Яна Перепечина
Непридуманная сказка

Глава 6

Александра Катунина

С того дня, когда Захар заявил, что уходит от неё, прошло больше года. Саша по-прежнему была одна и от предложений подруги познакомить её с кем-нибудь неизменно отмахивалась. И с этим глухим упрямством ничего не могла поделать даже решительная Ангелина.

В тот день Александра везла маму к подруге в Бутово по МКАД. Воскресная «кольцевая» радовала высокими скоростями и отрадной пустотой. Шёл нудный мелкий дождь. Ехали они не спеша, – почему-то в отсутствие пробок не хотелось мчаться как на пожар – болтая о том о сём. Наверное, именно поэтому Саша издалека заметила его.

Прижавшись всем тощим, грязным телом к бетонному заграждению, разделяющему стороны широченной дороги, сидел крупный пёс. Явно ещё совсем молодой, подросток. «Как он там оказался? Собьют ведь, – растерялась Саша и в раздумье ещё снизила скорость. – Что же делать?»

Не успела она принять хоть какое-нибудь решение, как перед несчастным животным, прямо в крайнем левом ряду, моргая аварийкой, остановилась белая «Хонда Си-Эр-Ви». Из неё легко выбрался молодой, хорошо одетый мужчина. Другие машины загудели ему возмущённо: чего встал?! Нарушитель весело развёл руками и что-то – Саше показалось: «Простите, дамы и господа, но у меня важное дело!» – сказал.

Ещё сама не понимая, что делает, Александра тоже включила аварийку и начала притормаживать.

– Ты что, Санька? – заволновалась мама и завертела во все стороны головой. – Что случилось?

– Ничего, ничего, мамуль. Не волнуйся. Тут одному парню помочь нужно. Вернее, двоим… Ну, или парню и мохнатой девушке… Ты погоди немного, я сейчас.

– Сань, ты о чём? – вовсе всполошилась Лидия Георгиевна и снова завертелась на заднем сиденье. Но Александра уже распахнула дверцу, и в салон ворвались шум и запах «кольца». Попутные и встречные машины мчались со свистом. И Саша решила сделать вид, что не услышала последнего вопроса мамы. Ей надо было торопиться.

Парень из «Хонды» тем временем останавливал пролетавшие машины и что-то говорил водителям тех немногих, что всё же притормаживали. На Сашиных глазах он скорее недоуменно, чем возмущённо покачал головой вслед последнему из остановившихся автомобилей и снова развёл руками, сам себе говоря что-то.

– Я могу вам помочь? – Александра быстро подошла сзади и постаралась перекричать шум МКАД.

– Что? – обернулся он к ней и удивлённо вскинул брови. Лицо его было усталым, будто он не спал всю ночь, и очень славным. Таким славным, что Саша даже задержала на нём взгляд чуть дольше приличного и неожиданно для себя самой улыбнулась:

– Насколько я поняла, вы хотите спасти вон того страдальца или страдалицу? – Она махнула рукой в сторону по-прежнему вжимавшегося в отбойник пса. – Я готова вам помочь. Как будем действовать? Есть план?

– О Господи! – поразился парень. – Девушка, вы что, вправду остановились для того, чтобы нам помочь?!

– Ну да, – пожала плечами Саша, – командуйте.

– Приплыли… Мужики отказали, а тут девушка сама на помощь пришла. Правильно говорит тётя Тоня, что женщины – лучшие друзья, – продолжал удивляться спасатель попавших в беду собак.

Саша озадаченно посмотрела на него. Парень озорно улыбнулся и махнул рукой:

– Не обращайте внимания. Это я так, о своём. А вы не боитесь? Движение довольно сильное…

– Ему страшнее, – посмотрела в сторону несчастного животного Саша.

– Это точно. Тогда давайте так… – Парень на секунду задумался. – Я пытался подойти и затащить его в машину, а потом пристроить куда-нибудь или себе взять, но он очень напуган. Я боюсь, что, когда мы к нему приблизимся, он от ужаса драпанёт через все полосы, и его собьют.

– Запросто, – громко согласилась Саша и энергично кивнула, чтобы даже в непрерывном шуме он понял её.

– Поэтому я хотел поставить свою машину поперёк движения, но так всё равно восемь полос не перегородить. Нужна ещё хотя бы пара машин.

– Вы для этого другие останавливали?

– Ну да.

– И что? – Саше вдруг стало одновременно грустно и весело. Весело от того, что есть такие вот чудесные парни, которые готовы испортить свою хорошую одежду и запачкать салон своей новенькой машины, чтобы спасти бродячую собаку. А грустно от того, что парни такие явно в меньшинстве. – Были далеко и надолго посланы?

– Ага! – засмеялся парень. – Кто-то просто пальцем у виска покрутил, кто-то нежно и ласково высказался по поводу моих умственных способностей. И один только честно признался, что боится.

– Не обращайте внимания! – тоже засмеялась Саша. – Нас мало, но мы в тельняшках. Я тоже поставлю машину поперёк. Давайте так, вы оставьте такой зазор между вашей… – она коротко глянула на эмблему, – … «Хондой» и заграждением, чтобы только-только другая машина не прошла, а я такой же сделаю между вами и мной. Вы станете гнать зверька к обочине, а я стану махать руками и останавливать те машины, которые будут стараться влезть в ту дырку, которая останется между мной и краем дороги. Идёт?

– Идёт. А не боитесь? – Парень посмотрел на неё внимательно.

– Боюсь, – снова честно ответила Саша. – Но, повторюсь, – он боится сильнее.

– Спасибо… – Парень тепло улыбнулся ей. – А смешно вы собак называете. «Зверёк»…

– Да… я свою девицу так привыкла звать… – Саше вдруг стало неловко. – Давайте действовать, командор.

Он кивнул:

– А я своего зову рыбкой… У меня тоже собака… Ну, с Богом. Приступим к операции.

«Операция» прошла без сучка и без задоринки. Если не считать этими самыми «сучками» и «задоринками» отборный мат, которым обложили спасателей некоторые недовольные. Умный пёс поняв, что движение каким-то чудом приостановлено, на полусогнутых, почти прижимая к дороге своё тощее тело, рванул в сторону обочины, вздрогнув только, когда рядом просвистела Сашина белая курточка, которой она размахивала, как флагом, останавливая машины. Добравшись до безопасного места, он припустил так, что догнать его не было никакой возможности.

Посмотрев ему вслед, Александра опустила свой импровизированный флаг, сделала книксен и послала водителям задержанных машин несколько воздушных поцелуев. Мордастый толстяк из заляпанного рыжей глиной «Москвича», который вот уже пару минут истошно орал на неё, брызжа слюной и не слушая никаких извинений и объяснений, захлопнул рот и скрылся в своей колымаге. Саше даже показалось, что она услышала стук челюсти о челюсть.

– И тебе спасибо, добрый человек! – громко крикнула она ему и быстро вскочила в свою машину. Ей почему-то было очень весело.

– Сашка! – ахнула мама, когда дочь плюхнулась за руль. – Ты почему меня с собой не взяла?! Я тырк, пырк, а сиденье не смогла сложить и выбраться не получилось!

– Вот видишь, как хорошо, что у нас машина трёхдверная. Не хватало ещё, чтобы ты тоже по «кольцу» носилась, – засмеялась Саша.

– Я твоя мать и должна быть рядом с тобой! – продолжала сердиться Лидия Георгиевна. – И вообще: вы сумасшедшие. Ты и этот парень.

– Мам, мы нормальные, – не согласилась Александра, разворачивая машину.

В этот момент раздался прерывистый гудок. Саша опустила стекло. Тоже опустив своё и перегнувшись через пассажирское сиденье, ей весело улыбался неизвестный спаситель собак.

– Спасибо вам! – громко крикнул он. – Вы просто молодец! Я рад, что познакомился с вами…

Он хотел сказать ещё что-то. Но с заднего сиденья протянулась женская рука, властно похлопала его по плечу, и раздался раздражённый высокий голос:

– Да поедем мы, наконец?! Или ты так и будешь не пойми с кем расшаркиваться?

Парень недовольно оглянулся, но промолчал. Потом снова посмотрел на Сашу и, грустно и виновато улыбнувшись, повторил:

– Я рад, что познакомился с вами… Извините меня…

Мимо промчался грузовик, и Саша не услышала его, но поняла. Ей было страшно жаль своего нового знакомца. Такого доброго, славного и… слабого, очевидно. Раз позволяет так обращаться с собой какой-то фифе. А, может, совсем наоборот. Доброго, сильного настоящего мужчину и потому снисходительного к чужим слабостям… Конечно, не слабого. Слабый бы не стал спасать никому не нужную дворнягу…

– Я тоже рада, – в ответ подбадривающе улыбнулась она и помахала ему рукой…

– Так вот, Сань, – преувеличенно бодро продолжила прерванный разговор мама. – Этот сын Лизы…

– Мам, давай не будем, – поморщилась Саша. – Этот сын Лизы и тот племянник Кати, а также внук Амалии Германовны и иже с ними мне не нужны. Давай закроем эту тему. Они совершенно не мои люди.

– Не твои! – сердито фыркнула Лидия Георгиевна. – А кто – «твои»?! Какие они – «твои»?!

Ответа она не ждала и спросила просто в сердцах, чтобы выпустить пар. Но скрытная и самостоятельная дочь её неожиданно печально ответила:

– А мои – это такие, как вот этот парень. Это, можно сказать, мужчина моей мечты.

– Какой? – сначала от неожиданности не поняла мама.

– Вот этот, с дороги.

– Хороший, – помолчав, согласилась Лидия Георгиевна. – Мне понравился. Симпатичный, я его разглядела, пока вы там думу думали. И такой же ненормальный, как ты у меня… Вы бы друг другу подошли. Но ведь он, кажется, женат?

– Вот именно, – вздохнула Саша, – мой парень, кажется, женат… Так что не судьба…

– Ну что ты такое говоришь?! – возмутилась мама. – Этот женат. Но ведь есть другие. Такие же, только не женатые. Будем искать…

– Ага, такую же, только с перламутровыми пуговицами, – хмыкнула Александра и снова вздохнула горько. – Будем искать… Мам, таких мало, слишком мало… И все уже женатые… Я опоздала… Не на того время тратила. Вот и не успела…

– Ну что за пораженческие настроения, Санька?!

– Да уж какие есть, мамуль. И я тебя прошу: перестань мне подыскивать женихов по своим знакомым. Не надо искушать судьбу. Пора смириться и жить спокойно…

– Санька, ты так говоришь, будто тебе триста лет!

– Нет, я моложе. Мне двести девяносто девять. И давай закроем тему. – Саша решительно вздёрнула подбородок и ткнула пальцем в магнитолу.

Зазвучала какая-то слащавая песенка о страстной любви. Саша брезгливо передёрнула плечами и включила свой любимый диск Франциска Гойи.

Лидия Георгиевна озадаченно помолчала и перевела взгляд с затылка дочери с тугим пучком волос, заколотым двумя разноцветными карандашами, в окно. Рядом ехала та самая «Хонда». Наконец, она ускорилась и помчалась вперёд, пару раз то ли благодарственно, то ли прощально мигнув стоп-сигналами. Мама Александры с неудовольствием посмотрела ей вслед и пробурчала себе под нос: «Опоздала она. Ну, это мы ещё посмотрим!»

Глава 7

Александр Эмерих

И началась у Александра совсем другая жизнь – без жены, но зато с ребёнком, – которая неожиданно оказалась не такой уж плохой. Он даже удивлялся сначала. Казалось бы, чего ж хорошего может быть в существовании много работающего отца-одиночки с маленьким сыном? А поди ж ты! И Артёмка растёт и радует, и на работе всё неплохо, и Акулина Сергеевна, сестра-близняшка Антонины, перебралась к ним и оказалась замечательной тёткой.

Когда она только приехала, Александр немного волновался. Ну, не любил он посторонних людей в доме. В гости – пожалуйста. Но ненадолго и только в гости. А тут ведь чуть ли не навсегда, да ещё и с почти неограниченными правами няни и домоправительницы. Накануне её приезда ему даже сон приснился. Кошмарно-мультипликационный. Про фрекен Бок и Малыша, который в отсутствие родителей и Карлсона вынужден в одиночку справляться с ужасной особой с явными садистскими наклонностями.

Но Акулина Сергеевна вошла следом за сестрой, улыбнулась и, увидев Артёма на руках у отца, расцвела такой искренней, такой тёплой улыбкой, что Александру сразу стало легче дышать. А уж когда она, бросив свой чемодан у порога и спешно разувшись, побежала мыть руки, прежде чем забрать у него Артёмку, аккуратист Александр и вовсе успокоился, решив, что они непременно поладят.

Они и поладили. Акулина Сергеевна быстро и незаметно вошла в их с сыном жизнь и стала её частью. Александр уже и не представлял, как это он обходился без этой активной, ловкой и весёлой немолодой женщины, любящей весь мир, детей и русские народные песни в придачу. Их она негромко напевала, готовя или убирая квартиру.

Все те дела, которые у Татьяны вызывали стойкое отвращение, Акулина делала будто играючи. Ни разу Александр не слышал от неё ни жалоб, ни ворчания. Зато шутки и присказки звучали постоянно, веселя и умиляя быстро привязавшегося к няне Эмериха. Он и сам не заметил, как месяца через два начал называть помощницу тётей Линой, целовать в седой висок перед работой и вечером и покупать ей милые «приятности и вкусности», как она сама это обозначала.

Подрастающий Артёмка свою «бабу Аку», как окрестила себя няня, тоже любил, с удовольствием проводил с ней время и вечерами в ожидании отца частенько засыпал не у себя в кроватке, а под боком у Акулины, слушая её бесконечные сказки, которых она знала великое множество.

Сама же Акулина Сергеевна, сорок лет проработавшая медсестрой в детском доме и лишь недавно вышедшая на пенсию, своей семьи не имевшая и всю себя отдававшая обделённым судьбой воспитанникам, к Артёмке и его отцу привязалась со всей страстью. Антонина Сергеевна даже подтрунивала иногда над сестрой: «Совсем с ума сошла, старая, от любви!»

На это Акулина Сергеевна отшучивалась:

– И не говори! Влюбилась на старости лет! Да и сложно было не влюбиться: лучше нашего Артёмушки нет! – и дальше не могла уже остановиться, начинала взахлёб, боясь упустить важное, рассказывать о достижениях мальчика:

– Тонь, ну, ведь потрясающий парень какой растёт! Обниматься начал, ручкой шею обхватит и прижимается! И это в неполных пять месяцев! Ты представляешь?

Её сестра улыбалась и кивала, слушая. А любящей няне только это и нужно было. Она тут же вскакивала и подбегала к столу, на котором стоял компьютер, освоенный ей так быстро, что Эмерих только поражался способностям домоправительницы. В нём хранила она папки с собственноручно сделанными фотографиями Артёма. Фотографий этих было очень много – в любви к мальчику Акулина Сергеевна никакого удержу не знала. Потыкав в кнопки натруженными узловатыми пальцами, она оборачивалась к сестре:

– Нет! Ты посмотри! Каков, а? Ну, ведь чудо, что за пацан! Просто чудо! Вот тут он ложкой по кастрюле стучит, видишь?

– Вижу, вижу я.

– Нет, ты лучше смотри. Он ведь не просто стучит, он мелодию пытается отбить!

– Ну, это-то я точно увидеть не могу.

– Значит, поверь мне на слово!

– Да я верю, верю. Ох, Акуль, избалуешь ты парня нашего своим обожанием.

– Не боись. Не избалую. Это я только тебе, да Сашеньке охи-ахи свои изливаю. А Тёмочке не говорю.

– Ещё б не хватало!

– Но сложно мне как, знаешь? Он ведь сладкий такой! Такой сладкий! Ты его ямочки на щёчках видела? Я бы так и целовала! Но держусь, терплю. Целую, когда спит. Днём стараюсь не докучать ему.

– Это правильно. А то ведь так и надоесть можно.

– Да… А ведь я его так люблю. Как можно было его бросить? Да ещё и дважды?

– Он тебя тоже любит. А с Сашей нашим и тобой ему гораздо лучше, чем с этими… матерями, – утешала старшая сестра взгрустнувшую младшую, и они дружно продолжали умиляться подрастающему Артёму Александровичу Эмериху.

– Саша, я тут билеты в «Ленком» купила, на «Поминальную молитву». А сама пойти не могу. Не сходишь?

– Тёть Тонь, опять? – шутливо нахмурился Александр. – А второй билет кому отдала? А? Племяннице твоей золовки или троюродной внучке деверя? Ну, сколько можно меня сватать? Я тебя прошу, перестань…

– Не перестану! – с места в карьер рассердилась медсестра. – Не перестану! Это ненормально, когда молодой мужик живёт один…

– Я не один, я с вами, – попытался отшутиться Александр.

– Чудная компания! Малолетний сын и две бабки-пенсионерки! – возмутилась Антонина Сергеевна. – Тебе что, завтра сто лет стукнет? Что ж теперь, раз Татьяна твоя разлюбезная вас бросила, в монастырь подаваться?

– Не надо так о ней, тёть Тонь, я сам виноват, – вздохнул Александр. – Думал, что она сможет: сначала просто привыкнет, а потом и полюбит Артёмку. И не увидел, что ни он, ни я ей просто-напросто не нужны… Да, не нужны, – повторил он ещё раз, медленно и с отсутствующим видом.

Этого отстранённо-далёкого вида Антонина Сергеевна, постоянно с тревогой поглядывающая на него, вытерпеть не смогла и фыркнула:

– Ну, вот ещё! Опять ты виноват! Сколько можно себя винить?! А динозавры случаем не из-за тебя вымерли?

Саша не выдержал и хрюкнул, представив, что было бы, если бы и вправду именно он был виновником исчезновения с лица Земли гигантов.

– К счастью, не из-за меня. А то меня палеонтологи давно бы порешили за такое варварство.

– Вот именно, что не из-за тебя. И в том, что Татьяне никто, кроме неё самой не нужен, тоже не твоя вина. Просто ты о ней судил по себе. Это тебе до всех дело есть. Это ты не можешь пройти мимо чужой беды, неважно человека или животины какой. А она совсем другая. И ей чужой ребёнок ни к чему. Это тебе Тёмочка любимый и долгожданный сын, а ей – обуза.

Медсестра сердито зашелестела картами, встала, пошла к шкафу, что-то громко попереставляла и поперекладывала там. Потом повернулась и тоном, не допускающим возражений, изрекла:

– Тебе надо жениться! Даже и не спорь!

– Тёть Тонь, – хмыкнул Александр. – Ну, ты сама подумай, много ли девушек захотят выйти замуж за мужчину с ребёнком?

– Да каждая третья как минимум! Полно хороших девушек! А тебе, кстати, много и не нужно. Тебе одна нужна. Самая лучшая. И я на самотёк это больше не пущу. Хватит, довыбирался сам. Десять лет жизни курам на смех! Я сама тебе жену найду!

– Тёть Тонь, я тебя умоляю, только давай вот без этого. Ну не надо. А самую лучшую я видел однажды… Только тогда я был женат. А сейчас и рад бы её найти, да где ж её отыщешь? Так что, Антонина Сергеевна, уймись!

– Где это ты её видел? Давай-ка, рассказывай, – недоверчиво уставилась на него медсестра, потом села напротив своего доктора, подпёрла подбородок кулаком и замерла, всем своим видом являя неумолимую решимость узнать всю историю от начала и до конца. – Если ты её не найдёшь, значит, я постараюсь!

– Ой, не смеши меня, – грустно засмеялся Александр и, негромко хлопнув ладонями по столу, встал, подошёл к Антонине Сергеевне и нежно поцеловал ту в седой затылок. – Шерлок Холмс мой любимый. Или эта, как её?… А, мисс Марпл! Точно! На мисс Марпл ты очень даже похожа…Так уж и быть, скажу: на Кольцевой дороге я её видел, возле Бутова. Могу даже словесный портрет дать, чтобы тебе легче искать было. Невысокая, длинные светлые волосы, собраны в пучок, она его карандашами закалывает, очень красивые руки, потрясающая улыбка, озорные глаза, серо-зелёные, примерно, как у меня, смелая, неравнодушная, любит собак и готова помогать всем и каждому. Ну, и как? Поможет тебе этот портрет? Ах, да! Ездит на серебристом «Судзуки Джимни». А вот номер я, идиот, не запомнил! И имя у девушки не спросил. Кретин я у тебя, тёть Тонь!

Он с улыбкой посмотрел на оторопевшую медсестру и вышел из кабинета. А Антонина Сергеевна осталась сидеть с раскрытым ртом, глядя вслед своему обожаемому Сашеньке.

Глава 7

Ангелина Валдайцева

Прожив вместе полтора года, обежав всех возможных и невозможных врачей, изучив горы специальной литературы и выслушав советы каждого, кто пожелал посоветовать (а сделать это вознамерились буквально все их знакомые и знакомые знакомых), Валдайцевы пришли к выводу, что естественным, Богом задуманным путём дети у них, скорее всего, не случатся никогда.

Все врачи в голос рекомендовали воспользоваться современными репродуктивными технологиями. Или, попросту говоря, получить ребёнка при помощи метода ЭКО. А если уж ещё проще, то, что называется, «из пробирки».

Энергичная и деятельная Ангелина подошла к вопросу со всей серьёзностью и обстоятельностью. Потребовав у любимого мужа купить компьютер и подключить его ко Всемирной паутине, она погрузилась в дебри интернета, намереваясь, со свойственной ей дотошностью, всесторонне изучить ситуацию. Почитав и разобравшись, решила, что ЭКО – вариант для них вполне подходящий и поехала к врачам. Для начала ей предложили сделать облегчённый вариант, непоэтично называемый инсеминацией.

– Чувствую себя быком-производителем, – мрачно шутил Вадим.

– И я тоже, – кивала одуревшая от лошадиных доз гормонов, которые ей пришлось потреблять для пользы дела, Ангелина.

– Тоже быком?! – демонстративно ужасался муж, собственноручно коловший ей необходимые лекарства, и тут же получал подушкой по предусмотрительно подставленной спине.

Но и смех не помог. И гормоны не помогли. Ничего не помогло.

В назначенный день Ангелина поехала сдавать анализы. Уже несколько дней её тошнило, мутило, присутствовали и другие признаки беременности. Поэтому результатов она ждала только положительных. Её доктор, выслушав свою пациентку, пошла за результатами анализов. Изнемогая от нетерпения, Ангелина выскочила в коридор вслед за ней, и, когда доктор показалась из соседнего кабинета, с надеждой посмотрела на листки, которые та держала в руках. Елена Николаевна грустно покачала головой:

– К сожалению, ничего не получилось. А плохое самочувствие не от наступившей беременности, а от препаратов.

Ангелина, уже поверившая в то, что она ждёт ребёнка, их общего с Вадимом долгожданного ребёнка, так явно, так молниеносно побледнела, что доктор приобняла её и быстро-быстро утешающее забормотала:

– Ну, этого и следовало ожидать. У инсеминации очень низкий процент успеха. Будем делать ЭКО, вернее, даже более сложный и совершенный вариант – ИКСИ.

Ангелина кивала, не слыша ни слова и думая только о том, как бы не зареветь в голос посреди свежеотремонтированного коридора знаменитого и престижного медицинского центра. Вокруг ходили будущие мамы на самых разных сроках. И ей казалось, что во всём мире осталась только одна бездетная женщина. И эта женщина она, Ангелина Валдайцева. Светлые стены кружились вокруг неё и было полное ощущение того, что они сейчас упадут и задавят её, совсем, насмерть. Но ей совсем не было страшно и даже хотелось, чтобы всё закончилось, пусть и вот так, глупо и бесславно, в коридоре центра репродукции. Только бы не испытывать этой боли и этого отчаяния.

Ничего не соображая, она доехала до дома, заперла дверь на все замки и задвижки и легла в постель, не в силах ни сидеть, ни двигаться, ни, тем более, говорить.

Вадим, с утра не находивший себе места и дозвонившийся, наконец, до жены, услышав в трубке её неживой голос, примчался домой меньше чем через час. Потыкав ключами в замки и не сумев отпереть, он заколотил кулаком по металлу, оклеенному дерматином, и закричал:

– Открой дверь! Ты слышишь? Линка, открой немедленно дверь! Ты жива?!

Ангелина, шатаясь, встала, добрела до двери и безжизненно попросила:

– Вадим, не смеши соседей, что со мной будет?

– Открой немедленно!

– Уезжай, – только и смогла выдавить она из себя и привалилась спиной к двери.

– Открой! – голос Вадима был так страшен, что, даже наревевшаяся до состояния полной невменяемости и твёрдо решившая ни за что не впускать его, Ангелина всё же откликнулась:

– Дим, я тебя прошу, уезжай.

– Открой дверь! Поговорим – тогда уеду.

Ангелина, еле двигая непослушными, будто чужими, руками, отперла и, с трудом глядя из-под опухших век на любимого мужа, самого родного и нужного человека, твёрдо сказала:

– Вадим, мы с тобой разводимся.

Он тяжело посмотрел на неё. Больные глаза его недобро сверкнули. Ангелина никогда не видела у мужа таких глаз. И не узнала голос, когда он спросил:

– Даже так?

– Да, – вдруг испугавшись этих его новых взгляда и голоса, кивнула Ангелина и ухватилась за косяк: голова после долгих слёз сильно кружилась.

– То есть ты всё решила и за себя, и за меня?

– Именно. – Пугаясь, Ангелина обычно наглела.

– А меня ты спросила?

Они стояли на пороге. Высокий Вадим, сжав зубы и играя желваками, смотрел на жену. Она, упрямо вздёрнув подбородок, – на него.

– Уходи, и у тебя будут дети.

– А я не хочу детей не от тебя. Это ты понимаешь?! Или наши общие, или никакие. Будем делать ЭКО, раз это единственный выход.

– Ничего не получится!

Вадим схватил её за плечи и сильно тряхнул, словно пытаясь разбудить:

– С таким настроением точно не получится! Перестань киснуть! Мне никогда и ничего не даётся просто, без долгого ожидания и проблем. Всегда с трудом. Но зато потом я получаю самое лучшее… Вот тебя я сколько ждал и искал? Все друзья давно переженились, а я всё один был. А потом вдруг ты появилась – и всё, понимаешь? Всё! Я сразу понял, что хочу быть с тобой! И вот теперь живу и не представляю, как это я раньше был без тебя… Так и сейчас у нас… Что ж делать, раз ты со мной связалась и теперь у тебя тоже всё… непросто?

– Это не непросто… Это невозможно… – Ангелина высвободилась и, сгорбившись, повернулась к мужу спиной и еле волоча ноги пошла в комнату, похожая на грустную старушку.

Вадим с болью посмотрел на поникшие кудряшки.

– Лин, Линка, не смей отчаиваться! Будем делать ЭКО.

Она обернулась и слабо, почти незаметно улыбнулась:

– Хорошо, давай попробуем. Вдруг ты прав.

– Конечно, я прав. Я всегда прав, – тоже попытался улыбнуться Вадим. Получилось плохо, неубедительно. У Ангелины при взгляде на эту вымученную улыбку ещё сильнее заболело сердце. Она подошла к Вадиму и уткнулась лбом ему в грудь. Ей было невыносимо жалко мужа, которого она так любила и которому не могла родить ребёнка.

В тот вечер они долго лежали, обнявшись. В полной тишине Ангелина смотрела, как бьётся жилка на шее Вадима и подрагивает от этого простая, якорного плетения серебряная цепочка с крестиком, её подарок. Постепенно отчаянье утихло. Ангелина вдруг резко села и сообщила:

– Значит, и ребёнок у нас будет самый лучший!

– Это по моей теории? – спросил Вадим и убеждённо кивнул: – Абсолютно точно. Стопроцентно. Проверено много раз.

– Тогда завтра и начнём.

На следующий день они собирались отправиться к врачу.

– Знаешь, что, а поехали-ка сначала к отцу Петру, – вдруг предложил Вадим.

Отец Пётр, друг и духовник Ангелининой коллеги и подружки Златы, венчал их полтора года назад. К нему они ездили со всеми серьёзными проблемами, но – жизнь, что ли, пошла совсем уж беспечальная – давно не были.

Ангелина с готовностью согласилась, и они отправились в Никольское. Отец Пётр встретил их радостно, ещё издалека, надвигаясь на них, раскинув руки, начал вопрошать шутливо:

– Ну, что, работник детского учреждения, как они, твои гаврики? Портишь детей? Что притихла? Ведь портишь! Всё они у тебя самые лучшие, самые славные.

– Ну, что же делать, батюшка, если они и вправду такие?

– Молодец, Ангелина, своих не сдаёшь, – похвалил её отец Пётр, обнимая их обоих. – Ну? Просто так к нам? Или по делу?

Не ожидая никакого подвоха, Ангелина бодро отрапортовала о новостях и лучезарно улыбнулась:

– Благословите, батюшка!

– Не могу, – тяжко вздохнув, ответил отец Пётр.

– То есть как? – дружно изумились Валдайцевы.

– То есть так. Дело это совершенно невозможное.

– Но как же? Но почему? Что же в этом плохого?

Отец Пётр грустно вздохнул.

– Ребята, хорошие мои, вы хоть понимаете, что такое ЭКО?

– Конечно, – кивнула растерянная Ангелина, – я кучу источников проштудировала…

– Вот и молодец. Я тоже читал и консультировался со специалистами. Сейчас ведь очень много бесплодных пар. Вы ко мне не первыми с вопросом об ЭКО пришли. И скажу вам то же самое, что говорил всем остальным. Вы, как я понял, уже сделали инсеминацию. Ничего, к несчастью, не вышло. Очень жаль, но именно этот способ помочь вам был допустим с точки зрения православия, а вот ЭКО, увы, нет.

Ангелина смотрела на батюшку сквозь слёзы:

– То есть совсем никак?

– Девочка моя, милая, измученная девочка. – Отец Пётр снял очки и потёр переносицу, – ты пойми, это же братская могила. Ну, представь, в результате всех этих… манипуляций получаются десять-одиннадцать эмбрионов. Да пусть даже пять! А подсаживают ведь не все. Куда остальных?

– Куда? – еле слышно выдавила из себя Ангелина, отчаянно борясь с удушающим комом, появившимся в горле и всё увеличивающимся и мешающим дышать.

– Ты же понимаешь, какие тут есть варианты. И ты знаешь, что с момента зачатия это уже дети. Люди, Ангелин, люди! А их…

– Братская могила, – выдохнул Вадим, вспомнив слова батюшки, и отвернулся, до боли в глазах глядя в яркое весеннее небо за окном.

– Именно, ребят. А если подсаживают несколько эмбрионов и все они приживаются? В этом случае ведь приходится удалять их, уже прижившихся. А это тоже убийство… И много других последствий, часто тяжелейших и для родителей, и для детей. Сейчас идут споры об этом методе. И иногда может показаться, что его сторонники приводят разумные аргументы. Но наша Церковь однозначно говорит, что для православных людей такой способ недопустим… – Отец Пётр тяжело вздохнул. – Вы поймите, что это ваше решение и только ваше. Господь дал нам свободу выбора. Но благословить вас на это я не могу, никак не могу. Думайте, решайте… Сами… А я, что мог, уже сказал…

Они стояли посреди пустого храма. Слышно было, как на улице радостно гомонят воробьи, почуявшие долгожданную весну, и перекликаются дети отца Петра. На душе у Ангелины было черно от отчаянья.

– Значит вот так? Точка? – с трудом сдерживаясь, выкрикнула она. – И никакого многоточия, да?! Что же? Теперь никак? Совсем без детей?

– Верьте, надейтесь, молитесь, – тихо и очень ласково произнёс отец Пётр.

Ангелина глянула на него почти с ненавистью. Легко ему, отцу семерых детей, учить их… бездетных… бесплодных. Она отвела взгляд и уставилась вниз, чувствуя, как набегают на глаза горячие слёзы, которые она не смогла бы остановить при всём желании, как обжигающие капли срываются с дрожащих ресниц и тяжело капают на каменный пол храма. Так тяжело, что – казалось Ангелине – она даже слышит стук, когда они разбиваются о старинные стёртые плиты.

Батюшка протянул руку и с высоты своего роста нежно, жалеюще погладил её по склонённой голове, поднял лицо за подбородок и тёплыми ладонями вытер мокрые щёки.

Вадим кашлянул и внезапно, чуть запинаясь, тихо спросил:

– А… усыновление? Батюшка, как с усыновлением?

Ангелина дёрнулась и изумлённо уставилась на него.

Отец Пётр улыбнулся:

– Думали?

– Пока нет, но…

– Думать надо. Дело непростое.

– Я слышал, что некоторые священники против усыновления. Говорят, что у каждого свой крест. И брошенные дети должны нести его сами.

– Интересная логика. То есть и больных лечить не надо – болезнь же тоже крест. И женщинам в родах помогать ни к чему. Да и вообще никому и ничем помогать не стоит… – Батюшка помолчал. – А как же тот человек, который Христу – Христу! – помог его крест на Голгофу нести?… Я думаю, это какая-то ошибка.

– То есть… Вы считаете, что можно? – Ангелина ещё не воспряла, не вынырнула из своего чёрного тяжёлого отчаянья, но будто почуяла твёрдую почву под ногами и приготовилась оттолкнуться, рвануться навстречу свету и жизни.