Янагита Кунио (Ёдзю Кавамура)
Японский шаманизм (Фудзё Ко)

1. Слово m’iko

На моей родине в провинции Харима существуют две категории женщин, называемых m´iko. Одна из них имеет отношение к более или менее значительным синтоистским храмам, живет в старинных храмовых владениях и обязательно выступает в процессиях «шествия бога» во время праздников. Кроме того, эти женщины, позвенивая бубенчиками перед лицом божества, исполняют священные песни и танцы, а также участвуют в церемониях judaté. Обычно их называют m´iko haŋ или просто m´iko. Другую категорию m´iko называют tatakim´iko или kućijose. Возможно, что они жительницы какой-нибудь определенной деревни, но только они всегда странствуют и приходят из-за 5–8 ри.

Kućijose – слово старинное (будто бы встречается в книге Танки под 27 числом восьмого месяца 1155 года), означающее выслушивание из уст присутствующей m´iko слов отдаленных богов или людей, другими словами, искание услышать оракул или предсказание, а затем и саму женщину, делающую из такого посредничества ремесло, также называют kućijose. Современные tatakim´iko относятся к той же категории передающих по просьбе людей слова не присутствующих, однако через посредничество говорят главным образом так называемые ik’iro: или śiŕo:, то есть живые или умершие люди, а боги только в весьма редких случаях.

Существует рассказ, что некий человек, желая в глубине души призвать Такэда Сингэн, сказал только, что это śiro: мужчина года тигра, и вдруг m´iko начала диким голосом поносить его: «Мужик! Как ты смеешь призвать меня! Нахал!»

И все-таки если послушать от m´iko, что говорят ушедшие в дальние страны и не подающие известий знакомые или только что умершие родственники, то невольно становится грустно. Я сам не раз ходил к ней. Что же касается женщин, то они не могут удержаться от рыданий. Знает ли она какой секрет, – но обычно не говорит несоответствий; стоит ей только сказать, какого года мужчина или женщина, и она дает соответствующие ответы, будь то старый или молодой человек. Потому-то и до сего дня немало лиц, обращающихся к tatakim´iko, несмотря на то, что ее считают нищенкой, попрошайкой.

В Токио и его окрестностях под словом m´iko всегда понимаются женщины первой из вышеупомянутых категорий. Красивых девушек в храмовых территориях Касуга и Ицукусима, одетых в белые кимоно и красные хакама и исполняющих танцы с бубенчиками в руках, тех девушек, которых постоянно фотографируют проезжие европейцы, тоже называют m´iko.

Вторую категорию m´iko, соответствующую kućijose, токиосцы называют ićiko. Однако в некоторых местностях Японии m´iko, связанных с храмами, тоже называют ići или ićiko. В Киото и Осаке это, по-видимому, принято уже исстари. В провинции Хитати при больших храмах имеются женщины, предназначенные для празднеств, которых называют o: ići, koići, или ićiko, иначе их называют еще mijuićiko. Первоначально эту роль исполняли девушки^[15]. В провинции Тоса при многих храмах имеются так называемые icu, которые, вероятно, то же самое; их места жительства называют ićujuśiki; мужчин священнослужителей синтоистских храмов там тоже называют ićudaju:^[16]. Что касается токиоских ićiko, то в официальных бумагах Эдоского периода они значатся под именем azusam´iko. Смотря по местности они тоже носят различные наименования. Если принять, что женщины, ведущие почти тот же самый образ жизни, относятся к одной и той же категории, то оказывается, что под именем m´iko в Камигата понимают kućijose, а женщин, прислуживающих богам, называют ići^[17]; существует еще толкование, что azusam´iko в Киото называют словом o: haram´iko^[18]. Местность О: хара находится в провинции Тамба. Из того, что данные m´iko, явившись из этой местности на окраины Киото, обходили дома жителей, потрясывая бубенчиками, в сопровождении мужчины, несшего мешок и бившего в барабан^[19], – из этого можно предположить, что они совмещали также и kamadoharai. Немало примеров и кроме этого, когда kućijose живут группами в определенной местности, как, например, в Киото – около храма Китано, в Эдо – в Камэидо, в Осака – в деревне Тэнно: дзи-мура; кроме того существуют еще так называемые śinаnom´iko, являвшиеся из окрестностей Сува, провинции Синано. В провинции Танго m´iko шли из слободы Хадзи деревни Дзё: то:-мура в уезде Ёса-гун; существует даже мнение, что это будто бы самые первые японские m´iko^[20]; впрочем, ныне они уже прижились, говорят только, что в каком-то месте провинции Тадзима сохранились их потомки. Около Арамати в Такасаки в провинции Дзё: сю: было 3–4 дома так называемых śinźimaitaju:; их жены по большей части были azusam´iko и жители данной местности называли из agata:^[21]. Слово agata, согласно книге «Тэнкин Ораи»^[22], есть сокращение из agatam´iko и тоже старинное слово. По одному толкованию словом agatam´iko обозначаются m´iko, вращающиеся в народе в противовес m´ikannag´i, называвшимся в древний период ikuśima, taruśima, а также igasuŕinokannag´i и mikadonokannag´i, которые обслуживали императорский двор^[23]. На самом деле слово agata означает провинцию, деревню, так что в данном толковании, вероятно, нет ошибки, но только не непременно в противовес лицам, служащим во дворце, так как даже в противовес им гораздо более свободных, но в то же время невежественных коллег по ремеслу презрительно называют inakam´iko, «деревенскими m´iko». Это, по моему мнению, вполне идентично тому, как различных jamabuśi, рассеянных там и сям и не подведомственным двум общепризнанным «горам», называли nojamabuśi, jamamoŕijamabuśi или gwanninjamabuśi; или как, например, бродячих по разным провинциям biwaho:śi, не преклоняющихся перед киотскими эдоскими keŋŋ’o:, называли просто mekuraso:, «слепыми монахами», или źiśiŋko: jom´i, «чтецами сутры бога земли», и не признавали zato:. В книге «Цукино Дэвадзи»^[24] говорится, что в провинции Уго в уезде Сэмпоку-гун, в Китанораока в старину жила знаменитая agata-m´iko, прозывавшаяся śirakam´ime. Можно подумать, что это было имя данной m´iko, но согласно книге «Урамиканва»^[25] в провинции Хосю в нескольких местах были дома, называвшиеся śirakam´isuźi, дома m´iko, промышлявших kućijose, и в той или иной степени избегаемые народом. Что śirakam´i были иным названием подобного рода лиц, мы имеем и другие доказательства. В O: y m´iko, занимающихся kućijose, вообще называют itako; большей частью это слепые женщины. Говорят, что их называют еще moŕiko и okam´isama. Как itako, так и moŕiko, если исходить из этимологии, похоже на должность служения богам, фактически же они скорее занимаются предсказаниями, молениями божествам. Слово moŕiko встречается даже и в Канто:, но утверждать, что это именно то же – невозможно, ибо, как видно из вышеизложенного, значение слов несколько варьируется в зависимости от местности. В той же О: сю:, в Аидзу, а также в Сиракава kućijose называют waka. Слово waka взято из выражения wakamiko и, по идее, абсолютно тождественно со словом m´iko, что постараюсь показать ниже. Кроме того, как я недавно узнал, в провинции Ивами подобного рода женщин называют ośie, а на острове Нидзима провинции Идзу – kam´iisame или jak’am´iśu.

Есть еще местности, где они называются sasahatak’i или ōjum´i. Если хорошенько поискать, то, я думаю, можно еще много найти; хотелось бы собрать все. На островах Рюкю женщин подобной профессии называют juta, и, по моему мнению, это того же корня, что ići и itako.

Как выше было изложено, женщин, служащих в храмах, называют m´iko или ićiko, но в то же время женщин, промышляющих тем, что говорят за живых и умерших, тоже называют ićiko или m´iko. Из этого видно, что по названиям совершенно невозможно провести разницу между этими двумя категориями, и остается только предположить, что происхождение обеих этих категорий одно и то же. Однако при современном, по крайней мере, социальном положении, если отождествлять обе эти категории, храмовые m´iko могут рассердиться или даже мстить. Гнев-то еще с полбеды, а вот месть – так действительно страшновато, ибо существует немало средневековых рассказов, как дом погибал, подвергнувшись мести m´iko. Резоном для того взгляда, что m´ikohaŋ высшего качества нельзя смешивать с прочими, в общем, является их длительная отчужденность. У одних есть дом и усадьба предков, они представляют старинную фамилию местности, а те же – попрошаек, нищих надо держаться подальше; такое презрение, в конце концов, является пережитком старинной идеи не верить странникам. Даже с точки зрения профессии неизрекание оракулов храмовыми m´iko скорее позднейшее явление, что я постараюсь подробно изложить в последующих главах. Тот факт, что даже и так называемые inakаm´iko стали говорить только самые банальные пророчества, – совершился не иначе как под влиянием времени. В недавнее время такая старая m´iko, как Маннити в провинции Этиго, несмотря на то что была просто «бродячей m´iko», arukim´iko, приглашалась из деревни в деревню и, когда та производила judate или sasahataki, боги нисходили на нее и она предсказывала урожай или неурожай для данного года^[26]. Кроме молений, обращаемых к божествам, эти женщины имели немало отношения и к религиозным церемониям в домах поселян. Так, например, в Киото ōharam´iko, обходя дома, производили kamadoharai, эдоские azusam´iko в качестве ремесла производили «очищение котлов» и разносили бумажных кукол, называвшихся suō, которые должны быть наклеиваемы против котла, или же в первом месяце года распределяли по домам амулеты с изображением лошади, тащимой обезьяной, называвшиеся ema^[27]. Еще другой точкой опоры для храмовых m´iko при проведении разницы между собой и прочими может быть тот пункт, что они постоянно служат богам, а tatak’im´iko совершенно не имеют к храмам никакого отношения. Но и это неправильный взгляд. Действительно, kućijose бессистемно призывает так называемых восемь миллионов небесных и земных божеств, богов всех провинций и даже этого как будто мало, она взывает даже к буддам и бодхисадвам, – но это то же самое, что и перечисление имен массы божеств в noŕito священнослужителями разных храмов. Что же касается богов, которым она сама служит, то таковых имеется только один. Тот секретный ящичек, который постоянно держат при себе эти женщины, как всякий может догадаться, вовсе не является предметом священной утвари. Именно в этом ящичке бог и пребывает. Что представляет из себя этот бог, я скажу после, но как бы там ни было, ни днем ни ночью она не отходит от своего бога. Наиболее просвещенные kućijosem´iko являются, завернув ящичек в платок. Северо-восточные itako, вложив бога в бамбуковую трубку, помещают последнего в мешочек из золотой парчи и вешают себе на шею; один такой ящичек имеется в Уэноском музее в Токио. По-видимому, и наши так называемые mamoŕibukuro (ладанки-амулеты) ведут свое начало от их древнего обычая. Вообще, есть ли еще в мире до такой степени близко соприкасающиеся с богом женщины, как они? Храмовые же m´iko, наоборот, отправляясь куда-нибудь, тем самым, конечно, отделялись от божества. Возможно, что найдутся лица, которые будут мне пылко возражать против этого. У нашего народа бесчисленное количество всевозможных богов; и обезьяна – бог, и змея – бог. Однако можно сказать, что они не могут сравниться с богом, занимающим большую площадь mori в деревне, являющимся ćinźu:, то есть протектором местности и чествуемым как ubusuna.

Хотя это может показаться и софизмом, но даже бог agatam´iko иногда бывает оседлым, а необязательно все время странствует. Раз его станут чествовать в определенной местности, как тотчас появляются и храмик, и священная роща – moŕi. Вопрос о градации в степени почитаемости богов действительно трудный и больной. Скажу только, что боги храма императорских предков и августейших поколений не входят в сравнение; что же касается прочих богов, то даже по отношению к храмам, чествовавшимся с глубокой древности как kuńicukam´i, ныне существующая вера и обрядность прошли целый ряд метаморфоз на протяжении истории, так что, исходя из современного положения, невозможно представить, что было прежде, думаю только, что прежде это были религиозные обряды, в которых роли m´iko отводилось весьма важное место, и, таким образом, между большими храмами jaśiro и маленькими hokora было много общих пунктов. И вот цель данного исследования и заключается в том, чтобы хоть немного пролить света на этот вопрос.

Прежде всего, попробуем обсудить имя бога, называемого m´ikogam´i; это послужит нам одной из путеводных нитей. Современные m´ikogam´i относятся к разряду так называемых jabukam´i, то есть неважных богов. Место их чествования скорее курган-табу, чем священная роща. Насколько мне известно, hokora этих божеств весьма многочисленны в провинциях Мимасака, Бидзэн, Биттю, Иё и Тоса. С какими мольбами притекают к этому богу, еще не вполне ясно, но все же есть нечто, чем он отличается от прочих богов. Так, например, в клане Фукуяма провинции Бинго ежегодно тринадцатого числа шестого и одиннадцатого месяцев подносят священное вино – m´ik’i, возжигают светильники и празднуют m´ikogam´i, вкушая akanomeśi и namasu. В домах, изготавливающих рисовую водку – sake или торгующих уксусом, соей и дрожжами, празднование совершается с особым рвением.

Этот праздник совершается исключительно в кругу семьи без посторонних лиц. Небрежность и не чествование m´ikogam´i, как говорят, влечет за собой появление сифилиса^[28]. Как можно видеть, это – бог семьи, дома, а не бог деревни. В горных селениях Нирō, Тоёнага, Мотояма и др. провинции Тоса существуют семьи синтоистских жрецов и других людей, чествующие по заведенной традиции бога m´ikogam´i. Когда кто-нибудь в такой семье умирал, родственники, имея в виду чествовать его как m´ikogam´i, предупреждают об этом, приходят в буддийский храм и говорят: «Умерший отец наш Х-эмон на будующий год будет чествоваться как бог, почему просим не заносить его имя в синодик». Лица, не заявляющие этого своевременно, являются в третью или седьмую годовщину, прося вычеркнуть буддийское посмертное имя покойного из синодика, так как его, дескать, с сего дня будут чествовать по заведенному обычаю как бога, и затем бросают ihai покойного на могилу. Если не бросить ihai, то покойный не может сделаться богом. Чествование бывает в данный год в одиннадцатом месяце в день праздника uźigam´i после окончания церемонии последнего. Раз заявлено, что в данный день будет чествоваться как бог Х-эмон, собираются все его потомки и кровные родственники, на почетное место приглашают старшину деревни из 2–3 или 4–5 taju: выбирают «главу» (hoŋśu) и производят церемонию – правда, не совсем понятную, состоящую в махании белым gohei’ем и называемую tatekurae. Если покойный при жизни был человек честный, без сучка без задоринки, то с первого же kurae он становится богом, если же, наоборот, это был человек нечестный, имевший за собою массу злых дел, то и после пятого и шестого раза он не превращается в бога, однако считается, что и этого уже достаточно. Затем полагают, что бога вселили в hoŋśu, и последний начинает плясать; при этом бывает откровение, а именно: «До этого я был oboregam´i, богом, погребенным под листьями дерев, но большие и малые uźiko (члены рода), соединив сердца, сегодня призвали меня к ise’скому водопаду m´iko и разверзли очи мои (homeŋwo samaśite). Ах, как я рад!» В ответ говорит: «Большие и малые uźiko разверзают прощение. Хотя бы к большим uźiko и малым uźiko и шло злодеяние и несчастие, очисти, обереги, сохрани» и со словами «ах, какая радость» пляшет (hoŋśu).