– И будьте уверены, – говорил Киселев, – искусство вам не изменит и за ваше чувство отблагодарит. Все, что вы искренне и любовно сделаете, никогда не пропадет и будет иметь цену и значение.
Ставил себя примером:
– Кто я был? Полировщик банковских табуреток и духом раб, ничтожный червь мира сего, но стоило мне полюбить искусство, и оно снизошло ко мне, малому, и повело меня до самых царственных брегов Невы. Вкушая горечь мира, я в то же время переживал такие сладкие мгновенья, о которых до того и мечтать не смел! И вот – как только смогу купить себе к пиджаку брюки – запишу в свой дневник: «Какие счастливые мы люди – художники!»
После Брюллова счетоводные книги Товарищества перешли к Киселеву, и он так же аккуратно вел их, просиживая за ними вечера. Так же, как Лемох и Брюллов, склонившись над книгами за своим письменным столом, пересчитывал он статьи текущих расходов по выставке, авансы, личные счета членов Товарищества, капитал пособий для нуждающихся. Всю эту работу он нес по-товарищески, совершенно безвозмездно.
В Москве открывалась очередная выставка, на которой в последний раз участвовал Киселев. Несмотря на свои лета (ему было уже за семьдесят), он оставался прежним, жизнерадостным: острил, отвечал стихами какого-либо поэта или бросал свои рифмы.
Афанасьев прислал на выставку иллюстрации на стихи А. Толстого «У приказных ворот собирался народ…» и требовал, чтобы в каталоге был напечатан весь текст. Обращаюсь к Киселеву:
– Александр Александрович! Что делать? Стихотворение займет много места в каталоге и нарушит его общий вид.
Киселев берет письмо Афанасьева, читает и хитро улыбается:
– Вишь, чего захотел! Так… так… «У приказных ворот». Хорошо, поместим…
А потом, дочитав до конца, берет перо и пишет ответ:
«Дорогой Алексей Федорович! Стихотворение печатаем до строки:
«Ведь плыли ж поперек утки…»
А чтоб весь монолог
Помещать в каталог
– Дудки!»
Сердечно распростившись с москвичами, бросив им несколько каламбуров, вернулся Киселев в Петербург. Там он раскрыл за своим письменным столом счетоводные книги, как будто глубоко задумался над цифрами, выражающими жизнь Товарищества, питавшими горсточку людей, отдавших свою жизнь любимому искусству, а потом склонился над статьей текущих расходов и предоставил учет их вести уже другим товарищам.
Передвижники собрались, подумали и передали кассу Николаю Никаноровичу Дубовскому.