Мы в дальней разлуке. Сейчас между нами Узоры созвездий и посвист ветров, Дороги с бегущими вдаль поездами Да скучная цепь телеграфных столбов.
Как будто бы чувствуя нашу разлуку, Раскидистый тополь, вздохнув горячо, К окну потянувшись, зеленую руку По-дружески мне положил на плечо.
Душа хоть какой-нибудь весточки просит, Мы ждем, загораемся каждой строкой. Но вести не только в конвертах приносят, Они к нам сквозь стены проходят порой.
Представь, что услышишь ты вести о том, Что был я обманут в пути подлецом, Что руку, как другу, врагу протянул, А он меня в спину с откоса толкнул…
Все тело в ушибах, разбита губа… Что делать? Превратна порою судьба! И пусть тебе станет обидно, тревожно, Но верить ты можешь. Такое – возможно!
А если вдруг весть, как метельная мгла, Ворвется и скажет словами глухими, Что смерть недопетую песнь прервала И черной каймой обвела мое имя.
Веселые губы сомкнулись навек… Утрата, ее ни понять, ни измерить! Нелепо! И все-таки можешь поверить: Бессмертны лишь скалы, а я – человек!
Но если услышишь, что вешней порой За новым, за призрачным счастьем в погоне Я сердце свое не тебе, а другой Взволнованно вдруг протянул на ладони, —
Пусть слезы не брызнут, не дрогнут ресницы, Колючею стужей не стиснет беда! Не верь! Вот такого не может случиться! Ты слышишь? Такому не быть никогда!
1962
Одна
К ней всюду относились с уваженьем, — И труженик, и добрая жена. А жизнь вдруг обошлась без сожаленья: Был рядом муж – и вот она одна…
Бежали будни ровной чередою. И те ж друзья, и уваженье то ж, Но что-то вдруг возникло и такое, Чего порой не сразу разберешь.
Приятели, сердцами молодые, К ней заходя по дружбе иногда, Уже шутили так, как в дни былые При муже не решались никогда.
И, говоря, что жизнь – почти ничто, Коль будет сердце лаской не согрето, Порою намекали ей на то, Порою намекали ей на это…
А то при встрече предрекут ей скуку И даже раздражатся сгоряча, Коль чью-то слишком ласковую руку Она стряхнет с колена иль с плеча.
Не верили: ломается, играет. Скажи, какую сберегает честь!
Одно из двух: иль цену набивает, Или давно уж кто-нибудь да есть…
И было непонятно никому, Что и одна – она верна ему!
1962
Первый поцелуй
Мама дочь ругает строго За ночное возвращенье. Дочь зарделась у порога От обиды и смущенья.
А слова звучат такие, Что пощечин тяжелей. Оскорбительные, злые, Хуже яростных шмелей.
Друг за другом мчат вдогонку, Жгут, пронзают, как свинец… Но за что клянут девчонку?! В чем же дело, наконец?
Так ли страшно опозданье, Если в звоне вешних струй Было первое свиданье, Первый в жизни поцелуй!
Если счастье не из книжки, Если нынче где-то там Бродит он, ее парнишка, Улыбаясь звездным вспышкам, Людям, окнам, фонарям…
Если нежность их созрела, Школьным догмам вопреки. Поцелуй – он был несмелым, По-мальчишьи неумелым, Но упрямым по-мужски.
Шли то медленно, то быстро, Что-то пели без конца… И стучали чисто-чисто, Близко-близко их сердца.
Так зачем худое слово? Для чего нападок гром? Разве вправду эти двое Что-то делают дурное? Где ж там грех? Откуда? В чем?
И чем дочь громить словами, Распаляясь, как в бою, Лучше б просто вспомнить маме Сад с ночными соловьями, С песней, с робкими губами — Юность давнюю свою.
Как была счастливой тоже, Как любила и ждала, И тогда отнюдь не строже, Даже чуточку моложе Мама дочери была.
А ведь вышло разве скверно? До сих пор не вянет цвет! Значит, суть не в том, наверно: Где была? Да сколько лет?
Суть не в разных поколеньях, Деготь может быть везде. Суть здесь в чистых отношеньях, В настоящей красоте!
Мама, добрая, послушай: Ну зачем сейчас гроза?! Ты взгляни девчонке в душу, Посмотри в ее глаза.
Улыбнись и верь заране В золотинки вешних струй, В это первое свиданье, В первый в жизни поцелуй!
1962
Стихи об одной любви
Он так любовь свою берег, Как берегут цветы. И так смущался, что не мог Сказать ей даже «ты».
Он ей зимой коньки точил, Для книжек сделал полку, Все чертежи ее чертил И тайно в паспорте хранил Зеленую заколку.
Она смеялась – он светлел. Грустила – он темнел. И кто сказал, что будто нет Любви в шестнадцать лет?!
К тому, что будет впереди, Навстречу всей вселенной Бежали рядом два пути, Сближаясь постепенно.
Робея под лучами глаз, Не смея губ коснуться, Он не спешил: настанет час, Когда пути сольются.
Когда придут взамен тревог Слова «люблю» и «да» И над скрещеньем двух дорог Не робкий вспыхнет огонек, А жаркая звезда.
И жизнь была бы хороша, Презрей он ту «услугу». Но раз не вынесла душа, И он, волнуясь и спеша, Во всем открылся другу.
Тот старше был и больше знал И тем слегка гордился. – Ты просто баба, – он сказал, — Как маленький, влюбился!
Любовь не стоит ни гроша, Коль сердце только тает. Запомни: женская душа Несмелых презирает!
Она ж смеется над тобой Почти наверняка. Да где характер твой мужской И твердая рука?!
Потребуй все. Не отступай! Смелей иди вперед! Она – твоя! Не трусь и знай: Кто любит – не уйдет!
И чтоб в любви не знать обид, Запомни навсегда: Что грубость девушка простит, А глупость никогда!
Весенний ветер ли подул, Коварен и лукав, Иль друга речь, иль крови гул, Но парень, выслушав, кивнул: – Возможно, ты и прав…
Звенела ночь, луна плыла, Как ворон, мгла кружила, И хоть растеряна была, Она и вправду не ушла, Наверное, любила.
Гремели зори у реки Кантатами скворцов, И мчались дни, как огоньки, Как стрелы поездов.
Теперь волнениям конец! Победа и покой! Но почему же стук сердец Подавленный такой?
Он так любимую берег, Как берегут цветы. И так смущался, что не мог Сказать ей даже «ты».
Но друг явился и «помог». И он сумел, он вырвать смог Растерянное «да»… Так почему ж в конце пути, Куда он должен был прийти, Не вспыхнула звезда?!
Тебе б смеяться поутру, А ты весь будто сварен. Зачем стоишь ты на ветру? О чем ты плачешь, парень?
Эх, снять бы голову ему — Скотине, другу твоему!
1962
Таежный родник
Мчится родник среди гула таежного, Бойкий, серебряный и тугой. Бежит возле лагеря молодежного И все, что услышит, несет с собой.
А слышит он всякое, разное слышит: И мошек, и травы, и птиц, и людей, И кто что поет, чем живет и чем дышит, —
И все это пишет, и все это пишет На тонких бороздках струи своей.
Эх, если б хоть час мне в моей судьбе Волшебный! Такой, чтоб родник этот звонкий Скатать бы в рулон, как магнитную пленку, И бандеролью послать тебе.
Послать, ничего не сказав заранее. И вот, когда в доме твоем – никого, Будешь ты слушать мое послание, Еще не ведая ничего.
И вдруг – будто разом спадет завеса: Послышится шишки упавшей звук, Трещанье кузнечика, говор леса Да дятла-трудяги веселый стук.
Вот шутки и громкие чьи-то споры, Вот грохот ведерка и треск костра, Вот звук поцелуя, вот песни хором, Вот посвист иволги до утра.
Кружатся диски, бегут года. Но вот, где-то в самом конце рулона, Возникнут два голоса окрыленных, Где каждая фраза – то «нет», то «да».
Ты встала, поправила нервно волосы, О дрогнувший стул оперлась рукой, Да, ты узнала два этих голоса, Два радостных голоса: твой и мой!
Вот они рядом, звенят и льются, Они заполняют собой весь дом! И так они славно сейчас смеются, Как нам не смеяться уже потом…
Но слушай, такого же не забудешь, Сейчас, после паузы, голос мой Вдруг шепотом спросит: – Скажи, ты любишь? А твой засмеется: – Пусти, задушишь! Да я, хоть гони, навсегда с тобой!
Где вы – хорошие те слова? И где таежная та дорожка? Я вижу сейчас, как твоя голова Тихо прижалась к стеклу окошка.
И стало в уютной твоей квартире Вдруг зябко и пусто, как никогда. А голоса, сквозь ветра и года, Звенят, как укор, все светлей и шире…
Прости, если нынче в душе твоей Вызвал я отзвук поры тревожной. Не плачь! Это только гремит ручей Из дальней-предальней глуши таежной.
А юность, она и на полчаса — Зови не зови – не вернется снова. Лишь вечно звенят и звенят голоса В немолчной воде родника лесного.
1963
За счастьем!
У них в ушах горячий звон. У ног лежит луна. Парнишка по уши влюблен. По маковку она.
Шуршит, кружа под фонарем, Осенний листопад.
Он вдруг сказал: – Давай пойдем Куда глаза глядят!
И как огнем подожжена Волнением его: – Идем! – ответила она. — До счастья самого.
И вот влюбленные в пути. Костром горит восход. Их где-то счастье впереди Неведомое ждет!
И долго время их вело По магистралям гулким. А счастье, просто как назло, Все время дома их ждало, В родимом переулке…
1963
Ненужные споры
Двое ссорились, даже кричали, Потом устали в конце концов. Сердито затихли. И так молчали. Наверно, не меньше пяти часов.
А где-то в это время смеялись, Ходили в кино и читали стихи, Работали, пели, мечтали, влюблялись, Смотрели спектакль, напряженно-тихи.
Где-то дома к небесам возводили, Играли в теннис, ловили бычков — Короче, дышали! Короче, жили! А здесь будто склеп: ни улыбок, ни слов…
И вряд ли обоим сейчас понятно, Что эти часы, как бессмысленный бег, Для них потеряны безвозвратно, Из жизни вычеркнуты навек!
Наука на все ответы находит. Она утверждает: – Имейте в виду, Полчеловеческой жизни уходит На сон, на транспорт и на еду.
А чем порой эта жизнь полна? И много ль отпущено нам от века? Ведь если подумать, то жизнь человека Не так уж и слишком, увы, длинна…
Какой же статистик за нас учтет Время, ушедшее на раздоры, На злые слова, на обиды, на споры? А жизнь ведь не поезд, она не ждет.
Конечно, можно хитрить, улыбаться: «Подумаешь, важный какой разговор!» А если по совести разобраться, Сколько на свете ненужных ссор!
Поссорились, вспыхнули, побледнели… Только б не сдаться! Не уступить! А это ведь дни, а это недели И, может быть, годы, коль все сложить.
И хочется мне постучать, обратиться В тысячи окон, в сотни квартир: – Кто в ссоре, прошу вас, идите мириться! Милые люди! Давайте учиться В собственном доме бороться за мир!
1964
Зимняя сказка
Метелица, как медведица, Весь вечер буянит зло, То воет внизу под лестницей, То лапой скребет стекло.
Дома под ветром сутулятся, Плывут в молоке огоньки, Стоят постовые на улицах, Как белые снеговики.
Сугробы выгнули спины, Пушистые, как из ваты, И жмутся к домам машины, Как зябнущие щенята…
Кружится ветер белый, Посвистывает на бегу… Мне нужно заняться делом, А я никак не могу.
Приемник бурчит бессвязно, В доме прохладней к ночи, Чайник мурлычет важно, А закипать не хочет.
Все в мире сейчас загадочно, Все будто летит куда-то, Метельно, красиво, сказочно… А сказкам я верю свято.
Сказка… Мечта-полуночница… Но где ее взять? Откуда? А сердцу так чуда хочется, Пусть маленького, но чуда!
До боли хочется верить, Что сбудутся вдруг мечты… Сквозь вьюгу звонок у двери — И вот на пороге ты!
Трепетная, смущенная. Снится или не снится?! Снегом запорошенная, Звездочки на ресницах…
– Не ждал меня? Скажешь, дурочка? А я вот явилась… Можно? — Сказка моя! Снегурочка! Чудо мое невозможное!
Нет больше зимней ночи! Сердцу хмельно и ярко! Весело чай клокочет, В доме, как в пекле, жарко…
Довольно! Хватит! Не буду! Полночь… Гудят провода… Гаснут огни повсюду. Я знаю: сбывается чудо, Да только вот не всегда…
Метелица, как медведица, Косматая голова. А сердцу все-таки верится В несбыточные слова:
– Не ждал меня? Скажешь, дурочка? Полночь гудит тревожная… Где ты, моя Снегурочка, Сказка моя невозможная?..
1964
Одно письмо
Как мало все же человеку надо! Одно письмо. Всего-то лишь одно. И нет уже дождя над мокрым садом, И за окошком больше не темно…
Зажглись рябин веселые костры, И все вокруг вишнево-золотое… И больше нет ни нервов, ни хандры, А есть лишь сердце радостно-хмельное!
И я теперь богаче, чем банкир. Мне подарили птиц, рассвет и реку, Тайгу и звезды, море и Памир. Твое письмо, в котором целый мир. Как много все же надо человеку!
1965
Я провожу тебя
О, как ты щебечешь весело, И как хлопотлива ты: Жакетку на стул повесила, Взялась поливать цветы.
С мебели пыль смахнула, Заварку нашла на окне И, как бы вскользь, намекнула На нежность свою ко мне.
Вся из тепла и света, Ты улыбаешься мне. А я от улыбки этой В черном горю огне!
А я сижу и не знаю: Зачем вот такая ты? И просто сейчас страдаю От этой твоей теплоты.
Как много ты произносишь Сейчас торопливых слов! То дразнишь, то будто просишь Откликнуться на любовь.
Грозишься, словно кометой, Сердцем мой дом спалить. А мне от нежности этой Волком хочется выть!
Ну, как ты не чувствуешь только И как сама не поймешь, Что нет здесь любви нисколько И каждая фраза – ложь!
Хуже дурной напасти Этот ненужный фарс. Ведь нет же ни грамма счастья В свиданье таком для нас.
И если сказать открыто, Ты очень сейчас одна, Ты попросту позабыта И больше ему не нужна.
А чтобы не тяжко было, Ты снова пришла ко мне, Как лыжница, что решила По старой пойти лыжне.
Как будто бы я любитель Роли «чужая тень», Иль чей-нибудь заместитель, Иль милый на черный день.
Но я не чудак. Я знаю: Нельзя любить – не любя! Напьемся-ка лучше чаю, И я провожу тебя…
Сегодня красивый вечер: Лунный свет с тишиной, Звезды горят, как свечи, И снег голубой, голубой…
В мире все повторяется: И ночь, и метель в стекло. Но счастье не возвращается К тем, от кого ушло.
Всем светлым, что было меж нами, Я как святым дорожу. Давай же будем друзьями, И я тебя провожу!
1965
* * *
Все как будто сделал славно я: Кончил разом все сомнения. Понял вдруг, что ты – не главная: Не любовь, а увлечение.
Ты, я верю, не плохая, Ни игры в тебе, ни зла, Ничего не ожидая, Все дарила, что могла.
Только счастье невозможно Без клубящихся дорог, Слишком было все несложно, Слишком много было можно, Но ни бурь и ни тревог…
Видно, в том была причина, Что любовь не жгла огнем, И была не ярким сном, А простой, как та рябина У тебя перед окном.
И ушел я в синий вечер, Веря в дальнюю звезду. В путь! В пути я счастье встречу, Здесь – зачахну, пропаду.
Все как будто сделал правильно, Кончил разом все сомнения: Понял ведь, что мной оставлено Не любовь, а увлечение.
Значит, скоро распахнется Даль счастливых, новых дней. Сердце песней захлебнется. Годы мчат… Дорога вьется… Только сердцу не поется, Не поется, хоть убей!
Только холодно и тесно Стало сердцу моему. Все как будто сделал честно, В чем же дело – не пойму!
Отчего сквозь километры, Как в тумане голубом, Я все чаще вижу дом, Шторку, вздутую от ветра, И рябину под окном?!
1965
Сердечная история
Сто раз решал он о любви своей Сказать ей твердо. Все как на духу! Но всякий раз, едва встречался с ней, Краснел и нес сплошную чепуху.
Хотел сказать решительное слово, Но, как на грех, мучительно мычал. Невесть зачем цитировал Толстого Или вдруг просто каменно молчал.
Вконец растратив мужество свое, Шагал домой, подавлен и потерян, И только с фотографией ее Он был красноречив и откровенен.
Перед простым любительским портретом Он смелым был, он был самим собой. Он поверял ей думы и секреты, Те, что не смел открыть перед живой.
В спортивной белой блузке возле сетки, Прядь придержав рукой от ветерка, Она стояла с теннисной ракеткой И, улыбаясь, щурилась слегка.
А он смотрел, не в силах оторваться, Шепча ей кучу самых нежных слов. Потом вздыхал: – Тебе бы все смеяться, А я тут пропадай через любовь!
Она была повсюду, как на грех: Глаза… И смех – надменный и пьянящий. Он и во сне все слышал этот смех И клял себя за трусость даже спящий.
Но час настал. Высокий, гордый час! Когда решил он, что скорей умрет, Чем будет тряпкой. И на этот раз Без ясного ответа не уйдет!
Средь городского шумного движенья Он шел вперед походкою бойца, Чтоб победить иль проиграть сраженье, Но ни за что не дрогнуть до конца!
Однако то ли в чем-то просчитался, То ли споткнулся где-то на ходу, Но вновь краснел, и снова заикался, И снова нес сплошную ерунду.
– Ну, вот и все! – Он вышел на бульвар, Достал портрет любимой машинально, Сел на скамейку и сказал печально: – Вот и погиб «решительный удар»!
Тебе небось смешно, что я робею. Скажи, моя красивая звезда: Меня ты любишь? Будешь ли моею? Да или нет? – И вдруг услышал: – Да!
Что это? Бред? Иль сердце виновато? Иль просто клен прошелестел листвой? Он обернулся: в пламени заката Она стояла за его спиной.
Он мог поклясться, что такой прекрасной Еще ее не видел никогда. – Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный! Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!
1965
Вторая любовь
Что из того, что ты уже любила, Кому-то, вспыхнув, отворяла дверь. Все это до меня когда-то было, Когда-то было в прошлом, не теперь.
Мы словно жизнью зажили второю, Вторым дыханьем, песнею второй. Ты счастлива, тебе светло со мною, Как мне тепло и радостно с тобой.
Но почему же все-таки бывает, Что незаметно, изредка, тайком Вдруг словно тень на сердце набегает И остро-остро колет холодком…
О нет, я превосходно понимаю, Что ты со мною встретилась любя. И все-таки я где-то ощущаю, Что, может быть, порою открываю То, что уже открыто для тебя.
То вдруг умело галстук мне завяжешь, Уверенной ли шуткой рассмешишь, Намеком ли без слов о чем-то скажешь Иль кулинарным чудом удивишь.
Да, это мне и дорого и мило, И все-таки покажется порой, Что все это уже, наверно, было, Почти вот так же, только не со мной.
А как душа порой кричать готова, Когда в минуту ласки, как во сне, Ты вдруг шепнешь мне трепетное слово, Которое лишь мне, быть может, ново, Но прежде было сказано не мне.
Вот так же точно, может быть, порою Нет-нет и твой вдруг потемнеет взгляд, Хоть ясно, что и я перед тобою Ни в чем былом отнюдь не виноват.
Когда любовь врывается вторая В наш мир, горя, кружа и торопя, Мы в ней не только радость открываем, Мы все-таки в ней что-то повторяем, Порой скрывая это от себя.
И даже говорим себе нередко, Что первая была не так сильна, И зелена, как тоненькая ветка, И чуть наивна, и чуть-чуть смешна…
И целый век себе не признаемся, Что, повстречавшись с новою, другой, Какой-то частью все же остаемся С ней, самой первой, чистой и смешной.
Двух равных песен в мире не бывает, И сколько б звезд ни поманило вновь, Но лишь одна волшебством обладает, И, как ни хороша порой вторая, Все ж берегите первую любовь!
1965
Спор
Однажды три друга за шумным столом Пустились в горячие споры о том, Что женщина ценит превыше всего В характере нашем мужском.
Первый воскликнул: – К чему этот шум? Скажу без дальних речей, Что женщин всегда покоряет ум. И это всего важней!
В этом наш главный авторитет. Ум – это все, друзья. «Да здравствует разум!» – сказал поэт, И лучше сказать нельзя!
Второй, улыбнувшись, приподнял бровь: – Совсем не в этом вопрос. Женщина – это сама любовь! И любит она всерьез.
И нет для мужчины уже ничего Прямее, чем этот путь. Он должен быть любящим прежде всего. И в этом, пожалуй, суть!
А третий, встав, перебил друзей: – Бросьте все препирания. Для женщин на свете всего важней Внимание и внимание!
Пальто подавайте. Дарите ей Цветы. Расшибайтесь в прах! Ну, в общем, тысячи мелочей — И счастье у вас в руках!
На улицу вышли, а спор сильней. Ну как решенье найти? И тут повстречали трое друзей Женщину на пути.
Сказали друзья: – Позвольте спросить, Ответьте двумя словами: Каким, по-вашему, должен быть Мужчина, избранный вами?!
Какое свойство кажется вам Особенно привлекательным? – Он должен быть умным, – сказала она, Любящим и внимательным.
1965
Был у меня соперник
Был у меня соперник, неглупый был и красивый, Рожденный, видать, в рубашке – все удавалось ему. Был он не просто соперник, а, как говорится, счастливый, Та, о которой мечтал я, сердцем рвалась к нему.
И все-таки я любовался, под вечер ее встречая, Нарядную, с синими-синими звездами вместо глаз, Была она от заката вся словно бы золотая, И я понимал, куда она торопится в этот час.
Конечно, мне нужно было давно уж махнуть рукою. На свете немало песен, и радостей, и дорог, И встретить глаза другие, и счастье встретить другое, Но я любил. И с надеждой расстаться никак не мог.
Нет, слабым я не был. Напротив, я не желал сдаваться! Я верил: зажгу, сумею, заставлю ее полюбить! Я даже от матери втайне гипнозом стал заниматься. Гипноз не пустяк, а наука. Тут всякое может быть!
Шли месяцы. Как и прежде, в проулке меня встречая, Она на бегу кивала, то холодно, то тепло. Но я не сдавался. Ведь чудо не только в сказках бывает… И вот однажды свершилось. Чудо произошло!
Помню холодный вечер с белой колючей крупкой И встречу с ней, с необычной и словно бы вдруг хмельной. С глазами не синими – черными, в распахнутой теплой шубке, И то, как она сказала: – Я жду тебя здесь. Постой!
И дальше как в лихорадке: – Ты любишь, я знаю, знаю! Ты славный… Я все решила… Отныне и навсегда… Я словно теперь проснулась, все заново открываю… Ты рад мне? Скажи: ты любишь? – Я еле выдохнул: – Да!
Тучи исчезли. И город ярким вдруг стал и звонким, Словно иллюминацию развесили до утра. Звезды расхохотались, как озорные девчонки, И, закружившись в небе, крикнули мне: – Ура!
Помню, как били в стекла фар огоньки ночные, И как мы с ней целовались даже на самой заре, И как я шептал ей нежности, глупые и смешные, Которых, наверное, нету еще ни в одном словаре…
И вдруг, как в бреду, как в горячке: — А здорово я проучила! Пусть знает теперь, как с другими встречаться у фонарей! Он думал, что я заплачу… А я ему отомстила! Меня он не любит? Прекрасно. Тем будет ему больней.
С гулом обрушилось небо, и разом на целом свете Погасли огни, как будто полночь пришла навек. Возглас: – Постой! Куда ты?.. – Потом сумасшедший ветер. Улицы, переулки… Да резкий, колючий снег…
Бывают в любви ошибки, и, если сказать по чести, Случается, любят слабо, бывает, не навсегда. Но говорить о нежности и целовать из мести — Вот этого, люди, не надо, не делайте никогда!
