Вячеслав Киселев
Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2
Непосредственно казаков отмена Указа двадцать-двенадцать, конечно, не касалась, да и крестьянское сословие они себе ровней не считали, но в этот роковой для столичной комиссии (как и ещё многих людей и даже стран на Европейском континенте) день двадцать пятого июня, сошлось всё. Игнорирование назначенными из Петербурга атаманами требований рядового казачества, прибытие комиссии, требующей безотлагательного принятия присяги и выделения сил на охрану Царицынской линии, оставленной без присмотра донцами, и известие о самарской бойне, подкрепленное словом уважаемого в народе игумена Филарета.
Как правильно говорили большевики – «из искры, возгорится пламя», так собственно и произошло. Дипломатия в число добродетелей председателя комиссии генерала Траубенберга не входила, массовка была разогрета, искра в виде невинно убиенных баб и детишек наличествовала. Тут даже у менее авторитетного и подготовленного человека, чем игумен, не возникло бы никаких проблем с разжиганием костра. Филарет же искусно соединил в своей проповеди напоминание о божьей каре за гонения на истинную веру, в виде самозванцев на троне, и Смутном времени, когда в почти аналогичных условиях русский народ взял в свои руки освобождение родной земли от иноземных захватчиков, с последующим избранием на Земском соборе нового царя. Петербургских посланцев и стоявших на их стороне атаманов, попытавшихся применить силу и арестовать игумена, порубили и «Рубикон был перейдён».
Выбранный казачьим кругом новый атаман Ерофей Зарубин по прозвищу Чика являлся опытным воином, прошедшим Семилетнюю войну, поэтому он трезво оценивал боевые возможности казаков, являвшихся легкой кавалерией, заточенной на противодействие своим аналогам со стороны степняков, в бою против регулярных войск. Поэтому первым его решением было двигаться на восток, в сторону Урала. Туда, где можно было не только пополнить свои ряды местным населением из числа мастеровых, старателей и охотников, но и, что самое главное, обеспечить себя артиллерией и боевым припасом, прямо с «заводского конвейера». Первым городом на их пути стал, естественно, Оренбург, центр одноименной губернии и вотчина горнозаводчиков братьев Твердышевых, деловых партнеров Донецкой горно-металлургической компании Викинга.
***
Счастливое знакомство с Викингом, а затем организация нового бизнес-направления по производству паровых машин и тесное сотрудничество Твердышевых с ДГМК, кардинально изменило расклад сил среди промышленников Урала. В кратчайшие сроки братья подмяли под себя весь юг региона, фактически поделив Урал на двоих с ещё более зубастым игроком на российском металлургическом рынке, настоящей акулой капитализма – семьей Демидовых, обладающих к тому же огромным административным ресурсом.
Общаясь по переписке и путем стажировок доверенных сотрудников, братья многое переняли у Гнома в области организации труда и даже оставаясь по своей сути жесткими эксплуататорами, ни в коей мере не собираясь создавать для своих рабочих условия схожие с донецкими, они четко уяснили для себя необходимость более эффективного использования основного актива промышленника – квалифицированной рабочей силы. А так как на заводах Демидовых все было организовано ещё жестче и беспощаднее, даже те немногие послабления и реверансы в сторону рабочего класса, на которые всё же пошли Твердышевы, сделали их на фоне конкурента просто ангелами во плоти.
Войск в Оренбурге не было и власть перешла к казакам практически бескровно. Лозунгов «всё взять и поделить» в повестке дня восставших пока не значилось, молва о Твердышевых в народе шла хорошая, поэтому вопрос к промышленникам был только один – «дадут они пушки с припасом добром али как?». Братья были в курсе противостояния центра с Новороссией, поэтому решили, что это их шанс и не просто дали казакам пушки, а сами надели кожаные куртки, подпоясанные кобурами с маузерами, и пошли расстреливать контру предложили атаману Зарубину полностью взять на себя снабжение народной армии, рассчитывая в случае победы (которая в данной ситуации выглядела не такой уж фантастичной) оказаться в числе людей, которые делят итоговый пирог, ну и между делом свалить Демидовых, которые наверняка останутся верны властям.
Так в России появился третий полюс противостояния.
Глава 1
– Всё султан, побегали и хватит. Давай Гюльчатай, открой личико! – усмехнувшись, произнес я по-русски и показал жестом, чтобы человек убрал ткань с лица.
Незнакомец вроде истолковал мой жест правильно и его рука поначалу потянулась к лицу, но на полпути вдруг остановилась, а сам он громко захохотал, откинув голову назад, что мне как-то сразу не понравилось. Ведь такая реакция наиболее вероятна в двух случаях: либо у султана, на фоне крушения надежды свалить по тихому, кукуха резко собрала манатки и отправилась в самостоятельное путешествие, либо передо мной совсем не тот, кому я готовил встречу.
– Ты кто сука такой? – машинально произнес я, но дожидаться ответа или окончания бесплатного представления, естественно, не собирался. Оружия у хохотуна не наблюдалось, поэтому я опустил Галил, повисший сбоку на трехточечнике, и, быстро сблизившись, познакомил его живот, в том месте, где заканчивался короткий доспех, с подошвой своего сапога. Такого бесцеремонного обращения организм инкогнито не выдержал и изверг содержимое желудка на галечник, а я зашел сбоку, чтобы не вляпаться в «паштет», уложил его мордой вниз и зафиксировал кожаной стяжкой руки за спиной. А когда секунд через десять спазмы закончились, поставил за шкирку на колени и снял чалму, попутно использовав её в качестве салфетки, немного очистив лицо клиента от крови бородатого и блевотины.
– Вот это встреча! – воскликнул я, удивившись, немного расстроившись и одновременно обрадовавшись увиденному (не самый худший вариант, к тому же переводчик не потребуется), – Сулейман-паша собственной персоной, нарисовался, хрен сотрешь. А я всё думал, как там эфенди поживает, соскучился наверное, ждет меня в гости. Ну вот и свиделись, да?
Великий визирь еще толком не отошёл от удара, поэтому ничего членораздельного вымолвить в ответ не смог или не захотел, а времени на задушевные разговоры у нас сейчас не было, штурм города ещё не закончился. Теоретически, можно было бы попробовать разговорить его по поводу султана, но гарантировать достоверность информации было невозможно. Поэтому, решил я, сами проверим то, что возможно, а дальше поглядим, война маневр подскажет.
– Так парни, – привлек я внимание бойцов и показал жест в виде вращения поднятого вверх указательного пальца, – быстро сворачиваемся. Гус, давай сюда всю группу, обратно пойдем под землей. Аршин, ты отвечаешь за клиента, упакуйте его, как положено. Может еще успеем прихватить султана за хвост!
К сожалению, никаких следов султана в подземном ходе нам обнаружить не удалось, хотя, это абсолютно ничего не говорило об их реальном отсутствии. Просто тоннель, на удивление, содержался в прекрасном состоянии и визуальный осмотр оказался бесполезен. А ещё он поразил меня наличием масляных фонарей, отсутствием сырости и неприятных запахов, а также отличной вентиляцией, обеспечиваемой мощными приточно-вытяжными шахтами, обнаруженными в Голубой мечети и Святой Софии. Проектировщики, строители и обсуживающий персонал этого, безусловно, уникального сооружения поработали на славу, этого не отнять. Но, видимо, придётся его замуровать наглухо, чтобы прежние хозяева или люди обладающие соответствующей информацией не смогли им воспользоваться без моего ведома. Ведь чтобы, при отсутствии строительной документации, узнать все его секреты, наверняка, жизни не хватит.
***
Надолго под землей мы не задержались, блуждать здесь было негде. Ответвлений, кроме двух выходов в храмах, в которые само собой соваться не стали, мы не обнаружили (возможно просто не смогли), а сам подземный ход протянулся почти идеальной прямой линией, словно железная дорога Москва-Петербург. Ширина прохода неудобства для переноски пленника практически не создавала, поэтому минут через сорок пять мы уже оказались во дворце, и не просто во дворце, а в покоях самого султана, что вполне логично. Где же еще делать эвакуационный выход, как не под боком у объекта эвакуации.
Выход из тоннеля оказался замаскирован под огромное, в человеческий рост, зеркало в деревянной раме, вмонтированное в стену помещения, по-видимому, выполнявшего функции гардеробной. Площадь комнаты я оценил бы сотни в полторы квадратных метров, если не больше, а весь её периметр был заставлен шкафами и различными стойками с висящими на них разноцветными шмотками, как б…ть в гримерке у циркового клоуна.
– Командир, чисто. Можно двигаться! – доложил минут через десять Висбю, после того, как парни в темпе осмотрели прилегающие к гардеробной помещения.
Пройдя через большую двустворчатую дверь, я оказался в спальне, где скорее всего изволил почивать, числящийся пока пропавшим без вести, «повелитель правоверных». Окон в привычном нам понимании, видимо по соображениям безопасности, в комнате не было. Солнечный свет проникал в комнату через несколько небольших круглых окошек в высоченном потолке, выполненном в форме купола, но основное освещение обеспечивали изящные масляные светильники, развешанные на цепях по всему помещению и огромные напольные подсвечники, со свечами в руку толщиной. И хотя светильников и свечей было достаточно много, в спальне царил полумрак, создающий умиротворяющую или интимную (кому, что ближе) обстановку, которую немного нарушали приглушенные стенами звуки выстрелов. Значит захват дворца еще идёт, хотя судя по невысокой интенсивности стрельбы, это скорее зачистка, а не полноценный штурм, отметил я машинально про себя.
Осмотревшись, я сделал удивительный вывод, что если бы мне пришлось создавать визуальный образ такого помещения, то оно получилось бы процентов на восемьдесят именно таким, как здесь. Естественно, за исключением мелких деталей и предметов, о предназначении которых я не имел понятия. А так, все было шаблонно, словно на экране телевизора. Стены и купол покрыты разнообразными восточными узорами, много золота, нет – МНОГО золота, везде, где только можно, персидские ковры с преобладанием красного и золотого цветов, огромный сексодром с колоннами по углам, балдахином и шелковыми подушками (хотя сюда вроде женщинам вход воспрещен), здоровый золотой ларец на подставке в углу комнаты, несколько этажерок с барахлом, золотые подсвечники, круглый резной стол с парой плетеных кресел, на столе разные золотые штуковины и несколько массивных фолиантов в кожаном переплете с арабской вязью на обложке, и, конечно, витающий в воздухе тонкий аромат эфирных масел.
– Висбю, – окликнул я командира группы, закончив беглый осмотр, – за пределы проверенных помещений не соваться, а то еще свои перестреляют. Выходы заблокировать и поставить караулы, но находиться в стороне, чтобы через дверь не достали, и слушать внимательно, когда наши подойдут. Группу подели на две части, половина пусть отдыхает, а я пока побеседую со старым знакомым!
Швед принялся выполнять мои указания, а Аршин с Топтуном и Гусом усадили гостя на одно из кресел и принялись переводить его из транспортного положения, в положение для задушевной беседы: руки и ноги зафиксированы к ножкам и подлокотникам, а голова к деревянной стойке, позаимствованной в гардеробной и привязанной к спинке кресла.
***
Стоящий за спиной визиря Аршин сдернул с его головы черный мешок и хотя яркого света в помещении не наблюдалось, пленник испуганно прищурился и принялся озираться по сторонам (насколько это было возможно с примотанной головой), за что тут же получил леща, дополненного командой:
– Вперед смотри, басурман!
– Здравствуй Сулейман-паша, – улыбнулся я своей самой плотоядной улыбкой, покручивая в руке верную «Гюрзу», – я смотрю ты совсем не рад меня видеть. Какой-то ты непостоянный, то силком из Бухареста в гости тащишь, а когда я к тебе через семь морей дошел, сидишь, как сыч, слова не вымолвишь!
Визирь действительно молчал, сосредоточив взгляд на лезвии ножа, а по его напряжённому лицу и капельке пота, стекающей по виску, было заметно, что в голове происходит нешуточная мыслительная деятельность, направленная, как нетрудно догадаться, на поиск приемлемого для него выхода из сложившейся ситуации. Хотя и реши он заговорить, ничего бы у него не вышло. С кляпом во рту, специально забытым там Аршином, много не поговоришь.
– Ну, как знаешь, – встал я с кресла, к брату-близнецу которого привязали визиря, – отрежу для начала тебе правое ухо. Наличие ушей на способность говорить никак не влияет, да и время уже к обеду. Ты эфенди привык наверное по распорядку кушать, а его нарушать никак нельзя, проблемы с животом можно заработать. Поэтому будешь сегодня обедать своими ушами. Два уха, два блюда!
Визирь принялся извиваться и мычать, увеличивая громкость звука по мере моего приближения, а я, не замечая этого, протянул руку с ножом к голове и уже начав делать надрез на ухе, воскликнул, будто в первый раз увидел у него во рту кляп:
– Аршин, вот ты растяпа. Как же он мне ответит, если у него тряпка во рту. Ай, яй, яй, чуть уважаемому человеку ухо почем зря не отхватил. Ну ка, освободи!
– Виноват, – рявкнул проинструктированный Аршин, – сей момент устраним!
Как Аршин запихнул столько ткани визирю в пасть останется тайной за семью печатями, но когда он со всем рвением начал её вытаскивать, мне показалось, что нижней челюсти или, как минимум, зубов он сейчас лишится, но обошлось. И не успела тряпка покинуть пределы рта визиря, как раздался его, пытающийся казаться спокойным, голос, в котором тем не менее явственно проскакивали нотки страха, перемешанные с растерянностью:
– К чему вся эта театральщина граф или ты настолько боишься меня, что приказал привязать к креслу. Помнится в Стамбул тебя везли, как уважаемого гостя, хотя могли привести на поводке, как собаку!