Вячеслав Кумин
Взлет Роя
4
Эхинацея исступленно занималась тренировкой своих псионических возможностей, доводя себя до грани. Тут, как и с накачкой обычных мышц, требовалось максимальное напряжение с постепенным увеличением нагрузки. Кроме того, это помогало ей перенести обрушившийся на нее шок. При этом она старалась не смотреться в отражающие поверхности, благо их почти не было, и не смотреть на себя глазами тварей-марионеток, потому как вместо себя восемнадцатилетней видела какую-то вредную тетку пятидесяти лет.
Ведь в ее осознании она еще вчера была дома, мать учила ее всяким женским штучкам, общалась с многочисленными сестрами и братьями, готовилась к установке нейросети, чтобы стать ученой, и вдруг она оказалась в каком-то страшном месте, а в нее, криво ухмыляясь, целится из пистолета лысый мужик. Так и с ума недолго сойти. Если уж на то пошло, то даже удивительно, что не сошла, при ее-то предрасположенности…
Что касается произошедшего ужаса с «перемещением», то почти сразу все выяснилось. Рой рассказал ей, что да как, и она чувствовала, что он ей не врет, а распознавать ложь она умела благодаря своим ментальным способностям. По всему выходило, что она потеряла память в схватке с этим Роем (тут еще, скорее всего, наложилось удаление нейросети), и он ее не убил.
«А никто из моих родных не стал бы так рисковать, – с чувством благодарности и облегчения думала она. – Потеряла память, не потеряла, все равно чужак – это угроза».
Что касается своих родных, то после всего произошедшего на выходе из бункера к ним она не испытывала ничего кроме ненависти, по крайней мере это касалось отца, ведь без его одобрения по ней точно не стали бы палить с орбиты.
Почему так поступили, тоже было в целом понятно, она добилась своей тайной мечты, стала сильным псионом, но из-за невменяемого поведения ее испугались до мокрых штанов. В конце концов, что может прийти в голову сумасшедшей да еще псионику?! Это же как ядерная бомба в руках обезьяны: то ли нажмет на кнопку активации, то ли нет. Точнее, скорее всего, нажмет… Но все равно неприятно, потому к своей семье и в целом к клану она больше не испытывала никаких теплых чувств. Теперь она изгой.
Обеспечив ее жильем в виде модуля от транспортного средства и водой, Рой удалился, предупредив:
– Меня не будет несколько дней… не знаю, сколько точно проваляюсь… ко мне не приближаться… возможно, буду не совсем во вменяемом состоянии, и если увижу тебя, то по старой памяти… которой у тебя нет, могу отреагировать неадекватно. Так что не скучай и тренируй свои пси-способности. В этом секторе довольно безопасно, тварей самый минимум, но без дробовика никуда не ходи и огнемет с кислотником держи наготове, чтобы отбиться, если твари вдруг на тебя сагрятся… Поняла?
– Да…
– Тогда до встречи.
Вот она и тренировалась, овладевая столь желанными псионическими способностями. Скорее даже восстанавливала уже имевшиеся умения, очень уж легко все давалось, так что уровень мастерства повышался очень быстро.
Что касается памяти, то она не была уверена, что хотела все вспомнить. Зная о своей не совсем устойчивой психике, что не смогла исправить даже нейросеть со специальными курсами лечения, не трудно было догадаться, что с течением времени состояние прогрессировало и в какой-то момент она окончательно пошла вразнос. До каких пределов она докатилась и что при этом творила, знать было совсем ни к чему.
Разве что жаль было баз знаний по биологии и медицине, на изучение и освоение которых она потратила эти три с лишним десятка лет. Вот это Эхинацея не прочь была вернуть, так как подобная информация в условиях тутошнего обитания могла быть крайне полезной.
Несколько раз Эхинацея порывалась наведаться к Рою, но останавливало предупреждение. Находясь в невменяемом состоянии, он действительно мог ее убить, подумав, что по его душу пришла та прежняя, двинутая по фазе женщина, что зачем-то охотилась за ним, для чего даже сама вынула из себя нейросеть и спустилась в бункер.
«И зачем я это сделала? – удивлялась она своему поступку. – Неужели настолько сильно потекла мозгами? Бр-р…»
Ее страшило то, что рано или поздно все могло повториться. Скорее даже рано, чем поздно. Либо она все вспомнит и захочет завершить начатое, либо снова свихнется по естественным причинам, ведь мозг-то остался прежний. Лишь амнезия на фоне удаления нейросети откатила назад ее состояние, но накопившиеся отрицательные изменения в мозгу никуда не делись, и все могло пойти по накатанной колее.
– Разве что раньше у меня был ниже уровень ментоактивности и сейчас я сама могу воздействовать на себя… Хотя не уверена, что смогу помочь себе сама, для этого нужны знания, которые недоступны… Разве что Рой как-то сможет помочь?
Сама того не осознавая, она запустила механизм своего недуга под названием зацикленность, и его объектом стал Владислав. Причем это случилось повторно. С этого момента Роев почти не выходил из ее головы, она думала о нем чуть ли не каждую минуту, пусть и в фоновом режиме.
Когда он наконец вновь появился, Эхинацея, с одной стороны, искренне обрадовалась, но с другой – напряглась. А что ждать от чужака мужчины по отношению к ней – женщине, тем более от дикаря? Вот возьмет и набросится на нее как какой-нибудь варвар, столь долго находившийся без женского внимания.
Но нет, он не только не стал проявлять по отношению к ней насилия, но проявил сочувствие. Разве что ее смутило несколько настороженное отношение Роя к ней. И эта настороженность постоянно присутствовала в его ментофоне, что ее сильно печалило, хоть она и понимала причину его опаски. Но Эхинацея хотела, чтобы Рой не воспринимал ее как опасность.
Потом после зачистки комнат было их обустройство простейшими предметами обихода.
Освещение установили, смонтировав несколько панелей со светящимися микроорганизмами внутри. Правда, для «выключения» панели приходилось накрывать ее плотной тканью.
Кровати сделали из лиан. Работать с этой древесиной было одно удовольствие. Она отлично держала форму, если задать ее с применением пси-силы. Так из стволиков сделали пружины, застелив их связанными между собой жердями, а сверху еще и матрац из мха положили. Сделать всякие столики, стулья и прочее так и вовсе не составило труда.
За те несколько дней, что потребовались на обустройство, Эхинацея снова и снова мысленно возвращалась к Рою. К врагу, отнесшемуся к ней куда как благородно. Уж чего-чего, а такого да еще от дикаря точно она не ожидала. Даже более того, было куда как естественнее и понятнее, если бы он проявил к ней насилие во всех смыслах этого слова.
Конечно, несмотря на то, что он пришел в себя, выглядел по-прежнему не слишком хорошо и избегал использовать свои псионические возможности. Но… даже если предположить, что он опасается атаковать ее в реальности, чтобы не получить в ответ ментальной оплеухи, то даже в мыслях он не желал ее, что Эхинацея чувствовала вполне отчетливо. В конце концов, они тренировались в телепатии, и она даже тени мысли в этом направлении не обнаружила, несмотря на провокации: то нагнется больше, чем надо, показав изгиб своего тела, благо комбинезон позволяет, то как бы невзначай дотронется до него. Но всякие попытки сближения словно наталкивались на стену. Рой продолжал держать дистанцию.
Ей где-то в глубине души даже обидно стало. Дескать, ею пренебрегли как женщиной. Даже злость на него появилась.
«Я точно ненормальная… – со вздохом подумала она, осознав этот момент и подавляя возникшее чувство антипатии к дикарю. – В конце концов, за это надо быть благодарной… А может, это все из-за внешности?! Я непривлекательна! Да еще волос нет! Ужас какой!»
– Нет… внешность его моя не отпугивает, – пробормотала она, припомнив его чувства в моменты встречи, и какого-то отвращения или пренебрежения точно не было.
В общем, все то время, пока шла зачистка помещений, предназначенных для более комфортабельного проживания, а также первичного обустройства комнат, Эхинацея изводила себя сомнениями, всячески накручивала себя в психологическом отношении.
Появилась некая маниакальность в желании сблизиться.
В такой ситуации в любой момент мог произойти нервный срыв с непредсказуемыми результатами.
– Псионик я или не псионик?! Надо просто посмотреть варианты выхода из ситуации, – осенило ее в какой-то момент.
Эхинацея вошла в медитативный транс…
5
Проснулся Владислав от ощущения чужого присутствия поблизости. На тварей он, точнее его ментоинформационное поле, сиречь аура, уже давно не реагировала, но на приблизившуюся ауру инстинкты Роева среагировали как на угрозу высшего порядка. Но оно и понятно, очень уж много ее обладательница принесла ему боли, вот чисто на рефлексах орет тревогу и принимает оборонную стойку, в любой момент готовая атаковать.
Изменение в состоянии ауры спящего, а точнее уже проснувшегося, Эхинацея не могла не заметить, а потому сказала мыслеречью:
– Это я…
– Это я уже понял. Собственно, тут никого другого и быть не может.
Тут Владислава, попытавшегося разобраться в оттенках чувств гостьи, что было непростым делом, накрыло. Видение…
От этих пронесшихся в одно мгновение красочных картинок он с трудом пришел в себя, что до самого видения, то… он словно порнофильм посмотрел с участием себя и Эхинацеи.
«Надо же, как меня прихватило, – чуть ошалело и самоиронично усмехнулся Роев. – Но понять меня тоже можно, столько времени монаха из себя вынужденно изображаю, а тут эта понимаешь… Стоп! А фантазия ли это была?! Или же?..»
– Рой…
– Что случилось? – спросил он, снова пытаясь разобраться в гамме транслируемых Эхинацеей чувств, чтобы понять, чего от нее ждать, а то может случилось то, чего он опасался.
– Заходи…
Владислав, быстро одевшись в комбинезон, открыл дверь в свою комнату, запуская все еще остающуюся для него подозрительной женщину.
– Спасибо…
Что до чувств, что стали из нее фонтанировать в несколько раз ярче при встрече, то тут была и опаска, и неуверенность, приправленные сладостным предвкушением и даже смущением, но самое сильное чувство, что она испытывала, – желание. Оно было настолько сильным, что захватило Владислава. Он точно струна среагировал на вибрацию камертона.
«Любовь ли это с ее стороны? Бог весть, но страсть точно! Причем бешеная, что неудивительно с ее психовывихом, – подумал Роев, с трудом вынырнув из потока чужих чувств. – А оно мне надо?»
Будучи профессиональным космонавтом, Роев умел брать чувства под контроль разума, ибо бесконтрольные эмоции в космосе могли привести к гибели. Вот и сейчас он попытался проанализировать ситуацию и найти из нее выход. Ибо близость с Эхинацеей могла привести к еще большим проблемам, так что правильнее было бы сохранять и дальше дистанцию и выдерживать ровные отношения. До сих пор это ему удавалось, хотя он не мог не заметить, скажем так, странностей в поведении Эхинацеи. Но списывал на ее психологический возраст, дескать просто флиртует, играет в любовь, как любая девушка ее психологического возраста, ну и инстинкты ей велят нивелировать возможную угрозу от настороженно относящегося к ней мужчины, а сделать это лучше самым простым и древним способом…
«Но, похоже, все зашло несколько дальше», – подумал он.
Владислав указал на кресло, что сплела сама Эхинацея.
– Что-то случилось? – вновь спросил Роев, присаживаясь напротив.
– Ничего. Просто…
Владислав явственно почувствовал, как палитра эмоций, излучаемых Эхинацеей, стала быстро меняться, начала расти доля смущения, появилась горечь разочарования и даже обиды.
Женщина порывисто встала.
«Э, нет, мне на подводной лодке только обиженной женщины еще не хватало!» – мысленно воскликнул Роев.
Он не понаслышке знал, что это такое, а в его случае это и вовсе может стать сущим кошмаром, ведь она сильный псион, да еще со сдвигом по фазе. А что может сотворить псионик, впавший в ярость… даже его фантазии не хватало, чтобы это представить. Так что проблему требовалось срочно решить.
– Постой… Иди сюда, – как можно нежнее позвал Владислав и протянул руку.
Разочарование сменилось радостью.
Ну а дальше произошло то, что он уже видел в своем видении.
Вот только видеть это одно, а ощутить все наяву – совсем другое. А все дело в том, что они оба являлись псиониками, и это сильно сказалось на испытываемых эмоциях, точнее их восприятии друг друга, что в свою очередь только усиливало чувства, словно срабатывал генератор-усилитель или использовался во все больших дозах допинг.
Мозг буквально выносило от вошедших в резонанс чувств. В какой-то момент они достигли резонансного пика, произошло своеобразное слияние ментальных полей, и Рой с Эхинацеей ощутили себя в прямом смысле единым целым.
Мягко говоря, странное ощущение. Оно даже несколько напугало Владислава.
«А ну как не удастся расцепиться?!» – мелькнула паническая мысль.
«Все будет хорошо, не бойся…» – возникла другая мысль, полная удовлетворения.
Казалось, потребовалась целая вечность, которая на самом деле уложилась в одно мгновение, чтобы понять, что это была ответная мысль Эхинацеи.
Наступило некоторое отрезвление, но к разрыву слияния это не привело. Зато такое чуть отстраненное восприятие происходящего позволило ему увидеть-ощутить себя висящим в космической пустоте…
Однажды Владислав видел карту Вселенной, где каждая звездочка – это галактика, и вот эти точки-галактики объединены в скопления, а сами скопления связаны своеобразными тропками. Так вот это было очень похоже, но в то же время Роев осознавал, что это не вид Вселенной.
Через бесконечное мгновение он понял, что это мозг, энергетическая проекция его мозга.
Вселенная и мозг на самом деле удивительно схожи в своем виде.
Пришло осознание, что каждая определенная зона – скопление галактик – отвечает за ту или иную функцию тела: обоняние, осязание, слух, зрение и так далее. Нашел и зону памяти.
Тут была явно видна аномалия. К этой зоне словно проросли корни, и тонкий, но очень плотный «звездный» жгут шел наверх.
Роев рассмотрел, к чему ведут эти жгуты.
«Так это нейронная связь с моим мозговым червем», – понял он, увидев дополнительную структуру «галактических скоплений», довольно сильно отличающуюся от подобных скоплений в его «вселенной».
Все говорило о чужеродности, главным образом своей гораздо большей плотностью и соответственно жесткой структурированностью, словно атомарная решетка железа в сравнении с той же атомарной решеткой, скажем, алюминия.
Пришло четкое знание, что это биологические банки памяти, а-ля флешки.
«Но об этом я и раньше подозревал…» – отстраненно подумал он.
Обнаружилась и еще одна дополнительная чужеродная система в мозгу, но если черви были внешними и лишь соединялись с мозгом жгутами, то эта находилась в самом центре его Вселенной, возле мозжечка.
Понять, что это такое, не составило никакого труда. Это и есть те внедренные Эхинацеей элементы, своеобразные биологические импланты, призванные усилить его ментоактивность.
Вот только в отличие от соединения мозгового червя, чьи жгуты вросли в «галактические скопления», отвечавшие за память, буквально растворившись в них, интеграция с мозгом у этой зоны была неполной и какой-то дефектной. Часть жгутов уходила в «межзвездную пустоту», часть жгутов были явно повреждены или тоньше, чем требовалось для более полного прохождения сигнала, из-за чего происходила своеобразная перегрузка системы, какие-то жгуты соприкасались между собой, из-за чего, образно говоря, происходили короткие замыкания…
Из-за подобных дефектов связи имплантов с мозгом, собственно, и происходили эпилептические припадки, а часть каких-то псионических возможностей не получила развития. Но, что хуже всего, вероятность повторения подобных неприятностей сохранялась.
Владислав четко увидел, что соединения можно поправить, усилить и даже улучшить, а главное он понял, что может это сделать прямо сейчас.
И сделал. Невидимые руки стали двигать звездные жгуты, правя и соединяя…
Править собственные мозги он не решился, хотя пару моментов, наверное, не помешало бы, но он вовремя вспомнил главное правило программистов: работает – и не трогай.
Захотелось увидеть мозг Эхинацеи.
И вот вокруг сияет новая вселенная с ее сотнями миллиардов галактик, объединенных в кластеры из шаровых скоплений и жгутов, соединяющих эти скопления.
Осмотр показал, что часть жгутов, идущих от кластеров, отвечающих за память, оборвана. Обрывы тянутся друг к другу через пустоту и через какое-то время соединяются вновь самостоятельно, но некоторая часть может соединиться неправильно, условно говоря, синий проводок соединится с красным, а желтый – с зеленым, а то и вовсе к одному проводку прицепится сразу два или три и так далее, что может привести к частичной потере данных или неверному пониманию данных. Скажем, звуки получат цветовую окраску, кошка будет восприниматься собакой, крокодил – черепахой, нож – расческой и так далее и тому подобное, тот еще кошмар. Какие-то жгуты и вовсе не соединятся и в итоге исчезнут, а значит, содержащаяся в скоплениях информация будет потеряна полностью.
«Эхинацея», – позвал Владислав.
«О, как красиво!» – раздался возглас, полный восхищения.
«Ты позволишь мне исправить эти повреждения?» – спросил он.
«Конечно! Даже прошу тебя! Я бы и сама это сделала, но не знаю, как и что… ведь доступа к данным о мозге у меня нет, и что тут за что отвечает, я не знаю…»
«Сейчас узнаешь», – пообещал Роев. Владислав принялся за работу, восстанавливая разорванные нейронные связи, подключая в единую схему блоки памяти.
«Да! Теперь я все вспомнила! Спасибо!» – воскликнула Эхинацея.
Роев напрягся, ведь она могла вспомнить и то, что забыла из-за амнезии.
«Не беспокойся об этом, – счастливо засмеялась Эхинацея. – Этот кусок памяти мне действительно не нужен».
Мгновение – и десятки сияющих скоплений вдруг потускнели, скукожились и исчезли, оставив после себя пустое пространство.
Дальше Эхинацея занялась своими имплантами, что внедрила себе для увеличения ментальной активности, улучшая и правя связи, как это сделал себе Владислав.
Но останавливаться на этом не стала и начала править уже родной мозг, корректируя все, что только показалось ей неправильным, преобразуя хаотичность в строгий порядок.
«Что ты делаешь?!» – забеспокоился Роев.
«Слегка вправляю себе мозги, чтобы вновь не превратиться в психопатку, – ответила Эхинацея. – Видишь, как тут все неправильно…»
«Только без фанатизма, а то, до предела упорядочив структуру, превратишься в какого-нибудь биоробота – совсем без чувств и желаний…»
«Да, тут ты прав… перебарщивать не стоит, – согласилась она. – Думаю, так будет нормально… Что скажешь?»
«Думаю, что да, теперь все выглядит естественно, даже правильно, так, как должно. Уходим. Лучшее – враг хорошего», – добавил Владислав, почувствовав, что Эхинацея хочет еще что-нибудь себе модернизировать.
«Как скажешь…»
Но вот аурное слияние стало спадать, и вскоре они вывалились в реальный мир.
Буквально рухнули. В прямом смысле этого слова. Аж вскрикнули от неожиданности.
Благо высота была небольшая, и произошло это над кроватью.
Сами того не осознавая, они на пике слияния неосознанно что-то сделали с гравитацией пространства, создав невесомость, и какое-то время парили в воздухе.
Владислав едва удержался от матерного выражения своего отношения к произошедшей неожиданности.
Эхинацея только засмеялась. То, что он не сказал слова вслух, не означало, что его не услышали.
6
– Великолепно! Это было что-то невообразимое! – с восхищением выдохнула Эхинацея, крепко прижимаясь к Роеву.
– Да уж… – выдавил он.
Владислав был с этим полностью согласен. То, что сейчас произошло, вообразить во вменяемом состоянии было трудно. Он, точнее они, в этом псионическом слиянии прошли по грани, одна ошибка и… неизвестно, что в итоге бы произошло, но не мог не признать, что это действительно было лучшее, что он испытал в своей жизни. Удовольствие столь же яркое и глубокое, как боль от прикосновения к оголенному нерву провода под напряжением.
Особенно радовало, что Эхинацея сама вправила себе мозги и почистила память. А значит, теперь можно не опасаться удара, фигурально выражаясь, ножом в спину.
«Кстати, о памяти», – подумал он и сказал:
– Давай проверим твои знания. Скажи-ка мне, что такое этология?
– Наука, изучающая поведение, условные и безусловные рефлексы, – словно школьница-отличница начала отвечать Эхинацея и продолжила дальше как по-писаному, при этом демонстрируя отдельные постулаты этологии на самом Владиславе как на учебном пособии, вновь заставляя его реагировать на ласки.
– Все-все, достаточно, – через минуту сдался Владислав. – Осталось только выяснить, эта абсолютная память у тебя навсегда или лишь следствие недавнего вмешательства…
– Думаю, это останется на постоянной основе, – прислушавшись к себе после короткой паузы, сказала Эхинацея. – А если и нет, ты мы знаем, как все поправить, да?!
– Верно… Хотя я считаю, что лишний раз в мозгах лучше не копаться.
– Не будем…
Сейчас ей было так хорошо и приятно, что она готова была соглашаться со всем, что он скажет, впрочем, понимала, что вмешиваться в структуры головного мозга лишний раз действительно не стоит. Слишком уж тонкий и хрупкий это инструмент.
– Интересно, какой у нас сейчас ранг ментоактивности? – задумчиво и даже мечтательно произнесла Эхинацея и создала в метре от себя плазменный шарик, причем уже без дополнительной манипуляции рук, как это было раньше.
Да и размером он от предыдущих сильно отличался. Если несколько дней назад файербол был максимум с грецкий орех, и это был ее предел, после которого наступало истощение, то сейчас размер шарика был раза в два больше, и в ментально-силовом плане для нее это не составляло большого труда. Эхинацея чувствовала, что может сделать плазмоид и в десять раз больше. Просто это станет уже доставлять им неудобство от сияния и жара, еще подожжет что-нибудь ненароком.
Рядом появился второй плазмоид. Это уже постарался Роев. Сейчас пирокинетический опыт давался ему даже не в разы, а на порядки легче. Ведь раньше все, что он, мог – это крохотная искорка, зажженная всего на одно мгновение. Вот что значит глубинный и тонкий апгрейд своего мозга.
– И что нам теперь с ними делать? – поинтересовался он.
Как оказалось, зажечь файербол гораздо легче, чем потушить. По крайней мере не имея опыта сего действа. Попытка тушения могла привести к потере контроля над энергией, а значит, это все равно, что в комнате взорвется зажигательный фугас. А при таком объеме энергии, что они влили в эти файерболы, от них останутся лишь тени на стене…
«Разве что защитное поле могло бы спасти, но опыта в его постановке у меня в принципе нет, как и у Эхинацеи», – подумал он, чуть поморщившись, так как держать плазмоид в стабильном состоянии столь длительное время становилось несколько напряжно.
– Телепортировать! – засмеялась Эхинацея.
Ее плазмоид мигнул и исчез. В следующую секунду где-то за дверью раздался сильный взрыв, что сопровождалось криками боли в пси-поле, так как в огне, что волной пошел по коридору, сгорели десятки и пострадали сотни тварей.
Из памяти Эхинацеи Роев знал методику телепортации объектов и с удивившей его самого легкостью повторил действие.
В коридоре грохнул еще один взрыв.
Потом они сделали еще несколько фаейрболов и запулили их за пределы комнаты. Типа закрепляли умение.
В какой-то момент Владислав вспомнил о своем взрывоопасном «украшении», что до сих пор болталось на шее.
«Надо бы наконец от него избавиться», – подумал он и обхватил ошейник, чтобы лучше его почувствовать.
Несколько секунд на прочувствование, ментальный посыл – и ошейник исчез.
Роеву аж вздохнулось свободнее. Все-таки таскать бомбу на шее, которая в любой момент могла детонировать, не самое приятное чувство.
На почве успехов в телепортации файерболов у них возник прямо-таки зуд экспериментаторства в попытке выяснить, что они еще могут, чего не могли раньше или могли, но плохо.
Эхинацея, сосредоточившись, чуть оттолкнулась от кровати, плавно взлетела в воздух и несколько раз перевернулась вдоль своей оси прямо над Владиславом.
– Ну как?!
– Превосходно!
Посмотреть действительно было на что, а особенно потрогать. Несмотря на значительный по земным меркам возраст, тело Эхинацеи было идеальным, упругим как у двадцатилетней, да и формами ее природа не обидела, чего только стоит грудь третьего размера, или она сама себе такую сформировала, ибо местные медтехнологии это легко позволяли, что, впрочем, не суть важно.
Но на этом она не остановилась, и, стоило только Владиславу протянуть к ней руки, она со смехом взмахнула руками, как птица, и взлетела где-то на середину высоты помещения. После чего начала парить по комнате Роева, то как птица размахивая руками, то изображая из себя пловчиху.
– Ну же, присоединяйся!
И Роев присоединился. Вспомнив все, что относилось к данному псионическому разделу, сосредоточился и полетел. Хотя поначалу левитация давалась ему очень непросто, как у велосипедиста, в первый раз оседлавшего двухколесного коня. Но постепенно он наловчился и стал выделывать в воздухе фигуры высшего пилотажа, вспомнив свою бытность пилотом ВВС РФ.
Сил у них сейчас почему-то было очень много, явно результат пси-слияния и того, что они себя слегка модернизировали, так что Владислав и Эхинацея устроили игры в догонялки, как угорелые носясь по всей комнате, отталкиваясь от стен, пола и потолка, летая свободно, словно находясь в модуле космической станции.
– Жаль, что ты комнатку такую маленькую выбрал, не развернешься.
– И не увернешься! – добавил Владислав, хватая радостно завизжавшую Эхинацею за талию и прижимая к себе.
– Может, полетим наружу?! Там куда как больше пространства!
– Лучше в другой раз, – призвал Владислав к благоразумию. – Там в коридорах полно злобных тварей, а также прочей пакости, подцепим еще чего-нибудь, стены грязные и вообще…
– Да, ты прав.
Эхинацея мягко приземлилась в кровать. Туда же рухнул Роев.
Тут ее осенило новой идеей.
– Попробуем еще вот это…
Эхинацея встала и подошла к стене, поставила правую ногу на стену, а затем левую, после чего выпрямилась и пошла зигзагом, находясь параллельно полу. Дошла до потолка, и все повторилось, теперь она ходила по потолку как по полу. Дальше вообще разлеглась на потолке точно над Владиславом, заложила руки за голову и положила ногу на ногу.
– Ну как?
– Нет слов…
Роев невольно вспомнил разные фильмы про вампиров и одержимых, что вот так же могли свободно разгуливать по потолку. Невольно возникла мысль, что это все не на пустом месте возникло, были в прошлом на Земле сильные псионы.
«Может, и сейчас есть, просто достаточно умны и осторожны, чтобы не светиться почем зря, чтобы на операционные столы в секретных лабораториях не попасть, – подумал он. – И если светятся, чтобы срубить деньжат с помощью своих возможностей, то маскируют все фокусом, как тот же Дэвид Копперфильд, летавший по залу…»
– Попробуй и ты…
– Почему бы и нет? – согласился он и повторил операцию.
Ходить, правда, не стал, не было уверенности, что получится, а пополз по-пластунски, так гравитационное сцепление было больше. По стене дополз до потолка, а потом по потолку до Эхинацеи, где осторожно перевернулся на спину.
Ощущения от всего этого были неоднозначные. Но разобраться с ними до конца ему не дала Эхинацея. Она набросилась на Владислава с явным требованием ласки с последующим продолжением банкета. Отказываться он не стал, только хмыкнул в мыслях, припомнив народную молву, что спать на потолке неудобно.
«Очень даже удобно!»
Впрочем, на потолке они надолго не задержались. Все-таки псионические силы на поддержание изменения гравитационной составляющей быстро расходуются, накапливается усталость, и, как результат, первым не выдержал Владислав и свалился вниз. Правда, тут же задействовал левитацию, а потому приземлился вполне мягко.
– Сбежать от меня решил?! – дурашливо воскликнула Эхинацея. – Распалил девушку до крайности и дал деру в самый ответственный момент?! Так не пойдет!
В следующую секунду Эхинацея буквально упала с потолка на Владислава, лишь в последний момент притормозив.
– Я требую продолжения!
– Раз требуешь, то придется продолжить! – в тон ответил Роев.
Поскольку пси-силы довольно быстро восстановились, то подурачились они на славу, вытворяя в меру своей фантазии такое, что простым людям и присниться не могло. Разве что что-то близкое показали в комедийном фильме про вампира «Мрачные тени» с Джонни Деппом в главной роли.
