Эд Макдональд
Знак ворона

2

Девлен Майль провел большую часть жизни на свиноферме, где грязи было много, а денег мало. Затем он обзавелся женой, а заодно – пристрастием к игре, выпивке и рукоприкладству. Справедливо будет сказать, что Девлен был преогромнейшим куском дерьма задолго до того, когда братья жены решили бросить его в колодец. Девлен сбежал и остался тем же куском дерьма, когда устроился уборщиком на фабрику фоса. Работа стабильная, но доход лишь немного больше, чем со свиней, от которых наш герой благополучно удрал. Потому, когда ушлый делец с черного рынка предложил красть батареи с фосом, Девлен с радостью ухватился за возможность подзаработать. Когда мои орлы поймали его с поличным, он вздумал сопротивляться, и я застрелил его.

Когда он умер в первый раз, его никто не оплакивал. Я сомневаюсь, что его оплачут во второй. Я очень хорошо помнил, как пристрелил его и как мои орлы швырнули тело на телегу. А этот ублюдок только что пытался пристрелить меня.

Речная вода смердела, я словно обрастал льдом. Я приплелся, сочась жижей, к своей конторе и с полчаса выблевывал свои кишки на ее задворках. Контору я отгрохал очень даже ничего. Мне пришлось поработать во время Осады, я видел то, как Валенград чуть не накрылся тазом, и тогда князья, наконец, поняли, что давать деньги на Цитадель и «Черные крылья» – крайне полезное и нужное занятие. В результате на доставшиеся мне деньги я смог позволить себе логово «Крыльев», за которым не стыдно было и поблевать.

– Босс, у вас вид просто жуткий, – зевнув, заметила сидящая за конторским столом Меара. – Вы нашли своего типа?

Меара – чуть ли не самая здоровенная бабища из всех, которых я встречал. Моя лучшая орлица. И за столом ей тесно.

– Нашел. Кто-нибудь еще на работе?

– Сэр, еще нет шести. Кстати, как думаете, толчок был сильный? Мне кажется, за последнее время он самый-самый. У нас часы в коридоре упали и разбились.

Если ей и хотелось спросить, почему я промок до нитки в сухую ночь и отчего так воняет, то виду она не подала.

Я нашел самый крепкий кофе в доме, укрепил его бренди и попытался смыть вкус канала. Но дрянь не уходила, будто застряла где-то в пазухах и смердела гноем, кислой химией и дерьмом. Я вылакал кофе и вскоре снова оказался на задворках, чтобы выметать его.

На улицах все еще было темно. В этой части города нет сети фоса, и никто не платит за то, чтобы зажигать старые лампы. Я люблю, когда темно. Я и место это для логова выбрал из-за отсутствия сети фоса.

За те несколько минут, что я провел снаружи, выблевывая вязкую маслянистую грязь, кто-то уже успел приклеить на дверь листок желтой бумаги. А-а, душеспасительная чушь. Дескать, видения Светлой Леди возвещают приход новой эры свободы и справедливости. Народ видел яркий призрак – или воображал себе, что видел, – и связал их с обычными мечтами. Святоши никогда не унимаются, а теперь они шныряют повсюду. Я обвел взглядом улицу. Паршивец уже смылся, оставив желтые листки на всех дверях. Я содрал листовку со своей, скомкал и отшвырнул. Эта чушь ко мне в контору не попадет, даже если в нужнике тряпки закончатся.

Вонь сама по себе пропадать не желала, поэтому я развел в кухне огонь и налил воды в жестяную лохань. В ней мы моем посуду, для меня она смехотворно мала – но лучше, чем ничего. Я намылил голову, попытался промыть глаза. Вода быстро почернела и приобрела маслянистый блеск. Глубинные короли накачивали драджей магией, и мне повезло в нее окунуться. Трудно сказать, от чего меня тошнило: от магии или от того, как я на нее реагировал. Но последнее принять легче. Амайра оставила для меня свежую форму в кабинете, думая, что я опять засну на работе. У меня был большой дом, но заходил я туда редко. В кабинете уютнее. Амайра догадалась, что я еще до рассвета заявлюсь в логово. Умная девчонка. У нее большое будущее.

«Черные крылья» четыре года назад, после нападения Шавады на Валенград, тоже остались с будущим в большой дружбе. Теперь у меня хватало денег круглосуточно держать на постах часовых, так что я сразу отправил команду разбираться с трупами на Шестом канале. Мои орлы прикатят тела – или то, что осталось от них – на обследование. Конечно, мертвые не слишком разговорчивы, но на трупах могут быть метки Глубинных королей.

Эх, дерьмово вышло. Надо было взять с собой команду. Я позволил сантиментам перевесить здравый смысл и чуть не сдох в результате. Ост был частью моего прошлого, а его я привык держать в кулаке, прятать стыд подальше. Будто оно меня нынешнего и не касалось. Нельзя позволять такое снова. Я уже не мальчишка, на мне ответственность, люди надеются на меня, ждут работы и получки. Головой думать надо.

Чистый и приодетый, я засел за стол и тут же смел на пол вчерашние бумажки. Старые слухи, полусырые доклады. Уже которую неделю не поступало ничего серьезного. Может, потому мешкоголовые и застигли меня врасплох.

Я смертельно устал и вымотался, то и дело сплевывал в корзину, но несколько часов спустя кофе остыл, а я снова ощутил себя человеком. Роскошный кабинет с панелями темного дерева, кожаными креслами и старыми добрыми масляными лампами поднимает дух. А может, дело в бренди. Мы окружаем себя роскошью так, словно богатство и излишества могут заслонить от нас все беды. Хотя наверное, и в самом деле могут, пусть и ненадолго.

– Похоже, бурная у тебя выдалась ночь, – заметил я, когда приковылял Тнота.

Слабовата дисциплина у лучшего навигатора по Мороку. Рубашка торчит из штанов, воняет, как из винокурни. Тнота с крайне горестным и страдальческим видом шлепнулся в свое кресло, на толстенные подушки. Опять переживает из-за своих же безобразий?

– Надо думать, у тебя все сложилось удачнее, – буркнул он.

Ну да, исчерпывающее объяснение. Я всю ночь убивал, он – пил. Как обычно. Хотя я в последнее время чаще отдаю приказы, чем сам машу мечом. А Тнота плавно и умело перешел из навигатора в статус моей правой руки. Ирония судьбы – своей-то у него не было.

– Глаза у тебя стеклянные. Опять не спал, – пожурил он. – В кровать тебе надо.

– Сегодня посплю, – пообещал я.

– Ты это говоришь каждый день, и через раз врешь. Большой Пес сказал, что…

Но тут его одолела зевота, на время спасшая меня от очередного алмаза собачьей мудрости.

Меня пробила дрожь, хотя в камине вовсю плясал огонь. Если я простыну и умру от купания в вонючем канале, то уж точно заеду смерти между ног.

Валия пришла в контору промокшая и замерзшая. Она скалилась на небо так, будто оно оскорбило ее лично. На месте неба я бы уже удирал в горы. Она влетела в кабинет, как летела и по жизни: стихией, не переносящей халтуры и неумения, исправляя по пути все, что испакостили недочеловеки вроде нас. Когда она вешала тяжелый плащ на стойку перед камином, то даже капать на пол умудрялась стильно. Копна каштановых волос заслоняла половину лица, и временами это было полезно – уж больно отвлекало это лицо. В тридцать Валия притягивала взгляды чаще, чем большинство в двадцать – ну, это, конечно, по-моему. Когда она появилась у нас три года назад, то сказала, что управится с нашим логовом лучше, чем кто-или другой. С тех пор она это не раз доказала. Теперь она управлялась не только с конторой, как предполагала ее работа, но и с моей агентурной сетью – что ее работа не предполагала и в помине. Но останавливать ее не стоило. Это уж точно.

Валия вытряхнула воду из нечесаной гривы, поморщилась и заключила:

– Воняет здесь просто мерзко.

Я рассказал о том, что случилось, и попросил выяснить, куда после первой смерти закинули тело Девлена Майля. Если я узнаю, как он смог выбраться из могилы, может, станет легче понять, с какой стати он снова подвернулся мне под руку.

– Что за недоумок! – буркнула Валия. – Как вообще можно умудриться сдохнуть дважды от рук одного и того же человека? Рихальт, оставь его мне.

Она записала детали, уставилась на облака за окном, а когда решила, что запугала их достаточно, пошла наружу, под редеющий дождь.

– А, так ты у нас уже «Рихальт», – поглумился Тнота.

– Ты тоже не зовешь меня «капитаном».

Факт, не зовет. Но тут совсем другое дело, и мы оба это понимаем.

– Как думаешь, для выпивки еще рано? – осведомился Тнота.

– Да, рано, – сурово ответил я.

Половина девятого, однако. Я старался бороться с худшими привычками. От выпивки меня клонит в сон, а теперь не время спать.

– Вот, гляди-ка – что скажешь? – спросил я, вытащив остатки светострела, которым меня чуть не угробил мешкоголовый, и водрузив их на стол.

Светострел напоминал мушкет: приклад, ствол, спусковой крючок, – но был устроен намного сложнее. Фос тек из канистры в зарядную камеру, взрывался от светового разряда, и оружие стреляло. Канистру оторвало почти целиком, приклад изуродовало разрывом, но длинный серебристый ствол, в целом, уцелел. На стали красовалась марка изготовителя: выбитая буква «Ф».

– Эти штуки следовало оставить в музее, – заметил Тнота. – Слишком дорогие и опасные. Порох не в пример лучше. А фос недешевый. И нестабильный.

Он осмотрел остатки, изучил спуск, нагар на стволе.

– …Хм, а я не узнаю мастера. Наверное, новый изготовитель, – наконец заключил он.

– Но это бессмысленно. Как ни крути, мушкет лучше буквально во всем. И куда меньше шанс, что тебя разорвет на части.

– Такие штуки используют только идиоты. Пусть с фосом возятся спиннеры. Ну ты их видел: все в ожогах от света, который сами же и вытащили.

– Не сомневаюсь, что взорвавшийся бедолага с тобой бы согласился, – поддакнул я. – Кстати, Ост сказал, что его наниматели встретились в долине Тивена с «малышом». Отчего именно там?

Тнота поскреб утреннюю щетину, очень бледную на фоне блестящей смуглой кожи.

– Хм, в ту долину пройти ой как непросто. Она маленькая, стрелка компаса вертится, будто на часах. Но великолепное место для укрытия. Хотя тут вопрос: что драджи поделывали так близко, и не затевают ли они новую пакость?

– У них больше нет армии, чтобы лезть на Границу, – напомнил я. – Машина Ноля разнесла ее в пух и прах.

Тноту аргумент не убедил.

– Ну да, – нехотя согласился он. – Но разве оттого легче?

* * *

– Капитан-сэр, прибыл утренний курьер, – безмятежно отрапортовала Амайра. Она шмыгнула ко мне и оставила на столе стопку конвертов из бурой бумаги.

Как и многие дети в Валенграде, она осталась сиротой во время боев за Стену. После Осады я посчитал своим долгом дать работу хоть нескольким из них. Но они один за другим удрали, умерли или оказались прожженными лгунами. А Амайра осталась и работала до сих пор.

– Как думаешь, мне что-нибудь из этого понравится? – указав на стопку, спросил я.

– Приглашение от майора Ненн. Она зовет вас пойти с ней в театр.

– Она прислала что-нибудь для тебя?

– Сегодня – нет, – уныло ответила Амайра.

Ненн полюбила ее и постоянно что-нибудь привозила, когда возвращалась из Морока.

Постоянно растущая коллекция диковин включала длинный палец с четырьмя суставами, ползавший сам по себе, камень, кричащий, если его погладить, и неразрушимого кузнечика, застывшего посреди прыжка. Колдовское дерьмо. Хотя вреда от него нет, если только не придет в голову его глотать.

– Может, и к лучшему, – заметил я и принялся копаться в бумагах.

– Капитан-сэр, можно мне пойти с вами в театр?

– Нет времени на театр. Слишком много работы, отдыхать некогда.

Бессонница и усталость после ночных приключений будто молотом били по голове. Надо выпить еще кофе.

– Но пьеса про Осаду! Я слыхала, у них кукла ну точно как Шавада, а внутри люди на ходулях, и они двигают куклу жердями!

Тнота рассмеялся – будто высыпали горсть камешков. Я оставил бумаги, мрачно посмотрел на него.

– У них крепкие нервы, тащить эту дрянь сюда, – заметил я. – Вряд ли хоть кто из гребаных актеришек слышал, как воет небо, пока не попал сюда.

– Гребаных актеришек! – с удовольствием повторила Амайра.

– Следи за языком! – буркнул я.

– Так точно, капитан-сэр! – выпалила она и, поколебавшись, добавила: – Капитан-сэр, с вами все в порядке? Вы плохо выглядите. Вам принести яиц или вина?

Девочка права. Мне скверно, и это не просто от усталости, а гораздо серьезнее. К усталости я привык. Большую часть ночей я спал по четыре часа, а иногда обходился и без того.

Я заморгал и вспомнил, что со мной говорят.

– Ваш сын опять заснул пьяным на ступеньках прошлой ночью, – сурово поведала Амайра.

Сын. Эх. Он теперь – мой сын. Старик по имени Глек Малдон в детском теле. До того, как Шавада изувечил его и сделал «малышом», Глек был вторым величайшим спиннером своего поколения. Я отстрелил ему половину лица, и потому, в некотором смысле, ответственен за него. Выглядит он как ребенок, а мне обычно не задают лишних вопросов, так что считают его моим отпрыском. Хороший повод держать Глека поблизости.

– Кто-нибудь уложил его спать?

– Нет. Он отказался идти, а потом наблевал на ковер и пропал. Я не знаю, где он теперь.

Я пожал плечами. Глек всегда делает, что ему заблагорассудится. Мои слова ему в одно ухо влетают, а в другое вылетают. Мучаясь угрызениями совести из-за того, что донесла, Амайра с облегчением удрала из кабинета. Да, ее проворству и живости можно только позавидовать. Невинный бесенок. Она говорила, что ей четырнадцать. Хорошо, если ей хотя бы двенадцать исполнилось.

– Босс, а ты дерьмово выглядишь, – заметил Тнота.

Как достало это слышать! Тнота уткнулся в бумаги на столе перед собой. Он всегда делал так, когда хотел сказать гадость.

– Босс, может, тебе поспать?

Поспать надо, но я не хочу – по той же причине, по какой не допускаю фос-ламп в кабинете. Я знаю, что поджидает меня в темноте. Когда я закрою глаза, то обязательно увижу ее. Объятая светом, она всегда тянется ко мне во снах, умоляя о помощи. Я протяну к ней руки, и наши пальцы пройдут друг сквозь друга, как дым.

3

– Сильно болит? – спросила Амайра, глядя на мои предплечья.

Я сидел напротив нее за столом и поедал свиную грудинку, запеченную в хлебе.

– Что болит?

– Ну, татуировки. Сильно?

– Их бьют, втыкая в человека иголки. Много раз. И болит оно именно так, как ты подумала. То есть сильно. У тебя разве нет работы? – сказал я.

– Хм, – изрекла Амайра. Она нахмурилась, но из-за стола не встала.

– И думать забудь, – посоветовал я. – Ты еще слишком молодая. Если обнаружу, что кто-то набил тебе тату, уши ему оторву.

– Но почему?

Какой докучливый ребенок. Хотя по моему опыту, дети только такими и бывают. У Амайры смуглая кожа, иссиня-черные волосы жительницы пустынного оазиса, но глаза голубые. То есть был кто-то в роду и с северной стороны. В Валенграде можно найти людей всевозможных цветов и оттенков, и смешанной крови хоть отбавляй. Обычное дело. Амайра никогда не говорила о родителях. Я уважал ее молчание.

– Потому что когда ты метишь себя, это навсегда. А я видел много людей, жалевших о плохих татуировках.

– Мне эта нравится, – сказала Амайра и указала на ворона, сжимающего в лапах меч.

– Уж поверь, эта – больнее всего.

Я уже прогрыз буханку с грудинкой до половины. Макал в холодный соус и жевал. Отчего-то когда не спишь, все время хочется есть. Иногда я ел шесть раз в день. Но еда не проясняет мозги, не помогает вспоминать. А память трещит, шипит и подводит. Все как в тумане.

– Мне кажется, надо набить одну, чтобы люди знали, где я работаю, – сообщила Амайра со всей уверенностью соплячки, ни разу не чувствовавшей на коже иглу.

– Нет.

– Но я…

– Нет!

Она потупилась.

– Так точно, капитан-сэр.

– У тебя работа. Иди и делай ее, – посоветовал я.

Они испустила драматический вздох и потопала прочь из комнаты, всем своим видом усиленно показывая, как ей тяжко и неприятно зарабатывать на хлеб.

Я прикончил мясо, потянулся, влил в себя остатки кофе и дал работу присным.

* * *

Потом я постучал в дверь кабинета Валии и зашел. Уют ее маленького мирка был без малого упреком моему хаосу. Я против воли заправил рубашку в штаны, чтобы соответствовать порядку вокруг. Безукоризненно выглаженное платье, волосы уложены столь же аккуратно, как и все в комнате. Валия составляла список на оплату – но отложила гроссбух, когда я зашел.

– Леван Ост умер. Я не знаю, где он жил и где искать его дочь. Ты сможешь выследить ее?

– Если она в городе, найти ее можно, – заверила Валия, отхлебывая из крошечной фарфоровой чашечки.

Она обожала жуткий, цвета грязи чай, который привозили с дальнего востока.

– Возьмешься? – спросил я. – Но все надо сделать тихо.

– Конечно. А ты думал о том, что лучше поискать нанявших его людей?

Валия умела задавать вопросы, звучавшие как приказы. Она посмотрела на меня поверх чашки. Ну да, теперь нас уже и чаем упрекают. Мы много пьем. Не можем без того. И работаем под хмельком. Нехорошо, но ведь Валии не приходится таскаться в Морок или резать людей.

– Ост говорил, их было тридцать, включая двоих спиннеров. Но никаких имен. Работать особо не с чем.

– Ты смотришь совсем не там, – укорила Валия. – Солдат найти нетрудно, но вот навигаторов – раз-два, и обчелся. Как они вышли на Оста? Большинство навигаторов работает на Цитадель. Может, Ост был не первым, к кому они подошли.

Она права. А я мог бы додуматься и сам. И может, без труда додумался бы, если бы рассеялась муть в голове. В общем, в распитии чая цвета грязи тоже есть толк.

У всех свои пороки. Но я предпочитал хорошо знакомые мне.

– Напомни зайти к тебе в следующий раз, когда надо будет включить голову, – буркнул я. – Спасибо. Я уезжаю из города до завтра.

Я встал и направился к двери.

– Рихальт?

– Что?

– Ванну еще раз прими. От тебя все еще несет каналом.

Валия говорила, не отрывая взгляда от гроссбуха, но, клянусь, она попросту прятала за ним улыбку. Ее я видел нечасто. А жаль.

Ее совету я не последовал, но сменил униформу на старое грубое тряпье, какое носил полжизни, и, выехав из южных ворот, двинулся по обводной дороге. Я миновал станции Два-Пять и Два-Четыре. Они выглядели ухоженными и укомплектованными. Вблизи Валенграда командиры всегда боятся проверок. Дорожат местом – всякому охота служить как можно ближе к Валенграду. Я обогнал пару караванов, со скрипом тянущихся к Границе, но, кроме них, на дороге почти никого не встретил. Сам путь следовало отремонтировать, но зимой все дороги в плачевном состоянии.

Моя цель лежала в полудне езды. Станция стояла прямо на границе Морока, а в паре миль от нее выросло что-то вроде городка, где обитали проходимцы и мародеры из тех, кому хватало храбрости и сил на вылазки в Морок. Однажды в городке появилась и таверна, потому что для вылазок в Морок нужны лакрица и выпивка. Конечно, вряд ли стоило открывать в логове бандитов пивную, но здешнее пиво незаслуженно пользовалось репутацией лучшего в Приграничье. Ходили слухи, что туда заглядывал временами сам маршал Венцер. Я попытался представить, как этот маленький старый закутанный до ушей человечек едет по одинокой пыльной улице. Да, такая шутка понравилась бы Железному Козлу. Я тоже улыбнулся.

Почти все, кто попадался мне по дороге, ехали в Валенград. По большей части, провинциальные типы: фермеры, батраки, ремесленники – обычные люди с повозками, заваленными поклажей, и ошалевшими от удивления детьми. Несмотря на близость Морока, они выглядели радостными и гордо поднимали головы в желтых капюшонах. Паломники Светлого ордена. Я им дружески кивал, но поговорить не останавливался.

Тик-таун выглядел паршиво и замызганно. Вокруг таверны образовалось скопище лавок и притонов – обычное дело для разбойных городишек, живущих в окружении алкоголя и выкапываемой в Мороке дряни. Азартные игры, шлюхи, драки и скупщики. В городе не было сети фоса, строения сплошь деревянные, за исключением одетой в камень таверны, будто подчеркивающей свое главенство в городишке Морока. Я не любил Тик-таун. Он притягивал всякий никчемный сброд, считавший, что из Морока можно вынести много денег. Леван Ост был не единственным, кто думал, что можно разбогатеть, раскапывая дерьмо Морока и продавая его коллекционерам на запад. Но копатели обычно не заходили далеко. Несколько часов в песках – и можно не найти дороги назад. Группки этих лоботрясов околачивались у входа в таверну. Хотя была зима, со стороны Морока прокатилась волна жары. Погодка стояла как посреди лета, и любители пива выбрались из таверны наружу. Мародеры угадывались сразу: трясущиеся руки, отчаяние на лицах. В Морок идут только отчаянные, тупые или жадные. Похоже, эти соединяли в себе все три ключевых свойства.

– Приятель, ищешь товар? Покупаешь? У меня есть штуки, которых ты в жизни не видел, – окликнули меня, когда я привязывал Сокола к столбу.

Да, мой кожаный костюм истрепался, а мягкую широкополую шляпу я носил уже лет пятнадцать, но коня-то не спрячешь. Достаточно лишь глянуть на Сокола, чтобы понять, что у его хозяина водятся денежки. А у предлагавшего нервно дергалась щека. Такое не проходит. Бедняга увидел что-то в Мороке. Ну, бывает.

– Не сегодня, – процедил я.

– У меня по-настоящему особенная штука, – выпалил он и сунул руку в карман – несомненно, чтобы вытащить диковину.

Я схватил его за запястье.

– Я же сказал, не сегодня.

Я пропихнулся сквозь вращающиеся двери в таверну. Ничего особенного, обычная пивная. Влажно, висит густой запах пролитого пива, на полу рассыпан истоптанный камыш. Народ уставился на меня из сумрака, барменша окинула меня взглядом и снова взялась протирать бокалы. Наверное, посчитала меня очередным искателем сокровищ. Большинство любителей полудневной выпивки из тех, что близость к ней предпочли прохладе снаружи, не обращало на меня внимания. У них хватало и своих проблем.

Я подошел к стойке. Бочонки с элем и бутылки с чем-то похожим на виски так и манили меня, но я решил не слушать их самоубийственный зов и обратился к барменше. Ее рыжие кудряшки были собраны в пучок на голове, на голой шее красовалась золотая цепочка. Ну хоть кто-то здесь делает неплохие деньги.

– Я тебя знаю, – сказала она. – Эти твои тряпки меня не обманут. Ты тут потише. Кое-кто не хочет попадаться тебе на глаза.

А, дезертиры. Кто бы подумал, что сбежавшие от Морока околачиваются так близко от него. Впрочем, людей всегда тянет к знакомым местам.

– Ну, если заметишь их – подскажи, – предложил я.

– Нам тут погрома не надо. Хочешь – лови сам. И снаружи, а не внутри.

– Я не погромы устраивать приехал. Я ищу навигатора. Есть тут такие?

– Нолт, – ответила барменша. – По крайней мере, еще вчера был здесь. Хотя он работы не ищет. Перегорело у него. Сидит и травит байки про свои приключения.

Я поблагодарил и, вопреки своим лучшим намерениям, таки глотнул двойного виски. Оно пошло гораздо лучше, чем я ожидал. Я заплатил больше, чем следовало, и уже хотел идти, но на выходе нарисовались трое типов с неласковыми выражениями на лицах.

– Похоже, вы хотите со мной переговорить, – заметил я.

Хотя «переговорить» было не совсем нужным словом. На типах – доспехи, собранные из разномастного дерьма, скверно подогнанные и в пятнах ржавчины. Первый – коротышка с заплывшим глазом. Вторая – высокая, щербатая и страшная баба. Третий – пропитый и брюхастый, с пышными бакенбардами до подбородка. Мечи пока в ножнах. Несомненно, эта троица видела, как я подъезжаю, и успела приодеться, пока я пил. Все считают, что выпивка меня рано или поздно прикончит. Что да, то да – но эти трое явно поторопились.

– Мы знаем, кто ты, – выдавила баба.

Похоже, их лидер. Только у нее в глазах хоть какое разумение. И пару ее дружков я узнал. В смысле, не в лицо или по имени, а сам тип. Чтобы быть солдатом, нужны дисциплина, крепость духа и толика дерзости. Дезертиру хватает лишь последнего. Типы думали, что я охочусь за ними. Если б я знал их имена, то, наверное, охотился бы. Но я не ожидал драки и явился легковооруженным.

– Я не за вами, – сказал я им. – Лучше всего для нас всех было бы, если бы через пять минут после вас здесь лишь пыль клубилась. Я дам вам время. Если хотите, начну обратный отсчет.

– Ты повесил Бинни и Уилкса, – прошипела баба, а бакенбардист с брюхом заворчал. – Они ж ветераны. Пережили Осаду. А ты повесил их, потому что они хлебнули Морока выше крыши и больше не захотели. Не надо было тебе их вешать.

Бинни. Уилкс. Пара беглецов – по меньшей мере, с год назад. Я их уже почти забыл. Клиенты пивной почуяли, что надвигается гроза, и тихо перебрались поближе к стенам.

– Жалуйтесь в суд, – посоветовал я. – Я тут не по вашему делу. И в мое вам лучше не впутываться. А то придется болтать языком там, где вас выслушают с большой охотой. Лезть в драку со мной не слишком разумно.

Да, неразумно. Но тогда, на барже, я сумел застать троих врасплох. А удача не любит, когда от нее требуют слишком многого. Если эти трое пойдут на меня, лучше всего будет вывалиться в ближайшее окно.

И тут я почуял кислый деревянный запах тлеющего фитиля, а затем щелчок курка.

– А ну, ребята, катитесь лесом, – прицелившись, посоветовала барменша, и добавила: – Давайте: мечи в ножны, заползайте на своих блохастых мулов и валите подальше от моей стойки!

Дезертиры уставились на барменшу – та не снимала палец со спуска.

– Я ищу навигатора, – сказал я, стараясь сменить тему на что-то, не включающее мою смерть.

У барменши всего одна пуля. Даже если попадет, счет все равно не в мою пользу. Дезертиры не просто скалили зубы. Они всерьез испугались перспективы отправиться вслед за Бинни с Уилксом. Ну подстрелит барменша толстяка, что дальше?

Троица переводила взгляды с меня на барменшу с мушкетом и соображала. Прикидывала шансы.

– Я ищу навигатора, – повторил я. – Свободного от службы. Знаете, где искать Нолта?

– Нолти? – выговорила женщина с прищуром. – А что он натворил?

– Ничего такого, о чем бы я знал. Проблем у него не будет – во всяком случае, из-за меня. Скажите мне, где он, и идите восвояси. И не останавливайтесь. Чтоб больше я вас тут не видел.

– Сам его ищи, – посоветовала баба. – Эй, ребята, вперед. Прилив не ждет.

До моря тут далеко. Но троица явно поняла, в какую сторону ветер дует: они попятились и выскочили наружу. Барменша вздохнула с облегчением, опустила мушкет и погасила фитиль. Выпивохи заковыляли к прежним местам. В их покачивающемся мире восстановились покой и порядок. Я вернулся к стойке и заказал еще одну порцию. Осталось лишь подождать.

Ждал я недолго. В маленьких городишках слухи разбегаются быстро. Нолт приковылял с костылем подмышкой – изможденный, в обтрепанной кожаной одежке, какую носят, когда уходят в Морок. Бродяга, нищий попрошайка с отнятой почти по колено левой ногой. Но на плечах – желтый шарф. Нолт уселся рядом со мной за стойку, и стало ясно: пока покупаешь ему местный сладкий эль, он будет трепаться сколько угодно. Нолт чуть ли не упал лицом в кружку и булькал так, будто ему месяц не давали пить.

– Хорошо пошло? – спросил я.

– Ну что сказать? Времена скверные, денег мало, – изрек Нолт и указал на отсутствующую ногу.

– Кто это тебя?

– Джиллинги. Я водил людей по Мороку двенадцать лет, и вот однажды мой приятель заснул на посту. Я проснулся, потому что захотел по малому – а красный ублюдок уже почти до колена ее доел.

Нолт потряс головой.

– С тех пор трудно найти приличную работу. Хотя я еще могу ездить верхом, Цитадель меня не берет. А могла бы. Все-таки я был чертовски хорошим навигатором.

– Мне рассказывали, – соврал я.

– Я слыхал, тебе нужен навигатор, хоть ты и ездишь обычно с Тнотой. Он уж точно понимает в том, как шастать по Мороку. В общем, чем могу помочь? У тебя есть для меня работа?

Нолт даже подался вперед: с виду так и горит нетерпением, хочет взяться за настоящее дело, показать, что не хуже других, несмотря на калечную ногу. Но я-то видел в его словах и жестах тихую отчаянную мольбу. Бедолага словно беззвучно кричал: «Не заставляй меня возвращаться туда, в проклятую пустыню, к призракам и безымянным страшным тварям, пожалуйста, не надо». Мне стало жаль его. Нелегко это – когда просыпаешься и видишь мелкую красную тварь, высасывающую из твоей ноги костный мозг.

– Нет, – заверил я. – Но я ищу тех, кто мог предлагать тебе работу. Кто-то просил тебя показать путь в долину Тивен?

Я попал в точку. Нолт изобразил огорчение – но радости скрыть не смог. Я снова заказал ему выпить, чтобы послушать его историю.

– Знаешь, я мог бы взяться за такую работу. Ты ж понимаешь, я могу. Трудная навигация, но меня от нее и пот не прошибет.

Он хотел, чтобы я ему поверил, уверился, что он по-прежнему такой, каким был раньше. Поэтому я не стал спрашивать, почему он отказался от работы. Нолт солгал бы.

– Ты правильно сделал, что не пошел, – подбодрил я. – Помнишь, кто тебе это предлагал?

– Ну да, помню. Странный тип. Такие обычно в Морок не ходят. Голос, как у богатея, леннисградский акцент. Не из самых верхов, но близко. Образованный, и нос задирает выше гребаного амбара.

– Он назвался?

Нолт задумался.

– …А, Накомо. Как город. Накомо.

Такое имя нечасто встретишь. Но и не то чтобы очень редко.

– Мне нужно выследить этого человека. Помогут любые сведения.

Конечно, Нолту больше не видать работы в Мороке. Тут уже все, путь закрыт, что вполне понятно. Но из армии Нолта уволили как заслуженного ветерана, и он в глубине души еще оставался солдатом. Его желание помочь Границе не исчезло вместе с ногой.

– Среднего роста, шатен, белый, выглядит молодо, но руки странные, старые… ага, вот еще что было: когда выло небо – а оно выло в особенности свирепо, когда он приехал искать пилота – парень чуть не выпрыгивал из седла. Наверное, новенький здесь. И что такому неотесанному понадобилось в долине Тивен? Ведь даль страшная. А он туда попал?

– Да, попал, – подтвердил я. – Спасибо, Нолт.

– Если отыщется настоящая работа, дай мне знать, – сказал он, но дрожь в лице намекала, что делать этого не нужно.

Я дал ему достаточно денег, чтобы не просыхать до конца недели. Изрядная сумма за имя и горстку деталей. Их я передам Валии – и посмотрю, что выйдет.

* * *

Когда я подъехал к Валенграду, уже давно стемнело. В последнее время на улицах было тесно от людей и телег. Сюда, волоча с собой кучу пожитков, тянулся народ: обычные люди – фермеры, торговцы, иногда мастера, иногда просто простофили со сворой голодных детей. Но пока пустых домов хватало на всех. Очень многие умерли во время Осады – и воины из тех, кто дрался и погиб на стене или под ее обломками, и трусы, которых нашли спрятавшимися, которых поймали, когда войска Шавады вступили в город. Поначалу казалось жутким, даже противоестественным входить в пыльные опустелые дома людей, умерших ради нашего спасения. Но прошло четыре года – и город заполнили новые люди. Они пришли с осмысленной целью, их желтые шарфы объявляли о преданности культу, укоренившемуся во всей городской жизни, среди людей всех профессий и сословий. Что до меня, я б к новой вере отнесся не лучше, чем к любым другим проповедникам грядущих бед, и втоптал бы зарождающуюся религию в грязь. Но их стало слишком много. Теперь лучше вообще не касаться их. Они звали себя «Светлым орденом», и я их ненавидел.