Э. А. Золаев
Организационная деятельность как самостоятельное преступление: понятие, виды, характеристика

Полная версия

Следует отметить, что в УК РФ есть ст. 241 (организация занятий проституцией) и ст. 232 (организация либо содержание притонов или систематическое предоставление помещений для потребления наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов), в которых предусмотрена уголовная ответственность за организацию деятельности, не являющейся, в соответствии с действующем законодательством, преступной, но сама организационная деятельность таковой является.

Исходя из этого организационную преступную деятельность, на наш взгляд, можно определить как предусмотренное нормами Особенной части УК общественно опасное деяние по созданию и руководству группой лиц либо по воспроизводству условий существования организаций, а также по организации действий иных лиц, преследующих преступные или деструктивные для общества цели, а в ряде случаев – участие в этой организационной деятельности.

Данное определение отличается от дефиниции В. В. Малиновского прежде всего включением в него такой важной составляющей организационной деятельности, как воспроизводство условий существования, которое, по сути, выходит за рамки создания и руководства организацией. В силу своей краткости и в то же время емкости, связанной с большей, чем у В. В. Малиновского, степенью теоретизации при сохранении практической направленности, предложенное определение, по нашему мнению, может быть использовано в качестве инструмента, позволяющего отграничить организационную деятельность как таковую от организаторской деятельности в рамках института соучастия.

Говоря о понятии организационной деятельности, стоит также обратить внимание на вопрос о необходимости выделения организационной деятельности в качестве самостоятельного института в теории уголовного права. На наш взгляд, следует исходить из того, что исследуемая тема, как было отмечено нами ранее, разделяется на две части – организаторскую деятельность в рамках института соучастия и самостоятельную организационную преступную деятельность в рамках Особенной части УК РФ. При этом в первом случае организационная деятельность, по сути, представляет собой квазиорганизационную деятельность, соучастие, в то время как организационная деятельность как таковая предполагает наличие специальной нормы в Особенной части УК РФ (см. Приложение 1). Однако в силу того, что организационная деятельность предполагает наличие самостоятельной нормы в Особенной части УК, ее изучение в рамках института соучастия является неверным.

Указанная особенность отмечалась еще в теории советского уголовного права. В частности, Ф. Г. Бурчак акцентировал внимание не только на соучастии как одном из институтов Общей части уголовного права, но и на соучастии особого рода, которое характеризуется тем, что ответственность соучастников в данном случае прямо предусмотрена в уголовно-правовых нормах Особенной части. «Действия организаторов преступных сообществ являются одним из видов деятельности, рассматриваемой как преступление непосредственно в статьях Особенной части УК. Поэтому в статье, предусматривающей ответственность соучастников, о них говорить нет необходимости»^[19], – пишет автор применительно к лицам, создающим преступное объединение и руководящим им. Мы соглашаемся с исследователем, принимая во внимание тот факт, что если то или иное обстоятельство уже нашло отражение в Особенной части УК, то нет необходимости лишний раз дублировать нормы закона в Общей части УК.

Действующее уголовное законодательство в рамках ч. 5 ст. 35 УК РФ, определяя правила ответственности организаторов и участников преступных объединений, фактически закрепляет за организованной группой и преступным сообществом (преступной организацией) статус формы соучастия в конкретном преступлении, что сказывается на адекватности отражения указанного вопроса в отечественной правовой науке^[20]. Действительно, такую точку зрения можно признать отчасти верной в отношении организованной группы, в то время как в отношении преступного сообщества (преступной организации) она «не работает» совсем, поскольку совершение преступления преступным сообществом (преступной организацией) не предусмотрено в качестве квалифицирующего признака ни в одной статье Особенной части УК РФ. Создание же преступной организации (преступного сообщества), а также руководство ей признаются самостоятельными преступлениями в ст. 205⁴, 210 и 282¹ УК РФ.

Очевидно, что организация подобного рода преступных объединений, предусмотренных нормами Особенной части УК РФ, а также участие в них не могут рассматриваться в качестве соучастия в конкретном преступлении. Более верным будет определять указанные деяния как соучастие в организационной деятельности.

Вышеизложенное, на наш взгляд, демонстрирует необходимость выделения организационной деятельности в качестве самостоятельной группы преступлений в Особенной части УК. Преобладающий в настоящее время подход к ее рассмотрению в рамках института соучастия^[21] не позволяет в полной мере уяснить ее содержание и дать точное определение.

Таким образом, действующим уголовным законодательством и, как следствие, отечественной правовой наукой признается существование организаторской деятельности в рамках института соучастия и организационной деятельности в нормах Особенной части УК РФ. Если в первом случае это квазиорганизационная деятельность – соучастие, то во втором случае организационная деятельность может быть определена как предусмотренное нормами Особенной части УК общественно опасное деяние по созданию и руководству группой лиц (ст. 205⁴, 208, 209, 210, 239, 282¹ УК РФ) либо по воспроизводству условий существования организаций (ст. 205⁵, 282², 284¹ УК РФ), а также по организации действий иных лиц (ст. 110², 171², 172², 212, 232, 241, 279, 322¹ УК РФ), преследующих преступные или деструктивные для общества цели, а в ряде случаев – участие в этой организационной деятельности. Деятельность организатора преступления, описанная в ч. 3 ст. 33 УК РФ, именоваться организационной не может, в связи с тем, что для последней, характерно наличие самостоятельной нормы в Особенной части УК РФ.

§ 2. Характеристика организационной деятельности

Как и любое другое явление окружающей действительности, организационная деятельность, представляющая собой предусмотренное нормами Особенной части УК общественно опасное деяние по созданию и руководству группой лиц либо по воспроизводству условий существования организаций, а также по организации действий иных лиц, преследующих преступные или деструктивные для общества цели, а в ряде случаев – участие в этой организационной деятельности, обладает определенными признаками, которые неоднозначно оцениваются в отечественной науке.

С. А. Балеев в числе существенных черт организационной деятельности выделяет объективные и субъективные признаки. Характеризуя объективные признаки, автор прежде всего отмечает, что «с объективной стороны деятельность организатора возможна только в активном проявлении»^[22]. Это, в свою очередь, позволяет заключить, что объективные признаки организационной деятельности вытекают из объективной стороны состава преступления, описывающего соответствующее криминализированное деяние.

Так, за организацию либо содержание притонов уголовная ответственность предусмотрена ст. 232 УК РФ. Примечательно то, что организация в данном случае определяется как поиск, приобретение или наем жилого или нежилого помещения, ремонт, финансирование, обустройство помещения различными приспособлениями и т. д.^[23], а содержание – как использование подготовленного для потребления наркотических средств или психотропных веществ помещения, а также оплата расходов, связанных с существованием притона, внесение арендной платы за его использование, обеспечение охраны, регулирование посещаемости и т. д.^[24] В свою очередь организация занятий проституцией представляет собой, в силу ч. 1 ст. 241 УК РФ, как деяния, направленные на организацию занятия проституцией другими лицами, так и содержание притонов для занятия проституцией или систематическое предоставление помещений для тех же целей; создание террористического сообщества, в силу ч. 1 ст. 205⁴ УК РФ, – создание устойчивой группы лиц, заранее объединившихся в целях осуществления террористической деятельности, подготовки или совершения одного либо нескольких преступлений в целях пропаганды, оправдания и поддержки терроризма, а также руководство таким террористическим сообществом, его частью или входящими в такое сообщество структурными подразделениями и т. д.

Очевидно, что объективные признаки организационной деятельности – это объективная сторона составляющих ее преступлений^[25]. Вместо с тем, по справедливому замечанию А. М. Царегородцева и А. В. Покаместова, «отсутствие в законе точно заданных параметров объективных свойств организационной деятельности приводит к тому, что в уяснении существа данного вида преступного поведения большая роль отводится субъективному фактору, т. е. оценочной деятельности правоприменительных органов, которые подчас только на основе глубокого анализа всех обстоятельств этой деятельности, ее объективных и субъективных признаков, взятых в совокупности, могут определить границы организаторской деятельности и тем самым отграничить указанный вид соучастия от сходных действий»^[26]. Что же касается субъективных признаков организационной деятельности, то С. А. Балеев называет в их числе вину, при этом автор вполне справедливо замечает, что организационная деятельность, направленная как на совершение конкретного преступления, так и на совершение преступной деятельности, возможна лишь с прямым умыслом^[27]. Таким образом, автор взял за основу структуру состава преступления, что, на наш взгляд, является не вполне достаточным, поскольку не позволяет должным образом охарактеризовать рассматриваемую деятельность.

В свою очередь В. В. Малиновский, вслед за С. А. Балеевым выделяя объективные и субъективные признаки организационной деятельности, подходит к их характеристике несколько иначе, дифференцируя их в зависимости от вида организационной деятельности.

Характеризуя объективные признаки организационной деятельности, заключающейся в создании и руководстве группой лиц, В. В. Малиновский отмечает, что они следуют непосредственно из текста соответствующих уголовно-правовых норм, и общественно опасное деяние в данном случае представляет собой действия по созданию группы лиц или руководству такой группой лиц^[28]. Охарактеризовать эти действия можно следующим образом.

Во-первых, содержание понятия «создание группы лиц» может быть раскрыто с опорой на материалы практики Пленума Верховного Суда РФ. Так, в п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» указано: «…создание банды предполагает совершение любых действий, результатом которых стало образование организованной устойчивой вооруженной группы в целях нападения на граждан либо организации. Они могут выражаться в сговоре, приискании соучастников, финансировании, приобретении оружия и т. п.»^[29]. Анализируя данное определение, нельзя, на наш взгляд, не согласиться с В. В. Малиновским в том, что «Верховный Суд РФ описывает организационную деятельность по созданию банды посредством указания на наиболее типичные ее формы и достигаемый результат таковой деятельности»^[30].

В свою очередь в п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 г. № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)» наступление уголовной ответственности за создание преступного сообщества (преступной организации) связано с моментом «фактического образования указанного преступного сообщества (преступной организации), то есть с момента создания в составе организованной группы структурных подразделений или объединения организованных групп и совершения ими действий, свидетельствующих о готовности преступного сообщества (преступной организации) реализовать свои преступные намерения, независимо от того, совершили ли участники такого сообщества (организации) запланированное тяжкое или особо тяжкое преступление»^[31].

Подобное разъяснение содержится и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», которое в п. 14 устанавливает, что наступление уголовной ответственности за создание экстремистского сообщества обусловлено моментом объединения нескольких лиц и началом осуществления действий, направленных на создание условий для совершения соответствующих преступлений экстремистской направленности^[32].

Тем не менее в приведенных нормах, касающихся преступного сообщества (преступной организации) и экстремистского сообщества, указывается на результат деятельности, а примеры готовности, упомянутые Пленумом Верховного Суда РФ, никак не связаны с созданием этих организаций. Иными словами, применительно к преступному сообществу (преступной организации) и экстремистскому сообществу содержание понятия «создание» фактически не раскрывается. В то же время, если учесть замечание В. В. Малиновского о невозможности и нецелесообразности формулировки какого-либо общего и исчерпывающего перечня действий по созданию группы лиц^[33], поскольку «их объем и сочетание могут быть различными»^[34], данные упущения Пленума Верховного Суда РФ представляются не столь значительными.

Во-вторых, руководство группой лиц также может быть раскрыто в п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм», в котором закреплено, что «под руководством бандой понимается принятие решений, связанных как с планированием, материальным обеспечением и организацией преступной деятельности банды, так и с совершением ею конкретных нападений».

В свою очередь в п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 г. № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)» руководство преступным сообществом (преступной организацией) определяется как «осуществление организационных и (или) управленческих функций в отношении преступного сообщества (преступной организации), его (ее) структурных подразделений, а также отдельных его (ее) участников как при совершении конкретных преступлений, так и при обеспечении деятельности преступного сообщества (преступной организации)». Более того, Пленум Верховного Суда РФ упоминает отдельные проявления руководства, относя к ним в данном случае определение целей, разработку общих планов деятельности, распределение ролей и т. д. Подобная трактовка содержится также в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ в отношении организации – как экстремистского сообщества^[35], так и террористического^[36].

Немаловажно при этом, что В. В. Малиновский, как и в случае с созданием группы лиц, отмечает, что нерационально формулировать какой-либо закрытый перечень действий по руководству такой группой, и выделяет отличительные черты таких действий, относя к ним следующее:

1) властный характер, предполагающий обязательность для всех участников группы, а в случае неподчинения обусловливающий использование мер воздействия, принятых в соответствующей группе;

2) направленность на достижение конечных преступных целей деятельности, предполагающая не организацию повседневного быта группы лиц, а осуществление целей, которые стоят перед всеми участниками такой группы;

3) реализация лицом, обладающим в глазах подчиненных правом их осуществлять, а не просто выполняющим чью-то волю^[37].

Помимо создания и руководства группой лиц, существенной характеристикой здесь представляется момент их окончания, т. е. момент окончания преступления, который Пленумом Верховного Суда РФ определяется применительно к созданию групп и связывается с самим фактом создания, вне зависимости от факта совершения ими каких-либо иных преступлений^[38]. В связи с этим В. В. Малиновский, например, относит рассматриваемые составы к квазиматериальным^[39].

Что же касается руководства группой лиц, то здесь нам представляется верным придерживаться точки зрения, согласно которой преступление должно считаться оконченным с момента начала отдачи признанным в качестве руководителя лицом каких-либо общеобязательных указаний, хотя такой подход и придает моменту окончания преступления неопределенный характер^[40]. В то же время, характеризуя создание группы лиц и руководство ею, следует заметить, что в рамках совершения конкретного преступления, по прямому указанию законодателя, создатели и руководители группы лиц становятся исполнителями относительно совершаемого преступления, предусмотренного самостоятельной уголовно-правовой нормой Особенной части УК РФ.

Объективные признаки организации действий иных лиц «предполагают целенаправленные действия, состоящие в побуждении таких лиц заниматься деятельностью, являющейся преступной либо носящей деструктивный для общества характер, в создании максимально благоприятных и упорядоченных условий для такой деятельности, в создании условий для ее возможного развития, продолжения неопределенный либо сравнительно долгий период, причем без этих действий такая деятельность в данных конкретных условиях была бы невозможна»^[41]. Исходя из приведенного определения объективных признаков и учитывая особенности рассматриваемой категории преступлений, ее природу, цели и т. д., можно заключить, что в число этих признаков входит поиск и вовлечение участников такой деятельности, их обучение, вооружение, финансирование деятельности и т. д. В конечном счете объективные признаки организационной деятельности в данном случае направлены на побуждение другого лица и способствование ему посредством создания максимально возможных благоприятных условий для занятия преступной либо деструктивной для общества деятельностью.

Еще одной характеристикой организационной деятельности, заключающейся в организации действий иных лиц, с объективной точки зрения является существенная неопределенность момента окончания преступных действий, обусловленная сложностью установления какого-либо конечного результата такой деятельности. При этом следует заметить, что, как и в предыдущем случае, организаторы действий иных лиц являются исполнителями в совершении соответствующего преступления, предусмотренного статьей Особенной части УК РФ.

Субъективные признаки организационной деятельности, по мнению В. В. Малиновского, включают в себя вину создателей и руководителей, а также организаторов в форме прямого умысла, подразумевающего «осознание общественной опасности своих действий, осознание способа воздействия такой деятельностью на других лиц, осознание характера и общественной опасности либо аморальности действий других лиц и желание заниматься организаторской деятельностью»^[42].

В то же время необходимо отметить своеобразную уникальность уголовно-правовых норм, предусмотренных ст. 205⁵, 282² и 284¹ УК РФ. Исходя из законодательной трактовки, в них отсутствует такой элемент объективной стороны преступления, как создание группы лиц, присущий остальным видам организационной деятельности, входящим в соответствующую группу. Это объясняется прежде всего тем, что на момент образования соответствующие организации не являются незаконными, в связи с чем и не наказывается их создание.

Еще одним характерным признаком, объединяющим указанные выше составы, является схожая процедура признания незаконности их деятельности. Так, «организация признается террористической и подлежит ликвидации (ее деятельность – запрещению) по решению суда на основании заявления Генерального прокурора Российской Федерации или подчиненного ему прокурора»^[43]. Аналогичным образом и в отношении признания организации экстремистской: «…организация может быть ликвидирована, а деятельность <…> может быть запрещена по решению суда на основании заявления Генерального прокурора Российской Федерации или подчиненного ему соответствующего прокурора»^[44]. Наконец, похожим образом «принимается Генеральным прокурором Российской Федерации или его заместителями или его заместителями по согласованию с федеральным органом исполнительной власти»^[45] решение о признании организации нежелательной (однако в этом случае не требуется соответствующего решения суда).

В итоге, после того как участие в деятельности указанных организаций становится незаконным, лица, осознающие противоправность своих действий и продолжающие в них участие, образуют группу, объединенную общим умыслом, направленным на реализацию целей деятельности соответствующих организаций. По этой же причине нам представляется сомнительным отнесение данных деяний ко второй группе организационной деятельности, предполагающей организацию действий иных лиц.

Таким образом, можно обозначить как минимум три основных признака, объединяющих указанные уголовно-правовые нормы и отражающих их отличие от обеих исследованных нами ранее групп организационной деятельности, а именно:

– отсутствие уголовной ответственности за создание соответствующей организации;

– схожий порядок признания их деятельности незаконной;

– общий умысел членов организаций, направленный на реализацию целей их деятельности.

Исходя из вышесказанного, на наш взгляд, в теоретическом плане деяния, предусмотренные ст. 205⁵, 282² и 284¹ УК РФ, можно выделить в качестве самостоятельной группы преступлений организационной деятельности, предполагающей воспроизводство условий существования преступных либо деструктивных организаций, однако при анализе отдельных видов организационной деятельности мы будем рассматривать их с первой группой исследуемого явления, в связи с необходимостью совместного анализа ст. 205⁴, 205⁵ УК РФ и ст. 282¹, 282² УК РФ.

Выделяя указанные составы в самостоятельную группу, считаем необходимым дать самостоятельную характеристику признакам организационной деятельности по воспроизводству условий существования преступных либо деструктивных организаций, что позволит более ясно отграничить ее от других групп.

Имея достаточно спорную формулировку – «организация деятельности … организации», диспозиции соответствующих норм, входящих в данную группу преступлений, не дают ясного представления о содержании их объективной стороны, вынуждая обращаться к разъяснениям Верховного Суда РФ. В то же время есть все основания утверждать, что рассматриваемыми нормами криминализована деятельность по возобновлению деятельности организаций, признанных в соответствии с законодательством РФ преступными либо деструктивными, в связи с чем их деятельность запрещается либо приостанавливается.

Объективными признаками организационной деятельности этой группы являются действия, направленные на продолжение либо возобновление деятельности преступных либо деструктивных организаций. Как следствие, уголовно наказуемыми будут являться любые организационные действия, совершенные после официального опубликования сведений о запрете или приостановлении деятельности организации, не связанные с процедурой ее ликвидации. Ими могут быть, например, побуждение других лиц продолжать в ней участие или присоединиться к деятельности организации новых членов, созыв собраний, обеспечение конспирации и благоприятных условий для участников, создание и распространение информационных материалов, использование банковских счетов в интересах деятельности организации и др. Стоит отметить, что мы не согласны с мнением^[46], согласно которому уголовно наказуемыми являются только те действия, характер которых послужил причиной запрета или приостановления деятельности организации. Считаем, что независимо от того, какие именно организационные действия осуществляются в целях возобновления и продолжения деятельности организации после признания ее незаконной, такие действия могут и должны быть признаны уголовно наказуемыми (если они не связаны с процедурой ликвидации организации).

Моментом окончания преступления будет совершение любых организационных действий, целью которых является возобновление и продолжение деятельности организации. К примеру, при открытии банковских счетов для финансирования деятельности преступной либо деструктивной организации преступление будет окончено вне зависимости от поступления на них денежных средств. Наличие банковских счетов, а именно реализовавшаяся после запрета деятельности способность организации к получению денежных средств, является достаточным основанием считать организацию действующей. В связи с этим действия лица, восстановившего способность организации к получению денежных средств, являются достаточным основанием для привлечения его к уголовной ответственности по соответствующей уголовно-правовой норме.

Субъективные признаки деятельности по воспроизводству условий существования преступных либо деструктивных организаций предполагают, что она возможна, по общему правилу для организационной деятельности, только при наличии прямого умысла. Наличие умысла, в свою очередь, связано с моментом официального признания организации преступной либо деструктивной, вследствие которого лицо, осознавая незаконность деятельности организации, желает эту деятельность организовывать либо принимать в ней участие вне зависимости от того, состояло оно ранее в данной организации или нет. Важным моментом является то, что все члены преступных либо деструктивных организаций обладают общим умыслом, тем самым образуя своеобразную группу лиц, реализующую определенные задачи, которые обусловлены целью деятельности организации. Однако такого рода объединения заметно отличаются от привычных для нас групп лиц, входящих в первый блок преступлений исследуемого явления, о чем говорят как характерные отличия самих объединений, установленные нами ранее, так и отличительные признаки самой организационной деятельности, направленной на соответствующее объединение.

Таким образом, организационная деятельность обладает как объективными признаками, следующими непосредственно из текста соответствующих уголовно-правовых норм и предполагающими конкретные действия, так и субъективными признаками, предполагающими вину в форме прямого умысла и цель, в тех составах преступлений, где она предусмотрена. Определяющей чертой самой характеристики организационной деятельности является то, что она преимущественно раскрывается в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ.

Выявляя объективные и субъективные признаки, стоит обратить отдельное внимание на объект преступления организационной деятельности. В силу специфики данного вида деятельности, а именно многочисленности составов входящих в данную группу преступлений, организационная деятельность посягает на один из шести охраняемых законом объектов: жизнь и здоровье (ст. 110² УК РФ), экономическая деятельность (ст. 171², 172² УК РФ), общественная безопасность (ст. 205⁴, 205⁵, 208, 209, 210, 212 УК РФ), здоровье населения и общественная нравственность (ст. 232, 239, 241 УК РФ), основы конституционного строя и безопасности государства (ст. 279, 2821, 282², 284¹ УК РФ), порядок управления (ст. 322¹ УК РФ).

Таким образом, в зависимости от объекта преступного посягательства можно предложить первую классификацию организационной деятельности – на деятельность в рамках: преступлений против жизни и здоровья, преступлений против здоровья населения и общественной нравственности, преступлений в сфере экономической деятельности, преступлений против общественной безопасности, преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства и преступлений против порядка управления.