– Батя ты чего меня не подождал?
– Ты же не позвонил, откуда мне знать, приедешь ты или нет!
– Да так получилось!
– Сколько помню у тебя всегда так, получается!– любя заворчал пожилой отец.
Тут вмешалась мать.
– Ну что ты старый пристал? Надо собирать на стол и кормить с дороги сына.
Александр окинул взглядом комнату. Все было на старых местах. Кухонный стол, как и раньше, стоял посреди комнаты в окружении деревянных стульев. Его выцветшая фотография в деревянной рамочке, по-прежнему украшала полочку в книжном шкафу.
В другой комнате виднелась мамина швейная машинка с разбросанными по столу тканями. На стене тикали старинные дедушкины часы, которые на удивление до сих пор исправно шли.
Пообедавши в семейном кругу и искупавшись в летнем душе, Рябинцев зашел в свою спальню и рухнул на знакомую с детства кровать. От домашнего уюта, и знакомого запаха родного дома, ему на миг показалось, что он и дальше живет здесь, и не было этих двенадцати лет городской жизни и не было разлук с самыми дорогими ему людьми. Вскоре он прикрыл глаза и уснул.
На следующий день, на территории панских хором шли подготовительные работы к съемке очередной сцены исторического фильма. Проведенные реставрационные работы обветшалых зданий усадьбы помещика Берюгина, с добавлением нужных декораций, заставляли деревенских зевак воочию поверить в реальность того, что время можно повернуть вспять, и в живую окунуться в дореволюционные годы. Окончательного названия фильм пока не имел, поэтому деревенские называли его – фильм про графьев. Осветители спешено расставляли прожектора вдоль каменной лестницы, спускающейся террасами от парадных дверей головного здания к отреставрированному фонтану, напоминающего переполненную водой вазу. Лестницу украшали гипсовые статуи из красиво выточенных женских фигур. На лужайке у фонтана установили подъемник с кинокамерой и местом для оператора. Проложили рельсы для тележки, а также установили две камеры для крупного плана, направив объективы, друг на друга. На заднем плане разбили крытую режиссерскую площадку, а также место для актеров и обслуживающего персонала. Вся съемочная площадка была оцеплена широкой красной лентой, за которую посторонним входить запрещалось.
Ежедневно, после окончания сельхозработ, деревенские Кутузовки и других прилегающих сел, собирались у красной ленты, и открыв рот наблюдали за удивительным действием – съемкой кино.
Графская дочь, которую играла Стрижанова, сидела перед большим зеркалом в окружении молодой стилистки, которая колдовала над ее лицом. Сверху красивого голубого платья, которое придавало актрисе благородства и неприступности, на плечи был накинут темный мужской пиджак.
– Всем актерам на съемочную площадку, операторы и звукорежиссеры по местам,– прогремел мегафон.
Графская дочь сбросила с плеч пиджак, вышла к фонтану, и подобрав платье, поднялась по лестнице, грациозно демонстрируя женскую красоту. Она вошла в открытую парадную дверь и исчезла из виду. Молодой гусар с золотистыми аксельбантами стоял в ожидании у фонтана.
– Вот шельма!– подумал артист Валерий Воронов, смотря, как эффектно поднялась по лестнице Стрижанова.
По сценарию Воронов играл гусара, и был партнером главной героини. В жизни же он давно проявлял к девушке особые знаки внимания, стараясь расположить ее к себе. Однако все его старания Лариса не замечала, и в большей степени относилась к нему нейтрально.
Зажглись прожектора. Перед камерой щелкнула хлопушка, прозвучала команда – Мотор! Начали!
Парадные двери распахнулись, из здания выбежала графская дочь и побежала вниз по ступенькам. Камера с оператором наверху стала медленно опускаться, держа в кадре бегущую актрису. Вслед за ней поехала тележка с другой камерой и следом заработала третья камера у фонтана. По сценарию гусар ловко подхватил ее на руки и стал кружить, затем последовала сцена признания его в любви.
Игру актеров прервала команда Стоп! По выражению режиссера Аркадия Дуброва было видно, что сцена явно не давалась. Он подозвал актрису и долго что-то объяснял. Та кивнула головой, развернулась, и снова поднялась по лестнице на исходную позицию.
– Так еще один дубль!– прохрипел громкоговоритель.
Через минуту снова открылись парадные двери, графская дочь выпорхнула из здания, и помчалась вниз по лестнице в объятья молодого гусара. В конце сцены, среди деревенской толпы Лариса мельком увидела силуэт Рябинцева, стоящего у красной ленты и наблюдавшего за ее игрой. Однако попав в объятья гусара, в глазах все закружилось и завертелось, сливаясь в сплошную рябь. Она только видела, как сверху вращаются нависшие над ней черные микрофоны, на фоне голубого неба, которые жадно поглощали слова о любви, но не от того, о ком она думала со вчерашнего дня.
Мегафон с удовлетворением прохрипел – Стоп, снято!
Партнер по съемкам не спешил отпускать ее из своих объятий и продолжал кружить.
– Хватит! Хватит, я сказала! Поставь на землю!– возмутилась Стрижанова.
Однако, не обращая внимание на требования актрисы тот продолжал кружить ее, пока подол ее юбки не зацепился за ветку дерева, и послышался звук разрывающейся ткани. Воронов опустил главную героиню на землю. Лариса обернула взгляд в сторону собравшихся зрителей, и увидела как Рябинцев, держа за руку незнакомую блондинку, уводил ее в сторону реки. Опечаленный взгляд девушке отпечатался на ее растерянном лице. Затем Стрижанова посмотрела на низ платья и ужаснулась. Оторванный кусок подола, реял на ветке, словно голубой флаг. Реквизит пришел в негодность.
– Ты что наделал идиот?– не сдерживаясь в выражениях обратилась Стрижанова к напарнику,– Ты порвал дорогой реквизит, придурок!
Воронов стоял в замешательстве, и смиренно принимал словесные пощечины.
К Ларисе подбежала художник по костюмам худенькая Галина Беленская. Увидев испорченное платье, она открыла рот.
– Ну, все хана! Сейчас выгребем все!
Она тут же развернулась и посеменила к режиссеру Дуброву.
Диалог состоялся на повышенных тонах. От их беседы долетали только отдельные фразы, из которых членам съемочной группы стало понятно, что продюсеры вложили в этот проект огромные бабки и больше они не дадут ни копейки, а если пойдет что-то не так, то весь съемочный коллектив будет снимать кино за свои деньги.
Беленская прибежала обратно к Стрижановой.
– Так давай переодевайся скорей, сейчас поедем в деревню.
– Зачем?
– Руками здесь не зашить, нужна машинка.
Водителя микроавтобуса Димы Костицына как всегда не было на месте. Но в случае необходимости он всегда каким-то чудесным образом появлялся неоткуда, за что его в кинокомпании прозвали – Джин.
– Куда изволите?– спросил Джин.
Это была его избитая фраза, которая и на сей раз не стала исключением.
– Милок за пять целковых к городовому, да побыстрей! – отчеканила Беленская.
– Куда, куда?
– Не думала что джины такие тупые, в сельсовет говорю, поехали!
В сельсовете, секретарша встретила гостей и расшаркалась в любезностях. Далее уяснив, что они хотят, тут же написала адрес деревенской портнихи, которую, по ее словам, заезжали даже с области.
Вскоре микроавтобус кинокомпании остановился против дома 27 по улице Луговой, как было написано на листе бумаги. На пороге их встретила пожилая седовласая женщина, в серой безрукавке.
– Мы к вам за помощью,– заговорила худенькая девушка с пакетом в руках. Вторая стояла, молча, и смотрела на пожилую женщину. Хозяйка посмотрела на пакет с голубой тканью, и не вдаваясь в подробности произнесла:
– Заходите!
Гости зашли в дом. Беленская вытащила изуродованное платье, и выложила его на старый стол у окна.
– Ух какое платье!– удивленно произнесла хозяйка, с любопытством осматривая фасон.
– Мы из кино,– пояснила художник по костюмам.
– Вот значит, какие гости ко мне пожаловали! – отметила хозяйка, приветливо улыбаясь незваным гостям, – Меня зовут Мария Григорьевна! Да вы присаживайтесь!
Она расправила подол по столу, осматривая рваное место, потом обернулась к девушкам, на лицах которых застыл тревожный вопрос.
– Не переживайте, все сделаем, будет как новенькое. Мне и не такие платья приходилось шить, все остались довольные! Я вам чайку с малиной сейчас поставлю, что бы вы ни скучали.