Яна Дубинянская
Жены призраков

У Маринки, когда ее выписали из роддома, лицо было глухое, словно затканное паутиной. Навсегда.

Настя продолжала щебетать о своем будущем счастье. За окном вроде бы стало немножко светлее – кончился дождь? Время, черт возьми, уходит время… И до сих пор – впустую.

– Настя, – безжалостно оборвала она птичий щебет, – а ты сама их видела?

– Кого?

– «Ивашек». Понятно, что к тебе никто прийти не мог. Но… к твоей соседке, например… – она кивнула на спящую.

Девчушка хихикнула:

– Не-а. Она его сюда не пускает. Сама к нему бегает на целую ночь – уж не знаю, куда, – а потом дрыхнет весь день напролет. Всё болтает, какой он классный, но никому не показывает. Ревнует, наверное.

Вика задумчиво взглянула на скрученную калачиком фигуру под одеялом. Когда проснется, надо будет обязательно ее разговорить. Женщина, приехавшая сюда ради удобств и сытости – ничем не лучше Насти, – и теперь казнящая себя из-за человека, который и любимым-то не был… при жизни.

Ведь если так – то очень может быть, что и…

– И Наташка никого сюда не водит, – донесся Настин голосок, – у нее точка в одном заведении. Ой!

Вика даже вздрогнула:

– Что такое?

– Вы же на ее месте. А она сейчас придет, и…

Вот уж не ожидала, что эта поднадоевшая песня способна до такой степени вывести из себя. Захотелось швырнуть в стену недопитой чашкой или хотя бы хорошенько оттаскать малолетку за ее темные кудряшки.

Если бы не спящая, Вика заорала бы во всю глотку. А так – по-змеиному прошипела:

– А не пошла бы твоя Наташ…

Хлопнула входная дверь.

* * *

– Мар-чен-ко, – по складам повторила Вика потасканному красавчику Джессу. – Номер двадцать четвертый, трехместный.

– Все правильно, – улыбнулся он. – У вас проблемы?

Она прикусила губу на грани взрыва. Ровно, совершенно ровно:

– Я вам уже говорила. Какая-то особа утверждает, что я заняла ее кровать. Устроила скандал, выбросила в коридор мои вещи. Разберитесь, пожалуйста.

Портье оскалился еще ослепительнее:

– Этого не может быть. В книге постояльцев отеля записано, что за вами забронировано место в двадцать четвертом. Можете спокойно подниматься к себе, госпожа Виктория.

Его улыбка застыла, как на стоп-кадре: разговор окончен. Вика еще пыталась сдерживаться; получалось все хуже и хуже:

– Подниматься? И что – драться с ней?! Эта… эта… она мне чуть глаза не выцарапала! – Вика судорожно перевела дыхание и сглотнула слезу. – Извините.

Портье нагнулся и протянул ей носовой платок. Повторил, будто заведенный вежливый болванчик:

– Этого не может быть.

– По-вашему, я вру?!!

От платка разило резкими, ядовитыми духами; на волю прорвались жгучие потоки слез. Если б не этот чертов платок, ни за что бы не позволила себе… Она шмыгала носом, словно девчонка, и никак не могла остановиться. Глупо, стыдно…

– Ну его на фиг. Пошли отсюда.

Вика подняла голову и несколько раз сморгнула. Размытый силуэт сфокусировался в знакомую женскую фигуру. Заспанная, все в том же махровом халате. Рыжий парик, нечесаный и чуть съехавший набок, на удивление удачно притворялся своими волосами. Она держала за ручки Викину спортивную сумку; лямка волочилась по паркету.

– Ни хрена ты не докажешь, – сказала женщина. – Натаха ему отстегивает за койку. Пошли в бар, побазарим.

– Подождите, – Вика скомкала платок и бросила его на стойку. Провела кулаком по глазам, размазывая тушь. – Мне предлагали отдельный номер-люкс. Я согласна.

– Вам следовало заявить об этом при поселении, госпожа Марченко. Мы не переоформляем постояльцев с трехдневной визой. Сожалею, но таковы правила.

Она сцепила зубы, – но профессиональная ухмылка портье все равно поплыла перед глазами. Истерика, форменная истерика… Возьми себя в руки, черт возьми! Ничего особенного не… Безобразная сцена пятнадцатиминутной давности вломилась в сознание, и от потока отборного мата снова заложило уши.

– Я хочу видеть администратора… или хозяина гостиницы… кто тут у вас главный? – голос сорвался беспомощным детским всхлипом.

– Сожалею, госпожа, но это не входит в мои полномочия.

«Рыжая» тронула ее за плечо:

– Дохлый номер. «Ихние» все повязаны… Пошли, а?

Вика обернулась к ней и машинально протянула руку за сумкой.

* * *

Кофе был горячий и горький. Вику всегда успокаивал кофе – а спиртное как раз наоборот. Поэтому коньяк ее соседка – бывшая соседка? – потягивала одна. И, кажется, была не прочь прикончить всю бутылку.

– Наташка – нелегалка. Я так думаю, ей три четверти выручки приходится рассовывать всяким «ихним» скотам… ну, и давать за так, само собой. Поэтому и злая, как собака. В следующий раз будешь поселяться – проверь, что место чистое. А три дня как-нибудь перекантуешься.

– Она… проститутка?

– Ага, – «рыжая» подтвердила Викину догадку словом покороче. – Тут таких много. Кто по «ихним» работает, кто по «ивашкам»…

Вика вскинула глаза:

– Как?

– Молча. Они ведь тоже мужики. И далеко не ко всем жены поприезжали. Ф-зона все-таки. Радиация. Стра-а-ашно!..

Они были одни в маленьком баре на цокольном этаже отеля. В окне совсем близко поблескивала брусчатка; треугольная лужица между камнями морщилась частыми крапинками. Все-таки дождь… до сих пор.

Соседка перехватила ее взгляд:

– Достали уже эти дожди… в десять раз хуже «ихних» долбаных рентгенов. Каждый божий день. Знала бы раньше…

Вика отхлебнула большой глоток и обожглась. Выдохнула:

– Не поехала бы?

И осеклась. «Рыжая» смотрела так, словно ее безо всяких доказательств обвинили в тяжком и постыдном преступлении… и обвинение попало в точку. Вика смутилась, уткнулась в чашку.

Женщина плеснула себе еще коньяку.

– Куда бы тебя устроить? – деловито задумалась она. – Наш «Мемориал» – гнилое местечко… Натаха тут же вычислит и выкурит, просто по злобе. И зачем ты с ней заелась?.. Ладно. Знаю одну контору. Только там за деньги. У тебя «ихняя» валюта есть?

– Есть немного…

На всякий случай Вика заглянула в бумажник: все-таки сумка четверть часа провалялась в коридоре. К счастью, шесть серо-зеленых купюр были на месте. Больше в посольстве не меняли, а на черный рынок она так и не собралась. Да и зачем?.. отправляясь в насквозь благотворительную Ф-зону… Наивная.

Из-под прозрачной пленки улыбались два почти одинаковых лица. С тех пор, как Вика остриглась, все стали говорить, что Сашка – ее точная копия… а ведь он всегда был похож на Игоря. Сбоку выглядывал краешек другой фотографии, сделанной когда-то в ателье, на нашей бумаге, боящейся солнца, – а свекровь поставила было ее под стекло. Выцветшая счастливая семья…

Закусила губу и сунула бумажник в сумку.

Оказывается, «рыжая» уже несколько минут объясняла ей дорогу. Вика извинилась и попросила повторить. Речь шла о подпольном отеле для тех из наших, кто проникает в Ф-зону нелегально. И каким, интересно, образом? – Вика совершенно не представляла себе, но расспрашивать не стала. Будем считать, что она тоже из таких; не устраивать же международный скандал по поводу законности своего пребывания здесь… Не хватало еще, чтобы «ихние» еще раз подняли ее документы.

Отель, похоже, располагался где-то на другом конце города. Добираться, конечно, придется пешком: она шевелила губами и загибала пальцы, запоминая очередность поворотов. Потом спохватилась: а как же защитная одежда?!

Соседка уничижительно усмехнулась:

– Не психуй. Ничего тебе не будет. Все вы шугаетесь, как идиотки: радиация! Ты ее видела?

Вика до скрипа стиснула зубы.

Видела. В то время, когда она, эта «рыжая», наверное, беспечно махнула рукой на первые обтекаемые радиосообщения о Сиюминутной войне; когда бросила что-то вроде «так ему, козлу, и надо», увидев те самые списки в газетах… Уже тогда – оббивала пороги, тарабанила в двери, штурмовала приемные, добиваясь пропуска в спецгоспиталь. «Говорят вам, Виктория Алексеевна, в этом нет ни малейшей необходимости! Две недели карантина – и ваш муж вернется домой».

Когда добилась – Игорь еще был красивый и смеющийся, он изо всех сил бодрился и тоже отчаянно не верил ни в радиацию, ни в лучевую болезнь…

Разумеется, она промолчала. «Рыжая» пожала плечами:

– Хочешь, я тебе свой плащик дам? Только сапожек нет, Наташка сперла… Сейчас коньячок прикончу и сбегаю.

Серьезный юноша-официант принес Вике еще кофе – а ведь она как раз успела подумать: неплохо бы… На стене чуть выше рамы окна горела маленькая лампочка; желтые блики очерчивали грани коньячной бутылки. Тепло, хорошо. А на улице – радиоактивный дождь… И уже совсем скоро придется туда идти.

Соседка провела пятерней по парику – точь-в-точь будто по волосам. «Рыжая». Так и не сказала, как ее зовут… Вика вздохнула. Этот последний, самый важный вопрос было как-то неловко, несподручно задавать без обращения по имени:

– Послушай… а как ты с ним встретилась? Я имею в виду, со своим…

– «Ивашкой»?

Вика вскинула взгляд. Заминка вышла из-за того, что она засомневалась: мужем?.. бывшим мужем?.. Но никак не это, циничное, в общем-то, словечко…

«Рыжая» произнесла его тихонько, полушепотом – словно имя любимого. Ее глаза мягко засветились. Невероятно красивые, вдруг с удивлением заметила Вика, серо-зеленые глаза…

– Да так… Я иду, а он стоит под аркой. А я тогда, как дура, в этом плаще… а он все равно узнал. И говорит: «Ну, здравствуй…» – она неслышно, восхищенно рассмеялась. – Понимаешь? Он никогда… никогда не говорил вот так: «Ну, здравствуй…» А потом подошел и за руку взял. И пальцы у него… Нет, ты не поймешь. Я сама не понимала раньше, идиотка набитая, я думала, что он… а он… он такой…

Что-то внутри напряглось, как готовая лопнуть струна. Вот оно… вот!!! Не упустить… не спугнуть…

– Раньше он был другим? – шелестящим шепотом спросила Вика. – Пока был жив? Да?!

Подавшись вперед, она зацепила кофейную чашку – еле успела отшатнуться. Черная зернистая жидкость звездообразно расплылась по столу и закапала на пол. В мгновение ока подскочил «ихний» мальчик со шваброй.

«Рыжая» расхохоталась – теперь уже в полный голос. Незлобивый, снисходительный смех. Как над милым и глупым вопросом ребенка:

– А сейчас он, по-твоему, не жив?

* * *

Ерунда. Человеческий организм не ощущает радиации. Так уж он идиотски устроен…

Вика снова оступилась, задев каблуком край лужи, и кожу щиколоток опять засаднило от брызг. Полы балахона внизу уже намокли с внутренней стороны и на каждом шагу жгуче хлестали по ногам. Толку в этом «плащике» – можно подумать, камни мостовой фонят меньше, чем…

Через несколько лет эта прогулка даст себя знать. Наверняка начнутся проблемы по-женски… Вика усмехнулась. Сама же убеждала себя – еще там, дома, – что готова ко всему.

Она вдруг подумала о Сашке. Вообще-то надо было все время думать о Сашке… ему ты нужна. А больше – никому на свете. И тем более здесь, в этой проклятой «ихней» Ф-Зоне… Стоило, скажи, сюда соваться?! Ради чего?!..

По «забралу» стекали тоненькие извилистые струйки. Пространство между ними было усеяно мелким бисером капель: шла она практически вслепую, спотыкаясь на скользкой брусчатке. На фасадах некоторых домов уже зажглись неоновые рекламы; надписи рассеивались в дождливых узорах перед лицом, и вокруг каждой возникало нечто вроде нимба. В принципе, двигаясь на эти огни, можно забрести в какое-нибудь кафе или ресторан… но не стоит. Хоть бы засветло добраться до того отеля…

Если б все-таки разыскать здесь Маринку. Но каким образом?

Маринка подала документы на Ф-зону одной из первых. Еще тогда, когда газеты информировали о «братской инициативе дружественного государства» сдержанно и сухо, точно в рамках условий договора, а чиновные мужи и дамы в доверительных беседах призывали «не поддаваться на «ихние» провокации». Вика сама советовала ей примерно то же самое: «… гостиницы, рестораны… что они там еще обещают? Подумай сама: зачем это нужно – не тебе, а им?»…

Наверное, это отличительное свойство наших – с подозрением относиться к аппетитным головкам бесплатного сыра, особенно таких дорогих сортов. Все ждали подвоха. Например, что сразу после пересечения границы «вдовы героев» попадут в руки «ихних» спецслужб, желающих узнать побольше о последнем спецзадании их героических мужей. Настоящие профессионалы способны многое выжать даже из тех полутора слов, что шепнул Маринке ее Славик, успевший заскочить домой перед отъездом.

Не говоря уже о разговорах в госпитале, где постепенное осознание обмана и конца, по идее, должно было нивелировать всё в жизни, в том числе и военную тайну… Маринка была с ним – таких среди жен героев, как писали потом в газетах, не набралось и на пальцы одной руки. Находка для шпиона, разве нет?

Хотя Славик как раз держался до последнего. Как, впрочем, и Игорь… нет, не надо сейчас об Игоре.

А Маринка улыбалась; к тому времени она уже научилась улыбаться. «По-твоему, я туда еду ради ресторанов? – Ты понимаешь, о чем я. А если никаких «ивашек» в природе вообще не… – Молчи. Я тебя очень прошу: молчи».

И Вика замолкала.

Бум на Ф-зону начался почти годом позже. В оппозиционной прессе стали мелькать статейки о том, что количество выехавших «вдов» уже втрое-вчетверо превысило число погибших героев Сиюминутной войны. Вика скептически пожимала плечами. В конце концов, кому может быть точно известен количественный состав спецподразделения, засекреченного под самым жестким грифом?.. Официальные списки в газетах – это одно… Игорь, помнится, изменился в лице, узнав, что их опубликовали. Списки очевидных мертвецов: и уже погибших на пожаре, и пока живых.

Нет, Маринку можно было понять. У нее действительно ровным счетом ничего не осталось, пусть она довольно удачно создавала вокруг себя иллюзию деятельной жизни. Но другие – Светка, например, с ее двумя детьми!.. Вику передергивало, она судорожно прижимала к себе Сашку; тот кривился, он был уже большой и стеснялся материнских нежностей…

Он не мог без нее.

И она оставалась. Продолжала отчаянно верить, что все еще может наладиться.

* * *

«Под арку и налево. Два пролета, за ними дворик такой маленький. Там спросишь».

Уже совсем стемнело. Вика то и дело протирала рукавом пленку перед глазами; видимость становилась чуть лучше – ровно на полсекунды. Огней в этой части города было гораздо меньше, света они почти не давали, только рябило в глазах. Черная дыра, похожая на пасть, вполне могла быть арочным проемом; но через пару минут Вика уперлась вытянутыми руками в глухую стену. Театральные фасады Ф-зоны… откуда здесь взяться каким-то внутренним дворам?

Но следующая по счету черная пасть таки куда-то вела. В кромешной темноте продвигаться можно было только по стенке; под ногами чавкало, и Вика боялась наступить на какие-нибудь нечистоты… перестань, это все же Ф-зона. О том, что нужно считать пролеты, вспомнила не сразу, успела запаниковать – но стенка внезапно кончилась. Пустота показалась огромной… «маленький такой дворик».

И у кого тут, интересно, спрашивать дорогу?

Если это вообще то место.

Она старательно протерла «забрало»: эффект стремился к нулевому. Вроде бы мелькнул тусклый свет – вертикальной размытой полосой – и мгновенно потух, не успев рассеяться в каплях. Приоткрыли дверь? Других версий не было, и Вика отважно пошла на бывший огонек. Хоть бы не провалиться в лужу; лучше не думать о химическом составе этого дождя…

– Давай-давай, быстрее!

Вика не успела удивиться. И только пару секунд спустя отметила, что голос был мужской, низкий и приглушенный. Чуть раньше – почувствовала прикосновение к локтю: ее довольно бесцеремонно подвинули вперед, развернув градусов на тридцать.

Хлопнула дверь. Свет не то чтобы ослепил Вику – лампочка, как потом оказалось, была слабая, плюс мокрое «забрало», – но зажмуриться все-таки заставил. И она еще не открыла глаз, когда тот же голос беззаботно бросил:

– Не повезло сегодня?

Да уж, подумала Вика. Хотя вообще-то он, конечно, принял ее за кого-то другого. Застежку на балахоне заело, и невидимый собеседник удалился до того, как получил возможность заметить свою ошибку.

Вика огляделась по сторонам. Больше всего это напоминало внутренности средненького бара на окраине заштатного городка – нашего, разумеется. На пятачке максимум в четыре на четыре метра ютились три пластмассовых столика с прожженными скатертями и переполненными пепельницами. На стойке возвышался мутный сифон и несколько немытых стаканов; на заднем плане выстроились разнокалиберные бутылки, среди них кое-где торчали пакетики, кажется, соленых орешков. Темно-зеленая портьера за стойкой приоткрывала три щербатых ступеньки лестницы наверх.

Еще был тяжелый сизый чад вместо воздуха. И ни единого человека.

Она присела на покачнувшийся пластмассовый стул. Будем надеяться, что «рыжая» имела в виду именно это заведение. Раз мужчина не задержался в баре, значит, лестница ведет, скорее всего, в какие-то жилые комнаты. Лучше было бы, конечно, успеть его расспросить… Но рано или поздно сюда все равно кто-нибудь придет. И ей в любом случае больше некуда податься… Покосилась на входную дверь: у порожка болтался отставший от створки кусок войлока, заляпанного грязью. Что-то не похоже на усиленную противорадиационную защиту…

Ноги по-прежнему саднило. Вика опустила глаза: колготки телесного цвета от щиколоток до икр усеивали черные брызги. Двумя пальцами оттянула эластичную ткань: от каждой грязной крапины мгновенно побежало по стреле, и на левой ноге самая длинная достигла колена. А ведь хорошие были колготки… крепкие, сорок ден.

И только тут ее по-настоящему бросило в панику. Холодную и липкую, как ловушка для мух.

* * *

– … это «с точки зрения банальной эрудиции». А ты попробуй то же самое – но человеческим языком! Просто попробуй. А там посмотрим, что получится…

– Ни черта у нас не получится… Ленка теперь невыездная. Ты не знал?

– Ленка?!..

Двое мужчин спускались по лестнице. Вика приподнялась было им навстречу, но стрелы на колготках наперегонки рванулись вверх, и она снова села, задвинув ноги подальше под столик. Мокрый балахон висел на спинке соседнего стула; а ведь придется таки брать эту гадость в руки…

Увидев Вику, оба собеседника мгновенно умолкли. Пауза провисела секунд двадцать; затем один из них, постарше, додумался поздороваться.

– Добрый вечер, – вымученно улыбнулась она. – Вы… из персонала отеля?

Мгновением позже она сообразила, что ляпнула ерунду. В Ф-зоне работают исключительно «ихние»; а эти два мужичка были самыми что ни на есть нашими. И по разговору, и по внешнему виду – ошибиться невозможно. Особенно тот, что поздоровался: бородатый, в растянутом свитере, похожий на типического геолога… тьфу ты черт, какое тут может быть «особенно»?

Да, но они же мужчины. Откуда здесь наши мужчины?..

– Оля! – крикнул парень помоложе, задрав голову по направлению к лестнице.

Он был не сказать чтобы рыжий, но веснушчатый до такой степени, что казался меднокожим в белую крапинку.

– Шо тебе? Иду!

Судя по звуку, сверху вприпрыжку топал слоненок на каблуках. Оказалось, довольно стройная невысокая барышня в голубом передничке и с хвостиком пестрых волос, белых с зелеными перьями. Наша, – далеко за пределами сомнений.

Она заняла место за стойкой и уставилась на Вику:

– Вам шо?

В горле першило от дыма; пытаясь заговорить, Вика поперхнулась, а затем закашлялась так, что пришлось перегнуться пополам. Кто-то из мужчин постучал ее по спине, она не видела, кто именно… Задыхаясь и смаргивая слезы, выговорила:

– Я… Меня зовут Виктория Марченко. Понимаете… в общем, у меня проблемы в отеле. Нужна комната на три… то есть уже на два дня.

– Двадцатник, – бесстрастно сообщила Оля.

Шесть мелких купюр в бумажнике. Шестью пять – тридцать: укладываюсь. Вика облегченно вздохнула.

– Ты сдурела, Оль? – укоризненно спросил мужской голос у нее за плечом.

– Ни фига, – отрезала барышня за стойкой. – Во-первых, не два, а два дня и три ночи, ежу понятно. Во-вторых, риск. Или ты эту чувиху знаешь?

Веснушчатый парень тем временем сел за столик в углу и показал Оле два пальца. Та кивнула и взялась за сифон. Следовательно, за Викиной спиной оставался бородатый; обернувшись, она встретилась с ним глазами. «Геолог» вздохнул и пожал плечами: мол, ничего не поделаешь.

А впрочем, почему он должен что-то для нее делать?

Оля наполнила два стакана, вышла из-за стойки и все той же походкой резвого слоника направилась к веснушчатому. На обратном пути, не поворачивая головы, кивнула Вике:

– Пошли.

Вика поднялась и брезгливо подхватила со стула балахон. «… А я, как дура, в этом плаще… – так, что ли, говорила «рыжая»? – … а он все равно узнал…»

Фантом-отпечаток… «Ивашка».

Прошел целый день – а она так и не выяснила ничего конкретного. Потратила почти треть отпущенного срока на решение нелепейших бытовых проблем. Вот и сейчас по-настоящему хочется только одного…

Снять эти саднящие драные колготки.

* * *

Нет, она, конечно, ожидала контраста с номерами отеля «Мемориал». Но чтобы настолько… Хотя здесь тоже было три кровати. Расставленные, словно в насмешку, примерно в том же порядке, как и там.

– Вон та койка свободна, – лаконично бросила Оля. И мгновенно испарилась – только слониковый топот удалился по лестнице.

В номере пахло плесенью и залежалым бельем. Вика уже подошла к окну; вовремя вспомнила про радиацию. Оконное стекло казалось ненадежно тонким, из рамы по периметру торчали клочья поролона.

Якобы свободная кровать служила, похоже, давним местом свалки несвежей одежды и бытового мусора. Поэтому Вика присела на соседнюю, кое-как застеленную пледом, истертым до дыр. Завязанные узлом останки колготок так и просились в общую кучу; Вика нервно усмехнулась. Наоборот, сейчас придется все это разбирать…

Она боязливо спустила босые ноги на пол. Интересно, тараканы тут есть? С одной стороны, Ф-зона. С другой – подобный интерьерчик без тараканов немыслим… Надо было взглянуть на пол, когда Оля включала свет.

Странное вообще заведение. «Ихние» к нему не то что не приложили рук – не шевельнули и пальцем. А ведь, по идее, они должны контролировать все, что происходит в Ф-зоне. Впрочем, если тут промышляют и юные охотницы за мужьями, и банальные проститутки…

Натягивая спортивные штаны, Вика вдруг почувствовала, что страшно, первобытно проголодалась. Действительно, чай с вареньем плюс две чашечки кофе – слабоватая замена завтраку, обеду и уже подоспевшему по времени ужину. В номер его явно не подадут, так что надо опять спуститься в бар.

Идея ее очень воодушевила: не потому ли, что отодвигала в будущее разгребание завалов на койке? А хоть бы и так; Вика поставила сумку возле кроватной ножки, предварительно вынув бумажник. Ничего похожего на ключи от номера Оля ей не оставила.

Дверь выходила прямо на лестницу – недлинную, ступенек семь или восемь. Обрывки разговора внизу стали разборчивыми примерно на половине пути.

– … статистических данных. Но, если ты…

– … сомневаюсь, что будет хоть какой-то резонанс. Всем наплевать.

– По-любому, это разговоры в пользу бедных, пока мы не наладим новый канал свя…

Вика только теперь подумала, что один из мужчин в баре – наверняка тот самый, кто привел ее сюда, приняв за кого-то другого. Да, и голос… точно. То ли «геолог», то ли веснушчатый…

Определить не удалось.

Потому что, стоило ей выйти из-за зеленой занавески, оба замолчали, словно разом набрали в рот каждый по полстакана.

* * *

Разноволосая Оля хмуро сообщила, что все порядочные постояльцы кормятся в городе в бесплатных ресторанах, а если кто хочет, чтоб она приготовила ужин, так это стоит пятёрик.

При мысли о дождливой темноте за дверью Вика поежилась – но и отдавать сразу половину оставшихся финансов было, мягко говоря, неразумно. Сглотнув слюну, она спросила, что из еды можно купить непосредственно в баре. Три пакетика орешков, банка колы и древняя сухая шоколадка обошлись в восемьдесят пять монет; правда, разменных денег у барменши не оказалось, и Викина предпоследняя купюра ушла в счет будущего кредита. Забавно, нечего сказать.

Из приемника на стойке несся голосок нашей попсовой певички. Оля подпевала; иногда в такт.

Двое мужиков по-прежнему тупо молчали за угловым столиком, сдвинув банки с пивом и уставившись в пепельницу. Вика присела за другой стол, подчеркнуто спиной к ним. Идите вы с вашими секретами!..