Вячеслав Коротин
«Флоту – побеждать!»
Глава 5 Время разбрасывать камни
– Ну что, нажимай, Тимоха! – подмигнул своему напарнику матрос Сизов.
Оба исправно «нажали», и первая мина на деревянных салазках послушно заскользила вдоль недавно проложенного на палубе направляющего бруса к корме «Бесшумного».
Всплеск. Мина вместе с якорем немедленно опрокинулась в волны со столь ненадежного плавсредства, как легкие деревянные салазки. Тут же был сброшен в море колосник, чтобы утопить уже ненужную вспомогательную «деревяшку», которая, плавая на поверхности, могла демаскировать ставящуюся миноносцем банку.
А собственно мина начала становиться в боевое положение: сама она пока еще плавала на поверхности – тонул якорь, на котором стремительно разматывался минреп. Но как только грузик, висящий под якорем на тросе, длина которого отмерена заранее, коснется дна – катушка минрепа немедленно застопорится и тут уж вес якоря неумолимо увлечет мину на заранее запланированное расстояние от поверхности моря. И она будет терпеливо ждать, когда корабль, имеющий соответствующую осадку, посмеет коснуться ее своим днищем…
«Бесшумный» шел самым малым, и мины с его кормы регулярно плюхались в темные воды Желтого моря. Все двенадцать, насколько можно было судить в темноте, исправно встали там, где и планировалось. Место, конечно, отметили на карте достаточно приблизительно, но особой точности и не требовалось – «Дед», провожая отряд Матусевича на операцию, вполне разумно заметил: «Нам в ближайшее время здесь не плавать!»[1]
Правее и чуть впереди относительно «Бесшумного» распределял аналогичную «рассаду» по морским «грядкам» «Беспощадный». А дальше, в строе уступа, тем же самым занимались «Бдительный» и «Боевой» под брейд-вымпелом командира отряда.
Один за другим артурские контрминоносцы докладывали Матусевичу, что постановка успешно закончена, обошлось без сбоев. На подходах к наиболее перспективным точкам базирования кораблей возле Эллиотов замерла в ожидании «рогатая смерть».
Русские истребители прошли еще некоторое время прежним курсом, чтобы при повороте не налететь на заграждение, поставленное собратьями по отряду, а потом, по сигналу с «Боевого», дружно приняли вправо.
«Бесшумный» не случайно был поставлен концевым в строю – пока из данной четверки он был единственным, у кого кормовую сорокасемимиллиметровку заменили на трехдюймовое орудие, и мощность огня ютового плутонга на этом миноносце являлась максимальной в отряде.
– Смотрите, господа, как любопытно выглядит. – Мичман Греве протянул руку на восток. – Как будто на нас что-то летит.
Подобное зрелище для человека двадцатого – двадцать первого века ассоциировалось бы исключительно с одним…
С оста показался маленький светящийся диск, который, казалось, стремительно приближался, ибо размер его неумолимо увеличивался.
– Не вовремя засверкало волчье солнышко, – буркнул на выходящую из-за туч луну командир корабля лейтенант Максимов.
– Думаю, что вы напрасно беспокоитесь, Андрей Сергеевич, – минный офицер эсминца Сахновский не разделял опасений командира. – Поставленную задачу мы выполнили, обнаружены при этом не были, а если японцы и перехватят нас на обратном пути – так бой четыре на четыре особой угрозы не представляет. Еще посмотрим, кто кого.
– Не накаркайте, Лев Николаевич, – недовольно буркнул командир. – Во-первых, нет никакой гарантии, что противник не увеличил количество миноносцев в своих отрядах, а во-вторых, нашей задачей являлась скрытая минная постановка, и если нас обнаружат, то у самураев вполне может возникнуть вопрос: «А что делали эти русские ночью так далеко от своей базы?».
– Факел на левой раковине! – выкрикнул сигнальщик.
– Не ори! – рявкнул на матроса Максимов, оборачиваясь в указанном направлении.
На норд-осте действительно еще на протяжении нескольких секунд можно было наблюдать далекую вспышку со шлейфом. Надеяться, что это фонарь на какой-нибудь джонке, было неразумно. Почти наверняка неподалеку двигался отряд вражеских миноносцев.
– Может, не заметят? – В голосе Греве слышалась слабая надежда.
– Да перестаньте, Георгий Георгиевич – луна светит нам в борт. Уже заметили, потому факел – скорость увеличивают. Аларм! Просигналить на отряд: «Противник нагоняет с левого борта».
По палубе «Бесшумного» загрохотали сапоги матросов, разбегающихся по местам, предусмотренным боевым расписанием, – к пушкам, к минным аппаратам, к шлангам для тушения пожаров… Эскадренный миноносец, как и его собратья по строю, готовился к бою.
А Второй отряд истребителей капитана первого ранга Исиды действительно уже четверть часа назад обнаружил русские корабли (правда, сначала были замечены только два концевых в строю) и стремительно шел на сближение. «Икадзучи», «Инадзума», «Оборо» и «Акебоно» набирали скорость, но пока не открывали огонь, чтобы поскорее выйти на траверз последнего русского корабля – тогда можно было бы сразу задействовать хотя бы пару ютовых семидесятишестимиллиметровых орудий, а не только погонные и бортовые калибром в пятьдесят семь миллиметров.
– Что же командир-то медлит, – раздраженно бурчал наводчик кормовой трехдюймовки «Бесшумного» Фрол Забавников, удерживая в прицеле головной японский миноносец. – Я бы его уже сейчас достать смог…
– Терпи и жди, дурак! Когда надо будет, тогда и начнем стрелять, – мрачно бросил в ответ мичман Греве, командовавший кормовым плутонгом. – Чем позже начнется бой – тем лучше для нас.
– А почему, вашбродь? – удивился один из подающих патроны для орудия матросов.
– А потому, что не твоего собачьего ума дело, – гонорливо прошипел мичман. – Быть готовыми к бою и ждать!
Конец «дискуссии» положили вспышки со стороны японских миноносцев. И через несколько секунд рядом с бортом «Бесшумного» стали подниматься фонтаны от падения вражеских снарядов.
– Давай уже, Забавников! Огонь!!
Кормовая трехдюймовка немедленно грохнула выстрелом.
Попасть первым же залпом в противника – за гранью реальности. Фантастика. Хотя подобные чудеса изредка и происходили на морях: при бое у мыса Сарыч русский флагманский броненосец «Евстафий» первым же залпом всадил в «Гебен» двенадцатидюймовый снаряд. Но до этого события еще далеко, да и состоится ли оно?
Еще не успела отзвенеть по палубе гильза, выброшенная из кормового орудия «Бесшумного», как зарядная часть оного со смаком поглотила следующий унитар.
– Мажешь, Фрол! – с упреком гаркнул заряжающий, когда водяной столб от падения снаряда обозначил недолет.
– Не мешай!
Орудие снова рявкнуло, снова недолет.
Выстел.
– Заряжай!
Несколько секунд…
Выстрел.
С «Бесшумного» увидели не только разрыв на борту «Икадзучи», но и выброс пара. Головной японец чувствительно притормозил. Но даже это уже практически не спасало: мало того что зарозовел восток и силуэты эсминцев Второго отряда отчетливо нарисовались на фоне неба, так корабль Исиды еще и попал под сосредоточенный огонь всей четверки русских истребителей, шедшей уступом влево, то есть бортами по нему лупили «Бесшумный» и «Беспощадный», а «Бдительный» и «Боевой», о присутствии которых японцы до этого не знали, заработали своими кормовыми плутонгами.
Исида приказал отворачивать, но было поздно – флагманский корабль стремительно терял ход и становился все более удобной мишенью для русских комендоров, которые, рыча от восторга, всаживали в «Икадзучи» снаряд за снарядом.
Шедший вторым в строю «Инадзума» попытался прикрыть собрата своим бортом, чтобы дать тому возможность развернуться, но без особого успеха – ход у флагмана упал уже до совершенно несерьезных двенадцати узлов, а на сцене обозначился еще один «актер». Из стремительно тающих сумерек к месту сражения, густо дымя из своих трех труб, подходил кошмар японских миноносцев и истребителей по имени «Новик», который Макаров приказал выделить в качестве корабля прикрытия операции.
Командующий «Инадзумой» капитан-лейтенант Синовара понял, что самым большим успехом будет спасти оставшиеся три корабля отряда, а на судьбе флагмана можно ставить жирный крест.
– А вот черта лысого! – хищно осклабился Матусевич, глядя, как корабли противника разворачиваются на обратный курс. – Это мы пока еще только за «Стерегущего» поквитались. Просигналить: «Отряду – погоня!»
Русские миноносцы на данный момент лежали в циркуляции и били всем своим бортовым огнем по обреченному «Икадзучи». Но после получения сигнала с «Боевого» дружно довернули на противника и прочно сели ему на хвост, оставив парящий и горящий корабль Исиды на добивание «Новику».
Крейсер, на всех парах пролетая мимо обреченного корабля, тремя бортовыми залпами прекратил его мучения, и Желтое море равнодушно заглотило в свою пучину очередную жертву идущей войны.
Тем временем четыре русских эсминца азартно преследовали троих удирающих японцев. И та и другая сторона самозабвенно молотили из орудий, отчаянно стараясь сбить ход друг у друга. Первыми преуспели японцы – «Беспощадный» получил трехдюймовый снаряд в скулу у самой ватерлинии, и в его носовую переборку ударила мощная струя воды. Миноносец был вынужден отвернуть и сбросить обороты. Один из преследователей вывалился из погони.
Фортуна еще раз подмигнула сынам страны Ямато – рвануло между труб на «Бдительном» и у эсминца появились проблемы с поддержанием отрядного хода – не поспевал уже «Бдительный» за своими товарищами по строю. На хвосте у трех японцев теперь висело всего лишь два русских миноносца: «Боевой» и «Бесшумный». Но «птица счастья» не могла постоянно осенять своим крылом только одну сторону – вскоре попаданием с «Боевого» изнахратило кормовую трубу на «Оборо» и тот стал отставать.
– Кажется, и за «Страшного» отомстить сегодня сумеем, как считаете, Николай Александрович? – весело посмотрел на командира отряда командир «Боевого» Елисеев.
– Все в руках божьих, Евгений Пантелеевич. – Матусевич не спешил праздновать победу, но его лицо выражало оптимизм. – Погоню не прекращать! Авось и еще кого-нибудь зацепим, а уж Шульц на своем «Новике», вне всякого сомнения, «дожует» все, что мы сможем стреножить.
Но «Инадзума» и «Акебоно» неумолимо отрывались от преследователей, шанса нагнать их уже не оставалось, и оба русских эсминца легли на обратный курс.
«Новик», как и предполагалось, добил поврежденного «Оборо» и теперь, спустив шлюпки, занимался спасением тонущих японских моряков.
– Благодарю за помощь, Максимилиан Федорович! – проорал в рупор Матусевич, когда «Боевой» приблизился к крейсеру. – Только вы скорее эту канитель заканчивайте – с норда наблюдались дымы курсом на нас.
– А это наша обязанность – успевать вовремя, – весело отозвался с мостика «Новика» Шульц. – А насчет дымов – неужто уйти не успеем?
– Мы-то с вами и с «Бесшумным» – наверняка. А вот что там с «Бдительным» и «Беспощадным» – не знаю, не уверен…
– Насколько я знаю – «Беспощадный» заделал пробоину и следует к Артуру, «Бдительный» идет следом.
– И тем не менее заканчивайте поскорее, и – домой. Отомстили мы сегодня и за «Стерегущего», и за «Страшного», пора и честь знать.
– Идите в Артур, Николай Александрович, мы догоним.
Эсминец разошелся с «Новиком» и вместе с «Бесшумным» взял курс на базу.
На шлюпки крейсера было принято в общей сложности чуть более двух десятков японских моряков, после чего «Новик» тоже заторопился в родной порт.
* * *
– Прошу, господа! – поприветствовал Макаров зашедших офицеров. – Проходите, присаживайтесь.
Кроме самого командующего в адмиральском салоне «Петропавловска» уже присутствовал контр-адмирал Молас. Матусевич, фон Шульц и Иванов расположились за столом.
– В первую очередь, – продолжил Степан, – тороплюсь поздравить вас, Николай Александрович, с присвоением чина контр-адмирала – только сегодня пришла телеграмма об этом.
– Спасибо за добрую весть, ваше превосходительство. – Матусевич встал и поклонился.
Потом последовали само собой подразумевающиеся поздравления от остальных присутствующих, обмен рукопожатиями…
– Отметим мы это событие чуть позже, господа, – Макаров поспешил вернуть совещание в деловое русло, – а сейчас необходимо обсудить предстоящую в ближайшее время операцию. Прошу, Федор Николаевич!
Иванов встал и расстелил на столе карту.
– С момента получения вашего приказа, ваше превосходительство, японские главные силы появлялись под Артуром четыре раза. Маршруты их следования вместе с соответствующими датами нанесены на карту. Можете видеть, господа, что эти четыре линии весьма незначительно отличаются одна от другой, а в некоторых местах просто сливаются. Считаю возможным и необходимым выставить заграждение в соответствующем месте, а может быть, даже и несколько заграждений.
– Запас мин ограничен, – подал голос начальник штаба.
– Это так, – немедленно согласился командующий. – На каком расстоянии от берега находится ближайшая точка, где маршруты японцев сходились?
– Одиннадцать миль, ваше превосходительство. За пределами территориальных вод.
– Возможны неприятности, – обеспокоенно произнес Молас. – Не дай бог, подорвется какой-нибудь нейтрал и Япония с Англией на весь мир разорутся, что русские минируют нейтральные воды.
– На войне как на войне, Михаил Павлович, – усмехнулся Макаров, – а ради такой возможности – утопить вражеский броненосец, а может, и парочку, вполне стоит рискнуть.
Так что в ближайшее время, когда дождемся тумана, «Амуру» быть готовым выйти в море и поставить минную банку в указанном месте. «Новик» и ваши миноносцы, Николай Александрович, обеспечивают безопасность транспорта. Так что вашему крейсеру придется почти постоянно находиться на внешнем рейде, Максимилиан Федорович.
– «Новику» не привыкать, ваше превосходительство, – усмехнулся фон Шульц.
– Максимилиан Федорович, поверьте, я прекрасно понимаю, что ни один корабль эскадры не несет такой значительной боевой нагрузки, как ваш. Обещаю: сразу после минной постановки обеспечу «Новику» минимум недельный отдых – будете перебирать машины, чистить котлы, да и экипажу слегка расслабиться необходимо. Вот угораздило, дьявол раздери, Сарычева угробить «Боярина» в первые же дни войны… Но имеем то, что имеем…
– Благодарю за лестный отзыв о нашем «Новике», ваше превосходительство. И прошу не беспокоиться – свой долг перед Россией и Государем мы исполним.
– Не сомневаюсь в этом! – кивнул Степан. – Как не сомневаюсь ни в одном из моряков вверенной мне эскадры. Ну что же, помогай вам бог, господа!
Офицеры откланялись и вышли.
Оставалось только ждать…
* * *
Утро первого мая выдалось свежим и сырым. Лейтенант Черкасов, руководивший установкой на Ляотешане тех самых двух погонных шестидюймовок, снятых с «Пересвета» и «Победы», наблюдал за рейдом. Туман полосами ходил по морю, и стало очевидно, что Тихоокеанский флот что-то затевает: на внешнем рейде активизировались миноносцы Второго отряда и явно занялись тралением. Две пары взяли курс к Ляотешаню, а за ними двинулся «Амур».
– Наверняка какую-то каверзу для япошек готовят, – с нескрываемым удовольствием произнес сигнальщик Лысенко, не отрывая глаз от бинокля.
– Посмотрим, посмотрим, – тут же отозвался лейтенант, также прильнув к своей цейсовской оптике.
Уже подорвались на тралах две вражеские мины, после чего экспедиция двигалась без особых происшествий. Но вдруг под бортом одного из артурских миноносцев ударило фонтаном взрыва, корабль остановился и слегка осел на корму. Послышался мягкий звук отдаленного взрыва.
– Опять нашим не везет, вашбродь! – ругнулся Лысенко, не отрывая бинокля от глаз.
– Не каркай! – злобно отозвался лейтенант. – Истребитель на плаву, видишь – на буксир его берут. За горизонтом лучше следи!
Действительно, «Смелый» взял уже на буксир поврежденного «Стройного» и потащил его к входу в порт. Остальные же корабли, явно убрав тралы, большим ходом направились в открытое море.
Приблизительно в двух милях от Ляотешаня «Амур» остановился, миноносцы отделились от него, заняли посты по охранению, и заградитель начал свою работу по постановке мин.
Происходило это почти на границе полосы тумана, которая, как заметили с берега, стала медленно отползать к востоку…
– Японцы, вашбродь! – обеспокоенно выкрикнул сигнальщик.
Черкасов немедленно развернул бинокль в указанном матросом направлении и увидел, как из мглистой дымки действительно показались вражеский двухтрубный броненосец и два броненосных крейсера. С высоты хребта рисовалась совершенно сюрреалистическая картинка: «Амур» с миноносцами, полоса густого тумана, японская эскадра. Но, как это было ни удивительно, ни японцы, ни минный транспорт друг друга не видели. Во всяком случае пока…
Черкасов прекрасно видел, в какой опасности находится «Амур» – рассейся туман, и тогда не только вся экспедиция станет бесполезной, но и сам минный заградитель почти не будет иметь шансов уцелеть.
– Прокопенко, ко мне! – рявкнул лейтенант, доставая блокнот и карандаш.
– Есть, вашбродь! – немедленно подскочил матрос.
– Вот это, – Черкасов не смотрел на подчиненного, продолжая писать телефонограмму для «Амура», – как можно скорее доставь к маяку, к телефону. Пусть немедленно сообщат на Золотую гору, а оттуда беспроволочным телеграфом на «Амур». Держи! Ноги в руки и бегом!
– Слушаюсь, ваше благородие! – откозырял матрос и припустил к горной тропе, которая вела к маяку.
А тропа была узкой и обрывистой – особо не разгонишься. В ближайшее время ожидать получение депеши Ивановым не приходилось. Оставалось только наблюдать за развитием событий.
Однако «Амур» возился с постановкой недолго – вероятно, сознание опасности мероприятия подстегивало минеров, и они достаточно быстро выполнили свою задачу. Экспедиция успела войти на внутренний рейд до того, как рассеялся туман. Все наблюдавшие за сегодняшним действом выдохнули с облегчением.
* * *
Чтобы вырастить урожай, мало бросить семена в землю – за полем, за грядками нужно наблюдать, ухаживать за ними. То же относится и к минным заграждениям – недостаточно просто «засеять» акваторию минами, их нужно защищать, ну а если нет такой возможности, то хотя бы наблюдать за ними, чтобы знать, не вытралил ли уже противник мины, можно ли рассчитывать на эти поля как на средство обороны…
Окрестности Дальнего имели несколько бухт, в которых японцы могли как высадить десант, так и использовать их в качестве мест для временного базирования своих кораблей.
Эти перспективные «делянки», разумеется, были давно «засеяны» Тихоокеанским флотом, а наблюдать за заграждениями поручили капитану второго ранга Скорупо, в помощь которому выделили некоторое количество офицеров и матросов.
За бухтой Керр наблюдал призванный из запаса прапорщик Дейчман, в подчинении у которого находилось трое матросов. Жить приходилось в землянке, но в целом – почти курорт. Особенно теперь, когда ранняя весна медленно, но верно превращалась в весну настоящую.
– Вашбродь, – обратился к прапорщику матрос Клевцов, – дозвольте печку из землянки наружу вытащить – нам она там уже без надобности, а дым дюже глаза щиплет, когда растапливаешь.
– А обед приготовить успеешь?
– Не извольте беспокоиться – за час с печкой управимся, а кашу сварить недолго.
– Ну, валяйте! А что за каша сегодня?
– Греча. С тушенкой.
– Добро. Только поторопитесь. За морем я сам пока послежу.
Часами смотреть на практически безжизненный горизонт занятие малоувлекательное, а если честно, вообще тоска смертная, да куда денешься – надо.
Матросы уже выволокли печь из землянки, двое принялись заделывать отверстие в крыше, а Клевцов, сегодняшний «дежурный по камбузу», сноровисто развел огонь и принялся за нехитрую стряпню.
Тут и для Дейчмана появилось развлечение – с оста показался дымок, который постепенно превращался в дым, а чуть позже в бинокль уже явственно различались четыре дыма. Стало ясно, что корабли держат курс к Квантуну. А еще через некоторое время не осталось сомнений, что направляются они непосредственно в бухту Керр.
– Гаси огонь! – заорал прапорщик Клевцову.
Матрос в сердцах плюнул, но немедленно выполнил распоряжение, понимая, что просто так офицер такой приказ не отдаст. Но не преминул после этого попробовать кашу – почти готова.
– Ничего, в землянке сама дойдет… – Схватив кастрюлю, матрос осторожно понес ее в сторону жилища.
– Еще чуток, и готова будет, вашбродь. Не бросать же, – смущенно пробормотал кашевар, встретившись глазами с суровым взглядом прапорщика.
– Как бы японцам твоя греча не досталась. Ладно. Ставь в землянку, бери винтовку, и всем по местам, предусмотренным боевым расписанием.
– Не извольте беспокоиться, ваше благородие! – весело бросил матрос Мельников. – Уж что-что, а свою кашу мы точно япошкам не отдадим.
– Не за кашу воюем, Семен, – не принял шутки прапорщик. – Давайте бегом с Клевцовым на свой пост, а ты, Осипов, остаешься со мной.
Когда двое из матросов отправились к своему наблюдательному пункту, Дейчман достал карандаш и блокнот и стал составлять телефонограмму:
«Бухта Керр. 14.50. В бухту входят четыре неприятельских миноносца. Предполагаю либо траление, либо высадку десанта. Прапорщик Дейчман».
– Держи! – протянул офицер вырванный листок Осипову. – Немедленно в землянку и передай капитану второго ранга Скорупо. С ответом сразу ко мне.
Подчиненный откозырял и побежал выполнять распоряжение.
А в бухту действительно входили четыре миноносца типа «Циклон», которые не преминули поприветствовать берег дружной пальбой из своих пушек. Хоть снаряды с этих корабликов были невелики, точного объекта обстрела японцы не имели и сыпали просто по площадям, но оставаться под обстрелом на открытой местности не стоило.
«Там, где ты ничего не можешь сделать, ты ничего не должен хотеть», – вспомнил прапорщик известную фразу и заорал своим матросам: – Клевцов, Мельников! Быстро в землянку!
Подчиненные немедленно поспешили выполнить приказ. Да и сам Дейчман, регулярно пригибаясь при каждом новом близком разрыве, побежал в укрытие.
– Все целы? – Под накат прапорщик нырнул здорово запыхавшись.
– Так точно, ваше благородие, – гаркнул Клевцов. – Правда, у меня, пока бежали, осколок аккурат возле уха прошелестел, еще чуть-чуть…
– Ладно, прекращай эту лирику – живы-здоровы, и ладно пока. Осипов!
– Я, ваше благородие!
– Из штаба что-нибудь ответили?
– Так точно – наблюдать и сообщать о действиях японцев.
– Легко сказать: «наблюдать и сообщать…». Отсюда понаблюдаешь… Вызывай штаб!
– Здесь Скорупо! – донесся из трубки еле узнаваемый голос.
– Прапорщик Дейчман, господин капитан второго ранга.
– Давайте без лишних слов, прапорщик. Что у вас там?
– Четыре миноносца. Пока обстреливают берег. Я приказал всем укрыться в землянке, наблюдать за бухтой отсюда не могу. Предполагаю все-таки траление противником бухты – высаживать здесь десант, да еще с миноносцев, неразумно.
– Согласен. Жду новых донесений. Отбой.
– Вашбродь, – подал голос Мельников. – А может, поснедаем пока? Все равно из землянки не сунешься.
– Ох и боишься ты, как бы каша японцам не досталась, – рассмеялся Дейчман. – Ладно. Давай, Клевцов, раскладывай свое варево, попробуем перекусить.
Каша, как оказалось, вполне дошла в кастрюльке самостоятельно, и моряки, под аккомпанемент близких и далеких разрывов снарядов, с аппетитом пообедали. Обстрел тем временем поутих – ну не было смысла у японцев расходовать весь свой боезапас по пустынному берегу, и прапорщик рискнул полюбопытствовать, что творится в бухте.
Японцы явно тралили акваторию, по всей вероятности, здесь планировалось устроить якорную стоянку для кораблей Того.
– Осипов! – окликнул офицер только что выбравшегося из землянки гальванера. – Давай к телефону!
– Нет связи, вашбродь, – развел руками матрос. – Видать, японец провод перебил.
– Понятно. Попробуй поискать разрыв и соединить. Сможешь?
– А чего бы не поискать. Сделаем.
Может ли мат резануть по ушам с двадцати метров?
Может! Когда Клевцов обнаружил, что один из снарядов угодил прямиком в стоявшую неподалеку от землянки печку, его мнение по поводу данного события, казалось, должны были бы услышать даже на японских миноносцах…
Прапорщик немедленно в краткой матерной же форме порекомендовал матросу угомониться и не расплескивать свои эмоции так громко, после чего гарнизон вернулся к выполнению своих обязанностей – наблюдению за противником.
А миноносцы продолжали заниматься тралением. Наблюдались взрывы двух мин в тралах, а сколько еще японцам удалось обезвредить без шума, оставалось неизвестным.
Очистив в бухте значительный карман и обозначив его вешками, миноносцы ушли. Стало понятно, что в ближайшее время следует ожидать новых гостей, ради которых и старались здесь корабли противника.
Осипову достаточно быстро удалось найти место разрыва телефонного провода, и связь восстановили. Информация о том, что происходило в бухте Керр, немедленно ушла по назначению.
А ближе к вечеру стало понятно, ради кого старались «циклоны» – в бухту величаво вошли и отдали якоря «Асама», два вспомогательных крейсера и два истребителя. По берегу японцы не стреляли, десант высаживать не стали, но разводить огонь Дейчман этой ночью на всякий случай запретил. Поужинали банкой мясных консервов с сухарями и, не особо волнуясь, распределив дежурство ночью на берегу, отправились на боковую.
С рассветом вражеские корабли ушли в море, а к вечеру снова прибыли на ночевку.
– Во паразиты! – со злостью ругнулся Мельников, когда русские моряки снова увидели возвращающихся японцев. – Как у себя дома расположились. И сделать ведь ничего нельзя…
– А вот это мы еще посмотрим, – загадочно пробурчал прапорщик. – Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе…
– Не понял, ваше благородие, – удивленно посмотрел на офицера Клевцов.
– Восточная мудрость… Подождем до завтра…
Утром бухта снова опустела, и прапорщик пошел сыпать приказаниями:
– Осипов – к телефону! Клевцов, Мельников, за мной!
Моряки спустились к берегу, к месту, где в полной боевой готовности находились все военно-морские силы бухты Керр – китайская двухвесельная лодка, называемая обычно шампунькой.
– Так, братцы, – обратился Дейчман к подчиненным. – Наша задача – переставить вехи. Правдоподобно переставить. Чтобы у японцев никаких подозрений не возникло, чтобы они, гады, становились вечером на якорь прямо над нашими минами. Суть ясна?
– Так точно, вашбродь! – дружно отозвались матросы. – Знатную каверзу вы для япошат придумали – не извольте беспокоиться, все сделаем в лучшем виде.
Лодка отвалила от берега, а дальше – четыре часа адского труда: вытащить вешку в лодку, отгрести с ней на подходящее место, установить снова. И так много-много раз… А отволакивать ориентиры приходилось достаточно далеко, причем необходимо было сделать все так, чтобы у вражеских моряков не возникло подозрений по поводу правдоподобности изменившихся контуров якорной стоянки…
Наконец, работы худо-бедно завершились. Шампунька вернулась в грот, где до этого и пряталась, изможденные прапорщик и матросы сошли на берег.
Оставалось только ждать…[2]
