Свет тусклой лампы неторопливо бегал по стенам небольшой ванной комнаты. В давно остывшей воде неподвижно лежало тело, а его пустой взгляд застыл на невидимой точке, среди плит потолка. Лишь слабое дыхание и отражение в его глазах слабеющего света отличало его от трупа.
Иногда к нему заходила мать, что бы проверить его. Они никогда не были близки, и за этим не стояло никакой сложной истории, просто так сложились обстоятельства. Она бросала взгляд. Что-то внутри откликалось. Постояв недолго, она уходила, что бы скоро снова вернуться. Метания заглохли вскоре.
Чуть реже в ванную забегал более настырный посетитель. Пушистый котенок, белоснежный, как снег на вершине горы.
Он с любопытством оглядывал комнату, как в первый раз, а затем, сжавшись, подобно тигру, что готовится напасть на добычу, прыгал на самый край ванны. Он смотрел на хозяина своими глазами бусинками и тот даже ненадолго выходил из своего мертвого сна. Невинный, детский взгляд животины на короткое время пробуждал в нем какие-то чувства, но стоило ему лишь немного потянуться, вытянуть руку по направлению к нему, как мохнатик тут же бросался прочь. Обессилившая рука тут же падала прочь, обратно, в месиво воды.
Через какое-то время вся жизнь в квартире затихла и юноша медленно выполз из неуютного колодца. Обессилевшая гиена. Выпрямившись во весь рост, он кое-как вытер себя полотенцем, и тут, краем глаза, он заметил свое отражение в зеркале. С безразличием бросив полотенце себе под ноги, он уставился на свое лицо.
Какие эмоции можно испытывать, видя собственное разложение? Синяки под глазами были похожи на гниение, на болезнь, что понемногу пожирала своего носителя. Тело было под стать: исхудавшее и измученное, отовсюду торчали кости, того и гляди они вот-вот вырвутся наружу, изорвут ненужную оболочку.
Отвернув усталый взгляд от ледяного зеркала, измученный труп отворил дверь и в комнату хлынули холод и тьма. И тут же забегали по стенам, кружась в нелепом танце.
Щелкнув выключателем, он побрел на кухню, и его тело непроизвольно сжалось от морозного дыхания внутри холодильника. Внутри было полно самых разных блюд на любой вкус, но глядя на любую еду не было никаких других чувств, кроме самого глубокого отвращения. Поморщив лицо и борясь с рвотными позывами, он набрал стакан воды, рухнул на стул. С усилием он пропихнул несколько глотков жидкости в сухую глотку и побрел в свою комнату. Тьма вокруг тревожно плелась рядом.
Перешагнув порог своей норы, взгляд сразу зацепился за часы.
– Через шесть часов уже вставать на работу… – мысли очень тяжело прокручивали в голове каждый слог – …и снова видеть все эти безучастные лица. И почему я должен…
Он расплылся по кровати и его взгляд снова застыл, теряясь во мраке. Еще одна бессонная ночь. Поначалу он плакал, бился в истериках и так до тех пор, пока от бессилия он не проваливался в сон. Так прошла уже не одна ночь, но сейчас сил уже не осталось. Внутри…пустота.
Мысли, как заезженная пластинка, продолжали крутить одно и то же. Эта пластинка продолжала играть, кромсая голову изнутри. Ее ноты с каждым разом все тяжелей. Они не дают спать. Они не дают есть. Ее не получится снять.
Все тело задрожало, оно противилось этой мысли. Само нутро изнывает. Сколько еще заглушать этот звон, этот скрежет? Зачем? Надеяться, что следующее утро принесет ответ, а затем вновь слышать, как она снова набирает обороты, раздирает плоть изнутри? Нет! Ее нужно вырвать, вырвать сейчас, нет больше сил терпеть!
Все это не было в его мыслях, это все в чувствах. В том, что от них осталось. Собрав последние силы, он поднялся с кровати, надел первое, что попалось ему в темноте, слабо разгоняемой лунным светом.
Перед тем как уйти, заглянул в комнату матери. Она мирно спала, а в ее ногах свернувшись клубком, дремал глупый котенок. Он долго стоял, подбирая слова. Это чувство, когда ты топчешься у финишной черты, не решаясь сделать последний шаг. Мы давно перестали предавать значение словам, ведь всегда кажется, что будет следующий раз…
Маленькая слезинка прокатилась до подбородка.
Он промолчал. Постояв немного, он побрёл прочь.
Выйдя на лестничную площадку, он бросил ключи у двери. Места на площадке было так много, но стены давили, давило изнутри, давил весь этот мир.
Этаж за этажом, мертвец брел вверх, а режущий звук в голове усиливался с каждым шагом. Что-то внутри вопило, что-то неощутимое пыталось тянуть его вниз, но он гнал от себя все это прочь. На мгновение он услышал женский смех, он обернулся, начал жадно искать глазами, вглядываться в каждую тень. Тишина рухнула невыносимой тяжестью, но голос исчез, и тишина начала давить, давить на каждый сустав и кости вот-вот начнут рвать плоть. Пластинка затихла, весь мир потерял звук.
Он пришел, самый высокий этаж.
Он размял руку, что бы избавиться от навязчивой дрожи, распахнул окно. Это чувство, будто сон. За окном ничего, пустота. Весь мир – фальшивка! Фонарные столбы, машины на парковке внизу, даже дома впереди, даже чистое небо – всё декорация! Мерзкая, неестественная, она омерзительна. Эта проклятая пластинка, она от этой пьесы, у нее всегда финал один.
Выглянув из окна, все внутри сжалось, тело замерло. Нужно одно усилие, всего одно, последнее усилие. Но, спасая себя, мерзкое лезвие снова начало свой ход в голове, воспоминания со скрежетом снова напали все вместе, выплыли из теней и декораций, связали тело. Впалые глаза вдруг налились кровью, разрывая эти путы он, было, сделал шаг в пустоту.
– По ночам здесь красиво, согласен? – голос разорвал шум скрежета, снял иглу с пластинки.
Он не сразу осознал, что голос обратился к нему. Что голос не в его голове, а здесь, наяву. Он обернулся.
Молодой мужчина в дорогом костюме, сверху темно-синее пальто, под цвет декораций неба. Но не это в нем поражало. Вместо лица на нем была маска. Маска точно из комедии. Маска, что застыла в гримасе улыбки, неестественно радостной. Она была натянута также как кожа на череп мертвеца.
– Поговорим? – его голос был столь же приторно весел, как и его нелепая рожа. Рука выползла из гущи тьмы. Протянута ладонь.
Вся уверенность юноши испарилась, его глаза покрылись слезами, он выпал внутрь на грязный бетонный пол и закрыл голову руками. Сейчас незнакомец уйдет, перешагнет через него и пойдет дальше по своим делам.
Тот усмехнулся, словно слышал его мысли. Он подошел поближе, с интересом рассматривая парнишку, а затем заботливо поднял, утер его слезы бархатным платком.
– Я вышел на встречу к другу, которого так давно не видал, а нашел здесь тебя. Какое счастье! – Его голос звенит, отбиваясь от стен, угрожая разбудить весь дом, вернуть действие в мертвые и безжизненные декорации вокруг.
– Я знаю чудесное кафе, совсем здесь рядом, там такие вкусные салаты подают, это настоящее преступление, пройти мимо! – он взял его под руку и понес его, как кукловод таскает свои марионетки.
Как тяжело было подниматься наверх и с какой поразительной скоростью и легкостью они слетели вниз. И перед тем, как отворить дверь на улицу незнакомец сильно дал себе ладонью по носу, да так, что вся искусственная кожа на маске пошла волнами.
– Какой дурак, совсем забыл спросить – подбоченившись правой рукой, он уставился на своего нового друга, что тащил за собой – тебя как зовут-то?
Подумав немного, парень коротко произнес иссохшим голосом.
– Я *****
– Какое совпадение, я тоже *****
– Выходит… – незнакомец помахал указательным пальцем перед носом ***** и многозначительно продолжил – …выходит очень интересно!
Выйдя на улицу кукловод, наконец, выпустил свою жертву, и та медленно побрела за ним вдоль слабо освещенной дороги. Внутри ***** пробудилось любопытство. В конце концов, не каждую ночь можно встретить столь необычного человека, а потому он, не сбавляя шаг, стал пристального разглядывать своего нового знакомого.
Каблуки его туфель громко били об асфальт, набивая сбивчивый марш. С первого взгляда он был похож на какого-то чудаковатого интеллигента, но эта гипотеза быстро растворилась в голове *****. Он вёл себя вызывающе, привлекал к себе внимание пустых улиц. Словно он хотел вызвать весь мир на бой. Его голос был таким же фальшивым, как и все его кривляния. Он звучал звонко и весело, но была в нем какая-то странная дрожь, говорил не он сам, а маска, при этом рот ее оставался неподвижен.
***** молча шел рядом, не отвечая на его вопросы, не реагируя на его вульгарные шутки, но тот говорил вовсе не с не с ним. Он говорил с кем-то иным, с призраком, которого видит лишь он, он один. Он был очень заинтересован своим собеседником. Было во всем этом что-то знакомое, каждое слово незнакомца, каждое его движение выглядело как что-то из далекого прошлого, исковерканное до абсурда. Ледяной поток ветра вдруг налетел на них, на полной скорости разбился об их тела.
– Тебе не холодно? – он нежно поправил чьи-то невидимые волосы, в его движении вдруг почувствовалось столь много нежности и тепла, даже сам голос на мгновение, всего на секунду, переменился, переполнился и разлился теплом.
Этот момент ударил зарядом по всему телу *****. Это воспоминание его собственной жизни, прошлой жизни, что была целую вечность назад. Незнакомец издевался над ним. Он передразнивал, хохотал. Озлобленно ***** бросил ему
– Хватит себя так вести, а если нас кто-то увидит?
Тот, довольный тем, что смог вывести своего оппонента, наконец, обратил на него внимание
– Тебя так волнует мнение окружающих – он громко рассмеялся, грозясь разбудить соседние дома.
– Да что с тобой такое?
– Я свободный человек, больше всего я ненавижу несвободу. Никто не будет мне указом. И я не привык скрывать своих чувств. Я хочу, что бы, когда я был рад, со мной радовался весь мир – он вознес руки к небу – что бы все знали о том, как я влюблен – он опустил руки и медленно провел вдоль бесконечных блоков домов – и что бы, когда я плачу, каждая тварь в этом мире обратила внимание на мою боль.
Его голос надорвался, а улыбка на маске отклеилась и поползла вниз, но тут он резко хлопнул в ладоши, мигом вернулся в привычное состояние и весело подытожил
– Вы, зануды, вечно все держите в себе, никогда мне вас не понять, а в свою клетку вам меня не загнать! Трястись над каждым своим словом? Настоящий ад! Делаю и говорю, что хочу! Что еще нужно для счастья?
Они остановились у небольшого кафе, яркая вывеска которого расчищала небольшой островок во тьме ночи. Улыбчивый незнакомец услужливо открыл дверь, как кавалер, что привел на первое свидание даму и всеми силами пытается произвести хорошее впечатление. На входе зазвенел колокольчик
– Дин-Дон, по ком звонит колокол? – кавалер резко приблизился к ***** и язвительно подметил – он чуть не прозвучал по тебе!
Снаружи начали падать тяжелые капли холодного, ночного дождя, а внутри кафе в это время было ровно наоборот, ярко и тепло. Убранство кафе было скромным, посетителей в такой поздний час не было, но не было и официантов, у барной стойки отсутствовал хозяин, а на кухне молчаливо и одиноко стояли кастрюли и другая утварь для приготовления пищи.
Можно было бы подумать, что заведение и вовсе закрыто, а наши новоиспеченные друзья просто вломились сюда посреди ночи, но наш чудаковатый интеллигент быстро ответил на немой вопрос *****. Слегка дрожащим пальцем он указал на столик с прекрасным видом из окна на ночной город. За этим столиком стояли две небольшие фарфоровые чашки с черным чаем, из которых вовсю валил дым. Аромат необычный. Чем пахнут самые тяжелые наши мысли?
За окном постепенно начался ливень. Черные капли били по стеклу, задавая свой странный ритм. Слушая этот ритм, тело становится тяжелее, переполняется темной жижей самых разных эмоций, которые нельзя разобрать.
– Что-то этот год совсем не задался. – незнакомец медленно перевел взгляд с хора ледяных капель за окном на *****, но тот молчал, уставившись в слабые волны остывающего чая, что он поднимал своим дыханием. Незнакомец тяжело выдохнул.
Глаза ***** медленно оббежали все кафе. Если холодный ливень давил изнутри, то пустота вокруг давила снаружи.
– Почему…, почему после всего я дошел до этого? Когда свернул не туда? Неужели единственный, кому не плевать, этот клоун? – каждая мысль закручивала внутри невидимые гайки, все больше склоняя к столу.
Его собеседник прочитал его мысли будто свои и тем же слабым и уставшим голосом, голосом из этих мыслей произнес:
– Ты ведь не меня ожидал увидеть сегодня, да? Так ужасно, когда романтика разбивается о реальность.
***** поднял глаза и их взгляды встретились. Глубоко в черных прорезях маски были слабо поблескивающие глаза, настоящее лицо незнакомца. Он сразу отвернул взгляд, издевательский голос маски вернулся вместе с его нарочито нелепыми кривляньями.
– О, боже мой, это действительно, правда! Ты действительно думал, что в последний момент она за тобой, прокричит, как же любит тебя и все… – он широко развел руками – …счастливый конец! Занавес! Аплодисменты!
Он засмеялся, кланяясь перед зрителями, и захлопал в ладоши – Браво, браво, это лучшая постановка!
Его смех становился все громче, он застучал по столу, как довольный ребенок. ***** молчал, но незнакомец заводился все больше, рукоплескал и показывал пальцем.
– Какой идиот! Дурак! И ведь действительно верил, умора, да самого последнего вздоха! Господа, оцените юмор! – он обращался к пустому залу, но смех отражался от стен, усиливаясь невидимыми гостями.
Под этим смехом двигались стены, сжимались, как удавка стягивается на шее.
Глазницы маски почернели, контуры глаз скрылись во тьме, сами очертания незнакомца поплыли
– Надеешься, что она вспоминает тебя? Только ты сам понимаешь, что это не так. Для неё это обычная ночь. Читает какую-нибудь книгу, думая о своих проблемах…, а ты? А ты гниешь здесь, со мной и ты сгниешь здесь…со мной.
Из динамика на стене раздалась музыка, созывая всех. Она ударила басами и всё встрепенулось. Голоса обрели очертания, тени заплясали, начали принимать неестественные позы, носиться по всему залу. Дождь за окном застучал в такт адской музыке. ***** заткнул уши руками, но музыка рвала перепонки изнутри. Тени носились и вопили, вопили голосами обезумевших