Эдгар Крейс
Пираты Балтийского моря
Глава 2. Начало пути
Яркое солнце стояло высоко. Жаркий летний день полностью вступил в свои права, но мохнатые кроны стройных рослых сосен защищали путников от нестерпимого зноя. Наезженная лесная дорога была достаточно широкой, и друзья шли по ней бок о бок, беззаботно переговариваясь и мечтая о будущем. Даже нельзя было сказать, что одного из них всего лишь три дня назад насквозь прошил арбалетный болт.
– Послушай, Стоян, а что ты думаешь делать, когда мы насобираем много-много денег? – заинтересованно спросил Герка.
– Если бы мне удалось собрать достаточно денег, то я бы купил большой корабль, чтобы уйти на нём в море, – мечтательно ответил Стоян.
– А для чего тебе корабль, тем более большой? – удивлённо пожав здоровенными плечами, поинтересовался Всеволод.
– Да, Стоян, зачем тебе нужен большой корабль? – поддержал друга Герка.
– Как для чего? – в свою очередь удивился Стоян. – Вы ведь родились и всю свою жизнь прожили рядом с морем, а теперь что? Разве вы согласны так легко отказаться от его солёного, терпкого запаха? От безграничного простора, крика чаек и шума прибоя? Нам против своей воли пришлось покинуть деревню, нас лишили моря, а мы ведь уже породнились с ним. Все наши предки жили и умирали под пение моря. Разве мы имеем право отказаться от того, что нам завещано самой матушкой природой?
– Ну ты и загнул, Стоян, прямо глашатай какой-то! Где ты только набрался такого красноречия? Сколько тебя знаю, ты у нас всегда молчуном был, – улыбаясь пробасил Всеволод и с заговорщицким видом подмигнул Герке. – Но я всё-таки не против поплавать по разным морям на большом корабле!
– Отец говорил мне, что наш предок был толмачом у великого славянского князя, который жил со своим народом на острове Руян. Наверное, от него мне и передалась эта болтливость! – с лёгкой грустью улыбнулся Стоян.
– Толмачи – это те, которые с иноземными купцами разговоры ведут? – удивлённо покосившись на своего друга, переспросил Герка.
– Ну да, мой прадед умел говорить на разных языках. Знаешь, сколько купцов со всех сторон света съезжалось на остров Руян? – Стоян широко развёл руки, словно хотел показать, как велика была толпа приезжих торговцев. – А кто их разговоры толковать князю будет? Как великий князь поймёт, чего они все от него хотят? Вот тут-то такие люди, как толмачи, и нужны. Не все могут на всяческих заморских наречиях разговоры вести, помогать послам и купцам с великими князьями общаться.
– Вот это да-а! Везёт же людям, про разные страны разговоры меж собой ведут. Это ж сколько всего нового можно узнать! – мечтательно протянул Герка. – А вообще, твоя мысль с кораблём мне понравилась. Я бы вместе с вами поплавал по разным морям, повидал бы разные заморские страны. Посмотрел бы, где какие девушки живут. Красивее ли они наших деревенских. Может, и посватался бы к какой-нибудь заморской красотке, а потом бы и женился на ней. Детей бы завели…
– Вот купим корабль – тогда и сможешь приглядеть себе заморскую жену, – усмехнулся в ответ на слова друга Стоян. – И будет она тебя ждать, эта дивная красавица, долгими тёмными ночами на далёком заморском берегу. И томиться от одиночества и отсутствия мужнего внимания!
– Долгими ночами? – задумчиво переспросил Герка.
– Ага, и на таком далёком берегу, что жизнь морского бродяги нескоро позволит тебе его увидеть. Так что точно! Придётся тосковать твоей красавице без тебя так долго, что даже и не знаю, хватит ли у неё сил выдержать столь тяжкое испытание.
– А знаешь, Стоян, я что-то раздумал жениться! Мне ведь пока и без жены хорошо и спокойно живётся. Так зачем мне лишние хлопоты, заботы там всякие? Я ведь ещё совсем молодой… И потом, этих красавиц в каждом порту у меня будет навалом, – почему-то шёпотом, настороженно глядя по сторонам, произнёс Герка.
– Ты чего это в лесу шептать начал? – тоже понизил голос Стоян, недоумённо оглянувшись.
– Вон, видишь, кто-то сюда скачет, – почти беззвучно ответил Герка и указал пальцем на дорогу, уходящую вглубь леса.
Стоян прислушался и действительно услышал пока ещё слабый и глухой перестук конских копыт о сухую землю.
– Давай, ребята, быстро по местам – и действуем как раньше договаривались! – негромко скомандовал Стоян.
Он быстро спрятался в ближайших кустах. Герка же шустрой белкой взлетел на дерево, а Всеволод развалился всей своей здоровенной тушей поперёк лесной дороги, полностью её перегородив. Друзья замерли и стали ждать одинокого путника.
Дробный перестук копыт всё усиливался, и наконец из-за поворота показался вооружённый всадник на чёрном коне, одетый в доспехи, с пристёгнутым к седлу шлемом. Поверх железного нагрудника на рыцаре развевалась белая накидка, на которой был изображён знак Ливонского ордена – красный крест, а под ним такого же цвета меч остриём вниз. За него-то ливонцы и получили в народе прозвище «меченосцы». Всадник стал постепенно сбавлять ход и, немного не доехав до лежавшего на дороге человека, остановился. Настороженно огляделся по сторонам и на всякий случай потянулся рукой за шлемом.
В лесу по-прежнему стояла полная тишина, только изредка прерываемая трелями птиц. Всадник надел шлем, ещё раз осмотрелся и осторожно тронул шпорами бока лошади. Та стала медленно приближаться к неожиданному препятствию и остановилась, едва не касаясь копытами лежащего на дороге человека. Он был совершенно неподвижным и не подавал никаких признаков жизни, хотя латник и не видел его лица. Лошадь стояла, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Всадник сквозь решётку опущенного забрала пытался рассмотреть неизвестного, который, судя по одежде, был простолюдином, и для начала определить, жив ли он, но тот не шевелился. Наконец всадник взял притороченное к седлу копьё и попытался ткнуть им в бок лежащего на пути мужика.
Почувствовав боль, Всеволод неожиданно для оторопевшего всадника схватил своей мощной ручищей за древко копья и со всей силы дёрнул его на себя. Это стало для затаившихся друзей сигналом к действию, и на латника, от неожиданности выпустившего из рук копьё, откуда-то сверху опустилась рыбацкая сеть. Тот явно не был готов к такому повороту событий и, словно рыба, затрепыхался в сетях, блестя на летнем солнце начищенной до блеска чешуёй. Тут же на всадника с дерева спрыгнул Герка, а вскочивший на ноги Всеволод со всей своей недюжинной силой дёрнул его за ногу.
Рыцарь слетел с лошади и с грохотом упал на землю, прямо на спину, но, к его чести, успел вытащить короткий меч и ожесточённо им размахивал, стараясь не подпускать к себе лесных разбойников. Сеть, в которой он поначалу запутался, не выдержала натиска острого металла и стала рваться на части, но в этот момент из кустов выскочил Стоян и ловким движением остроги выбил оружие из рук рыцаря. Тут же на чужеземца всем своим весом навалился Всеволод, и доспехи поверженного латника жалобно затрещали под его тяжестью. Подёргавшись ещё немного, ливонец наконец затих. Силач для верности ещё пару раз огрел его своим кулачищем по железному шлему. Раздался громкий треск, и на шлеме осталась внушительная вмятина.
– Ты что, убил его? – суетливо забегал Герка вокруг восседавшего на пленнике друга.
– Да не-е, только приложил маленько, чтобы так сильно не трепыхался, – смущённо пробасил Всеволод.
– Сними-ка с него шлем, посмотрим, кого мы поймали, – скомандовал живчик Герка.
Всеволод ухватился обеими ручищами за шлем и со всей силы дёрнул его на себя. Раздался скрежет металла, смешавшийся с диким воплем поверженного всадника, и его голова с глухим стуком ударилась о землю. Здоровяк снова приложил свою длань ко лбу пленника, и у того безжизненно закатились глаза.
– Ты же ему голову оторвёшь, увалень! Как он без головы с нами разговаривать будет?! – возмущённо взвизгнул Герка, будто это с него самого содрали шлем.
– Да что ты за него переживаешь, как мама родная? – заворчал Всеволод. – Он же немчура и балаболит не по-нашему! Как ты с ним вообще разговаривать-то собираешься и о чём?
– Не знаю, как и о чём, – озадаченно пожал плечами Герка. – Но надо же, например, спросить, где это железное чудо свои деньги прячет.
– А чего спрашивать?! – удивился Всеволод. – Вон у него кошелёк на поясе висит. – И силач тут же не раздумывая дёрнул мешочек, с корнем оторвав его от пояса пленника.
В это время рыцарь вновь стал подавать признаки жизни. Всеволод слез с него и встал рядом, поигрывая отобранным кошельком с деньгами в своей могучей ручище.
– Ты смотри, чтоб ворог наутёк не пустился! – озабоченно произнёс Герка.
– Да как же он побежит после моей-то ласки? У него, поди, ещё головка кружится! – усмехнулся здоровяк и, обращаясь уже к Стояну, спросил: – А ты где это так наловчился острогой орудовать?
– Отец научил, а отца – его отец. Вот когда их наука пригодилась. А я всё думал: зачем мне, рыбаку, всё это нужно? А оказывается, действительно полезно знать и уметь побольше!
– Не тебе, а нам, – осторожно поправил товарища Герка. – Если бы не твоя острога, этот супостат ещё бы покалечил нас своим мечом.
– Согласен – нас! – принял поправку друга Стоян. – Смотрите, а он уже глазёнки свои стал открывать. Кажется, пытается вспомнить, что с ним произошло и где он сейчас находится.
Послышался надрывный кашель, а потом невнятное бормотание. Пленник попытался привстать, но Всеволод, не церемонясь, грубо прижал его ногой к земле, и тогда ливонец снова что-то заговорил на своём языке, но уже более внятно.
– И чего это он нам хочет сказать? – недоумённо спросил Герка и посмотрел на Стояна.
– Он просит вернуть мешок с деньгами и немедленно отпустить его на свободу, иначе нас покарает Всевышний и острый меч Ливонского ордена. Но если мы его отпустим, то нам всего лишь милостиво отрубят головы за наши варварские действия против благородного рыцаря святого ордена.
– Это что же? Мятое железное чучело грозит нам ихним поганым мёртвым идолом на кресте? – удивился Всеволод и прижал пленника к земле посильнее.
Снова раздался неприятный металлический хруст, и бывший бравый всадник вновь заорал на весь лес как оглашенный.
– Тише ты, поганый инородец! – рявкнул Всеволод и замахнулся на лежащего рыцаря здоровенным кулачищем.
Немец быстро осознал, что угроза здоровяка может быть приведена в действие гораздо быстрее, чем он дождётся помощи своего небесного покровителя, и тут же замолк.
– А откуда ты, Стоян, по-ихнему понимать могёшь? – оглянувшись на своего друга, удивлённо спросил Всеволод.
– Я же говорил, что мой предок толмачом был, а отец сохранил его знания и сумел передать их мне. Вот и ещё раз наука отца пригодилась, а я всё думал: зачем это он меня учит языкам, которыми у нас в деревне никто не пользуется? А теперь понимаю зачем, ведь знания эти нам за морем могут пригодиться, когда мы свой корабль купим. И ещё я понимаю, что ничего в жизни просто так не происходит, потому что наши боги точно знают, кому что наперёд дать!
– А что мы с ним теперь делать будем? – задумчиво поглядывая на тихо лежащего на земле пленника, произнёс Герка.
– Надо посмотреть, что у него ещё полезного для нас есть. Может, иноземец чего ценного везёт с собой, ведь куда-то он на своей лошади скакал. А кстати, куда его лошадь подевалась? – завертев головой по сторонам, спросил Стоян.
Герка мгновенно сорвался с места и скрылся за поворотом дороги. Стоян и Всеволод остались с рыцарем, который почему-то начал нехорошо усмехаться, но улыбка быстро сползла с его лица, когда из-за поворота показался живчик, ведущий в поводу попытавшуюся сбежать лошадь.
– От меня ещё никто в жизни не убегал! – издалека громко крикнул Герка и радостно помахал друзьям рукой.
Лошадь пленённого понуро шла за своим новым хозяином, а тот её время от времени нетерпеливо подёргивал за уздцы, дабы она шла быстрее. Несмотря на то что это был боевой конь, с Геркой он вёл себя тише воды ниже травы. Умел же живчик общаться не только с людьми, но и с лошадьми.
– Вот, принимайте беглеца! – радостно прокричал он, подводя коня к ожидавшим его друзьям.
Немец, увидев своего боевого друга, за которого отдал немереное количество денег, отвернул искажённое гневом лицо в сторону от поглядывающего на него верзилы и зло сплюнул.
– Чего это ему вдруг собственная коняшка не понравилась? – удивлённо пробасил Всеволод.
– Укачало его, наверное, от долгого пути, вот и шугается теперь от бедной животинки. Думает, видно, сердешный, что мы его в своё логово на ней повезём! – усмехнулся живчик.
– Не-е-е, ребята, тут явно что-то другое, – с сомнением в голосе произнёс Стоян и подозрительно посмотрел на лежащего на земле пленника. – А ну-ка, Герка, осмотри получше его лошадь! Как пить дать он на ней своему начальству что-то ценное везёт!
– Сейчас посмотрим, что он там навьючил на бедное животное! – довольным голосом произнёс Герка, почувствовав близость добычи, и стал снимать с крупа лошади перемётную сумку.
Раскрыв её, он разом вытряхнул всё содержимое на землю. Вместе со всякой мелочью оттуда с глухим стуком вывалился кожаный тубус. Увидев его, пленный попробовал привстать, но тут же ножища Всеволода припечатала его обратно к земле, и тому оставалось только недовольно застонать.
– Что это он так забеспокоился? – заинтересовался здоровяк.
– Наверное, как раз это и есть то важное, что он везёт. Вот и суетится бедолага. Сейчас проверим, чего это он так сильно разволновался, – одновременно косясь на рыцаря, произнёс Стоян и протянул руку за тубусом.
Герка подал его другу. Тот осторожно взял вещь, которая так взволновала пленника, и отщёлкнул большую медную застёжку. Внутри оказалась свёрнутая в рулон бумага. Восковая печать висела на шёлковой нити, которой было перевязано само послание.
– А что же там написано? – нетерпеливо спросил Герка, заглядывая через плечо друга.
– Сейчас узнаем, – заинтересованно произнёс Стоян и вытащил свиток из тубуса.
Развернув его, он углубился в чтение. Какое-то время вокруг стояла тишина, изредка прерываемая недовольным сопением пленника да фырканьем лошади.
– Ты чего-нибудь понимаешь в этой писанине? – нетерпеливо спросил живчик.
– Кажется, да! – радостно произнёс Стоян и, взглянув на небо, произнёс: – Спасибо тебе ещё раз, отец!
– Ну, что там? Давай говори скорее, а то мне уже невтерпёж! – произнёс Герка и принялся теребить друга за локоть.
– Подожди, я давно не читал на латыни. Сейчас переведу.
– Так ты что, на разных языках понимаешь, не только на немецком? Во наш Стоян даёт! Слышь, здоровяк, а не зря мы с тобой его всё время умником называли! – восхитился Герка.
– Похоже, друзья мои, что скоро московский князь на Ливонию войной пойдёт! – оторвав взгляд от донесения, тихо произнёс Стоян. – Значит, война будет, ребята. Об этом и хотят известить магистра ордена.
– Может, хоть наши соседи немчуру эту поганую прогонят! Надоели уже так, что просто мочи никакой нет! – воскликнул Всеволод.
– Да уж… А что мы теперь делать будем? – недоумённо воскликнул Герка.
– Помогать славянам будем! – резко ответил Стоян и так посмотрел на лежащего на земле ливонца, что тот всё понял и без перевода.
Притихший было пленник, пользуясь тем, что здоровяк, заинтересовавшись посланием, отвлёкся и снял с него свою ногу, стал потихоньку отползать поближе к кустам. Но в этот момент Всеволод обернулся.
– Куда?! – рявкнул он громовым голосом, и рыцарь от страха мгновенно застыл на месте.
Глава 3. Замок Венден
Недалеко от Риги, всего в пятидесяти милях4 к северо-востоку, среди густых лесов, на живописных холмах возвышался замок Венден5. В нём находилась резиденция магистра Ливонского ордена. Вокруг раскинулся небольшой городок с тем же названием, который жил за счёт торговли с замком. Глава ордена выбрал это место неслучайно, и не только потому, что здесь проходил торговый путь на север, в Ревель6 и Дерпт7; не только потому, что место было достаточно удобное с военной точки зрения, в случае осады крепости, но и потому, что именно здесь магистр мог чувствовать свою исключительность и не находиться постоянно в тени архиепископа. Только здесь он ощущал всю полноту своей власти и в то же время абсолютную безопасность, чего нельзя было сказать о его старой резиденции в Риге, откуда его не так давно силой оружия «попросили» своевольные жители города.
Хотя в Риге и был свой магистрат, а значит, и городская власть, но когда речь шла о серьёзных вопросах, все смотрели в рот прямому назначенцу Папы Римского, ибо он знал, на чью сторону в нужное время следует склониться. Самому же Папе с политической точки зрения было выгодно держать баланс в восточных землях между всеми тремя силами, но это не исключало случаев, когда хорошее подношение позволяло-таки получить его благословение в каком-либо споре. Однако здесь, к сожалению, был маленький, но достаточно неприятный нюанс: очередное хорошее подношение, уже от противоборствующей стороны, могло в корне поменять его точку зрения, и вчерашний лидер становился аутсайдером. Поэтому Венден оставался той базой, которая, находясь совсем недалеко от Риги, позволяла главе ордена постоянно держать над капризным городом свой занесённый меч и тем самым хоть как-то влиять на его правительство. Для этого в замке располагались самые лучшие боевые отряды Ливонского ордена.
Папа Римский замышлял орден как карающую десницу католической церкви во вновь обретённых землях. Он должен был силой своего оружия помогать церкви нести местным жителям слово Божье. Но, как говорят, на Бога надейся, а сам не плошай. Глава ордена строго следовал этому проверенному веками принципу жизни и имел свои взгляды на развитие ситуации в Ливонии. Постоянная борьба, которую он вёл не только с иноверцами, но и внутри ордена, создавала множество проблем. Поэтому неудивительно, что магистр сильно опасался за свою жизнь, и поэтому же возле себя в замке он оставил только лучших из лучших воинов, а всех остальных распределил по гарнизонам и крепостям. Из наиболее преданных ему людей он назначил комтуров8, которые в меру своего разумения руководили на местах военной подготовкой вверенных им подразделений. Магистр регулярно требовал от начальников крепостей отчётов о проделанной работе, но все они, не сговариваясь, слали ему отписки: дескать, всё хорошо и беспокоиться совершенно не о чем. Самому же магистру было не с руки часто ездить с инспекцией, и поэтому он удовлетворялся присланными отчётами. Кроме того, магистр не брезговал сведениями, полученными от иногородних купцов, приезжавших в Венден со своими товарами, и время от времени ему удавалось узнать некоторые подробности жизни своих комтуров. Что, в свою очередь, нередко приводило к их замене и междоусобицам среди членов ордена. Магистр свято верил в древний принцип divide et impera («разделяй и властвуй»), и ему было на руку, что рыцари, занятые борьбой друг с другом, не имеют возможности объединиться против своего главы. Да, разногласия между комтурами частенько приводили к небольшим войнам внутри самой Ливонии, и это несколько ослабляло страну, но в то же время конфликты позволяли магистру выступать в качестве благородного миротворца. Впрочем, вмешиваться в драку он никогда не спешил, предоставляя противоборствующим рыцарям самим выяснять отношения, а потом становился на сторону сильнейшего. Путём такой нехитрой дипломатии он проводил естественный отбор среди членов ордена и одновременно укреплял свой авторитет, а потому на очередных выборах великого магистра всегда оставался единственным кандидатом на этот титул.
Вальтер фон Плеттенберг в тот день сидел за письменным столом в Звёздном зале, который он унаследовал от предыдущих владельцев замка, и составлял послание магистру Тевтонского ордена. Несмотря на то что тот значительно ослаб после битв с поляками и литовцами, он всё же сохранял за собой право старшего брата в отношениях с Ливонским орденом. В тексте своего письма владелец Венденского замка в очередной раз жаловался на русского царя Ивана, который имел наглость построить на реке Нарва новую крепость и сосредоточить в ней свои войска. Слава Богу, шведы некоторое время назад разгромили укрепления русского правителя, но тот подтянул дополнительные силы и отстроил крепость лучше прежней. Сей прискорбный факт сильно огорчал магистра. По его разумению, все эти приготовления москвитянина говорили о том, что у него может появиться возможность свести на нет все усилия Ливонского ордена, старающегося не допустить поставок Русскому государству ганзейского металла и оружия, что очень осложнит наступление на Псков и дальше на Москву. А это, в свою очередь, поставит под угрозу установление на всех славянских землях абсолютного влияния римской церкви.
Магистр уже хотел поставить последнюю точку в своём послании, когда к нему тихо подошёл секретарь.
– Что у тебя? – медленно оборачиваясь к вошедшему, недовольно прокаркал магистр.
– К вам прибыл гонец с восточных земель нашего ордена, мой господин.
– Так веди его сюда! Что-то он сильно припозднился на этот раз. Я его ждал с известиями ещё вчера.
Секретарь ничего не ответил на замечание главы ордена, лишь поклонился и, выглянув за дверь, что-то крикнул. Спустя мгновение в личный зал магистра неуверенной походкой, будто нашкодивший школяр, вошёл невысокого роста человек. На нём клоками висели остатки грязной, изодранной рубахи, а на холщовых бриджах красовались большие бурые пятна. Его руки были усеяны синяками и кровоподтёками, а под левым глазом красовался огромный лиловый синяк. Человек прошлёпал босыми ногами по серому полу из грубо отёсанных сосновых досок и на полпути остановился в ожидании дальнейшей команды магистра.
– Кто этот человек? – недоумённо проворчал фон Плеттенберг, обращаясь к своему секретарю. – Ты сказал, что ко мне прибыл гонец, но я вижу перед собой только грязного оборванца.
– Этот человек утверждает, что он и есть гонец с наших восточных рубежей, мой господин, – невозмутимо ответил тот. – Он только что прибыл к нам в замок и сразу же объявил о намерении встретиться с вами, правда, при нём не было подорожной грамоты. А свой оборванный вид, не приличествующий рыцарю Ливонского ордена, он объясняет тем, что по дороге на него в лесу напали разбойники и отобрали оружие, а вместе с ним и послание от комтура пограничной крепости.
– Рыцаря Ливонского ордена, посланника нашего брата комтура – и обобрали какие-то нищие голодранцы, которые никогда в своей жизни не видали настоящего рыцарского оружия, а тем более не умеющие должным образом вести бой? – удивлённо прокаркал магистр.
– Наш брат объясняет сей неприятный инцидент тем, что этих, как вы справедливо выразились, голодранцев было очень много. Брат говорит, что их было десятка два, а может, даже и три.
– Сколько в лесах нашего досточтимого ордена развелось разбойников! – возмущённо рявкнул фон Плеттенберг и недовольно покосился на гонца, который в полном смятении стоял у входа в зал и смущённо переминался с ноги на ногу, не зная, как скрыть от гневного взора магистра их неопрятный вид. – А ну-ка, подойди ко мне, воин!
Посланник исподлобья покосился на помощника магистра, здоровенного детину, который в это время внимательно наблюдал за ним. Поймав его одобрительный кивок, оборванец подошёл поближе к столу и смиренно опустил глаза.
– Ну, расскажи мне, как всё это было на самом деле и что ты мне должен был передать от своего комтура? Я чувствую, это было что-то очень важное!
– Мой господин, мне было поручено доставить вам послание от моего комтура, – негромко произнёс гонец, не поднимая головы и таким образом пряча заплывшее лиловым синяком лицо от внимательных и острых, как заточенное шило, глаз магистра.
– И где же это важное послание, которое ты мне должен был передать? – ехидно спросил фон Плеттенберг.
– Его у меня в лесу отобрали разбойники, господин магистр, – чуть слышно ответил посланец.
– И почему же ты не препятствовал этому варварскому поступку? Почему ты не схватил этих грязных преступников и не препроводил в крепость, на наш справедливый суд?
– Видит наш всемогущий Господь, что я как мог оборонялся от напавших на меня лесных разбойников, но силы были слишком неравными, и мне, к моему горькому сожалению, пришлось им уступить поле боя.
– И что, разбойников действительно было столь много, что тебе было совершенно невозможно их одолеть? – с сомнением в голосе произнёс магистр.
– Клянусь Пресвятой Девой, мой господин, всё было именно так, как вы говорите. Разбойников было действительно очень много, не меньше сорока человек! – не моргнув глазом, соврал гонец.
– И где же ты их встретил, этих голодранцев-разбойников?
– На лесной дороге, на полпути между Митавой9 и Ригой.
– Слышал, брат, где эти разбойники прячутся? – обращаясь к своему помощнику, спросил магистр.
– Слышал, мой господин! – утвердительно склонил голову секретарь.
– Тогда подготовь нужное количество людей и пройдись с ними широкой сетью вдоль дороги от Риги до самой Митавы. Сделай так, чтобы все пойманные тобой разбойники должным образом были наказаны за противление истинной власти, ибо власть эта дарована нам самим Господом и никто не смеет оспаривать её справедливость. Мы должны прилюдно отсечь еретикам-разбойникам головы, дабы исполнить Божью волю. Половину из них подвергни казни в Митаве, а вторую половину – в Риге, на центральной площади города. И проследи, чтобы все горожане видели, как орден реагирует на противозаконные деяния, и поняли, что любое неповиновение нашей власти является бунтом против истинной веры и самого Бога.
– Слушаюсь, мой господин. Будет непременно исполнено, и именно так, как вы повелели! – ответил секретарь.
– Хорошо… Так на чём я остановился? Ах да! Тебе ведомо, что хотел мне передать твой комтур? – сверля гонца своими чёрными бездонными глазами, требовательно спросил магистр.
– Мой комтур на словах ничего не просил вам передать, мой господин. Он передал послание, но разбойники подло выкрали его у меня.
– И ты посмел ко мне явиться без этого важного документа, адресованного лично мне? – каркнул магистр так оглушительно, что у гонца ноги подкосились от неожиданности. – Что было написано в этом послании?!
– Я… н-не з-знаю, мой г-господин, – от испуга стал заикаться гонец. – Мне удалось бежать от лиходеев под покровом ночи, когда разбойники утратили бдительность. Мне только известно, что тремя днями ранее из Руси к комтуру прибыл наш брат, который до этого долгое время был в Москве и выполнял там по приказу Папы специальную миссию.
– И ты, скорее всего, даже не знаешь, какие именно вести он привёз из варварской Московии?
– Нет, господин магистр, мне неведомо, что рассказал наш брат, ибо их беседа проходила за закрытой дверью и без сторонних глаз, – понурив голову, тихо произнёс гонец.
– Так почему тогда ты не выкрал у разбойников такое важное послание, если не знаешь его содержания и не можешь передать его на словах?! И ты ещё имеешь наглость прибыть ко мне и отнимать у меня драгоценное время, которое я намеревался посвятить молитве нашему Господу, а вместо того выслушиваю твоё бестолковое «не знаю, не ведаю»!
– Я боялся себя обнаружить, господин магистр, – опустив голову, тихо произнёс гонец.
– Ты побоялся погибнуть во имя нашего святого дела? Во имя Господа?! Трус! Законченный трус! В заточение его, в темницу! – вскочив с кресла и обращаясь к своему помощнику, истошно завопил магистр и в крайнем возмущении громко затопал ногами. – Завтра поутру, в присутствии всех наших братьев, я решу твою судьбу. Рыцарь обязан в любых, даже самых тяжёлых условиях выполнять свой долг во славу Господа и делать это неотступно, а если на то есть Божья воля, то смело идти на смерть ради выполнения данного ему приказа! Даже если рыцарю будет противостоять бесчисленное множество врагов, он всё равно обязан выполнить приказ командира, ибо это его священный долг! Увести этого человека, недостойного звания рыцаря, с глаз моих и отправить гонца в наши восточные земли для прояснения ситуации! Я передам с ним послание для моего брата комтура!
– Слушаюсь, мой господин! – покорно склонил голову перед хозяином секретарь.
Утро следующего дня выдалось хмурым и пасмурным. Моросил нудный, мелкий дождь. От этого холщовая одежда братьев-рыцарей, занимающихся во дворе замка Венден хозяйственными делами, быстро намокала и противно прилипала к телу, заставляя их пошустрее шевелиться, чтобы хоть как-то согреться. В выигрышном положении оказались те, кто занимался сегодня рубкой дров: они, по крайней мере, не мёрзли, несмотря на дождь, холод и пронизывающий ветер. Тем же, кого отправили полоть огород, не повезло. Не очень-то приятно было ползать между грядок на четвереньках, по мокрой земле, но что поделаешь: «Бог терпел и нам велел!» Это была любимая присказка господина магистра, а ослушаться его и тем самым нарушить раз и навсегда установленный порядок жизни в крепости не решался никто из обитателей замка, ибо Вальтер фон Плеттенберг далеко не всегда выбирал соразмерное наказание даже за самый ничтожный проступок.
Но лучше всех в это утро чувствовали себя любимцы магистра – его личная охрана. Они с самого утра на небольшой огороженной площадке во внутреннем дворе замка лениво отрабатывали приёмы фехтования и силовой борьбы. Весь двор был выложен брусчаткой, а участок для тренировок рыцарей был дополнительно посыпан жёлтым песком, который специально для этой цели монахи привезли с побережья залива. Личная охрана магистра состояла из пяти рыцарей, которых отправили в Ливонию из далёких ганзейских городов богатые родители, питая надежду, что воинская служба превратит их шалопаев в достойных людей, знающих цену себе и другим. Дорогие подарки, которые они своевременно преподнесли господину магистру, сделали своё дело, и несмотря на то, что устав ордена гласил о равенстве по отношению друг к другу всех без исключения братьев-рыцарей, среди них появились те, кто были немного «равнее» остальных. К этим людям из личной охраны магистра другие рыцари ордена особой любви не питали и относились скорее настороженно, нежели с почтением, стараясь их по возможности обходить стороной.
Одному только посланнику комтура восточных земель Ливонского ордена в это утро не нужно было себя ничем утруждать: ни нести службу, ни выполнять какое-либо очередное послушание. По указанию магистра за свой проступок он был заточён в сырую темницу. Сквозь ржавую железную решётку небольшого оконца, расположенного высоко под потолком, вместе с утренней промозглой сыростью пробивался слабый утренний свет. Его совершенно не хватало, чтобы до конца рассеять сумрак этого мрачного помещения, а по мере приближения к холодному каменному полу он всё больше сгущался.
