Эдмонд Гамильтон
Дочь Тора

Полная версия

© Е. Шруб. Перевод с английского. 2020

Глава I
Тюрьма

На далеком севере колоссальные течения холодного сияния плыли поперек задумчивого вечернего неба. Они пульсировали красным и зеленым цветом, перемещаясь в венце, достигая высоты зенита. Внизу, под сверхъестественным, дрожащим жаром Северного сияния, раскинулись покрытые снегом горы, похожие на гигантскую белую охрану черных границ фьорда Нарвик.

Нелс Хелверсон наблюдал за этим из зарешёченного окна своей тёмной тюрьмы. Его худое, утомленное лицо, измученное и небритое, отражало глубокие линии усталости в перемещающемся сиянии. Его подбитые глаза были унылы и мрачны, его плечи опустились внутри порванной казённой куртки. Он чувствовал горечь отчаяния, которое сопровождало не только его одного в эти первые роковые недели нацистского вторжения в Норвегию.

– К ночи будет сражение и смерть, – пробормотал Хелверсон. – Когда приедут валькирии, как пламя огней в небе.

Тяжелый, грохочущий голос его товарища-заключенного донесся из темноты позади него:

– О чем ты говоришь, Нелс?

Фаллон немного говорил на норвежском языке, который его товарищ-заключенный преподавал ему в течение утомительного времени их заключения. Нелс Хелверсон встал на ноги – норвежский солдат гигантского телосложения, под соломенными волосами которого было изможденное массивное лицо, а синие глаза дико горели.

– Валькирии, – повторил Хелверсон, приходя в замешательство от устойчивой вспышки неземного света. – Девушки-воины, посланницы Одина, которые переносят убитых в сражениях в Валгаллу.

Фаллон посмотрел на него немного тревожно.

– Ты, конечно, не веришь этому старому суеверию.

– Они не суеверие, – прогрохотал норвежский солдат. – Старые боги – герои моего народа – все еще живут! Они прибудут к нашему Одину на помощь – одноглазый Тор, бог молний, и все остальные. Они сбросят предательских захватчиков в море.

Глаза Хелверсона сверкали, его изможденное лицо было вне себя от страсти. Огромный, он возвышался в дрожащем жаре переменных лучей, льющихся снаружи.

Молодой американский пилот почувствовал углубленную тревогу. Его большой товарищ-заключенный становился всё более и более странным и капризным в последнее время. Ошеломленный ударами внезапного вторжения, исчерпав возможность бороться, учитывая бедственное поражение, полусумасшедшее сознание Хелверсона повернулось теперь к древним верованиям его народа.

Этого не должно было быть. Вся Норвегия была ошеломлена и ошарашена. Без предупреждения нацисты ударили с моря, и за одну-единственную ночь захватили почти тысячу миль береговой линии от Осло до далекого северного порта Нарвик. Их танки, самолеты и пушки уничтожили обескураженных защитников, и теперь захватчики безжалостно и быстро продвигались через долины, чтобы закончить свое завоевание.

Великобритания была одинаково не подготовлена, как для смелого нацистского удара, так и для затяжной войны, но имела возможность сплотиться, чтобы противостоять этому. Большие патрульные бомбардировщики Королевских Военно-Воздушных сил понеслись к северу, разведать захваченные норвежские порты, чтобы лучше всего преуспеть в установлении противодействия силам вторжения.

Фаллон, американский пилот, летел на одном из тех бомбардировщиков к захваченному нацистами порту Нарвик, раскинувшемся далеко к северу от Северного полярного круга.

Он не вернулся назад. Его сбили у фьорда Нарвик, и с тех пор он содержался в камере импровизированной тюрьмы, которую нацисты установили на высотах над городом. И здесь, день за днем, он беспощадно подвергался допросам со стороны молодого гестаповского офицера Виктора Хейзинга, внешне похожего на волка, о британских приготовлениях.

– Я знаю, что ты чувствуешь, Нелс, – сказал он норвежцу. – Прессинг со стороны Хейзинга меня тоже почти сделал сумасшедшим. Но ты не позволяй ему сделать это с тобой.

Бычья шея Хелверсона натужилась, его фанатичные глаза ярко осветились, когда он бросил взгляд на чары Северного сияния над снегом.

– Скоро наступит время, когда старые боги поднимутся против них, – пробормотал он. – Меч Одина и молнии Тора уничтожат их.

Он указал дрожащей рукой на перемену лучей.

– Признак этого уже есть в небе! Сонм богов бодрствует, и девы щита приедут этой ночью! Кровь и месть – уже рядом!

Фаллон видел безумие в гигантских пылающих глазах скандинава. Древние верования расы пробудили его к жизни. Молодой американец внутренне застонал. Эта мономания его друга была почти последней соломинкой.

– Нелс, приди в себя и забудь старинные мифы, – попросил он. – Северное сияние – это никакое не предзнаменование. Оно – ничто, но…

Крах! Бум! Как взрыв внезапного грома донесся по соседству поразительный звук. Он сопровождался большими грозовыми молниями.

– О, небеса! Да это же – пушки! – завопил американец. – Артиллерийские орудия! Они внизу, во фьорде!

Он подбежал к окну. Но тюрьма стояла далеко от фьорда. Он мог только видеть жуткий снежный свет снаружи, и частокол колючей проволоки, которая огораживала эту кустарную складскую тюрьму.

Нацистские солдаты бежали туда – темные фигуры напротив снега. Стрельба орудий с запада повышалась в бурном темпе. На нацистском летном поле около тюрьмы завыла предупредительная сирена.

– Это британские суда, которые ведут артобстрел города! – взволнованно закричал Фаллон. – Двенадцатидюймовые орудия! Должно быть, там линейный корабль в эскадре!

Он и Хелверсон, прижались к зарешеченному окну, увидев, как прожекторы ударили в небеса с соседнего летного поля. Зенитные орудия отчаянно закашляли туда, по самолетам, пикирующим сверху.

Затем донесся звук гигантской хлопающей двери, и большое красное пламя взорвалось на краю аэродрома. Другая британская бомба взорвалась двумя секундами позже, намного ближе к тюрьме. Фаллон из своего опыта, как пилот бомбардировщика, знал, куда упадет третья бомба.

– Вниз, Нелс! – завопил он, бросаясь вместе с большим норвежцем на пол.

Когда они распластались на цементе, казалось, целый мир поднялся от взрыва третьей бомбы. Пол поднялся и закачался под ними, разрушилась и опала падающая каменная кладка, залязгало железо по камням.

Раненные нацисты завопили где-то поблизости, когда Фаллон поднялся на ноги. Внешняя каменная стена их камеры была разломана выше и ниже зарешеченного окна. Бомба, очевидно, поразила один конец тюрьмы, или около того.

Нацистские самолеты-истребители взревели из соседней области, покачиваясь на краю Северного сияния. Пулеметы затакали там, в небе, едва слышимые из-за грома отдаленного артобстрела.

– Разве я не говорил, что кровь и месть рядом? – прокричал Хелверсон. – Признаки в небе были верны!

У поцарапанного Фаллона, когда он бросил взгляд на прутья окна, внезапно возникла надежда. Взрыв бомбы сломал часть их, расколол каменную стену и вывернул половину прутьев, освободив их из гнезд.

– Нелс, помоги мне! Если мы сможем выйти отсюда до прихода Хейзинга и его дьяволов, то здорово их удивим…

Фанатичное волнение Хелверсона не помешало ему уяснить немедленную возможность спасения. Гигантский норвежец отставил Фаллона в сторону и показал свою великую силу, сгибая ослабленные прутья. Его сутулая фигура надавила на прутья, которые просели вовнутрь.

Через секунду он и Фаллон были за окном. На мгновение они присели в тени стены, по колено в снегу и дрожащие от ледяного ветра. Они могли видеть теперь, что весь западный конец длинного, низко сидящего каменного здания был разбит.

Затем они бросили взгляд на сражение, продолжающееся внизу во фьорде. Темнота там постоянно разрывалась красными вспышками орудий. При этом неуверенном освещении, Фаллон заметил британский линейный корабль и полдюжины эсминцев, поливающие снарядами пришвартованные нацистские эсминцы и батареи, которые вели отчаянный ответный огонь из города.

Британские самолеты теперь нападали, чтобы определить и разбомбить береговые батареи. Им препятствовал целый рой «мессершмиттов». Сражение было в самом разгаре в этом странном месте – среди снежных пиков и темного моря, освещенного вспыхивающим Северным сиянием.

Фаллон заметил, что секция частокола была стерта бомбой. Он потянул Хелверсона через снег.

– Мы сможем достигнуть британских судов? – выдохнул норвежец, когда они бежали.

– На это у нас никаких шансов, – выдохнул Фаллон.

– Это только набег, не высадка, у них нет никаких транспортов. Но вот то летное поле, которое рядом… Если мы сможем достать нацистский самолет…

Двойной выстрел из винтовки позади них и хриплый немецкий голос известили о тревоге. Тюремные охранники, оправившись от деморализации, вызванной взрывом бомбы, заметили двух беглецов.

Фаллон и Хелверсон спрятались позади снежного пригорка. Когда они пригнулись за высоким наносом снега, американец услышал ясный голос Виктора Хейзинга, отдающего приказы.

Судя по звуку голосов, нацистские охранники направились к фьорду, предполагая, что сбежавшие пленники попробуют достигнуть британских судов, все еще обстреливающих город. Фаллон прошептал благодарственную молитву, после чего он и норвежец сделали рывок к летному полю.

Когда они достигли края поля, он увидел, что там стоят три или четыре нацистских самолета, оставленных на снежной области. Их постигла удача, поскольку один из тех самолетов оказался возле них. Это был «мессершмитт», пилот которого торопливо стучал чем-то в кабине и проклинал всех. Двигатель не работал.

– Я возьму его, – проговорил Хелверсон, когда они ползли поперек поля, держа путь к самому близкому к ним самолету, подальше от нацистов.

Большие руки норвежца схватили и зажали шею нацистского пилота прежде, чем он осознал, что они позади него. В зловещей тишине Хелверсон вытянул корчащегося человека из самолета. Треснул ломающийся звук. Задушенный нацист прекратил сопротивляться и Хелверсон опустил его.

– Теперь один из детей Хэля не будет больше взрывать наших деревень! – пророкотал гигант.

Фаллон взобрался в кабину.

– Быстрее, Нелс, садись сюда! Если мы…

Громкий выстрел пистолета прервал его слова, и Хелверсон застыл, пораженный. Внезапно кровь стала хлестать из его плеча. Американец повернулся и увидел единственного человека, мчащегося с направления, откуда они прибыли. Его пистолет поднялся для второго выстрела. В жутких лучах, которые красили небо и снег, невозможно было спутать: стройная фигура, одетая в черную форму, с белокурым красивым волчьим лицом.

Виктор Хейзинг не совершил ту же самую ошибку, что нацистские охранники тюрьмы, которые приняли как очевидное, что беглецы попытаются достигнуть фьорда.

Офицер гестапо пробирался к ним через снег. Правая рука Хелверсона бесполезно повисла. С ужасным неудобством Фаллон втащил качающегося норвежца в кабину, втиснув в узкое место.

Вторая пуля из пистолета Хейзинга отрикошетировала от тонкой брони возле места пилота, когда Фаллон запустил неработающий двигатель. «Мессершмитт» заревел, проехал по полю и взлетел настолько тяжело, что смог подняться лишь на очищенном пригорке за полем. Почти немедленно, Фаллон оказался над глубоким фьордом.

Там внизу сражение приближалось к концу. Британские военные корабли отправлялись в море, их орудия все еще грохотали. Два нацистских эсминца и полудюжина транспортов были уничтожены и догорали, пылая.

Фаллон сделал круг и направился на север, к Северному сиянию. Борясь за высоту, он обогнул соседние снежные пики и лег на курс, немного восточнее севера.

– Мы не сможем достигнуть Шотландии на этом истребителе, в нем меньше половины достаточного количества топлива, – подергал он по плечу Хелверсона. – И даже если союзники вторглись на юге, мы тоже не сможем достигнуть тех портов. Мы попробуем добраться до рыбацких деревень на далеком северном побережье, которые все еще находятся в руках норвежцев.

Хелверсон, убрал руку с раненого плеча и кивнул большой головой. Его синие глаза все еще излучали фанатичный яркий свет.

– Мы летим к северной земле Одина. Это хорошо!

Фаллон встревожено поглядел на полусумасшедшего товарища. И он напрягся, когда бросил взгляд на черную точку далеко позади них в небе Авроры.

– За нами нацистский истребитель! – закричал он. – Это опять дьявол Хейзинг!

У того не было времени отдать распоряжение другим пилотам, чтобы те последовали за ними. Тогда он лично должен быть в том самолете!

Фаллон знал, что молодой офицер гестапо был техничным пилотом. Вопросы Хейзинга в течение того длинного мучительного расследования показали ему это. И он знал, что Хейзинг думает, что Фаллон обладает ценной информацией и при любом для себя риске предотвратит их спасение.

Неустанная прямота в преследовании нациста разбудила новый гнев в Фаллоне. Воспоминание о тех днях, когда Хейзинг измывался и запугивал его в течение многих часов подряд, заставило Фаллона испытать желание вернуться и встретить своего преследователя в бою.

Фаллон знал, что его возможности в этой битве были бы минимальны, поскольку перегруженный самолет не смог бы маневрировать, чтобы соответствовать истребителю Хейзинга. И его обязанностью было – спастись в далекой Арктике, в прибрежных деревнях за северной дикой местностью, за которой он мог достигнуть Англии с информацией относительно обороноспособности Нарвика, которая была бы жизненно важной для союзнической коалиции.

Он дал газу до предела. Но самолет сзади подползал всё ближе. В ревущем темпе миль преследуемый и преследователь мчались над обширной, почти необитаемой дикой местностью – северной Норвегией.

Фаллон видел, как возвышаются зубчатые белые горы, раскинулись мрачные затененные долины, а большие ледники ползли как блестящие змеи к отдаленному морю. Нигде не было видно ни света, ни дома, ни деревни.

Не присутствовали даже дикие саамы – северные олени, которые обычно паслись на этих бесплодных, безжизненных равнинах далекой, ледяной земли.

И по покрытым снегом пикам и ледникам мерцал громадный блеск Северного сияния. Целое небо впереди казалось палисадом люминесцентного блеска, из которого лучи несли свой свет поперек морозных небес.

Он никогда не видел такой Авроры. Хелверсон сделал архаичный жест почтения к тому сверкающему небу, его глаза светились восторженным огнем.

– Старые боги пробудились этой ночью! И мы идем к ним!

Фаллон на сей раз не смог найти слов для недоверия. Он чувствовал себя загипнотизированным этим сиянием. Ее жестокие лучи все еще вырастали интенсивно. Это было, как если бы они летели на солнце.

Покалывающие лучи волновали его, проходя через опустошенное тело. Он чувствовал себя так или иначе на краю огромных открытий, которые заставили его забыть о неустанном преследователе позади. Как фанатичный скандинав, он также чувствовал странное, дикое рвение сверхчеловеческих ожиданий, когда они летели.