Чарльз Хой Форт
Жонглирующий планетами

Где Роберт Палмер?

Крэйн Кларк

Роберт Палмер был моим шурином. Поскольку общественности стало известно о его таинственном исчезновении, и я слышал множество предположений о его возможной судьбе, я считаю необходимым опубликовать полученное мною письмо, которое может помочь некоторым людям прийти к определенному выводу о его судьбе, хотя, на мой взгляд, оно лишь делает это дело еще более странным и непонятным.

Роберт Палмер был мужем моей сестры Алисы. Он был вполне обеспечен, здоров и счастлив, его семейные взаимоотношения были самыми приятными, а бизнес – процветающим. Он был членом нескольких известных городских клубов, но чаще всего посещал избранное маленькое общество на Йеттон-стрит, членами которого были он сам и несколько его близких друзей. Последний раз его видели вечером 1 ноября в клубе на Йеттон-стрит, и самые тщательные поиски, предпринятые профессиональными детективами, не дали ни малейшего представления о его судьбе, пока не было получено письмо, на которое я ссылаюсь. Это письмо, адресованное мне, Уильяму К. Бакнеру, и подписанное Уильямом Клинтоном – неизвестное мне лицо, – было датировано 15 ноября 1902 года. Поскольку я привожу его полностью, кавычки не нужны. Оно гласит следующее:

*****

Я Вам незнаком. Однако я был близким другом бедного Боба Палмера. Я лучше сразу перейду к делу. Я пишу с целью дать вам информацию о вашем погибшем шурине. Я сидел в клубе на Йеттон-стрит вчера вечером, когда его несчастная жена (теперь вдова) пришла спросить, не слышно ли чего-нибудь о ее муже. Я слышал о ее предыдущих визитах туда, но это был первый, свидетелем которого я стал, и поток ее страданий, когда она колебалась между надеждой и отчаянием и умоляла сообщить ей новости о ее муже, побудил меня рассеять сомнения, связанные с судьбой ее мужа, и сразу же положить конец ее терзаниям. Это письмо будет передано на почту моим другом. Я уезжаю за границу и не смогу оставить свой будущий адрес, так как, по правде говоря, вряд ли знаю свои собственные планы. Факты таковы:

Мы с Бобом Палмером были членами клуба "Йеттон Стрит". Вы, наверное, знали о необычных политических взглядах Боба. Он не был таким патриотом, как хотелось бы некоторым из его друзей. На самом деле, он считал нашу форму правления не фактом, а лишь идеей. Он считал, что, хотя наше правительство позволило всем иметь равные права, на практике оно далеко не соответствовало своим функциям. Его отличало сочувствие и дружеское отношение к безработным и угнетенным. Он никогда не заявлял, является он социалистом или вообще каких политических убеждений он придерживается, но отрицал, что он анархист, как его прозвали некоторые из нас. Однако он утверждал, что только его патриотизм является истинным. "Неужели вы хотите, чтобы церковник поклонялся кресту и никогда не познал Христа, которого он символизирует? " – спрашивал он. "Если вы патриоты, то в чем вы патриоты? По отношению к правительству или по отношению к самому народу, относясь к нему справедливо, милосердно и разумно?" Каковы бы ни были его политические убеждения, несомненно, что он был искренен и серьезен и, если уж на то пошло, готов претворять в жизнь все, что ему казалось правильным. Я упоминаю об этом лишь для того, чтобы пролить свет на событие, о котором я сейчас расскажу.

Джеймс Карнеги также был членом нашего клуба. Карнеги является (или, скорее, являлся) гипнотизером-любителем. Он всегда заявлял о своих способностях в этой области, но в последнее время стал протеже профессионального гипнотизера и утверждал, что тот добился больших успехов. Было решено, что мы с Бобом станем свидетелями некоторых его экспериментов, и мы договорились встретиться с ним в клубе в 8.30 вечера первого ноября, и у него должны были оказаться два или три газетчика, которых он уговорил и заплатил за обещание выступить в качестве испытуемых, на которых он мог бы проявить свои сомнительные способности.

В назначенный час мы втроем были на месте. Мы сняли отдельную комнату, и Карнеги дал указания, чтобы, когда придут газетчики, их впустили. Игра в карты, сигары и напитки позволили скоротать время до десяти часов, когда стало ясно, что сотрудники Карнеги отказались от своего обещания, и что первоначальная цель нашей встречи должна быть оставлена на неопределенное время. Мы с Бобом очень скептически относились к способностям Карнеги как гипнотизера, и отсутствие новостей оставляло возможность одному из нас выразить шутливое сомнение в его способностях. В ответ Карнеги предложил любому из нас попробовать на себе его влияние. Боб со смехом заявил: "Я буду вашей жертвой". Он и не подозревал, насколько правдивыми были его слова.

– Я полагаю, что из вас получится отличный испытуемый, – сказал Карнеги. Единственное, что может помешать, – это соблюдение старой истины, что знакомство порождает пренебрежение, но, чтобы преодолеть это, позвольте мне серьезно сказать вам, что гипноз становится настоящей наукой, и что путем исследования и природных способностей человек прогрессирует так же, как развивается медицина, астрономия и т.д. Я не шучу с вами, когда говорю, что развил в себе способности гипнотизера. Вы можете помочь мне, попытавшись поверить в то, что я действительно владею этим гипнозом, что должно быть легко, поскольку это правда, причем совершенно естественная правда. Когда люди смеются над тем, что они называют моей чудаковатостью, я в ответ получаю удовольствие от того, что смеюсь над их невежеством.

Во время разговора Карнеги поставил два кресла напротив друг друга и предложил Бобу сесть в одно из них. Боб уселся с нервным смешком, так как поведение Карнеги убедило его, как и меня, что он говорит совершенно серьезно, и заставило умолкнуть все насмешки. Карнеги занял другое кресло, а я остался заинтересованным зрителем.

– Теперь, – сказал Карнеги, – если вы действительно хотите мне помочь, вам следует настроиться на то, чтобы подчиняться моей воле еще до того, как я получу влияние над вами. Например: Закройте глаза. Откройте их. Сложите руки. Раскройте их. Встаньте. Сядьте.

Карнеги отдавал эти команды отрывистым, резким тоном, и их немедленно выполнял Боб, хотя было очевидно, что он просто следовал инструкциям и ни в коем случае не подчинялся воле первого. Тем временем Карнеги с головой ушел в выполнение поставленной перед ним задачи. Казалось, он не замечает моего присутствия. Его мышцы, казалось, напряглись. В том, как он сгорбился на своем месте, было что-то пантероподобное. Его лицо приняло напряженное, застывшее выражение. Он представлял собой огромную массу сдерживаемой энергии, которая проявлялась в его острых черных глазах, которые светились, расширялись и загорались до тех пор, пока из их глубины не стало вырываться настоящее черное пламя, сконцентрированное во взгляде, настолько пристальном и пронизывающем, что даже я, не являвшийся его объектом, был настолько заворожен, что с усилием отвлекся от гипнотизера, чтобы посмотреть на его подопытного. Действия гипнотизера, очевидно, произвели определенное влияние на Боба, который ответил на взгляд гипнотизера пристальным, немного озадаченным выражением лица. Вдруг он поднял руку к брови и слабо ударил ею в направлении Карнеги, как бы отгоняя влияние, которое, как он понял, стремилось овладеть им, одновременно с этим поднявшись со стула и издав сдержанный смешок.

– Сидеть!

Карнеги поднялся, и в его голосе прозвучала вся его решимость, а глаза полыхнули огнем, когда он отдал эту команду. Боб повиновался. На лице Карнеги появилось торжествующее выражение, и я с ужасом понял, что мы начали путешествие в неизведанные тайны гипноза. Однако усилия Карнеги не ослабевали. Теперь он наклонился вперед, не сводя пронзительного взгляда от глаз Боба, иногда мягко поглаживая его лоб ладонями, а иногда делая странные пассы перед его глазами, которые показались бы смешными тому, кто не видел бы, какой чудесный эффект они производят на испытуемого. Когда он опустился на свое место, на лице Боба появилось озадаченное, ошеломленное выражение. Его глаза стали отрешенными и медленно закрывались, и, глубоко вздохнув, он опустил голову на грудь и отдался странному влиянию, которое на него оказывали. Казалось, он погрузился в неестественный сон. Его лицо было совершенно бесцветным. Не было слышно ни дыхания, ни вздымания и опускания груди, что свидетельствовало бы о том, что он вообще дышит. Действительно, он находился в состоянии полного обессиливания, и казалось маловероятным, что он еще жив. Я с опаской взглянул на Карнеги. Вид последнего меня несколько успокоил. Его мышцы расслабились. Неестественный свет исчез из его глаз, и на лице появилось облегченное выражение. Он стоял спокойный и собранный, положив правую руку на лоб нашего бессознательного друга, и несколько блестящих бисеринок пота были единственным свидетельством борьбы, в которую он был вовлечен.

– Теперь он полностью под моим влиянием, – сказал он, обращаясь ко мне с мрачной улыбкой. – Я хозяин его тела и его разума. Он подчинится малейшему моему приказу. Он поверит в самую невероятную историю. Что же я ему поведаю?

Тогда я совершил большую глупость. Я полагаю, что это произошло потому, что мои чувства были так напряжены и так серьёзны в течение последних нескольких минут, что я испытал своего рода ответную реакцию. Во всяком случае, я впал в другую крайность, и вместо того, чтобы трезво оценить состояние бедного Боба, как оно того заслуживало, я попытался глупо пошутить.

– Скажите ему, что он анархист и что мир – это огромная бомба, с помощью которой он сможет взорвать и уничтожить вселенную.

Карнеги на мгновение замешкался, а затем сказал:

– Ну что ж, ничего страшного не случится.

Переключив внимание на Боба, он заставил его открыть глаза и сказал ему:

– Боб, я полагаю, ты знаешь, что ты величайший анархист, который когда-либо жил? Я решил открыть тебе, что эта Земля – не что иное, как большая бомба, и что, взорвав ее, ты можешь уничтожить Вселенную.

Боб медленно поднялся на ноги, Карнеги тоже осторожно поднялся и встал перед ним.

– Да, – сказал Боб, – я действительно анархист. Я враг закона. Закон – это мошенничество, обман. На каждом шагу, который наука делала на пути прогресса, закон вставал перед ней и преграждал ей путь. Когда невежество и суеверие склоняли свои головы перед мнением разума, закон последним ослаблял свою цепкую хватку на беззаконии и несправедливости, а закон природы – самый несправедливый и жестокий из всех. Но я могу положить этому конец. Я могу положить конец всему этому. Я использую закон природы, чтобы победить закон природы. Мне дан секрет равновесия.

Его голос возвысился до крика, и, потянувшись в жилетный карман, он достал спичку, зажег ее и продолжил:

– Эту спичку я поднесу к газу, выходящему из маленького отверстия у моих ног, и таким образом взорву саму Вселенную.

– Нет, нет, – сказал Карнеги, вмешавшись в разговор, – вы не думаете, что вы анархист. Вы ошибаетесь. Хотя закону требуется много времени, чтобы справиться с некоторыми пороками, но в целом закон действует хорошо, и даже эта медлительность в исправлении тех пороков, на которые вы жалуетесь, в каком-то смысле является положительным моментом в законе. Она придает закону свойство консерватизма, и о законе даже говорят, что это кристаллизованная мудрость веков. Поверьте, человеческий закон, основанный на естественном праве, – это очень хорошо.

– А что, – сказал Боб, сразу успокоившись, – то, что вы говорите, звучит очень разумно, и я верю, что это правда. Как же я был глуп, когда хотел взорвать эту огромную бомбу, на которой стоит это здание. Подумать только: двадцать пять тысяч миль в окружности! Какой энергией она обладает! Боже мой! Я уронил спичку!

Взгляд ужаса пронесся по лицу Боба, а затем – мы с Карнеги остались единственными обитателями комнаты! Бедняга Боб Палмер исчез. Он стоял на месте с выражением сильной растерянности на лице, затем подул холодный ветер и раздался звук, похожий на резкий звон стекла над головой, и в тот же миг Боб Палмер исчез с того места, где он стоял на наших изумленных глазах, а в световом люке над комнатой появилось продолговатое отверстие длиной около восемнадцати дюймов, которого раньше там не было. Впоследствии исследование показало, что никаких осколков стекла там не было, а по внешнему виду оставшегося стекла было очевидно, что оно было разбито силой, настолько невероятно стремительной, что она расплавила его по краям отверстия.

Это все, что мне известно. Через три дня после этого один из его родственников и я поместили Карнеги в частный приют для умалишенных, и лечащий врач констатировал, что он неизлечимо невменяем. Я боюсь, что мой собственный рассудок скоро сдастся. Я все время спрашиваю себя: "Где же Роберт Палмер? Где Роберт Палмер?", и ответ на этот постоянно повторяющийся вопрос настолько ошеломляющ, что перевернул мое сознание. При таком положении вещей я не вижу никакой пользы для вас в том, чтобы беспокоить бедного Карнеги по этому поводу, а что касается меня самого, то вы, вероятно, никогда больше обо мне не услышите. Сотрудник трастовой компании, в которой был застрахован Карнеги, позвонит вдове Роберта Палмера и сообщит ей о некоторых предусмотренных для нее средствах.

В заключение я могу только попросить, чтобы семья и друзья Роберта Палмера отнеслись ко мне как можно более снисходительно после прочтения этого чистосердечного описания моей причастности к событиям, приведшим к его исчезновению.

*****

Таково было письмо. Я вынужден в это поверить. Другого объяснения быть не может. Я провел расследование и выяснил, что Карнеги находится в психушке, как было сказано, и что он брал уроки гипноза в течение некоторого времени до исчезновения моего шурина, и, кроме того, моя сестра была проинформирована трастовой компанией о том, что она будет получать дивиденды с солидной суммы, хранящейся у них в доверительном управлении для этой цели.

И теперь меня тоже постоянно мучает вопрос: "Где Роберт Палмер?" Безгранична ли сила разума? Может ли он перемещать тела в пространстве с такой скоростью, как при взрыве динамитной бомбы размером с Землю? Смешается ли прах Роберта Палмера с далекими звездами? Сохранилась ли его душа после такого страшного потрясения? Где, собственно, находится Роберт Палмер?

1904 год

Гипнотические знаки

Эдгар Дейтон Прайс

Поезд тоскливо полз сквозь туман, застилавший пейзаж. Я отказался от покупки в поезде комикса и романа и отправился в курилку размышлять и поглощать большее количество сигар, чем это было полезно для меня. На одной из станций в вагон вошли невысокий коренастый мужчина и усатый человек с золотыми очками, и человек в очках сел на мое кресло, прервав мои размышления, а коренастый сел напротив и рассеянно попыхивал глиняной трубкой.

– Меня зовут Боггс – Амос Боггс, доктор медицины, доктор философии, – сказал незваный гость.

– Рад познакомиться с вами, доктор Боггс, – сказал я, радуясь возможности прервать процесс размышлений.

– Путешественник? – поинтересовался он.

– Нет, благодарю покорно, – ответил я.

– Рад это слышать, – сердечно сказал доктор. – Плохая это компания, путешественники, плохая, ясное дело. Их дни скоро закончатся, благодаря одному моему открытию, – сказал он, – я придумал замену странствующим людям в виде гипнотических знаков, которые можно посылать по почте и которые каждый раз будут приносить заказанное. Это кусочки олова, заряженные гипнотическим посланием.

– Нелепость! – сказал я.

– Вполне возможно, – спокойно ответил доктор и, взяв щепотку нюхательного табака из коробочки, которую он извлек из кармана своего фрака, принялся просвещать меня относительно гипнотических знаков.

– Я всегда интересовался гипнозом, – сказал он, поправляя очки на носу. "Я сам немного умею гипнотизировать и с пользой применяю это искусство в своей практике. Тема воздействия на человеческое сознание с помощью инертных агентов изучалась и исследовалась мною в течение многих лет, но мне не хватало носителя информации для передачи команды пластичному мозгу – той чувствительной поверхности, которая должна принять сообщение и передать его невольному получателю.

– У меня была теория, которую я долгие годы не мог довести до конца. Она заключалась в том, что носитель информации находится в самом человеческом мозге, в той его части, которая называется мозжечком или маленьким мозгом, органом сенсорных впечатлений. Мне нужен был мозг живого, здорового человека, который, естественно, было трудно достать. Случай помог мне однажды, когда на железной дороге неподалеку от меня произошла авария, и я получил профессиональный вызов: на шпалах среди обломков лежало то, чего я так долго ждал, – великолепная мозговая оболочка, только что отделенная от своего владельца. Вы можете представить себе мою радость и нетерпение доказать теорию таящихся организмов, которая, если окажется верной, пронесет мое имя в веках вместе с именами Пастера и Теннера как творцов эпохи.

– С трепетом я сделал эфирную эмульсию из этого драгоценного мозга, – рассказывал доктор. – Порывшись в поисках средства, на которое можно было бы ее нанести, я нашел кусок блестящего олова – то, что нужно. Тогда я приготовился к испытанию и, положив перед собой гипнотический знак, сконцентрировал свою волю и мысленно напечатал на маленькой пластинке простую команду, которую затем вложил в конверт и, позаботившись о том, чтобы его подписал мой гувернер, отправил его аптекарю, который обычно вывешивал мои рецепты.

– В письме содержалась просьба к моему другу зайти ко мне домой и выпить – не слишком сложное послание. Судите сами, как я обрадовался, когда на следующий день ко мне явился аптекарь с гипнотическим знаком в руках.

– "Вот забавная штука. Док, – сказал он, – сегодня утром по почте пришел этот кусочек жести без единой отметины или царапины. Мне пришла в голову мысль, что, может, вы… скажем, Док, а как насчет того, чтобы выпить чего-нибудь горячего?"

– "Конечно, спуститесь в офис и выпейте чего-нибудь горячего – это мой прямой приказ", – сказал доктор, сияя сквозь очки. – Что ж, мои надежды подтвердились! Я смешал своему другу хороший теплый тодди и выпил сам, а затем рассказал ему о своем чудесном открытии.

– "Черт возьми, – быстро сказал он, – это простое совпадение. Если бы у меня не было привычки заходить сюда и уничтожать ваши запасы бурбона, я бы мог подумать, что в этом что-то есть".

– Конечно, он был частым гостем, и мы обычно выпивали. – "Возможно, это совпадение, – признал я, – предположим, вы возьмете одну из пластин и отправите кому-нибудь сообщение".

– Он взял кусочек олова и пообещал следовать указаниям.

– "Я собирался взыскать с него долг", – сказал он, усмехаясь. – День или два от него ничего не было слышно, а потом он пришел ко мне."

– "Я почти верю, что в этой вашей разработке что-то есть, Док – сказал он. – я…"

– "Это сработало, – сказал я, – это сработало".

– "И да, и нет", – ответил фармацевт. Как вы меня и проинструктировали, я взял этот кусочек олова с собой домой и сконцентрировал на нем послание цветному человеку, который был должен мне 2,85 доллара в продолжение пяти лет. Это казалось большой глупостью, но я отправил его по почте с мысленно напечатанным на нем приказом: "Приди, Питер, заплати", не ожидая, что увижу его снова. Но…"

– "Питер пришел," – перебил я.

– "Да, пришел", – сказал мой друг. – "Питер был напуган и возмущен. "Ты, аптекарь, – сказал он, – зачем ты прислал мне этот кусок олова для худу, с черепом и скрещенными костями на обратной стороне конверта? А если я заболею и умру. Я прослежу, чтобы тебя повесили за убийство, ага! Я понимаю, что я должен тебе 2,85. Вот тебе деньги, и быстро забирай эту штуку".

– "На конверте была приклеена этикетка с ядом, которую, вероятно, наклеил мой клерк. Боюсь, что именно страх перед худу, а не ваша гипнотическая схема, привел Питера в аптеку, Док".

– Я человек упорный, – сказал доктор Боггс, глядя через проход на коренастого спутника, который, судя по всему, пребывал в дремоте. – Несмотря на сомнения, брошенные на мое открытие моим другом аптекарем и его теорией худу, я знал, что только гипнотическое внушение и только оно одно помогло заставить темнокожего сдаться. Вот два случая, которые сработали по полной программе, третий должен был стать очень убедительным. Решив, что лучше всего работать с совершенно незнакомым человеком, я отправился в гостиницу и нашел своего человека в лице лакировщика, умного, внимательного парня, которому я тщательно изложил свое открытие. Его заинтересовался.

– "Вот это да, – пробормотал он. – Маленькие симпатичные оловянные таблички с убедительным призывом заказать товар, и никаких споров; заказ приходит обратно по почте. У вас есть такие жестянки? Я опробую их на своих клиентах в этом городе. Как вы их заряжаете?"

– Это была та самая информация, которую я искал, и я дал этому специалисту три чувствительные пластины и проинструктировал его, как ими пользоваться. Едва он съел свой суп, как тут же отправился в свою комнату и, заперев дверь, принялся за гипнотизирование знаков. К несчастью, дом был полон путешественников, и многие из них захотели, чтобы мой подопечный сыграл в покер, поднялись к нему в комнату и стали стучать в дверь. Стук в дверь не способствует концентрации, и лакировщик, раздраженный, попросил их уйти.

– "Убирайтесь! Полезайте на дерево! – услышал я его голос на фоне грохота продолжающейся возни. – Я занят и не могу выйти. Идите, встаньте на голову или прыгните в реку! Прекратите это адское блеяние!"

– Они продолжали шуметь до тех пор, пока он не сдался и не прекратил гипнотический эксперимент на время, потом я пошел я домой.

– Недавно, мой друг, вы назвали мое открытие нелепым, – сказал доктор, глядя на меня сквозь очки и снова принимаясь за нюхательный табак. – Вы увидите, насколько оно было нелепым, в результате этого последнего эксперимента, потому что моя эмульсия уже почти закончилась. На следующее утро торговец лаком с утра пораньше отправился к своим клиентам, и результатом его первого визита стал спешный вызов меня на мебельную фабрику, где секретарь, занимавшийся закупками, таинственно заболел.

– "Что случилось?" – спросил я в изумлении, так как секретарь лежал на полу, а на нем сидели все сотрудники офиса, и он извивался и умолял их отпустить его.

– "Он сошел с ума и хочет прыгнуть в реку", – хором отвечали они. – "Несколько минут назад к нему заходил продавец лака и вручил ему оловянную визитную карточку; он посмотрел на нее и бегом пустился к реке, срывая на ходу с себя одежду".

– "Вот именно, – сказал секретарь, снова извиваясь, – я хочу прыгнуть в реку".

– Мне стало дурно, когда я вспомнил, что накануне вечером лакировщик сделал замечание парням, стучавшим в его дверь. Вот оно, гипнотическое внушение в полной мере. Я преградил путь к двери и снова и снова щелкал пальцами под носом у секретаря. "Все в порядке, просыпайтесь!" – сказал я резко. Он взял себя в руки, тупо посмотрел на меня, а потом вдруг воскликнул: "Ну, я буду…".

– Что он будет делать, я узнать не успел, так как ворвался разъяренный посыльный и призвал меня на большой органный завод, где странно вели себя президент и казначей. Я бросился бежать, встретив по дороге лакировщика, который оживленным шагом направлялся в депо. У органной фабрики собралась толпа, с любопытством наблюдавшая за действиями двух мужчин: президент, пожилой человек, грациозно вставал на голову и так быстро, как только добрые руки успевали вернуть его в естественное положение, а секретарь делал самые гротескные усилия, чтобы взобраться на небольшой саженец перед офисом. Каждый придерживал кулаком кусок олова, на котором была написана соответствующая информация.

– Я получил неопровержимые доказательства того, что эмульсия мозжечка может передавать информацию в виде самовнушения, – говорит доктор Боггс, вытирая лоб, а в его глазах сверкнул безумный огонек. – Мне стоило большого труда удержать президента от того, чтобы он встал на голову, а казначея – от того, чтобы он обкорнал саженец, потому что, как вы понимаете, первоначальные команды исходили не от меня, а от продавца лака, который находился за много миль от нас. В этом заключался недостаток открытия, поскольку это был вопрос воли, и если бы воля лакировщика была сильнее, они бы стояли на голове и лазили по деревьям до скончания веков. К счастью, моя воля победила.

– Замечательно! – прокомментировал я, так как рассказ доктора закончился, и он, видимо, ждал чего-то от меня. – Вы предприняли какие-либо шаги, чтобы поставить свое открытие на коммерческую основу?

– А у вас есть желание? – спросил доктор безразлично.

1904 год