Вячеслав Кориков
Встреча в Чартуэлле. Из романа «Тёмные воды души моей»
– Плохо… очень плохо, господа, – рука Черчилля привычно потянулась за недокуренной сигарой, – надо было тебе Гарри послушать меня тогда и возможно сейчас мы не ломали бы голову, что это за червь такой?
– Простите, Сэр?
– Нет, нет, генерал! Не беспокойтесь! Это я с самим собой. Восемь лет назад моё предложение о радикальном решении вопроса с «Советами», было трусливо отвергнуто тридцать третьим президентом США. Тогда ситуация складывалась более чем благоприятно в части военного превосходства «Западного Мира» и было наглядно продемонстрированно Русским в августе сорок пятого в Хиросиме и Нагасаки. Америка, в этот момент, была единственной страной на планете, обладающей атомным оружием – самым разрушительным за всю историю человечества. И не воспользоваться этой уникальной возможностью для полного смирения «Советов» – поучительный пример, не менее уникальных – трусости и недальновидности. Теперь уже поздно.
Обладатель драгоценной кубинской сигары глубоко затянулся и вытянув трубочкой мясистые, лоснящиеся губы, выпустил дым, разочарованно и продолжительно. Так что мы можем предпринять теперь, господа?
– Теперь, господин Премьер – министр, наши возможности ограничены. Военный потенциал Русских ненамного уступает нашему. Совместному.
– Значит, надо искать нестандартные решения! Заполярье! Вечная зима! Что в этих условиях критически важно? Сколько продержится город в вечной мерзлоте без тепла и электричества? – Он наклонился, потянувшись за бокалом на столе. Замер. Рука зависла в воздухе. Побелело лицо. Сигара выпала из отвисших, посиневших губ. Потяжелевшая голова, как чугунная болванка, дрогнув, свалилась вниз, упершись лбом о край столешницы.
По белой в зелёных листьях скатерти, золотистый, пенный напиток устремился вниз из опрокинутого искристого хрусталя.
Оба гостя почти одновременно вскочили со своих мест и бросились к поникшему боссу.
– Эй, кто-нибудь! Помогите!
В комнату «влетел» секретарь Колвилль и привычным жестом обхватил кисть свисающей плетью руки будто уснувшего патрона, другой рукой подал знак, требующий тишины, выставив ладонь вверх. Покачал отрицательно головой. Затем переместил указательный и средний пальцы к передней поверхности шеи, между щитовидным хрящом и прилегающей мышцей.
– Есть пульс! Срочно носилки и доктора, крикнул он набежавшей челяди. Помогите положить его на ковёр.
Министр иностранных дел и директор СИС посодействовали Джону переместить грузное тело Черчилля на мягкий ковёр.
– Папа! – поспешила к отцу встревоженная баронесса Соумс.
Опустившись на колени у изголовья, младшая дочь испуганно вглядывалась в мелованное лицо знатного отца. Не веря в трагический исход бережно поглаживала ладонью его увлажнённый, холодный лоб, – Что случилось, Джон? Как это произошло? Вы послали за доктором?
– Так точно, Мэм! Сейчас будет.
– Дедуля, что с тобой? – маленькая Эмма с разбега «бухнулась» рядом с неподвижным телом и обхватив его за шею заплакала, – не умирай дедуля.
– Не бойся, доченька, дедушка нас не оставит… всё будет хорошо, а сейчас тебе лучше уйти, дорогая. Дедушку осмотрит доктор. Джон проводите пожалуйста ребёнка в её комнату и попросите маму пусть она побудет с ней, не надо ей сейчас сюда.
Но жена Премьер-министра Великобритании Клементина, баронесса Спенсер-Черчилль уже была рядом. Она стояла неподвижно в сторонке, сложив ладони у подбородка и пристально всматривалась в лежащее на ковре тело, – нет это не он, не её муж, незнакомое лицо, совсем не похожее.
– Мама! – тебе лучше уйти… и захвати с собой Эмму. Пожалуйста.
Из- под свисающей до пола скатерти пошатываясь выбралось кудрявое рыжее существо и нестройной походкой подобравшись к хозяину принялось тщательно вылизывать его лицо.
– Руфи! – маленькая Эмма свободной рукой придвинула к себе кудряшку- пуделя и теперь они вдвоём, собака и ребёнок, сообща, посапывая и поскуливая отчаянно обнимали великого британца, деда и хозяина.
Он открыл изумлённо глаза и долго всматривался в маленьких лизунов.
– Мама, мама! Дедушка проснулся! Ур-ра! – повеселевшая Эмма принялась неистово целовать ожившего деда. Руфус Второй тоже несказанно обрадовался, игриво перебирал лапами, нещадно бил хвостом и несдержанно повизгивал.
– Оставьте нас все! На выход пожалуйста, – категорически потребовал лорд Морэн – личный врач Черчилля, решительно размахивая треугольным саквояжем, – Вы баронесса можете остаться, -примирительно сообщил он растерянной Клементине. Остальные, пожалуйста покиньте помещение. Да, Джон, Вы тоже можете остаться… Нет генерал, не думаю… ни сегодня, ни в ближайшие, как минимум, две недели… если, конечно, Вы не готовите ему аутодафе. Моё почтение господин Иден… трудно сказать, граф… предполагаю инсульт. Второй за год. И это очень плохой признак.
Доктор опустился рядом с молчаливым пациентом, – подушечку под голову попрошу, спасибо. – Ну, что, господин Премьер-министр? Говорить можете?
Черчилль попытался ответить, но звук получился невнятный, губы не слушались. Он повторил попытку, но нет, от напряжения побагровело и искривилось лицо, правый глаз выкатился от напряжения.
– Достаточно Сэр. Можете пошевелить руками? Сначала правой… так хорошо, теперь левой… понятно.
Расстегнув саквояж, доктор достал фонендоскоп, – господа, – обратился он к немногочисленной публике оставшейся рядом с телом: баронессе Спенсер-Черчилль, секретарю Джону Колвиллю, Министру иностранных дел Роберту Энтони Идену и главе британской разведки Джону Синклеру – для аускультации мне нужна полная тишина.
– Позвольте, я помогу, – подсела к доктору Клементина, с каменным лицом расстёгивая пуговицы на жилетке мужа.