Эбби Грин
Секреты оазиса
Глава 2
Наши дни
Вертолет летел над вершинами гор. Шейх Салман бен Калид аль Сакр смотрел туда, где вдали уже виднелись минареты. Они приближались к Мерказаду, его родному дому.
Он возвращался сюда впервые за десять лет. Десять долгих лет. Все внутри у него сжалось. Он помнил день своего отъезда, помнил яростный спор со старшим братом Надимом так ясно, как будто все случилось вчера. И это несмотря на то, что он изо всех сил пытался все забыть.
Они находились в кабинете Надима, в том кабинете, из которого его брат руководил страной с тех пор, как ему исполнилось двадцать один год.
Ответственность Надима всегда наводила на Салмана ужас – он знал, что сам никогда не сможет вынести ее. Не потому, что он не способен на это, но потому, что, когда ему было восемь, он уже испытал весь ужас ответственности за своих близких – он никогда никому не рассказывал об этом. После этого он вырвал Мерказад и всех, кто был с ним связан, из своего сердца.
В этот момент в его памяти возникла Джамиля. Он помнил ту душевную близость, которая связывала их в детстве. Много лет она была единственным человеком, чье присутствие не раздражало его. И потом, в Париже, как легко она изменила его жизнь! А затем он сказал ей, что между ними не было ничего, что она просто выдумала ту детскую связь. При воспоминании об этом он похолодел и заставил себя сосредоточиться на том разговоре с братом.
– Это твой дом, Салман! – кричал ему Надим. – Ты нужен мне здесь. Чтобы быть сильными, мы должны управлять вместе!
Салман помнил – ему было все равно, что говорил его брат. Он знал, это его последний день в Мерказаде. Он свободный человек. С восьми лет, со времени их заточения, он чувствовал себя на много-много лет старше, чем Надим.
– Брат, это теперь твоя страна, не моя. У меня своя жизнь. У тебя нет права диктовать, как мне жить.
Он видел, что в Надиме происходила борьба. Салман молчал, но его молчание словно говорило: «Даже не пытайся мне диктовать!» И Надим сдался.
Слишком многое их разделяло. Каждый раз, когда Салман смотрел на своего брата, он чувствовал мучительную зависть. Надим – как положительный герой, добропорядочность которого никогда не подвергалась испытаниям, никогда не осквернялась – он не знает, что это такое. Зато это знает Салман – он узнал это тогда, когда с детством пришлось расстаться на целых три месяца, которые показались ему тремя столетиями.
Салман знал – Надим винит себя за то, что не смог тогда защитить его. И хотя он понимал, как это нелепо – ведь Надим был так же беззащитен, как он сам, – он все же считал, что брат должен был спасти его от всех тех ужасов, которые ему пришлось пережить. В каком-то смысле ему хотелось, чтобы Надим испытал такую же боль, и он пользовался любой возможностью, чтобы причинить ее, вполне отдавая себе в этом отчет, хотя и проклиная себя за это.
Все эти годы они обвиняли друг друга и самих себя, и только в прошлом году, встретив брата на праздновании дня рождения султана Аль-Омара, Салман почувствовал – что-то в нем изменилось. Они только перекинулись парой слов, как это вошло у них в обычай – они встречались один-два раза в год, – однако он почувствовал легкость в общении, чего раньше никогда не было.
Салман поморщился. Он смотрел невидящими глазами на раскинувшуюся внизу во всем своем горном великолепии родную землю. То, что он летит туда сейчас, – огромное событие в его жизни. Он сам в это не очень верил. Не верил, что проведет в Мерказаде, во владениях Надима, целый месяц, пока тот со своей беременной женой будет гостить в Ирландии, где она родилась.
Предание говорило, что если Мерказад останется без шейха хотя бы на один месяц, тогда произойдет военный переворот, который приведет к власти нового правителя. Эта легенда появилась во времена, когда государство постоянно подвергалось разного рода нападениям. Однако страна осталась без шейха только однажды – когда погибли их родители. До совершеннолетия Надима страной руководил временный совет. Им повезло, что армия была верна их умершему отцу и Надиму.
Однако Надим поведал Салману, что многие в стране разочарованы тем, что шейх женился не на местной девушке, а потому он опасается, что страна уязвима до тех пор, пока не родился его наследник, но если Салман проведет этот месяц в Мерказаде, переворота можно не опасаться.
Салман неожиданно для самого себя сказал «да», хотя собирался сказать «нет». В глубине души он всегда знал, что однажды обязательно вернется домой, чтобы лицом к лицу встретиться со своими страхами. И вот это время пришло. Именно этим он объяснил себе свое непостижимое решение, а вовсе не скрытым чувством долга… и не тем, что он лишился покоя с тех пор, как увидел Джамилю на той вечеринке год назад.
Даже сейчас он помнил, как сжалась его грудь, когда он увидел ее в коридоре дворца Хуссейна, словно видение, словно она вышла из его мечты, в существовании которой он бы никогда себе не признался. Только в этот момент он понял – и вздохнул с облегчением, – что все эти годы с момента их встречи в Париже он каждый год отправлялся на вечеринку султана с одной только мыслью – увидеть Джамилю… Однако это открытие не слишком его обрадовало. Он не должен был вступать с ней в отношения. Он должен был найти в себе силы и отказаться от нее. Но он не смог. Хотя прекрасно знал, что она была слишком, слишком невинна для такого, как он, он все же соблазнил ее в Париже, чем еще раз доказал себе, насколько он испорчен. Но и этого ему показалось мало – и тогда он разбил ее сердце. Он вспомнил, как бледна она была тогда. В ее прекрасных глазах стояла невыразимая боль. Радостное невинное существо превратилось в опустошенного взрослого человека – а он еще говорил себе, что все это для ее блага. Он уверял себя, что спас ее – от себя и других, похожих на него. Ведь его самого уже ничто не спасет. Он видел зло так близко, что оно навсегда испортило его. И испортит любого, кто будет рядом с ним.
Однако все это не помешало ему поцеловать Джамилю на вечеринке у султана. Стоило только представить себе ее с «другом», как ему захотелось доказать всему миру, что она принадлежит ему. За прошедший год ни одной женщине так и не удалось пробудить в нем его когда-то ненасытное либидо – ему понадобились все силы, чтобы забыть этот факт. И словно в насмешку при одной мысли о Джамиле его тело моментально ответило. Он никогда больше до нее не дотронется. Это его единственный шанс спасти хотя бы частицу своей души.
Салман знал – Надим подозревает, что между ним и Джамилей что-то произошло, и, конечно, не мог этого одобрить. Во время последнего разговора в его тоне чувствовалось предупреждение.
– Думаю, ты не будешь часто видеть Джамилю. Она живет и работает на конюшнях, и она очень занята.
И это очень хорошо, повторил про себя Салман, ведь сама мысль о лошадях и конюшнях вызывала в нем такой ужас, что кожа покрывалась мурашками. Он точно не скоро там появится.
Салман был занят своими мыслями, когда вертолет стал снижаться на территорию замка, и в этот момент панический ужас охватил его – он едва сдержался, чтобы не дать пилоту команду лететь назад. Нет, он достаточно сильный для того, чтобы выдержать один месяц на родине. Он должен.
Салман глубоко вздохнул. Белый замок был уже перед ним. Его покрытые орнаментом стены и крытые галереи в один момент вернули Салмана во времена, которые все еще казались невыносимыми. Он справится с этим. Так же как он до сих пор справлялся со своей жизнью – всячески избегая боли.
– Мисс Джамиля, он вывалился из вертолета – рубашка расстегнута, джинсы рваные. Он больше похож на рок-звезду, чем на следующего правителя Мерказада. – Главная экономка поморщилась, ее лицо выражало отвращение. – Он совсем не похож на брата. Это позор для…
– Ханна, довольно.
Они собрались, чтобы обсудить, что нужно сделать в замке, пока нет Надима и Изольды. Джамиле все давалось с трудом с тех пор, как она услышала накануне, что Салман здесь.
– Простите, мисс Джамиля. Я забылась на секунду… – Пожилая женщина покраснела.
– Ничего. – Джамиля улыбнулась через силу. – Не беспокойтесь, он будет здесь, всего лишь пока Надим и Изольда не вернутся. А потом все станет по-прежнему.
Да, по-прежнему.
– А на следующий год в замке появится малыш! – Лицо экономки просветлело.
Пожилая женщина продолжала что-то радостно говорить, а Джамиля надеялась, что ее боль не отражается на ее лице и в глазах. Она любила Надима и любила Изольду, которая стала ее близкой подругой, но, к ее огромному стыду, она немного завидовала их безоблачному счастью.
По правде говоря, когда Надим сказал ей, что они уезжают в Ирландию проведать семью Изольды, пока еще есть время до рождения ребенка, Джамиля почувствовала облегчение. Ей становилось все труднее и труднее видеть их любовь, особенно с тех пор, как около шести месяцев назад стало известно о беременности Изольды. Надим ни на секунду не отпускал жену от себя, лелеял ее, как драгоценный камень. Джамиля видела – это сводит Изольду с ума, однако на самом деле Изольда ни в чем ему не уступала: если мужа не было рядом более часа, было заметно, что ей становится не по себе.
Однако надеждам Джамили немного расслабиться не суждено было сбыться. Как-то за обедом Надим вскользь упомянул, что в его отсутствие страной будет руководить Салман. От Джамили не ускользнуло, что и Надим, и Изольда внимательно следили за ее реакцией. Они не спрашивали ее, почему она так странно вела себя на вечеринке у султана, но и так было ясно – это связано с Салманом.
Джамиля могла гордиться собой: она стоически восприняла это известие, продолжая потягивать вино. И только надеялась, что ее руки не задрожат.
– Это хорошо. Он так давно не был дома, – сказала она безучастно.
– Если хочешь, поезжай во Францию, посмотри, как обстоят дела там на конюшнях, – мягко сказал Надим.
– Нет. – Джамиля выпрямилась, все ее тело было напряжено. Она боялась, что они могут решить, будто она не выдержит или присутствие Салмана скажется на ее работе. Она покачала головой, судьба была решена. – У нас здесь слишком много работы…
Но теперь, когда Ханна встала и спросила, придет ли она в замок, чтобы поговорить с персоналом, она едва не закричала «Нет!». Ей пришлось успокаивать себя. Она бессовестно решила сыграть на гордости Ханны. Поэтому улыбнулась и сказала так беззаботно, как только смогла:
– Зачем мне приходить, если вы прекрасно со всем справляетесь? У нас здесь, на конюшнях, куча дел. А если что-нибудь случится, вы позвоните мне.
К ее глубокому облегчению, Ханна не стала возражать. Когда женщина ушла, Джамиля откинулась на спинку офисного кресла. Ее сердце колотилось, как у испуганного жеребенка.
Целый месяц. Целый месяц ей лучше не приближаться к замку и к Салману. По крайней мере здесь, на конюшнях, где она жила, она могла чувствовать себя в относительной безопасности. Он ненавидел лошадей ровно столько, сколько она его знала, поэтому была уверена, что он и близко сюда не подойдет.
Все было кончено. Поэтому то, что он находился сейчас совсем рядом, всего в десяти минутах езды от нее, ничего не значило. Совсем ничего.
Телефон зазвонил в 5.30 утра. Джамиля как раз собиралась уходить, чтобы совершить свой утренний обход конюшен и убедиться, что все в порядке. Она чувствовала себя плохо от постоянного напряжения и недосыпа.
Вот уже несколько дней шум вертолетов не прекращался ни на секунду. Территория замка превратилась в вертолетную площадку. И хотя конюшни располагались довольно далеко, иногда вертолет подлетал так близко, что лошади пугались и их потом приходилось успокаивать часами. До Джамили доходили разговоры, что Салман превратил свое пребывание в замке в череду непрекращающихся вечеринок.
Джамиля собралась с духом и ответила на звонок в офисе, который был частью ее личных апартаментов. На другом конце были слышны истерические всхлипывания. Наконец ей удалось успокоить Ханну и расслышать хоть что-то внятное. Она чувствовала, как в ней поднимается ледяной гнев.
– Я иду, – удалось ей вставить в непрекращающиеся стенания Ханны.
Этот гнев был ее спасением – он отвлекал ее от страха вновь увидеть Салмана. Джамиля вышла на улицу и села в джип. Дорогу в десять минут она преодолела за пять. Ханна уже ждала ее. Стоило Джамиле выйти из машины, как экономка запричитала:
– Всю ночь, каждую ночь… громкая музыка и еда! Мы больше не можем выполнять все их требования! И еще они начали разбрасывать вещи в церемониальном зале! Если бы только Надим это видел…
Джамиля мягко, но твердо остановила Ханну и сказала:
– Соберите людей для уборки. И пусть Сакмал подгонит автобус. Этим утром все гости уезжают.
Примерно через час она подошла к той части замка, которую облюбовал для себя Салман. К тому времени гнев просто клокотал в ней. Она увидела разгром, который учинили в замке так называемые гости – он привез сюда, наверное, половину всех тусовщиков Европы. Она сама только что посадила в автобус человек пятьдесят все еще пьяных и очень недовольных «гостей». Их доставят в Аль-Омар, а оттуда – прямиком домой.
Джамиля толкнула дверь в покои Салмана, раздался стук о стену. То, что она увидела, причинило ей такую боль, что она едва не согнулась пополам. Ее гнев разгорелся еще сильнее – она поняла, что все еще зависит от него.
На роскошном ложе растянулись два тела. Рядом с кроватью стояла пустая бутылка из-под шампанского и бокалы. Пышная блондинка с размазанной косметикой, одетая в маленькое блестящее платье, подняла на Джамилю пьяные глаза. Она лежала рядом со спящим Салманом, ее рука – на его обнаженной мускулистой груди. Слава богу, на нем хотя бы были джинсы.
– Что вы себе позволяете? – заплетаясь, произнесла она.
Джамиля подошла к кровати, стараясь не обращать внимания на смуглое тело Салмана, взяла женщину за руку и потянула за нее.
– А-а-а!
Джамиля была непреклонна. Она проводила женщину к двери, где в нерешительности стояли две горничные. Они были с ног до головы одеты в черное. Их огромные карие глаза становились все больше и больше.
– Девушки, пусть гостья соберет свои вещи, а потом проводите ее к автобусу, – ледяным голосом приказала Джамиля. – И скажите Сакмалу, что он может ехать. Кажется, это последняя.
Пьяная женщина пыталась протестовать, но Джамиля захлопнула за ней дверь и повернулась. Салман не шевельнулся. Ее сердце сжалось от боли. Он всегда спал крепко, а сейчас он к тому же был пьян. Она оглядела его мускулистое тело. Приходится признать, что, хотя он ленивый и никчемный плейбой, у него тело атлета в самом расцвете сил.
Темная щетина подчеркивала твердость подбородка, черный локон упал на лоб, длинные ресницы нежно ласкали высокие скулы – он казался таким невинным, что был похож на темного ангела, в буквальном смысле упавшего с неба. Вот только он не был ангелом – ни падшим, ни каким-либо другим.
Джамиля крепче сжала губы, как будто это могло остановить поднимавшуюся в ней горячую волну, и направилась в ванную. Через некоторое время она вернулась в гостиную, мысленно попросила прощения у Надима и Ханны за то, что собиралась сделать с этой роскошной мебелью, а затем вылила на Салмана целое ведро ледяной воды.
Салман решил, что на него напали. Его рефлексы были отточены до такой степени, что он оказался на ногах задолго до того, как понял, что произошло. Однако через несколько секунд он оценил ситуацию и расслабился.
Джамиля стояла перед ним с пустым ведром и таким воинственным видом, что он ощутил головокружение. Впервые с тех пор, как он вернулся сюда, Салман чувствовал, что владеет собой, что не мчится к краю пропасти без руля и без ветрил.
Ее волосы были собраны сзади, на лице ни капли косметики. В белой рубашке, джинсах и сапогах она могла сойти за восемнадцатилетнюю. Ее волшебные голубые глаза сверкали, как сапфиры, щеки слегка раскраснелись – она была настоящим бриллиантом, по сравнению с этими искусственными дамочками, которые сражались за его внимание последние несколько дней. Он с отвращением вспомнил ту, которая в конце концов забылась пьяным сном рядом с ним этим утром. Он пообещал себе отправить всю эту орду на своем самолете, поскольку все же осознал, что сделал ошибку, привезя их сюда. Но, судя по выражению лица Джамили, об этом уже позаботились.
– Как ты посмел? – говорила Джамиля, и что-то подсказывало ему, что ее голос дрожит от гнева, а не от чувств. – Как ты посмел превратить замок в бордель? Бедная Ханна в шоке – она столько пережила, ублажая тебя и всех этих богатых бездельников. Мало того что они разгромили замок, их визиты на вертолетах постоянно пугали лошадей.
Воздух накалился. Салман, раскачиваясь на пятках, лениво оглядел Джамилю с ног до головы. Ему, казалось, наплевать на то, что он весь мокрый, и Джамиле пришлось признать – все пошло совсем не так, как она ожидала. Салман не выглядел раскаивающимся. Он даже не выглядел пьяным. Его взгляд был таким же пронзительным, как всегда. Ей лучше не смотреть вниз – туда, где мокрые джинсы обтягивают его бедра.
Он скрестил руки на груди – и его бицепсы вздулись. Джамиля с опозданием поняла, что разбудила спящую пантеру.
– Даже не поцелуешь меня в знак приветствия. – Он говорил, растягивая слова. – Как-то это невежливо, не находишь?
Джамиля поставила ведро на пол, потому что боялась, что выронит его. Ей пришлось выдержать этот пронзительный, так беспокоящий ее взгляд. Чувствуя, что надо спасаться как можно быстрее, она произнесла ледяным голосом:
– Видимо, Мерказад – слишком скучное место для тебя. Если тебе нужны развлечения, думаю, лучше отправиться в Бхарани, вслед за твоими друзьями. Они как раз едут туда на автобусе.
На секунду его губы тронула улыбка – Джамиля готова была поклясться в этом. Но потом она исчезла, и девушке еще сильнее захотелось бежать. Она повернулась, чтобы уйти, но не успела подойти к двери, как сильная рука схватила ее и повернула к себе.
– Ну и куда ты собралась? – услышала она гортанный голос.
– Что… – Она не смогла договорить.
Салман знал, что должен оставить ее в покое. Он пообещал себе, что не будет преследовать ее. Но, увидев ее сейчас, увидев это прекрасное тело, он чувствовал, что его измученная душа не сможет противостоять искушению.
– Я же сказал, неужели ты не можешь вежливо поздороваться со мной?
Джамиля подняла на него глаза, уже проклиная себя за то, что пришла сюда.
– Зачем мне здороваться с тем, кто не в состоянии прилично вести себя в собственном доме?
– Именно. – Злость сверкнула в его глазах. – Это мой дом, не забывай об этом.
– То есть ты напоминаешь мне о моем месте? – выпалила Джамиля. – Это так, Салман? Мне давно уже никто не напоминал, что я не член вашей семьи.
Она попыталась освободиться, но он слишком крепко держал ее, а затем повернул лицом к себе и посмотрел ей прямо в глаза.
Конечно, она не была членом семьи. Несмотря на всю заботу и все старания Надима защитить и поддержать ее, она всегда знала свое место. Так зачем Салман заговорил об этом сейчас?
– Ты знаешь, я не это имел в виду. Просто это мой дом, и я буду вести себя здесь так, как считаю нужным. Я правитель и не должен ни перед кем отчитываться.
Она выставила вперед подбородок и гордо сказала:
– Ты подчиняешься мне. Все здесь знают, кто на самом деле правитель. И это точно не ты. Тебе сначала придется завоевать уважение людей здесь. А я не буду стоять в стороне и наблюдать, как ты оскверняешь дом Надима и Изольды.
Не успела Джамиля осознать, почему сделалась такой воинственной, как они внезапно оказались намного ближе друг к другу. У нее перехватило дыхание, как только она ощутила его незабываемый и такой мужской запах. Она вдруг поняла, что от него совсем не пахнет спиртным. Он не был пьян? Но она ведь видела своими глазами…
– Я уже сказал, – его тон был таким же ледяным, как и ее, – этот дом принадлежит не только Надиму, но и мне. И я буду приглашать сюда кого хочу и когда хочу.
Джамиля извивалась в его руках, пытаясь освободиться, но добилась она только того, что оказалась еще ближе к нему. И тогда она услышала, как он тихо выругался. Неожиданно его руки подхватили ее и потащили в ванную. Она пыталась ударить его ногами, но он был таким сильным, что все ее попытки бороться были тщетными. Сильное мокрое тело крепко прижимало ее к себе, и это была целиком ее вина.
Она не успела сказать ни слова, а они уже оказались в ванной. Салман легко справлялся с ней одной рукой, а другой включал душ. Теперь она билась обеими руками, но все было бесполезно. Его руки были словно из стали.
Краны были открыты, и вокруг них уже начал подниматься пар, когда она наконец выпалила:
– Какого черта ты делаешь? Отпусти меня сейчас же!
В этот момент Салман увлек их обоих под мощную струю теплого душа, и Джамиля услышала его зловещий голос:
– Отвечаю тебе тем же, мисс Недотрога.
