Ярослав Романович Пантелеев
Смерть нежна. Верлибры и истории
Иннокентий и Марина
Он внимательно смотрел в раковину ее женских, а значит и сексуальных губ, в надежде, что она решиться обнажить ему свой жемчуг – язык. Ему нравилось, когда девушки его дразнили языком, в этом он находил силу. Ему нравилось, когда его унижали, что там греха таить.
И вот она окатила его волной презрения, словно говорила, Иннокентий, вы не заслуживаете даже эпизодического появления в романе моей судьбы. Ни то что полноправной роли. И Иннокентий со всем этим был согласен.
Он сжался в плечах, как листочек туалетной бумаги, помялся, покачнулся. Потом он услышал мягкое прикосновение
Простите- сказала Марина- я вела себя с вами слишком гордо, все что я сказала тогда: … в общем, я хочу чтобы вы знали, я так на самом деле не считаю… Вы не плохой и даже стараетесь вроде бы, но я все равно не люблю…
Она врала:она действительно высказала все как считала, она действительно испытывала к нему одно лишь призрение, просто на мгновение в ее парадоксальной темной женской душе вспыхнуло мимолетное светило сострадания, ко всему слабому, а Иннокентий действительно был слаб.
В этой женщине не было черствости, и поэтому она не хотела погубить. Ей просто он был неприятен: неприятен его внешний вид, манеры, его знаки внимания ей. Она хотела от всего этого отгородиться. Но мучить она не хотела, а если и хотела, то только на первых порах, до того как ей пришла в голову, страшная мысль. «А вдруг у меня будет такой же ничтожный сын… Потерплю»
Но она не понимала, что Иннокентия возбуждало женское неприятие. Иннокентий любил унижение, а не признание, он даже мечтал о пощечине. Он думал, чтобы ей сказать, или как поступить, чтобы вывести снова ее из себя.
Но Марина была очень спокойна и расслаблена теперь, она его разгадала, и как женщина и соответственно духовная личность, описала внутреннее всю его подноготную. Слабый, глупый, противоречивый. И неожиданно, для самой себя она стала сострадать. Что его сделало таким? Ведь не мог родиться сам по себе ничтожеством. Наверное обстановка в которой он рос, воспитывался… или просто болезнь. Да и вообще, какое ей дело. Просто человек, которому тоже нужно тепло, ее тепло в частности… ну и ладно, все мы в конце концов люди.
– Вам нравиться боль, я угадала?
– Нет- попытался соврать Иннокентий
– Ладно, забудьте. Это ничего. Просто выкиньте из головы, все это в прошлом, на эмоциях. Идите домой и выспитесь, от Вас дурно пахнет.
– До свидания…– было пытался вставить свое слово Иннокентий
– Прощайте!– оборвала его Марина
И смыла этот закомплексованный клочек бумаги, хоть и с некоторым состраданием в недра своей инстинктивной памяти.
А Иннокентий молча со смирением поплелся домой, поджав плечи, так и не получив нужного эффекта, от было начавшегося, но быстро обломавшегося, не до произошедшего, намечавшегося было женского буллинга. Он пришел домой и выключил свет, разделся. Встал на табуретку, и ушел в себя, как внутренний эмигрант, или Будда, засопел и включил в себе день.
А Марина тем временем на кухне писала письмо любовнице о том, какая была погода в Коктобеле в среду.
