Янтарёк
Апотекарий
Пролог
102 год Э.З. (Эры Зáмерших)
Я сидел и собирался в дорогу, часто и тяжело вздыхая. Покидать привычное место совсем не хотелось. Вчерашний эмоциональный подъём от предвкушения самостоятельной жизни за ночь перекипел и выварился, оставляя внутри зудящие ощущения. Как будто должно быть иначе, правильней, в другое время.
Я снова вздохнул, с раздражением скомкал запасную рубаху, рукава которой никак не хотели складываться, и затолкал её на самое дно походного куля. Руки опускались – настолько мне было тяжко. Особенно уходить. Особенно сейчас. Сидел и сопел над своим скарбом, думал о всяком, но только не вещи складывал.
Весомые причины оставаться, кстати, также отсутствовали. За годы обучения бабуля Каша вырастила, воспитала и выучила меня как родного. Да так, что и знаниями и умениями я мог дать фору любому алхимику в ближайших городах. А они и в этом, и качеством хороши.
То есть фактически к самостоятельной жизни я был готов. И наконец-то понял одну из причин: страшно стало перед неизвестностью. Какой он – внешний мир? Я знал, что он огромен. И что меня там ждёт? Кто мне встретится на пути? Целый рой таких и иных вопросов вместе с робостью с самого утра одолели моё сердце. И где храбрости набраться?
Ответ вместе с болью прошёлся прямо по спине: я взвыл, выгибаясь дугой и смахивая моментальные слёзы – настолько углубился в свои переживания, что упустил стук деревянной ноги. Зато услышал голос над головой, сильный и властный:
– Чё’та, собирай сопли. Трухáть будешь, когда об дело споткнёшься. Ишь, совсем лужей растёкся. Собирайся уже, житка тебя позвала, вот и иди за ней. – Странный говор становился у Каши во время душевных порывов. Переживает, значит, хоть и сверлит взглядом в затылке дыру.
От её вмешательства меня как холодной водой обдало: я словно проснулся, взгляд стал яснее, да и в голове посветлело.
– Страшно мне, – буркнул в ответ, бодрее укладывая вещи, – и уходить не хочу.
Честность бабка всегда ценила – и меня натаскала туда же. Что думаешь, чувствуешь или сомневаешься – так и скажи прямо, без утаивания. Лжецов и скрытников она всегда считала криводушными и гоняла их то словом, то палкой. Разве что по сердечным делам терпеливой была, да и то, как ей захочется.
– Всё ты хочешь. На новом месте и девку новую найдёшь. Не’ча к местам и людям привязываться. Свободу люби, она тебе целый мир откроет.
– Какую девку? – опешил я, забывая обо всех делах и повернувшись к ней. О себе она, что ли?.. Чур меня, чур. Она мою смуту увидела и поняла, одарила такой улыбкой, что прям так, с места, без ничего убежать захотелось.
– Да ту самую. Не’ж-та думал, что скрытно за дочерью охотника вьёшься?
Я краской залился: ведь и правда так думал. Бабуля ещё пуще заулыбалась: нравится ей за живое людей трогать. Живодёрка, иначе не назовёшь.
– Анка собой хороша и руками умела, подругой достойной могла бы стать. Да не твоя она. Житка ей иную судьбу уготовила, – её голос остался твёрд, но я нутром почуял неладное. Она ведь ведунья та ещё: что ни слово о судьбе, всё – правда. Значит, уже знает, как сложится, потому меня так наскоро и спроваживает?
– Что за судьба хоть? Хорошая?
– А как смотреть будет, так и определит. Помнишь ведь…
– …что одному благо, иному погибель, – в голос ей произнёс я, кивая. Этой обыденной истине Каша меня сразу научила: всё относительно. Ну что ж, пусть эта мысль станет мне утешением от потери не вызревшей первой любви и поможет уже, наконец, собрать вещи.
Видя, что я зашевелился, заталкивая в куль одежду, инструменты и записи, она довольно хмыкнула и пошла из комнаты, коротко бросив:
– Я еды тебе в дорогу наберу.
Оставшись наедине с собой, мысленно перебрал всё содержимое мешка и, порядком успокоив собственные переживания, подошёл к столу, где ждал своей очереди алхимический складной чемодан. Проверил на целостность все флаконы и колбы, мешочки с травами, кристаллами, металлами и семенами, пухлый рецептурник в мягком оплёте, прочность креплений, удерживающих всю эту красоту и, удовлетворившись результатом, сложил дверцы, закрывая на замок. Бабка меня научила хранить всё в секрете: уж слишком много любопытствующих норовят покопаться в вещах алхимика и что-нибудь себе прикарманить.
Ключ на шнурке надел на шею, куль перекинул наискось за спину и, взяв за ручку чемодан, выходя, остановился на пороге комнаты не оглядываясь: минувшие тринадцать лет пусть остаются здесь, мне предстоит двигаться дальше.
Зашёл на кухню, окинув взглядом уютное окружение: деревянная мебель, множество различных сушёных и свежих трав, ступы, котелки, потрёпанные меха у каменного очага; шкафчики, стулья, посуда – всё, что здесь находилось, ощущалось болезненно родным и привычным. В особенности широкий крепкий стол в центре, за которым я провёл множество дней и бессонных ночей, постигая искусство алхимии. Сейчас на нём кроме чаши с огарками свечей лежали скромный льняной узелок и фляга.
– Бери, – Каша сидела у приоткрытого окна, забивая трубку с длинным мундштуком душистым недавно высушенным табаком. Притоптала его грубым пальцем и, чиркнув спичкой о тёрочный лист, вшитый в манжету рукава, закурила, прикрыв белёсые глаза. Я смотрел как заворожённый: сколько времени наблюдаю за этим ритуалом, столько размышляю над тем, чем он меня привлекает. Есть в нём что-то для меня абсолютно далёкое, но манящее. Я верил, что когда-нибудь это пойму.
Потянулись первые струйки дыма, за окном порхнула с места большая птица, и тут я понял, глядя на всё вокруг, как сильно буду скучать.
Каша же смотрела и чувствовала с другой стороны. Она только открыла один глаз, сверкнув острым взглядом в мою сторону, и велела:
– Чё’та рот раззявил? Держи крепче скарб и шагай за порог. Провожать отказываюсь, сам подойди, как выйдешь.
И она показательно распахнула створки окошка, полностью от меня отвернувшись. Я внутри улыбнулся, на сердце потеплело: она даёт мне своё последнее напутствие – меняя место, покидай прежнее только через порог. Чтобы старое оставалось на старом и к новому шло новое.
Я закрепил узелок и флягу на поясе и послушно вышел на улицу, аккуратно закрыв за собой дверь. Снял с шеи другой кожаный шнурок, почувствовав пальцами тёплый камень в оплётке. Я сделал его сам, совсем ещё маленьким, когда только начинал своё обучение. Все эти годы он был со мной, дорогой оберег, но сейчас и он, и я готовы прощаться. Встал на носочки, дотягиваясь до верхнего косяка, и уложил его там. Это подарок домовому в благодарность за всё то время, что он заботился и берёг меня.
После этого подошёл к кухонному окошку, рассматривая безмятежное лицо бабули в обрамлении невесомых рисунков дыма, её короткие седые волосы, всегда торчащие в левую сторону, и улыбнулся. Мне всё ещё было грустно, но уже спокойно. Отчего-то сейчас я преисполнился уверенности, что всё получится.
– На-ка тебе на память, – она протянула в кулаке тёмную тряпку. Я подставил ладонь, и на неё упал кусок янтарного камня, красивой овальной формы, немного сплюснутый в центре и с удивительными красными нитями-всполохами внутри.
– Сожми покрепче и держи как родное сердце.
Я последовал её указаниям, сжимая камень крепко и осторожно. От кулака по руке побежало медовое тепло.
– Что… – в следующий миг меня с такой силой дёрнуло сразу за всё тело, что я онемел от неожиданности. Мир крутанулся, я зажмурился, интуитивно сжимаясь и затаив дыхание. Почувствовал, что порыв меня отпустил и выдохнул. – …это?
Всё случилось настолько молниеносно, что окончание вопроса успело эхом зацепиться за его начало.
Открыл глаза и обомлел: родная опушка, как и дом с бабулей, передо мной отсутствовали. Совсем. Я со своими вещами стоял в одиночестве по щиколотку в воде на каком-то мрачном болоте. Вдалеке гремел гром, и сумеречный туман расползался густым полотном по земле. Мне стало жутко от этого места. Возле ноги что-то проплыло, я ощутил лёгкую рябь, а над головой стрелой пронеслось крикливое нечто, отчего я рефлекторно сжался, запоздало чувствуя под пальцами нарастающую теплоту магического камня.
Разжать кулак я не успел.
Глава 1
Меня снова с силой дёрнуло и вытолкнуло куда-то в новое место.
Я замёрз ещё до того, как успел хоть что-то вокруг увидеть и распознать. Хапнув ледяного воздуха, зашёлся в безудержном кашле. Мокрые ноги жгло, лицо и уши моментально замёрзли, и я весь крупно задрожал, покрываясь гусиной кожей. Внутри всё съёживалось, стараясь удержать тепло, мысленно я отдавал себе команды: «Двигайся! Шевелись! Нельзя стоять!»
Неимоверным усилием я заставил себя открыть зажмуренные веки и хотя бы ноги переставить. В глаза ударило белое – ослепительно чистый сверкающий под солнцами снег. Я снова зажмурился, спасаясь от этого удара и ещё сильнее ужимаясь. Шипел на себя, ясно понимая: если останусь стоять столбом, точно окоченею – настолько лютый вокруг мороз. И откуда бы ему взяться?! Середина лета в самом разгаре! Нужно срочно принимать меры, пока разум ещё при мне и тело худо-бедно, через лихорадочную тряску, ещё что-то может. Например, сжать одеревеневший кулак с камнем и снова куда-то улететь. Лучше так, чем застывать в этих невозможных снегах.
В этот раз меня выбросило в какой-то лес: первое, что я услышал, это встрепенувшихся птиц и шелест листвы под порывом ветра.
Промёрзшие и онемевшие ноги свело, и я рухнул на землю, выпустив из окоченевших пальцев треклятый камень и ручку чемодана. Открытые участки кожи горели ледяным пламенем, глаза слезились, и нос жутко чесался.
С усилием перевернулся, быстро и агрессивно растирая лицо, уши и руки. В какое-то мгновение мне показалось, что ладони задымятся, но вместо этого я добился колющего послушания мышц и взялся спасать ноги. С трудом и осторожностью снял летние, совсем недавно мягкие и удобные ботинки, подтянул обледеневшую штанину – вторая с треском переломилась, и начал растирать конечности, используя поддержку травы и летнего жара.
Осмотреться успею, главное спасти все части собственного тела, не просто покусанного, а пожранного морозом.
Нет, действительно, неужели в мире есть настолько холодные места? Что даже с моей закалкой так пробрало, а бабка зимами сил не жалела, гоняла меня и в хвост и в гриву по снегу, да в самый мороз, чтобы с детства крепок был.
Мне, как назло, стало любопытно разузнать о том леденящем месте, но продолжать знакомство с миром таким образом я отказываюсь. По крайней мере пока.
Заметил, как от меня и чемодана растекаются тонкие шлейфы пара – хорошо же изморозью покрыло. Задержись я там ещё мгновения, то точно могла образоваться прочная ледяная корка. По спине пробежали мурашки от воображения – это могла быть жуткая погибель.
Вернув себе более-менее привычные ощущения и стараясь не морщиться от горящих стоп и остаточных острых покалываний по всему телу, я наконец осмотрелся. Ахнул, инстинктивно отползая назад: прямо передо мной в густом тумане тонул зелёный обрыв. Травяной ковёр с мшистыми кочками и местами выпирающими мощными древесными корнями чётко подчёркивали опасную грань, но её близость всё равно заставляла сердце замирать.
Тем не менее это всё ещё был лес: исполинские закомелистые деревья росли порознь друг от друга, переплетаясь корнями и ветвями, создавая хитросплетённые пути под кронами и над землёй. Стоило мне задрать голову вверх, как я увидел зелёное небо из-за обилия плотной, густой листвы. И солнечные лучи, словно звёзды, пробивались между листьев и ветвей, принося на землю удивительно много света и тепла.
Я и помыслить не мог, что лес может быть таким.
Безмятежные ветры там, наверху, трепали древесные покровы, создавая подвижные игры света и теней. Их шёпот и шелест только подчёркивал окружающую величественную тишину.
Окончательно отойдя от мороза, я поднялся, осторожно ступая босыми ногами по мягкой траве и всматриваясь ещё усерднее. Оказалось, что весь этот лесной массив раскинулся по скалистым обрывам. Я предположил, что это скорее всего каньон – слишком уж глубокий и плотный туман скапливался внизу, скрывая каменистые основания. Словно густая неподвижная река, он обтекал камни и землю, вызывая свой страх и восторженный трепет. Судя по его движению, ветер туда добирался слишком поверхностно. Или только сейчас, когда вокруг он веял лишь слегка. Что также странно, учитывая, что сейчас Дезий – сезон вольных ветров и бурных потоков. В это время они гуляют во всю свою безудержную мощь по всем уголкам и закоулкам мира. Видимо, я попал в затишье.
Точное своё местоположение я определить даже и не пытался: подарок бабули переместил меня по трём совершенно разным местам. Возможно, они все принадлежали одному континенту, но я в этом сильно сомневался.
Вспомнив о камне, я перевёл взгляд под ноги: вот он, сияет мягкими бликами на мшистой подушке. Поднял, покрутил в пальцах, осмотрел на просвет и заметил, что нити-всполохи внутри потускнели, истончились, и их стало меньше. Словно он исчерпал свой энергетический запас. Хорошо бы о нём узнать, изучить и понять, как заряжать, если такое вообще возможно. Потому как складывая слова Каши и произошедшее, возможно, именно эта вещь станет моим «открытым миром». И удобно, и опасно одновременно. Куда он может меня забросить в следующий раз? Придётся подготавливаться к разному, если захочу с его помощью путешествовать. А пока пусть он станет моим верным спутником и хранителем, янтарь всё-таки – память во времени.
Я решил, что буду его, как и ключ, всегда держать ближе к телу: и случайных перемещений избегу, и в случае чего он всегда будет под рукой.
Достал из закрытого внешнего кармана чемодана моток туго завитого кожаного шнура, покрутил в руках, досадливо вздохнул. Просто так, без крепления и оправы, он будет постоянно соскальзывать – слишком гладкая и ровная поверхность янтаря. Положу его в мешочек.
Я повертелся вокруг, почти ощущая себя мелким воришкой, внимательно оглядывая всё, до чего хватало зрения и, убедившись в своём полном одиночестве, снял с шеи ключ, открывая замок. Свободные мешочки, заранее заготовленные под различные нужды и ингредиенты, находились в нижнем ящичке. Достав один, я положил туда камень и продел шнурок. Сделал подвижные узелки и отсёк от остального мотка подручным ножом. Надел на шею, раздумывая, оставить при себе нож или убрать. Пришёл к мнению, что стоит всё же его и несколько мешочков тоже держать при себе. Оружие из этого не получится, зато получится собрать что-нибудь: например, вон тот лишайник рядом. На некоторых корнях я рассмотрел серо-бирюзовые окрасы. Если получится аккуратно снять его, то в нужных условиях смогу наплести хорошие перевязки. Мешочки закрепил на задней части пояса, а вот для ножа крепление находилось только на ботинке. Посмотрел со вздохом на мокрую обмякшую обувь. Ничего, скоро высохнет, хотя от влаги внутри ещё какое-то время будет некомфортно.
Закрывая дверцы чемодана, я зацепился взглядом за жеоды быстрорастущих кристаллов, в одном из делений на дне. Размером они с перепелиное яйцо, но при разбитии за несколько мгновений прорастали почти метровыми острыми шипами. Они очень хороший ингредиент для стабилизирующей пыли, тратить их впустую было бы глупостью, но в случае опасности они единственное, что может стать моим щитом-оружием. Поэтому несколько жеод сложил в промасленный пустой мешочек и занял ещё одно крепление на поясе. Так мне будет спокойней.
Закрыл свою сокровищницу, встряхнул обувь, с обречённостью надевая её, и пошёл собирать лишайник.
«Нет, – я остановился в шаге от него. – Это плохая затея» – мысленно осадил сам себя, вспоминая, что я же больше не в домашнем лесу. А без договорённостей и благословения местных духов или хранителей нельзя забирать растения, особенно лекарственные.
Я виновато почесал ухо, пристроил нож в ботинке и, поудобнее устраивая свою поклажу, стал осматриваться, стараясь понять, куда начать свой путь. Со всех сторон исполинский лес – шагай себе в любом направлении.
Меня заинтересовал лесной мост, уходящий широкой корневой дугой к другому дереву. Насколько удалось разглядеть, там сплетения ветвей опускались настолько, что при некоторой сноровке можно подняться выше. А с высоты, как известно, и видно больше. Вдруг мне удастся заметить какое-нибудь поселение? Я был уверен, что это место обитаемо. Может быть, там я и начну свой путь алхимика? В любом случае, пользы явно будет больше, чем бесцельное скитание по миру.
Отправившись в путь, я с опаской делал первые шаги. Массивные корни, переплетаясь, поддерживали друг друга, создавая прочную и устойчивую поверхность. Местами мягкие молодые отростки пружинили под ногами, отчего сердце ухало и приходилось останавливаться, успокаиваясь. Но шаг за шагом мой путь над туманной пропастью становился увереннее. Попадающиеся участки земли с цветущими пушистыми одуванчиками вызывали улыбку, зарождая размышления о том, какие тут могут быть необычные растения.
А звери, птицы и жители? В некоторых книгах говорилось о том, что в лесах и дýхов больше, чем в прочих местах. Интересно, какие они здесь?
В нашем домашнем они выглядели как скопления светлячков – и настолько своенравные, что договариваться с ними о помощи было той ещё задачей. С которой, так или иначе, приходилось справляться. Потому что, без договора с ними, хранителями или друидами, ни один алхимик и собиратель достойных и редких ресурсов не найдёт. Нет, конечно, насобирать всякого они смогут, только вот результат окажется скудным или совсем бесполезным.
Я пробовал ещё по глупости, Каша меня на смекалку тогда проверяла, надрал целый сноп разных трав. А как обрабатывать стал, так то цветки рассыпались, то пыльца разлеталась, то листья с корнями болели. Намаялся на целую жизнь вперёд. А потом смекнул, что к чему, долго к лесу присматривался и за светляками наблюдал, пока не нашёл к ним подход. Наши игры любили – резвиться могли и день и ночь. Вот и я начал с ними свободное время проводить. Тогда и они постепенно мне помогать стали – к здоровым травам и к сокровищницам приводить: то на полянку цветочную выведут, то в пещеры разные ходы покажут, а то и к другим тайникам отведут.
Помню случай: как-то по ранней осени, когда сезон Хаафал сдвинул материки в ежегодное путешествие, дýхи меня на хвою загнали. Высоко было, страшно до дрожи, я цеплялся за всё, что мог чтобы удержаться. А когда осмотрелся да углядел на ветвях закрытые ореховые шишки, чуть на землю от удивления не улетел – нечего было так рьяно руками махать и хвою раскачивать. И догадался же тогда ногами их сбить, а потом с земли ходил, собирал. Только к ночи к бабке вернулся, светляками окружённый, весь иголками исколотый, изодранный – брюхом же по стволу вниз сползал, зато счастливый и с полным пологом шишек. Каша осталась довольна, даже рубаху в дело пустили – смолы она впитала очень много.
После таких случаев моя дружба с лесными дýхами только крепла.
Но то всё в другом лесу было, в иное время. Как сейчас будет, только житке известно.
За этими воспоминаниями я преодолел бόльшую половину пути над туманной пропастью и обратил внимание на дерево впереди. По его стволу что-то пернатое двигалось вверх большими рывками.
Остановился, устойчиво фиксируя ноги, чтобы не свалиться и присмотрелся – это оказалась длинноногая птица, распластавшаяся по стволу. Очертания коричнево-чёрных крыльев показывали, что ими она тоже как-то цепляется и, отталкиваясь лапами, взбирается выше, судя по движению головы, что-то выискивая на поверхности, удерживая равновесие дёрганьем длинного заострённого хвоста. Мне стало удивительно и интересно: Каша мне о многой живности рассказывала, но о таких птицах историй я не припомню.
Посмеялся про свои скромные познания, даже несмотря на разнообразие книг и учений бабули, впитанных за дюжину лет обучения.
Сколько вокруг неизведанного? Аж внутри зазудело, настолько захотелось постигать и изучать. Успокоил себя, что всему своё время, и двинулся дальше.
Птица же легко спорхнула с дерева и, пролетев справа от меня, снизилась, вспоров крыльями верхушку тумана, скрывшись между каменных оснований. Я улыбался – люблю проявления жизни и каждый раз восхищаюсь дарами всематери Цвилик, Зелёной Богини. Из всех четырёх цветных богов она ближе остальных к нашему ремеслу, поэтому и поддержки, и благословения, в первую очередь, в мгновение нужды мы ищем у неё. Особенно если в твоих руках чья-то жизнь. Бабка мне это показала, когда ставила на ноги погибающего охотника. За мою глупость тогда так палкой огрела, что это ученье я запомнил, как своё имя, и впитал как цветок – воду.
Я спустился с моста на твёрдую землю, внутренне радуясь ясным дням, иначе скользил бы тут и катался по мокрой траве и корням, завершив своё путешествие полётом в пропасть.
Обошёл дерево с солнечной стороны. В его густую раскидистую тень заходить побоялся – слишком чýждыми были эти места. Примерился к изгибу ствола с нижней ветвью, уходящей плавно вверх, и досадливо цокнул – вблизи всё оказалось иначе: даже сноровка мне не поможет с поклажей и занятой рукой добраться до её начала. Видимо, и дальше буду идти по корням в поисках возможности забраться выше, к кронам.
Потоптался, огляделся: следующие два корнемоста разбегались ниже и в стороны, почти касаясь туманной макушки, и вели к другим исполинам. Выбирая дальнейший путь, я заметил движение в тени. Сердце замерло, тело напряглось, свободная рука легла на мешочек с жеодами.
На меня, шурша травой и пружиня по мху, выскочила маленькая лисица, останавливаясь в нескольких метрах на древесном бугре, примерно на уровне моей головы и принюхиваясь. Её нос явно заинтересовал запах из моего чемодана. Я отвёл руку с ним за спину, готовый защищать своё ремесло. Полностью повернувшись к нежданной гостье, я выдохнул в изумлении: она запряженá и снаряжена! Хоть сама ниже моего колена и короче вытянутой руки. Пока я хлопал глазами, рассматривая маленькие кожаные рюкзачки на её боках и упряжь на острой мордочке, она сама повернулась, и я обомлел ещё больше. На её спине, в аккуратном седле без стремян сидела миниатюрная девочка в белом платье и широкополой мухоморной шляпке. Её я подробно не разглядел, то ли от того, что наездница оказалась слишком мала, то ли от собственного удивления.
Она же вместе с лисой поворачивали головы, переводя взгляды то на меня, то на чемодан.
– Ты лекарь? – раздался тонкий высокий голос. Он слегка резал слух, но был чист, позволяя распознать интонацию. Она встревожена и спешит.
– Я алхимик, – ответил я, совладав с собой.
– Ты лекарь! – на этот раз утвердительно воскликнула она, подпрыгивая в седле и указывая рукой за меня, на чемоданчик. – Там пахнет иссилия!
Я молча и удивлённо кивнул, поражаясь тому, как они учуяли и различили её запах среди остальных.
Иссилия, или как мы её называли – озёрная дева, довольно распространённый подводный цветок. Она растёт вместе с кувшинками, такая же белая, но выбирает места с более чистой и проточной водой. Хорошее обезболивающее, если знать меру.
– Пойдём. Помощь! Надо. Очень.
Девочка обрывисто бросала слова. От её тона мне стало стыдно за своё промедление, и я только ещё раз согласно кивнул, бросаясь следом за прыткой лисой сквозь тень лесного исполина навстречу неизвестности.