Эдуард Побегайло
Избранные труды
Сторонники полной отмены смертной казни нередко ссылаются на данные и зарубежной и нашей статистики, которая не подтверждает того факта, что с введением этой меры наказания сокращаются соответствующие преступления. Однако ведь никто и не подсчитывал, насколько возросло бы число данных преступлений, не будь за их совершение установлена смертная казнь!
Нашему обществу сейчас нужен не «косметический ремонт» действующего уголовного законодательства, а радикальная его реформа, проведенная в соответствии с общим курсом перестройки советского права.
Действующее в нашей стране уголовное законодательство принималось в условиях обновления общества во второй половине 50-х – начале 60-х годов. Однако по своей политической сущности оно сохранило многие черты законодательства 30–40-х годов. Догмы сталинской уголовной политики окончательно преодолены в нем не были: осталась вера в административно-бюрократические методы, могущество принуждения, репрессии, в то, что хозяйственные упущения можно устранить силой уголовного закона. Этот процесс продолжился и в так называемый застойный период: экстенсивное развитие уголовного законодательства в 60-е, особенно в 70-е годы и в начале 80-х годов превзошло все разумные пределы. Вместо проведения соответствующих экономических и социальных преобразований административно-бюрократическая система уповала на силу репрессии. За период действия УК РСФСР 1960 г. изменениям и дополнениям подверглось около 65 % статей, некоторые из них – по два-три раза и более. В Особенную часть УК было включено более 50 новых статей, т. е. примерно 25 % всех действующих. Ярко проявлялись нестабильность уголовного закона, усиление его карательной линии.
Сталинская уголовная политика была бесчеловечной. Действовали законы, по которым крестьян, не сдавших хлеб государству, привлекали к уголовной ответственности за спекуляцию. Был террористический закон от 7 августа 1932 г., который в народе окрестили «законом об ответственности за колоски». Были законы об уголовной ответственности за невыработку минимума трудодней в колхозе, за самовольный уход рабочих с предприятий и даже за непосещение курсов по ликвидации безграмотности. Как справедливо отмечает С. Е. Вицин, «это типичные случаи, когда… не только экономические, но даже культурные проблемы пытались решить правовым топором».[192]
В конце 50-х годов из кодексов убрали лишь наиболее бесчеловечные нормы, но многие принципы сталинской уголовной политики продолжили действовать. Мы не имеем здесь в виду общеуголовные преступления, наказуемые в любом обществе. Речь идет о регулировании ответственности за хозяйственные, должностные преступления, посягательства на социалистическую собственность, некоторые преступления против порядка управления (пресловутая, печально зарекомендовавшая себя ст. 1901 УК РСФСР и др.). Экономические реформы 50–60-х годов захлебнулись именно потому, что неподвижной осталась политическая структура общества и ее законодательная основа.
По нашему убеждению, действующее ныне законодательство не может эффективно работать на революционную перестройку. Оно не в состоянии должным образом регулировать социальные отношения в условиях планово-товарной экономики, основанной на хозрасчете и множественности видов собственности, в обстановке экономической состязательности, демократизации, гласности, прогрессивного развития общества. Значит, необходимо очистить уголовное законодательство от всего чуждого перестройке. Прежде всего, это касается разделов Особенной части УК об ответственности за хозяйственные, должностные, имущественные преступления.
В настоящее время объективно устарели нормы об ответственности за частнопредпринимательскую деятельность и коммерческое посредничество (ч. 1 и 2 ст. 153 УК РСФСР); они лишь тормозят развитие хозяйственных отношений и выглядят явным анахронизмом в условиях перехода от административных методов управления хозяйством к преимущественно экономическим. Какой, например, смысл использовать государственные, кооперативные и другие общественные формы, прикрываться ими (частнопредпринимательская деятельность) в свете законов о кооперации, об индивидуальной трудовой деятельности? Сейчас, когда ее поддерживает государство, в том нет смысла. То же самое относится и к коммерческому посредничеству. Существуют ведь кооперативы, занимающиеся, например, обменом квартир и иной подобной деятельностью.
Конечно, в сфере занятия граждан индивидуальной трудовой деятельностью возможны разные злоупотребления и нарушения. В таких случаях достаточно, видимо, административной или гражданско-правовой ответственности, если в действиях правонарушителя не содержится состава иного преступления (например, создание лжекооператива для мошеннического завладения социалистическим имуществом). Полагаем, что частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество в новом уголовном законодательстве должны быть декриминализированы.
Нуждается в определенных изменениях и норма, предусматривающая ответственность за спекуляцию (ст. 154 УК РСФСР).[193]
Очевидно, надо декриминализировать уголовно наказуемый вид мелкой спекуляции (ч. 4 ст. 154) и одновременно установить строгую ответственность за спекуляцию, совершенную организованной группой или под прикрытием социалистических форм хозяйствования. Видимо, следует декриминализировать волюнтаристскую и совершенно не работающую норму об ответственности за скупку в магазинах хлеба и других пищевых продуктов для скармливания скоту и птице (ст. 154[194] УК РСФСР), несмотря на то, что попытка ее усовершенствования предпринята в Указе Президиума Верховного Совета РСФСР от 28 мая 1986 г[195].
Уголовно-правовые запреты должны быть социально обусловленными и реальными. Например, в стране ежесуточно гражданами совершается около 400–450 млн покупок в государственной и кооперативной торговле. По нашему мнению, прав Г. М. Миньковский, сомневаясь в выполнимости при таких условиях положений ст. 156 УК РСФСР об ответственности за обман покупателей. При ее широком применении пришлось бы заводить миллионы уголовных дел. Между тем еще дореволюционные юристы полагали, что бездействующий закон хуже отсутствующего, поскольку приучает игнорировать его. В данном же случае необходима дифференциация мер воздействия с сохранением уголовной ответственности за злостные нарушения.[196]
По тем же основаниям следует выступить против сохранения в новом Уголовном кодексе ответственности за получение незаконного вознаграждения от граждан за выполнение работ, связанных с обслуживанием населения (ст. 156[197] действующего УК РСФСР). Это деяние было криминализировано в 1981 г., но статья УК об ответственности за его совершение оказалась совершенно не работающей. Возможности для декриминализации деяний, ответственность за которые предусмотрена в главе «Хозяйственные преступления» действующих УК союзных республик, далеко не исчерпаны. Перечень таких деяний можно продолжить.
Нуждается в принципиальных изменениях и законодательство о должностных преступлениях. На наш взгляд, следует поддержать позицию хозяйственников, управленцев, публицистов и отдельных правоведов, которые предлагают изменить уголовный закон и практику его применения таким образом, чтобы обеспечить возможность принятия должностными лицами самостоятельных решений и одновременно усилить ответственность за волюнтаризм, некомпетентность, бездеятельность. Особую роль здесь призваны сыграть дифференцированный подход к понятию «должностное лицо», к криминализации действительно представляющих повышенную общественную опасность видов должностного поведения, а также более четкое определение содержания вины и расширение круга обстоятельств, декриминализирующих данные деяния.
Основной акцент в борьбе с корыстными хозяйственными и должностными, а также имущественными преступлениями, по-видимому, должен делаться на более широком использовании экономических санкций, чтобы подобная криминальная деятельность была явно невыгодной.
В постановлении Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г. «О решительном усилении борьбы с преступностью» серьезное внимание уделено необходимости повышения социальной и правовой защищенности сотрудников правоохранительных органов, в том числе органов внутренних дел. Общество ждет от них самых решительных и активных наступательных действий по борьбе с преступными посягательствами. Однако этому в немалой степени препятствует недостаточный уровень правовой защищенности сотрудников данных органов, что нередко развязывает руки уголовным элементам.
Приходится констатировать, что сотрудники органов внутренних дел защищены от посягательств на их жизнь и здоровье значительно хуже, чем другие граждане. Последние, например, могут обороняться от преступных посягательств путем использования без каких-либо ограничений права на необходимую оборону. Для сотрудников же органов внутренних дел такая возможность искусственно сужена.
Милиционер Сазонов в ночное время нес службу по охране общественного порядка на одной из улиц г. Баку. Пресекая преступные действия трех пьяных хулиганов, он подвергся нападению с их стороны. Один из нападавших, несмотря на то, что Сазонов сделал предупредительный выстрел в воздух, пытался ударить его ножом. Защищаясь, Сазонов выстрелил в него, причинив ранение, повлекшее смерть. Уголовное дело, возбужденное по данному факту, прошло ряд судебных инстанций, в конце концов, справедливость восторжествовала – дело было прекращено за отсутствием в действиях Сазонова состава преступления. Он действовал в состоянии правомерной обороны и не превысил ее пределов[198].
Однако представим, что вышеописанные события произошли в дневное время на многолюдной площади. Устав патрульно-постовой службы милиции запрещает применять оружие на многолюдных улицах, площадях, в иных общественных местах, когда от этого могут пострадать посторонние лица. Само по себе такое требование является, конечно, правильным, но к условиям правомерности необходимой обороны оно никакого отношения не имеет.
Между тем Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» занял по этому вопросу неправильную позицию, указав, что представители власти, работники правоохранительных органов, военизированной охраны и т. п. «не подлежат уголовной ответственности за вред, причиненный посягавшему… если они действовали в соответствии с требованиями уставов, положений и иных нормативных актов, предусматривающих основания и порядок применения силы и оружия».[199] Значит, в ситуации с сотрудником милиции, применяющим оружие в дневное время, на многолюдной площади, при обстоятельствах, аналогичных делу Сазонова, правоприменителю предписывается усматривать превышение пределов необходимой обороны, что противоречит и закону, и здравому смыслу.
Рассматривать требования ведомственных нормативных актов, предусматривающих основания и порядок применения силы и оружия, как дополнительные условия правомерности необходимой обороны – значит существенно ограничивать право на саму оборону для определенного контингента лиц. Возможны случаи правомерной обороны и нарушения при этом действующих правил применения оружия. Последнее должно влечь самостоятельную юридическую оценку.
В ситуации с сотрудником милиции, применяющим оружие днем, в общественном месте, при вышеописанных обстоятельствах (дело Сазонова), нарушение правил его применения оправдано состоянием крайней необходимости (ст. 14 Основ уголовного законодательства), поскольку для предотвращения более тяжкого вреда (гибели работника милиции) причиняется вред иным правоохраняемым интересам (порядку несения службы и применения оружия), причем вред, безусловно, меньший по сравнению с предотвращенным вредом. Вопреки указаниям Пленума Верховного Суда СССР уголовная ответственность в силу ст. 13 и 14 Основ уголовного законодательства (правомерная оборона и крайняя необходимость) в таких случаях наступать не должна.
К сожалению, прекращение за отсутствием состава преступления уголовных дел на основании дифференцированной правовой оценки действий сотрудников органов внутренних дел, правомерно обороняющихся и нарушающих при этом в силу крайней необходимости правила применения оружия, в правоприменительной практике не встречается. Следствием становится необоснованное привлечение сотрудников милиции и других подразделений органов внутренних дел к уголовной ответственности.
Полагаем, что постановление Пленума Верховного Суда СССР в этой части должно быть отменено. Вместо того чтобы в подобных случаях акцентировать внимание судов на соответствии действий сотрудников, применяющих оружие, ведомственным нормативным актам, правильнее указать, как это неоднократно делал сам Верховный Суд СССР в прошлом по конкретным делам (дело Ильяного и др.), что «положения закона о необходимой обороне в равной мере распространяются на работников милиции, как и на всех граждан, и никаких повышенных требований к необходимой обороне работника милиции от нападения на него не устанавливают»[200].
Необходимость повышения уровня безопасности работников правоохранительных органов и граждан, участвующих в борьбе с преступностью, должна рассматриваться в качестве важного концептуального момента реформы уголовного законодательства и правоприменительной практики.
Задачи перестройки уголовного законодательства представляются настолько важными, что следовало бы независимым группам специалистов, исключив поспешность, исследовать все эти вопросы на конкурсной основе. Очевидно, нужны альтернативные проекты, более демократическая процедура их обсуждения в условиях гласности. Такой деятельности должны предшествовать выработка более четкой концепции и тщательная подготовка комплексной целевой программы.
В 90-е годы XX столетия мы вступили не только со многими нерешенными экономическими и социальными проблемами, но и с самым высоким за всю нашу историю уровнем преступности. Состояние преступности всегда чутко отражает состояние общественного организма. В последние годы наше общество оказалось в условиях экономического и социально-политического кризиса, обострения множества противоречий. Это, естественно, вызвало нарастание социальной напряженности, девальвацию многих традиционных нравственных ценностей, резкое снижение уровня законопослушания, дестабилизацию в ряде регионов общественного порядка, экстремальный рост преступности.
Падение реальных доходов основных групп населения, абсолютное снижение показателей их жизненного уровня (40 млн человек живут за чертой бедности), рост социального расслоения, появление новых привилегированных слоев, инфляция, товарный дефицит, развал рынка, обострение межнациональных отношений – все это не может самым негативным образом не сказаться и на уровне преступности. И тем не менее хочется верить в то, что «у Советской власти, у народа достаточно сил, чтобы, – как отмечается в постановлении Съезда народных депутатов СССР, – решительными и твердыми действиями пресечь разгул преступности, обеспечить законность и строгий правопорядок».[201] Выход из создавшегося положения – на путях революционной перестройки, коренного обновления всех сфер нашей общественной жизни, построения подлинно правового демократического государства.
Личность убийц
Вопрос о личности преступника – одна из центральных проблем науки советского уголовного права и советской криминологии. Глубокое изучение личности преступника имеет важное значение для практического осуществления тех ответственных задач ликвидации преступности, которые поставлены партией и правительством в период развернутого строительства коммунизма. Изучить личность преступника – значит раскрыть его социальную и психологическую сущность, показать, что представляет собой выраженная в преступлении антиобщественная установка личности. Без такого изучения невозможны индивидуализация уголовного наказания, его справедливость, разумность и целесообразность, правильное осуществление исправительно-трудового воздействия на осужденного, невозможно установить и устранить причины и условия, способствовавшие совершению преступления.
К сожалению, вопросам изучения личности преступника в течение длительного времени в советской уголовно-правовой литературе не уделялось достаточного внимания. Данное обстоятельство было связано с общим нигилистическим отношением в период культа личности Сталина к проблеме социологического изучения преступности. Недостаточная теоретическая разработка этих вопросов привела к недооценке их на практике и причинила большой вред социалистическому правосудию.
В течение долгого времени не изучалась и личность таких опасных преступников, какими являются убийцы. Лишь в последнее время в нашей литературе стали появляться работы, в которых освещается вопрос о личности убийц.
Убийства и убийцы настолько разнообразны, насколько разнообразна и многогранна человеческая жизнь. Зловещий кровавый Ионесян, хладнокровно убивавший с целью ограбления женщин и детей; матрос Белов, убивший в г. Азове в пьяной ссоре своего товарища; прогремевшая на весь Воронеж психопатка Куприна, с особой жестокостью убившая двух своих малолетних детей; доведенная до отчаяния несчастная девочка Калинина, убившая изверга-отца; двадцатилетний ингуш Карахоев, совершивший на почве кровной мести убийство 67-летнего старика, близкого родственника убийц своего отца; пьяный хулиган Федосеев, ударом ножа убивший на территории ресторана «Южный» в г. Ростове-на-Дону не понравившегося ему офицера Любченко; половой психопат, садист и некрофил Пупцов, совершивший в г. Новошахтинске Ростовской области несколько страшных преступлений; девятнадцатилетний житель г. Воронежа Рябых, нанесший смертельное ножевое ранение своему отцу в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием со стороны потерпевшего, – все эти лица объединены одним термином – «убийцы», но как глубоко они отличаются друг от друга, как различно поэтому наше отношение к ним.
Уметь видеть в убийце не только абстрактного «субъекта преступления», но и живого человека во всей сложности его психологических черт – такова задача криминолога, изучающего лиц, совершивших убийства. Прежде всего, личность убийцы должна изучаться как личность члена общества, определенного человеческого коллектива. Пол, возраст, партийность, образование, социальное положение, профессия, род занятий, семейное и материальное положение, жилищные условия, злоупотребление алкоголем, окружение, участие в общественной работе, прежние судимости, факты привлечения к административной и общественной ответственности, воспитание, полученное в детстве, и тому подобные факты всегда должны быть в центре внимания при изучении личности убийц. Однако изучение убийц нельзя ограничивать только этим. Большое значение имеет выяснение и психологических данных (уровень сознания, темперамент, черты характера, волевая и эмоциональная сфера), а также данных о состоянии нервной системы и психики убийц.
Настоящая статья представляет собой итог изучения автором в течение нескольких лет убийств и убийц в Ростовской и Воронежской областях и частично в Ставропольском крае. Помимо этого в статье использованы материалы Верховного Суда СССР и Верховных судов союзных республик, Прокуратуры СССР, Всесоюзного института по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, бывшего Всесоюзного научно-исследовательского института криминалистики, Министерства охраны общественного порядка РСФСР, бывшего Научно-исследовательского института милиции.
1. Пол убийц
Изучение статистических данных показывает, что около 90 % убийств совершается мужчинами и около 10 % – женщинами. Между тем по данным переписи населения 1959 г. мужское население у нас составляет 45 %, женское – 55 %[202].
Факт меньшей преступности женщин по сравнению с мужчинами давно уже обратил на себя внимание исследователей. Представители так называемой «моралистической теории» объясняли меньшую преступность женщины ее превосходством перед мужчиной в нравственном отношении. Подобное объяснение, основанное на представлении об «особых чертах» женской психики, якобы мешающих ей убивать, о женской мягкости, жалостливости и нерешительности, неверно. Некоторые из изученных нами женщин-убийц по своей жестокости не уступают «героиням» Полины Тарновской.[203]
Девятнадцатилетняя Задорожная из корыстных побуждений дважды взрывала динамитом дом первой жены своего мужа с целью лишить ее и детей жизни и избавить своего мужа от уплаты алиментов. Через некоторое время Задорожная вместе с мужем совершила с целью ограбления зверское убийство стариков-соседей Климова и Хохловой[204].
Королева на почве семейных неурядиц путем нанесения ударов топором по голове и лицу убила своего мужа. Труп она перетащила из дома через дорогу в кювет, облила его керосином и подожгла. Около двух месяцев следственные органы искали преступника, а Королева оплакивала «убитого бандитами» мужа.[205]
Двадцатитрехлетняя Кудряшева на почве ревности убила топором семидесятичетырехлетнюю старуху Пашкову[206].
Жительницы г. Кисловодска Шевченко и Левина, находившиеся в противоестественной половой связи с неким Лутониным, зверски убили своего любовника, совершили надругательство над трупом, расчленили его и разбросали его части по выгребным ямам города[207].
Семнадцатилетняя Калинина с целью мести за издевательства со стороны отца нанесла последнему несколько ударов топором по голове, затем перерезала ему горло ножом, вылила в горло остатки не допитой отцом водки, после чего нанесла ему более 50 ножевых ран в области грудной клетки и живота.[208]
Невозможно без содрогания читать уголовное дело по обвинению Куприной, которая, решив убить своих малолетних сыновей, привела их на свалку и опасной бритвой сначала перерезала горло трехлетнему Вове, а затем той же бритвой нанесла четыре смертельные раны двухлетнему Лене, несмотря на его мольбы: «Мама, мамочка, не делай со мной, как с Вовой!»[209]
Можно привести еще немало примеров подобного рода. Итак, дело не в высокой нравственности женщин.
Различия в количественном отношении между убийцами по полу надо искать, прежде всего, «в сложном комплексе социальных факторов, определяющих поведение мужчин и женщин».[210] Хотя женщина и равна с мужчиной в политическом и правовом отношении, она все же иначе ведет себя в обществе, нежели мужчина. На формирование специфических черт женского характера оказывает определенное влияние ее положение в семье, необходимость уделять больше внимания непосредственно воспитанию детей, заботиться о близких и т. д. Нельзя не учитывать также, что алкоголизм, занимающий в этиологии умышленных убийств одно из главных мест, гораздо меньше свойствен женщинам, чем мужчинам.
Едва ли можно в этой области все сводить к факторам социальным и отрицать значение факторов биологических, как это делают некоторые криминалисты[211]. Разумеется, решающую роль в этиологии женской преступности играют социальные причины. Но нельзя сбрасывать с криминогенных весов большую впечатлительность женщин по сравнению с мужчинами, тяжесть беременности, родов и материнства, большее развитие среди женщин истерии, меньшую физическую силу, болезненные процессы, сопровождающие некоторые периоды, и многое другое, тесно связанное с полом как с биологическим фактором.
Конечно, психофизические различия между женщинами и мужчинами не раскрывают причины женской преступности. Но они наряду с социальными причинами могут объяснить, почему женщины совершают меньше преступлений по сравнению с мужчинами.