Эдуард Павлович Петрушко
Ховринка 3
Глава V
Сегодня, в восемь утра, Петрунина разбудил короткий резкий звонок телефона – еще не окончательно проснувшись, он понял, что это именно тот звонок, которого он ждал.
Неизвестный, представился Георгий, говорил коротко и по делу – встречаемся сегодня в 23.00, на крыше больницы с северной стороны, приходить одному и без видеозаписывающих устройств. Выслушав короткий инструктаж, Паша ответил коротко – что все понял, и он будет. Положив трубку, Петрунин задумался. Почему на крыше, его хотят проверить на смелость? На знание архитектурных особенностей больницы? Или хотят просто убить, скинув с крыши. Но он решил идти.
Время до вечера текло медленно, Павел весь измаялся, все его мысли витали вокруг сегодняшней встречи. Заболел желудок, есть не хотелось, но организм требовал, Павел посмотрел в бумажник – денег только на шаурму и кино.
Петрунин давно потерял интерес к деньгам и материальным благам, к вкусной еде и выпивке. Его прожиточный минимум был мизерный. Когда заканчивались средства, он подрабатывал у друзей, которые делали карьеру и не понимали Павла. Последний дистанцировался от совместных тусовок, стал замкнутый и молчаливый. Между собой обсуждая Пашу, некоторые его знакомые предполагали, что он вступил в секту или «слегка» двинулся после смерти Артема в Ховринке, когда тот по непонятным причинам упал в шахту лифта. Паше было абсолютно наплевать на свой социальный и психологический портрет и, получив зарплату, он исчезал на время из жизни своих друзей. Уже, наверное, бывших друзей.
Паша вышел на улицу и пошел в близлежащий кинотеатр, чтобы скоротать время. Перекусив в кафе, он зашел в зал, шла комедия. За его спиной сидели подростки и громко комментировали вслух происходившее на экране, видимо, считая это остроумным. Но Паше не нравился грубый подростковый юмор. Немногочисленные зрители чаще смеялись над ремарками этих шутов, чем над по-настоящему смешными эпизодами. Пошли титры и Петрунин, тяжело выдохнув, пошел к выходу, о чем был фильм, он не помнил.
Наконец–то стрелки часов приблизитесь к 22.00. Он набрал Даниле, поинтересовался здоровьем отца. Данила ответил:
– Папе осталось несколько дней.… Уже готовлюсь к похоронам… Данила за месяцы страданий отца, свыкся с его наступающей смертью, поэтому говорил буднично и спокойно.
– Я помогу. Жаль, хороший человек. Я чего звоню, сегодня иду в Ховринку, если завтра не позвоню, бей в колокола. Данила промолчав, ответил:
– Ты реально рехнулся… После нашего последнего «похода» я этот район на машине объезжаю. Ты уверен, что это тебе надо?
– Да, я думаю, это последняя моя вылазка. Мне надо разобраться в одном вопросе и баста.
– С головой тебе надо разобраться, ну я понял, жду звонка. Пропадешь, будем искать. С собаками и факелами. Друзья попрощались.
Паша вышел на встречу с незнакомцем. Не доехав пару километров до больницы, Петрунин попросил таксиста высадить его. Холодный воздух словно ударил в лицо, Паше показалось, что он налетел на стену. Желтые фонари, тянулись вдоль дороги, свет их был приглушен и рассеян. Идя по улице, он почувствовал себя так же «уверенно», как мышь, сидящая в обувной коробке на пути бегущего стада бизонов. От этой мысли Паша улыбнулся.
Пролезая через знакомую дырку в заборе, Петрунин зацепился ладонью за торчащую штырь и порезал себе руку. Рана оказалась глубокая, кровь капнула на кроссовки. Как так, пролазил десятки раз и днем и ночью, как мог зацепиться? И арматур никаких раньше здесь не торчало, думал он. Пришлось остановиться. Павел снял рюкзак, где у него было все необходимое от ножа до спичек, достал бинт и перемотал рану.
Забросив рюкзак на плечи, Павел, сделав несколько шагов и, вновь остановился. Вокруг мертвая тишина. Казалось, от нее звенит в ушах и, начинает болеть голова. Он посмотрел по сторонам, вокруг деревья голые и почерневшие, словно земля напитывала их ядом. Из пустых оконных глазниц больницы веяло тленом и пустотой.
Петрунин стряхнул с себя наступающую тревогу и начал подниматься на крышу. Выйдя на улицу, запыхавшийся Паша увидел силуэт человека. Он медленно подошел к нему. Георгий был мужчиной невысоким, темненьким, худым, длинноруким, напоминающим медлительного осеннего жука.
– Георгий. Можно Жора, – тихо представился новый знакомый и включил фонарик. Под его глазами выделялись фиолетовые синяки, а сами глаза в красных прожилках – видимо, что-то заставило его потерять сон.
Взошла огромная Луна. Нижняя ее дуга была зловещего красного оттенка, словно неведомый гигант-великан окунул ее край в кровь и она, стекая с нее. Заметив, как Паша смотрит на луну, Георгий сказал:
– Да, сегодня полнолуние, раз в месяц луна такая. Сегодня особенный день. Паша промолчал. Луна как головка сыра висела над головами мужчин будто слушала их разговор. Георгий продолжил: давай за мной, на месте поговорим.
Пошли вниз, по лестничным пролетам. Идти было опасно, особенно ночью, Паша включил фонарик. Георгий шел уверенно и быстро, Петрунин не отставал, показывая новому знакомому, что не раз здесь ходил.
Вокруг, сменяя друг друга, раздавались странные звуки – птичий щебет, что-то гудит, приглушенно, как летящий вдалеке самолет, неожиданно свистнул в трубе воздух и затих, будто устал. Больница будто оживала и к чему-то готовилась.
Зашли на третий этаж и через пару минут оказались возле незаметного узкого прохода умело закрытого ящиками и прочим мусором. Пройдя несколько десятков метров по неизвестному коридору, Паша почувствовал тошнотворную сладость гниения, запах метана, который выделяют разлагающиеся внутренности.
Двух молодых людей окутала темнота, но темнота не обычная – здесь было и нечто большее, чем просто отсутствие света. Эта темнота была почти физически ощутима. Вместе с ней из неоткуда возник пронизывающий холод и усиливающийся запах, тяжелый и затхлый, навевающий мысли о тлении трупов и разрытых могилах. Петрунин напрягся, он бывал на третьем этаже много раз, но попал именно в это зловонное место впервые.
– Что это воняет? – шепотом спросил он.
– Эта комната отбросов, поймешь все, – спокойно ответил Жора. Вокруг были битые кирпичи, крошево штукатурки на полу, серые обломки реек с ржавыми, кривыми гвоздями, литая станина какого-то станка. Повернув свет фонаря, Паша осветил дальний угол.
Там стоял старый диван-книжка и донельзя обшарпанное кресло. Они стояли рядом, будто ждали гостей. Паша посветил на стену и замер на месте. На ней был нарисован Псоглавец в полный рост. Грудь и живот Псоглавца закрывал панцирь. В правой руке, слегка опущенной, Псоглавец держал крест с тремя перекладинами – маленькой, большой и косой. В левой руке, поднятой, у Псоглавца было тонкое и длинное копьё. Петрунин завороженно смотрел на рисунок.
Но Жора шел дальше. Подойдя к ровной стене, он словно волшебник, отодвинул ее часть небольшим усилием, и они попали в комнату.
Возле стены стояла печка буржуйка. Огонь в импровизированном «камине» горел необычно: никакого шипения, угольков или дыма – он просто становился то меньше то больше, как бы заползал назад в головешки и вырываясь обратно.
Посредине помещения находился кухонный стол вокруг, которого хаотично расположились разномастные стулья, разных размеров и цветов. Тихо заговорил Георгий:
– Присаживайся, я пока чаю приготовлю, сказал он и снял с буржуйки какую–то кастрюлю, в которой кипела вода. Пока он готовил чай, Паша осмотрелся.
Комната не отличалась убранством или элементами комфорта. Большая изоляционная труба, с которой свисают клоки серо-желтой ваты, выдранные крысами, была прямо над их головами и вытягивая дым от буржуйки.
На стене висело что–то типа иконы, в центре которой была большая голова волка, с острыми звериными ушами. Под головой волка была гора человеческих костей. Волк опустил длинную, хищную, острую морду и со стены тихо смотрел на людей. Павлу почудилось, что маленький глаз зверя хранит в себе багровую искорку заката. Петрунин тихонько вздрогнул и быстро заморгал глазами.
Паша с трудом заставил отвести взгляд от иконы и посмотрел в угол комнаты, где валялся строительный хлам, отдельно стояли инструменты, среди которых Паша увидел топор. Заметив взгляд Паши, Жора сказал:
– Не бойся, это для ремонта.
– Я не боюсь, боялся, не пришел бы, – спокойно ответил Петрунин и потянулся к кружке чая.
– А мы про твою каморку недавно узнали, хорошо замаскировал, – то ли хвастаясь, то ли просто констатируя факт, сказал Жора. Паша не реагировал. Образовалась долгая пауза, Петрунин научился ждать.
– Так чего ты хочешь узнать? – спросил Жора, дуя на горячий напиток. Огонь в камине резко вспыхнул, осветив их лица. Паша, помолчав, ответил:
– Последнюю тайну Ховринки, настоящую и страшную. Я многое видел и знаю, но до конца не дошел. Здесь есть что–то или кто–то еще.
Жора внимательно посмотрел на гостя, увидел повязку на руке и спросил:
– Что с кистью?
– Порезался, когда лез через дырку в заборе – коротко ответил Паша.
– Кровь это плохо, – задумчиво произнес Георгий. Потом он начал тереть глаза как кошка, которая умывается перед встречей гостей. Делал он долго и основательно, будто хотел прогнать сон. Закончив, заговорил:
