Яна Тарьянова
Велесова ночь, или Погладь моего медведя
Глава 2. Алисса. Вызов в Орден Белых Тигриц
Весь славный и древний род Эрленсдаттер-Грон ав Харальдскер по праву гордился графиней Маргрет Байтинг-Кнудссон, прабабушкой Алиссы. Парадный портрет, увековечивший графиню в бело-голубой форме Патруля с тигрицей Гретой за плечом, занимал центральное место в картинной галерее столичного дома.
В далекие дни, когда Морена замахнулась когтями на атомные электростанции Европы, а Велес перехватил ее запястье, произошло изменение мира, причинившее значительные неудобства, но не столкнувшее человечество в пропасть гибели. Древние боги вступились за паству, позабывшую их имена: Мокошь заплела зелеными прядями опасную человеческую технику и оружие, не позволив разразиться ядерному апокалипсису. Зевс и Посейдон выставили барьеры из волн и молний, отнимая у средиземья атомные игрушки. А Укко, оберегавший лапландские земли, встретил ударом волшебного меча убегавшую от Велеса Морену. Та зашипела и вцепилась ему когтями в лицо, порождая ураган, обрушившийся на землю. Слуги Хийси, ледяные призраки, выжидавшие своего часа в подземных чертогах, набросились на людей. Казалось, что лапландцы погибнут, не дождавшись победы Укко, но горстка смельчаков, в чьих жилах текла колдовская кровь, смогла заступить дорогу морозным тварям.
Карельский Патруль возглавил Йохан Седерфельд – он и трое колдунов воплотили свою волю в стаю белых волков, неутомимо рвавших призраков клыками. Графиню Маргрет ураган застиг в столичном зоопарке, куда она повела своих юных отпрысков. Прыжок белой тигрицы, вырвавшейся из клетки, и помчавшейся прочь от ледяной нежити, помог графине призвать защитницу, сохранившую жизнь ей и детям. Так было положено начало Ордену Белых Тигриц – молодые колдуньи, с которыми Маргрет поделилась секретом призыва, выгнали призраков из Лапландии и поставили защитниц на охрану своих очагов.
С годами кошки начали являться к маленьким колдуньям сами – как волчата к карельским колдунам, как медвежата к русским волхвам. Белые кошечки вырастали в опасных тигриц, служивших залогом спокойствия лапландских земель. Их хозяйки пользовались уважением, Орден процветал, объединяя хранительниц очага, совершенствовавших бытовую магию, и колдуний Патруля, отправлявших тигриц навстречу ледяным призракам, пытавшимся нападать на поселки и города.
В семью Эрленсдаттер-Грон ав Харальдскер больше не приходила ни одна тигрица. Словно графиня Маргрет, раздарившая секрет призыва лапландским колдуньям, лишила своих потомков защиты. Об этом не говорили открыто, но шептались по углам, марая репутацию рода. Поэтому день, когда беленькая кошечка появилась в детской молодой наследницы, стал праздником для всего многочисленного семейства. Посмотреть на Лиссу съехались все родственники – и лапландцы, и карельская родня, и даже двоюродная бабушка из Калининграда.
На Алиссу высыпался ворох поздравлений, цветов и подарков. Маленькую Лисоньку тискали, носили на руках и бархатной подушечке, целовали в розовый носик и восхищались мягкостью шерстки. О том, что о появлении защитницы надо немедленно оповестить Орден никто то ли не подумал, то ли не захотел ускорять разлуку Алиссы с семьей – маленьких колдуний забирали в пансионат, где наставницы и воспитательницы учили их уживаться с защитницей, повелевать посланным богами зверем и закалять волю.
Неизвестно, когда бы родители оповестили мать-настоятельницу – представительницы Ордена сами приехали за Алисой и Лисонькой через месяц, напугав своим появлением дряхлую калининградскую родственницу. Тут то и нашла коса на камень – Алисса не захотела покидать отчий дом, а Лисонька, почувствовавшая, что ее могут лишить бархатной подушечки, встала на защиту свой хозяйки. Прыгнула на огромную белую тигрицу патрульной и попыталась выцарапать ей глаза.
Противостояние длилось пять лет. Алиссу заманивали в пансионат на новогодние праздники, знакомили с другими маленькими колдуньями, присылали наставниц на дом, но всё без толку. Лисонька росла, наглела, демонстрировала скверный характер, рычала на незнакомцев, портила мебель, стачивая когти, и нервно реагировала на резкие запахи – могла утробно выть часами, если ей что-то не нравилось. В понятие «не нравилось» входили пряности, лакокрасочные материалы, любые цитрусовые фрукты, большинство тушеных овощей – особенно капуста – бензин и выхлопные газы.
Настоятельница фра Бергента неоднократно посещала дом Эрленсдаттер-Грон ав Харальдскер, разговаривала с Алиссой, объясняла ей, что защитница, которой позволяется делать все, что угодно, может стать проклятьем своей хозяйки.
– Ты должна научиться ей приказывать.
– Зачем? – хмурила брови Алисса. – Она знает, что мне нужно. Она все сделает. Я не хочу ей приказывать. Мы понимаем друг друга.
– Сейчас – да. Позже у вас возникнут противоречия. Кошка может не одобрить твоего избранника. Начнет ревновать. Сердцем почувствует, что это твоя половинка, но будет сопротивляться из вредности.
– И что? – Алисса посмотрела на настоятельницу бездонными черными глазами, в которых плясали искорки колдовской силы.
– Останешься старой девой. Будет у тебя не сорок кошек, а одна капризница, рвущая диваны и отпугивающая всех знакомых от дома.
– Пф-ф, – фыркнула Алисса. – Лучше остаться старой девой, чем приказывать. Но я не боюсь. Я люблю Лиссу, она любит меня. Мы как-нибудь договоримся.
Сейчас, на пороге двадцатипятилетия, вспоминая этот разговор и перечитывая короткую записку с повелением явиться в небоскреб Ордена, Алисса горько жалела, что не прислушивалась к словам наставниц и матери-настоятельницы. Сбылось всё, что ей предсказывали. И даже больше.
Мягонькая Лисонька вымахала в тушу, весившую почти двести килограмм, считала себя очень изящной и страшно злилась, если кто-то намекал на то, что она крупнее прочих тигриц Ордена. Перечень запахов, которые Лисса считала неприемлемыми, значительно расширился в тот день, когда Алисса познакомилась с карельским колдуном, потомком Йохана Седерфельда. Главное место в этом списке заняло понятие «псина». Волк Карла Седерфельда без особого труда проходил у Лисоньки под брюхом, и это усугубило ситуацию с несовпадением оценок изящества.
Карл и Алисса понравились друг другу – а познакомились они на ежегодном Рождественском балу в Ордене Тигриц. Повальсировали, договорились о следующей встрече, обменялись шутками и комплиментами, после чего Карл решил проводить Алиссу домой – по пути подышать морозным воздухом, полюбоваться звездами, оценить ночную жизнь лапландской столицы. Лисонька продемонстрировала недовольство, гоняла белого волка по сугробам, дважды закапывала с головой и наградила когтистой оплеухой. Алисса краем уха слушала, как защитники ругались: «Кошка драная! А ты – плешивая шавка! А ты – жирная белая корова! Ах ты, хам!» и надеялась, что милые бранятся – только тешатся.
Через месяц стало ясно, что Карл Алиссе нравится, а волк Лисоньке – нет. Попытки встречаться, заперев тигрицу дома, закончились оглушительным провалом. Алисса стала героиней статей в желтой прессе – кошку, выбивающую окна и двери, мчащуюся к гостинице, где остановился Карл, дерущуюся с волком и огрызающуюся на тигриц Патруля, фотографировали все кому не лень. Кто-то запустил сплетню, что графиня Маргрет перед смертью прокляла наследников и наследниц до седьмого колена, и Алисса расплачивается по счетам, выставленным предками.
Матушка с папенькой, уже порадовавшиеся возможному браку, укрепляющему позиции рода в карельских землях, пришли в ужас и требовали от Алиссы, чтобы та приструнила распоясавшуюся тигрицу. Она была бы и рада, но Лисонька не слушала увещеваний, желала выгнать Карла и шавку, воняющую псиной, произвести дезинфекцию комнат в родительском доме, и больше никогда не ходить в гостиницу.
Колдуньи Патруля откровенно хохотали, некоторые одергивали Лиссу, когда та устраивала показательные выступления на улицах города, а большинство подначивало – кошки начинали фальшиво сочувствовать, советовать дать волку хорошую трепку, а потом злословили по углам, восхваляя послушание своих защитниц и доверчивость Лиссы.
Короткий визит в Карелию сделал Алиссу притчей во языцех, о которой писала вся северная пресса, когда не было свежих новостей. Весна и лето прошли в ссорах с тигрицей, а в начале осени, после очередного приезда Карла в лапландскую столицу, стало ясно, что надо куда-то переезжать. Пожить затворницей, не привлекая к себе внимания, чтобы улеглись пересуды, вызванные погромом в самом дорогом столичном отеле. Лисонька не считала себя виноватой, твердила, что это волк забежал в холл и спрятался возле стены с наружными лифтами, а кабина упала сама, и вообще в этой гостинице всё очень хрупкое, потому что строили без благословения Укко и Рауни.
К счастью, в рухнувшем лифте не было людей, иначе не избежать бы Алиссе суда. Поскольку никто не получил травм, семейным адвокатам удалось заключить досудебное соглашение и щедро возместить ущерб. Карл уехал, не попрощавшись, и явно не собирался возвращаться – не писал и не звонил. Алисса отсиживалась в родительском доме, не высовывая носа на улицу, бесконечно ругалась с тигрицей, иногда плакала, и пыталась понять, как ей дальше жить: защитница одержала победу, прогнала не понравившегося ей мужчину и опозорила ее на все северные земли. Подойдет ли к ней кто-то еще – на балу или в кафе, на улице или в театре? И чем закончится очередная попытка завязать отношения, если тигрице опять не придется по вкусу ухажер?
Вызов в Орден порадовал и расстроил одновременно. Алисса ожидала, что ее выругают, и при этом надеялась получить какой-нибудь совет. Они с Лиссой были патрульными – более формально, чем на деле. Тигрица не желала являться на дежурства по расписанию, брезговала ходить по окраинам столицы – а именно туда, в трущобы, пробирались ледяные призраки. Пробирались, укреплялись, открывали широкую дорогу остальным и нападали на фешенебельные районы. Не часто, но такое случалось, и Лисонька себя прекрасно проявила в одно из таких нападений – разбила в крошево орду призраков, не дожидаясь подкрепления. После этого мать-настоятельница немного смягчилась, нашла им с Лиссой дело – велела обследовать безжизненные поселки, когда-то бывшие пригородами столицы, а сейчас сверкавшие ледяными саркофагами под солнцем. В поселках не воняло так, как в трущобах, и Лисонька согласилась гулять среди ледяного безмолвия.
Алисса подняла архивные документы, выяснила, что в северо-западном пригороде раньше располагалась сыроварня, в восточном – аббатство и запрещенный к исследованию аэропорт. После гнева богов люди лишились железных крыльев – им оставили только автомобильный и железнодорожный транспорт. Ничего, привыкли. Хотя, говорят, поначалу самолетов не хватало, роптали.
Наиболее перспективной была юго-западная коммуна, когда-то славившаяся своими теплицами на термальном источнике. Алисса облазила ледяной лабиринт и сумела добраться до входа в теплицу. В этом ей помогла заговоренная волхвами соль, которая протаивала любые льдины. Соль стоила дорого, импорт контролировался государством, но семейству Эрленсдаттер-Грон ав Харальдскер везло – калининградская бабушка всегда привозила с собой мешок заговоренной соли. Тридцатикилограммовый. Больше пограничники не пропускали.
Алисса израсходовала драгоценный килограмм и обнаружила, что под морозно-стеклянными куполами зеленеют живые деревья. Она отправила отчет матери-настоятельнице с просьбой выделить казенную соль для дальнейших исследований, а потом приехал Карл, рухнул лифт, и стало не до находки.
Алисса не сомневалась в том, что для начала она получит выговор. Хорошо бы еще и совет, как приструнить тигрицу. А потом… может быть, потом мать-настоятельница заговорит о деле.
Фра Бергента встретила Алиссу холодным взглядом. Лисонька в небоскреб, служивший пристанищем Ордену, заходить не пожелала – растворилась в лабиринте улиц, как будто услышала сигнал тревоги или опаздывала на инспекцию окраинных трущоб. Алиссе оставалось только надеяться, что своенравная кошка не побежит в отель, чтобы устроить там погром, и не прицепится к какому-нибудь полярному волку – в лапландскую столицу наезжал не только Карл, другие колдуны тоже.
– Чем планируешь заниматься в ближайшее время? – спросила ее фра Бергента после обмена традиционными приветствиями.
Алисса оповестила мать-настоятельницу о желании удалиться от мира – немного сгущая краски. Покаялась, что была неправа, попросила совета и затихла как мышка, грея ладони о чашку с чаем.
– Взрослую кошку перевоспитать практически невозможно, – покачала головой фра Бергента. – Именно это мы пытались втолковать тебе в детстве. Но что уже теперь – бессмысленно вспоминать прошлое, которое невозможно изменить. Ничего не делать тоже невозможно. Жить в уединении – не вариант. И тебе рано хоронить себя в ледяной глуши, и Лисса долго не выдержит, сбежит, от скуки натворит каких-нибудь гадостей в ближайшем городке. Вам не помешает сменить обстановку, это факт. Я предлагаю тебе поехать в Россию.
– В Москву? – удивилась Алисса. – Зачем?
– Нет, – покачала головой фра Бергента. – Не в Москву. Пока вы с Лиссой шалили и прятались от последствий, я утвердила комиссию по изучению обнаруженной тобой теплицы и девочки раскопали много интересного. До Победы Укко у коммуны Кер-Тууво был русский город-побратим – Зернодар. После Гнева Богов об этом позабыли. И мы, и русские. А ведь когда-то нам оттуда присылали саженцы яблонь, дававших удивительно крупные и душистые плоды, и сами яблоки привозили, а еще на полках магазинов лежал расфасованный в пачки кубанский рис и разнообразные сухофрукты. В городах поставили одинаковые скульптуры: лебеди с переплетенными шеями, окруженные россыпью яблок. Мы определили приблизительное местоположение скульптуры, но чтобы снять с нее толщу льда, надо слишком много соли. Мы не можем себе позволить такие траты. И не можем проникнуть в теплицу, чтобы подойти к яблоням – кроме льда их отгораживает какой-то невидимый барьер.
Алисса слушала фра Бергенту, приоткрыв рот, как будто ей рассказывали новогоднюю сказку.
– Я навела кое-какие справки – пришлось тревожить старых знакомых и звонить в Обитель Волхвов – и выяснила, что город Зернодар существует и поныне. Пережил Гнев Богов, по праву гордится Яблоней Мокоши, саженец которой вынесли со станции растениеводства и семеноводства до того, как богиня закрыла туда доступ. После этого я написала в Центральный Комитет Сварога с предложением восстановить побратимские отношения и получила положительный ответ. Русские согласны пропустить в Зернодар нашу делегацию. Не больше двух колдуний с защитницами и пару сотрудников посольства, которые будут служить переводчиками и помогут колдуньям избегать сомнительных ситуаций. Ты же знаешь русский язык?
– Да, – кивнула Алисса. – Конечно. Наша калининградская бабушка не знает лапландского, мы с ней разговариваем только по-русски.
Она и карельский прекрасно знала, и бретонский, но это сейчас не имело значения.
– Вот и поедешь, – фра Бергента уже не предлагала, приказывала. – Нужно приложить все усилия, чтобы возобновить побратимство. Это наша единственная возможность покупать заговоренную соль и сельхозпродукцию, не отдавая четвертину государству, и регулируя объемы по потребностям. Нужно, чтобы русские подписали договор.
– Но… – Алисса замялась. – А если Лисса?.. Я не уверена, что она сможет поладить с медведями. Если она устроит драку с каким-нибудь защитником…
– Тебя вышвырнут вон, а вторая колдунья продолжит работу в составе делегации, – безжалостно проговорила фра Бергента. – Может быть, даже получит какие-то преференции – если расскажет что ей, простой девушке, навязали в спутницы хамку-аристократку, пробившуюся в зарубежную поездку благодаря своему происхождению.
Алисса приуныла. Она понимала, что отказавшись, станет отверженной. Прежние подначки колдуний и тигриц покажутся ей детскими забавами – Лиссу будет преследовать стая разъяренных кошек. Да и ее саму перестанут принимать не только в лучших домах – не в каждую трущобу впустят.
Она выдохнула, собрала волю в кулак и поблагодарила фра Бергенту за доверие. Пообещала искупить вину, следить за Лиссой и поднять все семейные связи, чтобы добиться наилучшего результата. Настоятельница милостиво улыбнулась, благословила и велела дожидаться дальнейших указаний дома.
Алисса вылетела в приемную, попрощалась с секретаршей и пошла к выходу, сохраняя непроницаемое выражение лица. Возле лифта ее окликнула финансовый директор Ордена фра Астрид – веселая пышнотелая дама, сопровождаемая на редкость невозмутимой защитницей.
– Говорят, ты в Россию едешь? – поинтересовалась фра Астрид.
– Да, – кротко ответила Алисса.
– На юг?
– Да. В Зернодар, бывший город-побратим коммуны Керр-Тууво.
– Как тебе повезло! – с чувством сказала фра Астрид. – Южные волхвы… О-о-о! В молодости мне довелось посетить город Сот-чи. Какое море! Какой шаш-лык! Какие сильные и заботливые гвардейцы Перуна! А какие предупредительные жрецы Сварога! А волхвы! А-а-а!.. Боршч! Шаш-лык! Са-ци-ви! Хин-ка… хин-ка… забыла, как называется. Эх, мать моя Рауни, где мои двадцать лет? Да хотя бы тридцать!
– Было так хорошо? – не удержалась от вопроса Алисса.
– Я согласна даже на мои сорок, – подумав, сообщила фра Астрид. – Ящик клюквенного сока и всех обратно. Особенно одного гвардии Перуна лейтенанта… хотя, нет. Волхва тоже обратно. Сердце мое не камень.
– Я могу с вами кое о чем посоветоваться? – спросила Алисса. – Получить наставление. В частном порядке.
– Конечно, девочка моя. – фра Астрид подхватила ее под локоть и завела в лифт. – Пойдем, выпьем чаю. Весь мой опыт к твоим услугам.
Глава 3. Златослав. Подготовка к приему делегации
– Есть мнение, что можно подогнать к больничному парку бетономешалку, заляпать почти все кротовьи норы, а возле оставшихся расставить крысоловки! – выпалил Семенов. – А вдруг что-то интересное поймается?
– Нет, – подумав, отказался Златослав. – Я для начала просто так посмотрю. Петровна нам за бетон в саду холки намылит. И Глебу хвост накрутит, останемся без премии.
Без премии Семенов оставаться не захотел. Посетовал, что бетон зря пропадает – выменяли на заводе за десять изоляторов для высоковольтных линий, а теперь пристроить некуда. Златослав посочувствовал, отвлекся на Степана, который сообщил ему, что сбегает к элеватору, проверит, мыши там шуршат в сушилках или нежить какая-то от железнодорожных путей приползла, сел в машину и решил, что с него хватит – пора ехать к Марине под бок, и поужинать, чем Велес послал, сэкономив свой борщ. Пригодится, неизвестно еще чем там у Петровны завтра накормят.
Марина не подвела: пожарила картошечку, выставила к ней банку маринованных огурцов с помидорами, до которых Златослав был большим охотником, вынула из холодильника вареную курочку и компот из сухофруктов. Красное одеяние повесила на вешалку, усадила Златослава за стол, и, конечно же, начала расспрашивать.
Слух о том, что в город приедут заграничные девки с кошками, которые полезут на станцию растениеводства, уже облетел весь город.
– Говорят, что они – Мореновы прислужницы. Среди льда живут, слыханное ли дело?
– Разговорчики прекращай, – лениво посоветовал Златослав. – Жрецам Сварога и Перуновым воинам виднее, кого в страну пускать. Мимо них нежить не проскочит. А ты сплетни повторяешь. Прищемят язык, я тебя у Крышеня отмазывать не буду.
На этом тема иностранной делегации заглохла, вечер и ночь прошли в приятном времяпрепровождении – только Степа в полночь начал топать под окнами, да и то быстро утих.
В субботу Златослав зашел домой, переоделся, на всякий случай взял лопату и поехал к Петровне. Строили в давние времена с размахом, корпусов у больницы было три, и между ними росли раскидистые вязы, березы и клены, а по периметру – пирамидальные тополя. Ничего съедобного.
Златослав обошел парк – Степа вынырнул как из-под земли, бродил по пятам, недовольно похрюкивая – перещупал комья отвалов, принюхался к норам и убедился: не кроты. Есть магия. Что-то редко встречающееся, но знакомое. Он такое в Обители на занятиях проходил.
– Славик! Покушаешь? – крикнула Петровна с третьего этажа. – Не казенное, я из дома принесла!
– Ага, – согласился Златослав и шепотом спросил у Степана. – А не кладовик ли это? Может, трубы меняли и клад потревожили?
Степа замотал головой.
– А похоже. Хотя, да, котяра бы не копал. Он бы по ночам по парку шастал, огнями народ заманивал. Но магия похожа. Кто же там еще в родстве? Это не горник, тот бы уже так раскопал, что фундаменты во всех трех корпусах просели. Наверное…
– Славик! Огурчик свежий порезать или квашеный?
– И тот, и другой, – крикнул Златослав, роясь по карманам. – Петровна! Киньте мне мелочи, медных монеток!
– Много?
– Штучек пять хватит. Можно больше.
От мелочи пришлось уворачиваться – по команде Петровны его обшвыряли монетами и врачи, и медсестры, и пациенты. Когда газоны заблестели, Златослав проорал: «Хватит, хватит!» и начал читать наговор.
– Трясись земля, трясись вода, скарбник выходи, выходи навсегда. Дам тебе монетку, а еще объедков, покажу дорогу и пойдешь ты к богу. Выходи быстрее, монеты ржавеют! Ты в мешок их собирай и быстрее удирай!
Возле водонапорной башни зашевелилась земля. Толстая черная мышь – а размером она была с доброго поросенка – вылезла из подземного хода, волоча за собой красный бархатный мешок, и принялась собирать монетки жадными лапками.
– Мать моя Мокошь, кто это? – спросила Петровна.
– Скарбник. Типа кладовика, только не к золоту и серебру, а ко всякому хламу привязывается, годами охраняет. Вы в подсобных помещениях генеральную уборку делали?
– И генеральную уборку, и свалку ликвидировали.
– Вот! Выкинули его скарб, а он теперь тоскует.
– А куда он теперь, бедолага?
– Пристроится в автоколонне, – пообещал Златослав. – Степа его проводит, чтобы никуда не свернул. Монеток сейчас наберет, межевику мзду заплатит, и ему на жизнь на двадцать лет хватит. У него расходы небольшие, когда-никогда надо новый мешок купить. А еще киньте кусочек хлеба, я ему с собой в дорогу дам, голодного выгонять нельзя.
Щедрая Петровна выбросила в окно полбулки белого хлеба, потом полбулки черного, а следом прилетели два сладких обсыпных рогалика в пакете. Скарбник засвистел, спрятал подаяние в мешок к монетам, затянул тесемки и ловко вспрыгнул на спину Степану. Медведь недовольно заворчал, но пошел в сторону автоколонны – Златославу было виднее, куда скарбника определять. Врачи и пациенты проводили Степу, мышь и мешок бурными и продолжительными аплодисментами.
– Славик! Иди скорее покушай! – позвала Петровна. – Устал же заклинания читать, силы восполнить нужно!
– Очень устал, – соврал Златослав. – Это сложная волшба, после такой обязательно хорошо пообедать надо.
Петровна не пожалела свою домашнюю уточку – а откармливала она их больничной кашей – и разносолов принесла, как будто и Златослава, и Степу кормить собралась. К счастью, Степа никогда ничего не ел, поэтому Златославу больше доставалось.
Остатки трапезы он увез домой, поспал, проснувшись, поел борща и решил все-таки совместить операцию изгнания тараканов и призыв морозного ветра. Всегда можно наврать, что ветер сам дунул не туда, и вообще ему, Златославу, показалось, что это прямое указание Глеба Митрофановича. До директора гостиницы он дозвонился сразу – как будто тот сидел возле телефонного аппарата в ожидании известий. Быстро освежили детали продуктового договора, договорились встретиться возле черного хода – на город наползали сумерки, и это способствовало сохранению тайны.
На дело Златослав собирался со всей серьезностью. Начистил наручи и большой медальон Призыва Ветра, опоясался кожаными ремнями с бляхами-оберегами, намотал портянки, обулся в сапоги и, подумав, надел жилетку с меховой оторочкой. Чтобы поясницу не просквозило. Степа следил за его приготовлениями и помалкивал. Хитро щурился, позволил застегнуть на себе ошейник, и побежал к гостинице короткой дорогой, не дожидаясь, пока Златослав сядет в машину.
Фонари вокруг гостиницы не горели. Потрепанный «Москвич» остался на стоянке возле ДК, Златослав прокрался в помещение через черный ход, спросил у директора:
– Постояльцев нет?
Тот замотал головой.
– В столовой никого нет?
– Все ушли, они на выходных до шести работают.
– Ладно, – кивнул Златослав, и, морщась от застарелого запаха рыбы, прикоснулся к медальону. – Тогда помолимся отцу нашему Велесу и начнем.
Что-то пошло не так еще в процессе чтения заклинания – как будто невидимая ладонь по губам шлепнула. Златослав сбился, невнятно проговорил ключевое слово, а потом окровавил медальон. Заусенец на пальце сорвал, когда начал тереть отполированную поверхность для призыва.
Он почувствовал приближение ледяной лавины – морозный воздух устремился из дальних небес на землю, по пути обрастая черными тучами, несущими разъяренные снежинки. Степа взвыл и толкнул боком сначала его, а потом директора, выгоняя на улицу.
«Прочь! – голос защитника был наполнен страхом и недоумением. – Смерть близко! Отойди, я не хочу тебя терять!»
Ветер усиливался, слышно было, как гневно перекликаются Липа Сварога и Осина Крышеня. Яблоня Мокоши молчала, потряхивала ветками, готовясь сбросить надоевший осенний наряд и последние яблоки, до которых не добрались птицы и детвора.
А через пять минут Зернодар накрыло ураганом, безжалостно сдиравшим шифер с крыш, обрывающим провода и ронявшим деревья и кряжистые ветки на асфальт и автомобили. Гостиница, от которой они с директором поспешно отбежали, разрушалась прямо на глазах – падала кровля, выветривался раствор, скреплявший кирпичи, рушились балки и стены. Златослав, ошеломленный размахом собственной волшбы, сел на асфальт, обнял Степу и беззвучно взмолился Мокоши и Велесу, прося об одном – чтобы никто не погиб.
«Там… – Степа вмешался в молитву. – Там что-то есть. Старое, спрятанное. Сиди тут. Не ходи за мной».
В голосе ветра отчетливо послышался хохот Морены, издевавшейся над незадачливым волхвом, чья неосторожность позволила ей проникнуть в город. Степан взревел и бросился в разваливающееся здание гостиницы. Свет ледяных молний и сияние голубого энергетического щита позволили Златославу рассмотреть, что медведь устремился в открывшееся подвальное помещение.
Он увидел сундучок глазами защитника: дряхлая пористая древесина источала рыбное зловоние, скрывала во чреве ржавый серп, жаждущий крови. Златослав вспомнил вбитые в голову служебные инструкции и заорал:
– Степа! Только не трогай! Это серп-кладенец! Если тронуть – хана! Его сразу хоронить надо!
К месту происшествия уже подъезжали завывающие сиренами пожарные и милиция.
– Все назад! К развалинам не подходить! Соль со склада везите, срочно! – скомандовал Златослав, выскакивая на дорогу. – Звони начальнику автоколонны, пусть просыпается, КамАЗ выделит, сюда не меньше пятидесяти мешков нужно! А сейчас мешок срочно нужен, возле Яблони под навесом лежат, хоть один в багажник закиньте и мне сюда привезите.
Подходить к гостинице никто и не рвался – поняли, что дело нечисто. Где это видано, чтобы кирпичи на глазах в песок превращались?
Степан ревел, поднимая морду к небу. Щит из молний трещал, отбрасывая сыпавшийся мусор. Где-то далеко, за облаками, слышался визг Морены – Буря-богатырь, коровий сын, не успевал догнать снежный вихрь и спуститься к заговоренному серпу, терпеливо дожидавшемуся хозяев. Велес окликнул Перуна, прогрохотала колесница, отогнавшая нечисть и тучи. Ветер утих, снег прекратился.
Они сооружали соляной саркофаг всю ночь. Златослав не подпускал людей, пока Степан не вытряхнул соль прямо на сундучок, хороня чужую волшбу. После этого подключились военные и пожарные – дружно сбрасывали закаменевшие мешки заговоренной соли в подвал, поливали водой, чтобы она оседала, добавляли, на третьем слое начали утрамбовывать. Примчавшиеся к руинам боевые архивариусы кутались в брезентовые плащи и беспрестанно дергали Златослава: «А что это было? А как? А с чего все началось?»
Вопрос «С чего все началось?» интересовал и подъехавшего Глеба Митрофановича. Златослав о тараканах упоминать не стал, сказал, что во время планового вызова прохладного ветра для подготовки яблони к празднику, ощутил присутствие Морены и был вынужден принять меры по срочной ликвидации источника зла. Подробно описал серп и сундучок, скрывавшиеся в подвале и отвлекся на зов вездесущего Семенова:
– Мы тут всю соль утоптали! Еще везти? Сверху купол наваливать будем?
– Нет, – подумав, ответил Златослав. – Ты говорил, что у тебя бетон есть? Вы его пристроили куда-то или он уже закаменел?
– Не пристроили, машина стоит возле общаги, бочку крутит, уже уши закладывает от постоянного грохота.
– Пригоните сюда, зальем соль. Я саркофаг запечатаю, потом можно будет сверху земли насыпать и елки посадить. Хвойные деревья хорошо порчу оттягивают.
– А?..
– Напишу запрос, чтобы вам из Обители стоимость бетона возместили. Перечислением.
– Отлично! – повеселел Семенов. – Сейчас подгоним.
Работы были закончены на рассвете. Степа обошел застывающий саркофаг, оставляя отпечатки медвежьих лап – земля оповестит, если какой-то дурак вздумает ночью до серпа докопаться. Златослав положил на зыбкую поверхность медальон Призыва Ветра, который уже нельзя было использовать по прямому назначению. Предварительно согрел в ладонях, напитал своей силой, превратил бронзовую чеканку в крепкий замок, ограждающий город и жителей от зла.
На этом время героических свершений кончилось, и настала пора писать докладные: в горисполком, в Обитель, в Комитет Крышеня и в отдел внутренних войск гвардии Перуна. И запрос на новый медальон и оплату бетона.
К развалинам потянулись любопытствующие горожане, на улицы выехала комиссия, устанавливающая размер ущерба зеленым насаждениям, домовладениям и культурно-бытовым объектам. Петровна отчиталась, что в больницу за помощью обратились семеро граждан. Трое с нервным потрясением, трое с ушибами и один с последствиями удара электрического тока – полез на столб закрепить оборванный провод, не дожидаясь работников экстренных служб.
Златослав понял, что крупных неприятностей удалось избежать. Серп-кладенец упокоили. Глеб Митрофанович ему поверил – или сделал вид, что поверил, чтобы не раздувать межведомственный скандал – Петровна не швырялась обвинениями, что он пошел против воли Мокоши и покалечил невинных граждан. Гвардии Перуна было всё равно, а боевые архивариусы гордились причастностью к запечатыванию саркофага. Обычно-то они раскапывали и докапывались, а тут неожиданный поворот.
