– Нет, я приняла решение уйти из науки по личным причинам. Просто мне показалось, что я уже вряд ли смогу сделать что-то важное, полезное для науки. Мне показалось, что теперь пришло время сделать что-то полезное – а может, и важное, – для себя, для собственной жизни. Сестра моей мамы – моя единственная близкая родственница, и ей нужна моя помощь. Она жить не может без своей цветочной лавки, а работать в теплице – годы уже не те… Девочка-сирота, ее маленькая воспитанница, тоже нуждается во внимании. А то ведь как бывает – в мыслях витаешь где-то в высоких сферах – чистая математика, аппроксимации, расчеты. А в реальной жизни не видишь ничего дальше стен собственного кабинета. Исследования тоже могут затягивать не хуже алкоголя или лудомании, знаете ли.
– Вы полагаете, что некоторые ученые делают… скажем так, вещи, выходящие из рамок традиционной морали из-за… «академической близорукости»? Например, как некоторые сотрудники упомянутой уже «Петто и Ко». Разве исчезнувшие материалы – большая их часть – не являлись предметом исследований и экспериментов группы под руководством Фиорентини? Конечно, как скандал в прессе, вмешательство комиссии, так и трагическая кончина главы компании и нескольких ведущих ученых нанесла удар по исследованиям, по их материальной, то есть финансовой базе, подтолкнув сотрудников к поиску новых возможностей продолжать работу… и, возможно, часть материалов каким-нибудь чудом сохранилась?
– А вот это самая настоящая злая сплетня! Если кто-то из университетский научных работников вдруг открывает бизнес, то на него сразу норовят повесить ярлык «непорядочности» – отметьте, здесь я использую это слово в кавычках! Такой «академический шовинизм» – просто бич нашего научного сообщества! Решивших заняться прикладным использованием научных знаний в чем только не обвиняют – от шарлатанства до создания оружия массового уничтожения.
– В «Петто и Ко» делались попытки внедрить некие модифицированные части «рулевых клеток» в человеческие зародыши, в зиготы. К сожалению, это установленный факт. Часть биоматериалов, включающих и пресловутые «рулевые клетки» оказались утраченными, что следует из доклада комиссии.
– Возможно. Но, знаете, если бы Фиорентини в самом деле удалось закончить исследования Такаямы и продать их результаты, думаю, он сейчас купался бы в золоте. Насколько мне известно, нет ничего более далекого от истины!
– Я не хочу упоминать именно господина Фиорентини, но ведь лаборатория, в которой он – ведущий специалист, занимается и ЭКО1, и операциями над человеческими зародышами.
– Я так понимаю, что если лицензированная, а стало быть, максимально строго и беспристрастно проверенная лаборатория спасает детей от генетических болезней и позволяет людям стать счастливыми родителями, то она занимается нужным делом. Если ее ведущий специалист при этом производит научные исследования на базе этой лаборатории – с соблюдением закона и с согласия руководства, разумеется, – не вижу в этом ничего предосудительного. Напротив, я нахожу это похвальным… Вот поэтому я одалживала ему деньги на эти исследования и делала для него некоторые вычисления. Более того, я рассчитывала, что, когда он закончит исследования и перевернет теорию Янака-Хаузера, то упомянет мое участие. Да, это тщеславие – но что поделать! К сожалению, открытия не получилось. Так бывает, знаете – отрицательный результат – тоже результат, теперь точно известно, что профессор Янака прав, а предположения Такаямы, увы, оказались не более чем смелой гипотезой. Очень жаль, что их жизни оборвалась так безвременно – как знать, какие открытия совершили бы они в дальнейшем, какие истины родились бы в их постоянных спорах… Очень, очень жаль.
Женщина медлила – разговор обещал быть неприятным, и она собиралась с силами, поднимала в себе решимость.
Из-за двери донесся резкий выкрик:
– От вашей куклы одни неприятности, забирайте ее, и чтоб я вас больше не видел. Деньги переведете до конца недели. Баста!
Из-за двери вырвался рассерженный мужчина в дорогом офисном костюме. Да, дорогой – вот как его лучше всего описать. Богатый и властный. Сильный, решительный, уверенный в себе… Уверенный?..
Женщина поджала губы разочарованно и печально. Не взглянул на нее. Несется, как носорог – близорукий, ничего толком вокруг не видящий. Грустно.
Ее не заметили. Телохранители – тоже, они быстрым шагом следуют за ним. Впереди – никого. Телохранители плохи? Или… неуверенность босса, говорят, заразная штука…
У Энрике было все – богатство, здоровье, успех.
Сейчас он спрашивал себя – чего же ему собственно, не хватало?
Зачем он отыскал Роберта? Всю неделю планировал, собирал материал.
Энрике хотел улыбнуться, вспомнив, как отшатнулся от него Роб, увидев на его ладони несколько волосков каштанового цвета. Он ведь сразу все понял. Не предсказание… как они это называют? Аппроксимация! Не «ведение» – советы, как действовать оптимально, составленные по сложным кривым вероятностей – видал он такие, у него целый отдел умников, которые их рисуют… и другой отдел – собирающий сведения, особые сведения для этих умников и их умных машин.
Нет, ему нужно другое. То, что делали, по слухам, для босса триады. Для военного диктатора , того, атлантического… По слухам, не только для них. По слухам, для тех, кто устроил «несчастный случай» Янаке, когда тот что-то кому-то сказал… или только собирался сказать… Предсказания – ерунда по сравнению с возможностью повышать вероятность желаемых событий – вот что он вынес из всей этой научной галиматьи. И только человек может менять вероятности осознанно.
Талисман. Ему нужен был Талисман. Повышать вероятность желаемых событий. Исполнять желания. И чтобы его талисманом стала Камели. В детстве.
Энрике помнил, как Роб, вздыхая, разглядывал фото – на него серьезно и немного вызывающе смотрела зелеными глазами совсем юная Камели. Жаль, что всего за пять лет она из бойкой малышки превратилась в такую стерву, что клейма не на чем ставить, жаль. Энрике усмехнулся – красотка переоценила своих адвокатов, шиш она с него получила. Да, зубастая девочка, но у него-то зубы покрепче и побольше. Да и выглядит она в последнее время, по правде сказать… Когда он жил с ней, не замечал, а во время заседания ему бросилось в глаза, как утратило свежесть ее лицо. Она вечно сидела на диете, от этого бабы дергаными становятся, несытыми, в общем. Сиськи можно вставить, кожу натянуть, но … Живости в ней не осталось, будто пластиковая, манекен запрограммированный, не девчонка. Глядеть – жалость берет.
Но он это поправит. Скоро он будет водить с собой Камелиту. Свою девочку, личную. Улучшенную версию Камели. А как подрастет…
Он доверился Роберту – кому еще, как ни давнему приятелю, самому умному, вечно бравшему стипендии. Роб всегда гонялся за деньгами. Просто они шустрее, – так шутила Эмма, – если кто их догонит, то Энрике. Когда Роберт торжественно вывел малявку в чем-то кружевном, розово-бирюзовом… бирюзовом! – Он, Энрике, не поверил своим глазам, в которых вдруг дрогнуло и расплылось детское лицо, изящное, как халцедоновая гемма. Нежный овал, точенные черты в оправе пушистых светлых кудряшек, и глаза – прозрачные, как вода в быстром ручье. Лицо Примулы в детстве! Этой богемной чудачки, хиппозе не от мира сего! Так она смотрела своими серыми в серебро глазами куда-то сквозь него – ох, этот взгляд! Сразу все вспомнилось, и вернулось то чувство – проклятье!