех местах…
– А я вот язык чуть не откусил, – Генка показал прикушенный язык. – Жил бы теперь без языка. Вот тебе и «буря мглою небо кроет», вот тебе и Александр Сергеевич Пушкин, вот тебе и учи…
– Ничего, – ответил Витька. – Ничего. За эти две недели ты у меня всего Пушкина наизусть знать будешь. Как миленький.
– А куда деваться? – Генка сделал скорбное лицо. – Экзамены-то сдавать надо. А там вопрос: «Любимое стихотворение А. С. Пушкина». А Пушкин, между прочим, сам говорил, что у нас в России две беды – дураки и дороги![1]
– Это, кажется, не Пушкин говорил, – заметил Витька.
– Без разницы, – Генка сплюнул за борт кровь. – Все равно две беды…
– Зато места у нас самые лучшие, – вмешался водитель. – И колхоз самый богатый в области. Все есть, даже фонтан. А в следующем году это проведут, как его…
– Электричество, что ли? – съязвил Генка.
– Какое электричество?! Интернет, вот что! Будем, как все, – с Интернетом!
– Фонтан они сделали, Интернет сделают, а дорогу вот сделать не могут, – пробурчал Генка. – Двадцать первый век… Буря мглою небо кроет…
– А дорога Людмиле, твоей тетке, и ни к чему вовсе, – ответил водитель. – Сделаешь дорогу, сразу разные там понаедут – и жизнь испортится. Всех ее уток переворуют. У нас ни к одной ферме дорог нету. Это даже удобно очень – пока молоко с фермы, к примеру, на завод везешь, оно в сливки сбивается. А иногда даже в масло. Так что дорога нам ни к чему.
– Это точно, – сказал Генка. – Дорога – худшее изобретение. Сначала дорогу построят, потом, глядишь, носки каждый день менять начнут. И вся жизнь насмарку.
Водитель не ответил. Он обиделся, вернулся в кабину, завел мотор, и машина двинулась дальше. Но теперь водитель не спешил, шел медленно и самые глубокие рытвины старался объезжать. А Генка и Витька крепко держались за борта, отпинывали ногами громыхающие бидоны и вспоминали Пушкина. Это было даже весело.
– Тетка моя – фермер, – рассказывал Генка. – Или фермерша. Дети ее в город уехали, она теперь одна живет и птиц разводит. Рада нам будет – вот увидишь. Пару неделек поживем, молочка попьем настоящего, побездельничаем…
– Это хорошо, – Витька тер колено. – Я молоко люблю. И сыр. И бездельничать тоже люблю…
– Сыру полно, – хвастался Генка. – У них в колхозе даже свой сыроваренный завод есть, хоть и маленький. Там всего завались. А река!.. А озеро… Оно, знаешь, такое, типа волжского залива – метров двести в ширину. Вода прозрачная, как минералка в бутылках!
– А раки есть? – спросил Витька.
– И раков завались, – заверил Генка. – Раков как грязи. Хоть руками лови.
– Вот здорово! Будем раков варить. Они, как креветки, вкусные.
– Это точно…
Грузовик стал спускаться к небольшой извилистой речке, вода в которой была коричневая и густая по виду.
– Речка Номжа, – сообщил Генка. – В ней хариусы водятся. Хариусы чайного цвета.
– Ненадежный какой-то, – Витька указал на мостик. – Хлипкий. Не свернемся? Там даже перил нет…
Генка пожал плечами, показав этим, что свернутся они вряд ли, а что если даже и свернутся, то ничего особо страшного не произойдет.
Грузовик медленно спускался к реке. Возле мостика он остановился, выждал зачем-то минуту и лишь потом принялся перебираться на другую сторону.
– Это хорошо, что Хаван ртуть в школу притащил, – Генка ощупывал язык. – Теперь раньше, чем за две недели, не очистят. А у нас каникулы лишние образовались. Просто классно!
– Как бы на лето учебу не отодвинули… – вздохнул Витька.
– Все равно летом делать нечего, – равнодушно сказал Генка. – Лучше в школу ходить, чем на даче корячиться.
– А зачем это он? – спросил Витька. – Хаван-то… Ну, ртуть притащил?
– Контрольной убоялся, – Генка чесал живот. – Ему мать сказала, что если он контрольную не напишет – будет все лето с репетитором заниматься. А он летом на Кипр хотел. Теперь ему ни Кипра, ни летнего отдыха. А предки еще двадцать штук за очистку школы заплатили. Ибо ртуть – яд. Ртутные каникулы – что может быть лучше?
Машина стала забираться на невысокий холм.
– Между прочим, это не простой холм, – рассказывал Генка. – Его приказал насыпать один ордынский хан. Потому что у него в этой реке дочка утонула. Дочку звали Номжа, он и реку так велел назвать. Каждый воин взял по горсти земли и кинул на могилу дочки хана, и получился холм…
– Брехня, – сказал Витька. – Таких холмов везде полным-полно. И что, под каждым ханская дочь лежит?
– Не под каждым. Но под многими. А с чего тогда эти бугры берутся?
Витька не ответил. Возле холма, километрах в трех, загорелся огонек.
– Вон, видишь? – Генка указал на огонек пальцем. – Это теткина ферма. А в ста метрах от нее озеро. То есть залив. Там есть и пляж, и берег крутой. Можно нырять и вообще купаться…
– Вода еще холодная, – сказал Витька. – Можно менингит[2] заработать.
– А, хуже все равно не будет, – Генка снова плюнул за борт. – К тому же в озере вода гораздо раньше прогревается, чем в реке…
Витьке не хотелось спорить под вечер, и он промолчал. По сторонам дороги пошли поля.
– А это овес, – не унимался Генка. – Еще зеленый. Наверное, озимые[3]. А где овес – там и медведи. Можно будет их, медведей-то, караулить…
– Дурак ты, Генка, – возражал Витька. – Овес-то зеленый, медведи не придут. Да и нет тут их уже давно, вымерли. Медведи только в тайге остались, а тут их нет…
– Тут много чего есть… – загадочно отвечал Генка. – Уж я-то знаю…
Машина приближалась к огоньку под холмом, и постепенно становилось видно, что огонек горит не просто, не сам по себе, а в окне большого деревенского дома. Дом был обнесен невысоким забором, за забором возвышалось несколько высоких нескладных строений с черепичными крышами, торчал журавль колодца.
Водитель на ходу нажал на сигнал. Звук улетел к дому, почти сразу ворота его отворились, и навстречу грузовику вышла высокая женщина с керосиновым фонарем. Рядом с ней бежала большая лохматая собака.
– Это тетка, – Генка замахал женщине рукой. – Тетя Люся. Приехали…
Машина остановилась. Витька и Генка выпрыгнули из кузова на землю. Собака служебно обнюхала новых гостей, посмотрела на хозяйку и, получив подтверждение, что прибыли свои, удалилась в будку. Тетка смотрела на ребят и улыбалась.
– Здравствуй, тетя Люся, – тоже улыбнулся Генка.
– Ну, здравствуй, Геннадий Владимирович! – тетка не удержалась и обняла Генку за плечи.
Через час Витька и Генка сидели за столом, ели блины с яблочным вареньем и сметаной и пили черничный квас.
– Хозяйство у тети Люси знатное, – болтал Генка. – Есть грузовик, есть лошадь Березка, есть Буфер – это лохматая овчарка, ты его видел. Есть еще кот Чубайс, сокращенно Чуб. Вредная скотина, но он почти не показывается, боится Буфера. А еще есть утки, курицы и гуси…
Тетка вдруг погрустнела.
– А гуси у тети Люси, – продолжал Генка, – лучшие в области! Здоровенные, как поросята! Они по озеру плавают. Вот когда я на осенние каникулы приезжал, тетя даже бойцовых гусей завела. Они тогда, правда, еще гусенками были, смешные такие, шеи длинные… Сейчас, наверное, выросли совсем.
– Не выросли, Ген, – вздохнула тетка.
– Померли, что ли? – удивился Генка.
– Да нет, не померли. Утащили их. Почти всех.
– Если это ястреб, то его можно легко отпугнуть… – начал было Витька.
Тетка покачала головой.
– А кто ж тогда? – Генка отложил на тарелку половину блина. – Кто? Рысь?
– Щука, – сказала тетка.
– Как щука? – удивился Генка. – Как она в озеро-то попала? Озеро ведь с рекой не соединяется!
Тетка Люся махнула рукой.
– Весной вода поднялась – аж досюда чуть не дошла, половодье большое было, разлив. И озеро тоже залило. Видимо, щука тогда и зашла. А рыбы тут немного, так вот она, как рыбу всю сожрала, за утят и принялась. По пять штук в день утаскивала! Я сначала не замечала, а потом смотрю – все меньше и меньше их. Ну, я их на озеро выпускать и не стала. Так она за взрослых уток принялась! Плывет утка, потом как закричит – бульк! – и только пузыри по воде. А какие утки без воды… Или гуси… Все насмарку, все нарушается!
Тетка с горя даже несильно стукнула кулаком по столу.
– Да… – Витька тоже отложил вилку и посмотрел в окно. – Это ж просто челюсти какие-то…
Озера не было видно в темноте, но присутствие его угадывалось, как угадывается близость любой большой воды.
– Вот, – тетка развела руками, – не знаю, что и делать. Если она так и дальше будет – то весь выводок уничтожит, кредит отдавать нечем будет… Хоть в город езжай за рыбаками…
Витька с Генкой переглянулись.
– Тетя… – осторожно сказал Генка. – Тетя Люся, а давай мы эти Челюсти… ту щуку поймаем?
– Да бросьте! – тетка стала собирать со стола посуду. – Вы же отдыхать приехали, а не по озеру шастать. Да там и глубоко. Перетонете еще. Отдыхайте лучше.
– Рыбалка, – заметил Генка, – лучший отдых. И полезно, и интересно. К тому же мы очень хорошо плаваем, особенно Витька. Он у нас вообще, плавает, как… поплавок.
– Это точно, – согласился Витька. – Плаваю. И время у нас как раз есть. Сделаем крюков[4], донок[5] и щуку эту поймаем…
– Это не наш путь, – перебил его Генка. – Это слишком долго и ненадежно. Крючки какие-то… Тетя, у тебя, кажется, ружье было?
– Было, – кивнула тетка. – И сейчас есть.
– Тогда не будем валять дурака, – сказал Генка. – Я эту щуку завтра просто пристрелю.
Глава 2
Ворошиловский стрелок
Генка и Витька дружат уже давно. Хотя совсем друг на друга не похожи. Витька длинный, худой и белобрысый. Генка невысокий, плотный и черноволосый. Генка хорошо разбирается в любой технике, от велосипеда до автокрана. Это потому, что он с самого первого класса переходил во все технические кружки и секции Дворца творчества юных. Витька любит читать и хорошо знает литературу, историю и биологию. Это потому, что в начальной школе он частенько болел и от нечего делать перечитал всю родительскую библиотеку. Всю подряд.
Витька мечтательный. Генка практичный. И, казалось, ничего общего в них нет, но разные полюсы, как известно, притягиваются. Поэтому Генка и Витька дружили крепко. Впрочем, за годы дружбы ребята многое переняли друг от друга, хотя сами этого и не замечали. У Витьки появилась практическая жилка, и он научился вбивать гвозди, точить ножи и чинить мотоциклы. Генка стал как-то серьезнее, начал чаще думать и перенял у Витьки привычку смотреть на небо. Иногда они даже вместе сидели на крыше Генкиного сарая и глазели вверх до первой звезды. Отчего жители соседних домов называли их лунатиками и полуночниками.
Вообще, эту парочку знали все и в школе, и в округе. Знали и пытались придумывать им разные прозвища. Гвоздь и Мешок, Тонкий и Толстый, Жираф и Медведь. Но прозвища не приживались, потому что все они были не похожи на самих Генку и Витьку.
А прошлым летом к ним присоединился еще и Жмуркин. Так уж получилось.
В отличие от Генки и Витьки Жмуркин был продвинутой личностью. Он считал себя самым умным, зависал в Интернете, ходил по дискотекам и даже музеям, занимался фитнесом и читал журналы про фирменные часы и яхты. Но больше всего в жизни Жмуркин хотел стать великим кинорежиссером и разбогатеть. Первый шаг на этом пути Жмуркин уже сделал – он поступил уборщиком в кинотеатр, заработал денег и купил на рынке бывшую в употреблении восьмимиллиметровую кинокамеру. И теперь собирался снимать кино.
Самое забавное заключалось в том, что Витька и Генка не любили Жмуркина – он их раздражал. Но при всем при этом, когда Жмуркина долго не было рядом, им начинало его не хватать. Им не хватало его вредности и подколок. К тому же со Жмуркиным всегда можно было как следует поругаться. А это в дружбе очень важно. Для сброса отрицательной энергии. Между собой Витька и Генка почти никогда не ругались, а вот со Жмуркиным ругались охотно и с удовольствием. И если Жмуркин долго не заглядывал, они по нему начинали скучать. Хотя надолго Жмуркин никогда и не исчезал. А еще у Жмуркина была одна особенность – он всегда появлялся неожиданно и не вовремя.
Так они и дружили.
Правда, в гости к Генкиной тетке Жмуркин не поехал. Сказал, что у него и без того дел полно. В кинобизнесе каникул не бывает, заявил Жмуркин.
– Ну и болван этот Жмуркин, – Генка проверил на ногте остроту топора. – Лишил себя нормального отдыха.
Генка подбросил топор в воздух, попытался поймать за топорище, но не сумел.
– Не, – посмотрев на это, покачал головой Витька, – она тебе ружье не даст. Точно не даст. Кто же детям ружье дает?
– Во-первых, мы не дети, – Генка пристроил на колоде полено и прицелился топором.
Витька сомнительно хмыкнул.
– Во-вторых, тут с ружьями с семи лет ходят, – Генка размахнулся и ударил топором по полену.
Топор завяз в полене, и Генка принялся его вытаскивать. Лезвие глубоко вошло в древесину и назад никак не собиралось.
– Я же говорил тебе, что колуном[6] надо, – сказал Витька. – Топорами дрова только в кино рубят. В жизни – колунами. Вон, видишь, возле сарая стоит?
Витька указал пальцем на колун.
– Я на даче всегда топором рубил, – Генка уперся ногами в чурбак и потянул. – И все хорошо получалось…
– Ты на даче рейки рубил, а это настоящие дрова, – Витька принес колун. – Сейчас я тебе покажу, как надо. Ну-ка, отойди…
– Палец себе не отруби, – посоветовал Генка. – Дровосек…
– Не боись, – Витька поставил полено на колоду[7]. – Мы, до того как квартиру в городе получили, два года в деревне прожили. Отец в колхозе работал, мать на ферме. Я тогда многому научился. Ну, там, сено косить, стога сметывать, дрова вот тоже колоть… Даже корову и то пару раз доить приходилось… Хорошее время было…
– А я только у тетки был, – сказал Генка. – Здесь. На каникулах. Да и то недолго. Я – жертва современной цивилизации.
– Поэтому слушайся беспрекословно своего вождя и учителя в сельской жизни, – Витька ловко вертанул колун в воздухе. – Слушайся и запоминай. Правило первое. Полено надо ставить комлем[8] вверх. Так дерево колется гораздо легче. Правило второе. Если есть трещина – надо колоть по трещине. Правило третье – не замахивайся колуном высоко – можно стукнуть себя по башке. Ну, и четвертое правило – ноги обязательно на ширине плеч. А то и в самом деле пальцы поотрубаешь.
Витька коротко замахнулся топором и ударил по полену. Полено с треском разлетелось пополам.
– Вот так, – Витька передал колун Генке. – А ты говоришь – топор…
– Я бы, Витька, с твоей невезучестью за топор вообще не брался, – Генка бросил колун на траву. – Чревато осложнениями.
Витька и в самом деле отличался повышенной неудачливостью. Эта неудачливость преследовала его от рождения и очень сильно мешала в жизни. В год Витька упал лбом на штырь. В два уронил на себя скороварку. В четыре его укусила собака. Ну и так далее.
Неудачливость была фамильной чертой Витьки. Ею страдали и Витькин папа, и Витькин дедушка. И вообще вся родня по мужской линии. Витькин дядя три раза покупал автомобиль и три раза разбивал его в первый же день. Другой Витькин дядя два раза женился, первая жена сбежала через неделю, вторая через две. Примеры можно приводить до бесконечности. Сам Витька считал свою неудачливость чем-то вроде хронической ангины. Иногда она обострялась и принималась трепать Витьку чуть ли не каждый день, а иногда отступала и не напоминала о себе целыми месяцами.
– Неудачливость, Витька, твое второе имя, – зловеще ухмыльнулся Генка. – Она раньше тебя родилась. Так что ты с нею не шути.
Витька повернулся через левое плечо и плюнул три раза. А потом, для закрепления эффекта, постучал по дереву. Генка усмехнулся, хотел Витьке сказать, что плевки и стучки не помогут, но тут открылось окно, и тетя Люся позвала их в избу.
– Что я тебе говорил! – подмигнул Генка.
Они бросили дрова и побежали в дом.
– Без ружья у нас никак нельзя, – тетя Люся достала из шкафа длинную черную двустволку[9]. – Волки зимой, бывает, забредают. Или браконьеры приходят. Это, Геннадий, дядьки твоего ружье, оно у него с четырнадцати лет было.
Тетка протерла ружье тряпкой.
– На, держи, – она протянула двустволку Генке.
Генка принял оружие с независимым видом. Он взвесил его на руке и деловито приложил к плечу. Прицелился в потолок.
– А патроны-то есть? – важно спросил он.
Тетка выставила на стол жестяную коробку.
– Тут дробь, – сказала тетка. – Штук двадцать патронов. А лодка в сарае, только ее надо накачать. Дядька твой охотником был.
– Понятно, – Генка продолжал целиться, хотя руки у него уже дрожали от напряжения. – Вы, тетя Люся, не волнуйтесь, к вечеру будем уху варить из той самой щуки.
– Хорошо бы… – улыбнулась тетка. – А то из-за нее скоро совсем по миру пойду. Да, еще вот.
Тетка достала из шкафа маленькую коробочку, открыла и вынула из нее большой красный значок.
– А это твоего деда, – сказала она и положила значок на стол. На значке было написано золотыми буквами: «Ворошиловский стрелок».
Тетка отправилась на свою ферму. Ребята остались одни. Генка поставил ружье в угол и подергал руками.
– Тяжеловатое, конечно, – сказал он. – Но ничего. Справимся.
Генка схватил значок и стал его рассматривать с разных сторон.
– Нормалек, – Генка подышал на значок, протер его рукавом и прицепил на рубашку. – Красиво!
Генка снова поднял ружье, щелкнул курком и сказал:
– Пойдем, Витька, во двор, там светлее.
Ребята вышли на улицу.
– Значит, так, – сразу начал командовать Генка. – Ты, Виктор, накачивай лодку. А я пока проверю ружье. Или ты сам хочешь проверить?
Но Витька предпочел лодку.
– Ты стрелять-то хоть умеешь? – спросил он Генку на всякий случай.
– А то! – И Генка стал выяснять, как заряжаются патроны.
– Ген, а с чего ты взял, что щуку можно застрелить из ружья? – снова на всякий случай спросил Витька.
– Старый способ, – Генка осматривал приклад. – В местностях, где щук много, всегда так делают. Из ружья. Дробью. Дробью любой дурак застрелит. Хоть кита.
– Вот и я говорю, – грустно сказал Витька. – Любой дурак…
– Ты за лодкой-то, это… двигай!
Витька отправился в сарай за лодкой.
Когда он вернулся, Генка все еще продолжал вертеть ружье и рассматривать его с разных сторон.
– Ну чего? – спросил Витька. – Нашел, куда патроны вставлять?
– Не-а, – протянул Генка. – Нас вообще учили стрелять в секции, но только из мелкашек… А с ружьями я дела не имел…
Витька отобрал у Генки двустволку.
– Вот тут есть такая собачка, – показал Витька. – Поворачиваешь в сторону, и стволы отваливаются вниз…
Витька щелкнул собачкой и сломал ружье пополам.
– А ты откуда знаешь? – удивился Генка. – Стрелял, что ли?
– У меня дед охотник, – пояснил Витька. – Я видел, как он заряжал. А еще смотри, что я нашел.
Витька достал из мешка для лодки резиновую утку.
– Это специальная такая утка, чтобы других уток подманивать. У моего деда тоже такая есть.
– Молодец! – обрадовался Генка. – Тетка утят уже пять дней не выпускала, щука проголодаться должна. Как увидит утку, так сразу ее и цапнет! Тут мы ее и щелкнем.
И Генка щелкнул стволами ружья.
– Ну ладно, давай лодку накачивай, – и Генка принялся рассматривать патроны.
Витька достал из мешка резиновую лодку, насос и весла, прикрутил насос к клапану и принялся качать.
Генка расхаживал по двору с ружьем и патронами. Видно было, что это ему очень нравится – слишком уж усердно Генка придавал себе незаинтересованный и взрослый вид. Витька поглядывал на него с улыбкой. Он оружия побаивался, ему все время казалось, что, если он возьмет ружье в руки, оно непременно взорвется и отстрелит ему… почему-то уши.
Лодка накачалась быстро. Витька взвалил ее на плечо и потащил к заливу. Генка с ружьем двинулся за ним.
До берега добрались быстро. Витька спустил лодку на воду, прицепил весла и приладил скамейки. Генка с ружьем устроился на носу, а Витька с веслами уселся на корме.
– Давай, греби потихоньку, – сказал Генка. – Вон к тому пляжику, туда тетка утят гулять выпускала. Щука обязательно должна быть там. Она будет птицу караулить, а мы ее. И утку резиновую приготовь.
Витька оттолкнулся от берега и стал потихоньку шевелить веслами. Лодка заскользила вперед. Генка зарядил ружье сразу двумя патронами, сел на борт и стал пристально смотреть в воду.
Вода была прозрачная, сквозь двухметровую толщу прекрасно просматривалось дно. По дну перемещались ленивые жирные жемчужницы[10], в песке копошились серые пескари, мелкие серебристые мальки стайками выныривали из зарослей водорослей и прятались обратно. Солнце зайчиками прыгало по воде.
Начался пляж. Когда лодка поравнялась с дорожкой, протоптанной к берегу гусями и утками, Генка осторожно похлопал Витьку по плечу. Витька перестал грести. Лодка остановилась.
– Выпускай, – прошептал Генка.
Витька поставил на воду резиновую утку и подтолкнул ее к пляжу. Утка отплыла метра на четыре от лодки и замерла на воде.
– Теперь ждем, – Генка приложил к плечу приклад и стал целиться в утку.
Они стали ждать. Ничего не происходило. Резиновая приманка покачивалась на мелкой ряби. Светило необычно жаркое для мая солнце, лучи падали на воду, отражались и слепили глаза. Поэтому Витька периодически глаза закрывал, давал им отдых. Постепенно Витька закрывал глаза все на большее и большее время, и в один прекрасный момент он открыл глаза и не обнаружил утку на месте. Только что она была, качалась на мелкой волне, поворачивалась по ветру… и вот нет ее. Витька осмотрелся. Утки не было.
– Генка! – Витька толкнул друга в бок.
– Вижу! – ответил Генка.
– Стреляй, – прошептал Витька.
– Куда? – тоже прошептал Генка.
– В воду! У тебя же дробь – куда-нибудь попадешь.
– Надо все-таки прицелиться…
– Смотри… – Витька указал пальцем в сторону берега.
Вода там забурлила, пошла водоворотами и пузырями. Витьке показалось, что на поверхности появилась огромная, будто поросшая водорослями рыбья спина.
– Водяной… – охнул Витька.
Рядом с ним что-то бахнуло. Лодка качнулась. Витька оглох и ослеп от грохота: он не думал, что ружье стреляет так громко. Секунд десять он ничего не слышал и не видел, а когда открыл глаза, обнаружил, что Генки в лодке нет. Генка болтался в воде рядом с бортиком. Вид у него был ошарашенный и глупый. Витька попытался подать ему руку, но лодка вдруг просела и стала стремительно набирать воду. Витька посмотрел на нос и обнаружил, что носа в общем-то нет. А есть дыра, прорванная выстрелом. И сквозь эту дыру с шипением выходит воздух.
– Тонем, – сказал Витька в каком-то оцепенении.
– Конечно, тонем! – прокричал Генка. – К берегу давай! А то эта чертова щука нам все пятки пооткусывает!
И рванул к пляжу.
Лодка стремительно уходила ко дну. Когда вода дошла Витьке до шеи, Витька очухался и тоже поплыл к берегу. Он, опасаясь щучьего нападения, плыл так быстро, что даже догнал Генку, и на берег они выбрались вместе.
– Труба, однако… – сказал Генка, глядя на пузыри от лодки. – Я смотрю – хвост! И сразу на курки нажал. На оба! А ружье меня как в плечо толкнет! Я в воду и свалился. А щука меня хвостом по ноге…
– А в лодку-то ты как попал? – спросил Витька, стягивая рубашку.
– А черт его знает, – развел руками Генка. – Попал вот…
По середине озера пошли волны, и на поверхность выскочила помятая резиновая утка.
– Не стала ее щука жрать, – Генка указал на утку пальцем. – Не любит резину.
Утка тоже запузырилась, набрала воду и затонула.
– Это была не щука, – сказал Витька. – Не щука, вот увидишь! Это водяной.
– Тебе показалось, – Генка прыгал на одной ноге, вытряхивая воду из ушей. – Ты еще скажи, что тут лохнесское чудовище[11] завелось.
– Нет, это не щука, – повторил Витька. – Точно не щука.
– Щука… не щука… – Генка принялся выжимать одежду. – Какая разница? Ружье вот утонуло – это да. Фамильная вещь, редкая. Тетка расстроится. Предлагаю ей пока не говорить. Лады?
– Лады, – ответил Витька. – Эх ты, ворошиловский стрелок…
Генка не ответил.
