Вячеслав Георгиевич Холодков
Россия в ХХ веке
Таким образом, в основном было завершено создание отраслевой системы управления, ставшей скелетом административной системы, которая к этому времени фактически полностью вытеснила рыночные отношения. Эта система управления в своих основных элементах сохранялась неизменной до конца 80-х годов.
Нарастание планово-командных начал и одновременно свертывание коммерческих основ в деятельности предприятий особенно явственно проявилось в кредитной реформе 1930 г. В результате проведения реформы сложилось положение, когда Госбанк встал на путь огульного кредитования "под план" предприятий. Это создавало стимул у хозяйственных органов завышать плановую потребность в денежных средствах, все равно она покрывалась из кармана государства почти автоматически, без учета полученных реальных результатов. Автоматизм кредитования дополнялся вторым новшеством – автоматизмом в расчетах. Госбанк начал оплачивать счета поставщиков независимо от согласия покупателя, даже не уведомляя его. Это, конечно, создавало отличные условия для безалаберности и безответственности.
Не надо было заботиться ни о качестве, ни о комплектности поставок, достаточно было предъявить банку документ, подтверждающий факт отгрузки, чтобы деньги автоматически были переведены со счета покупателя. Такая практика не могла способствовать точному соблюдению договорных отношений, разрушала экономическую ткань единого народного хозяйства.
Как выражение полного пренебрежения какими-либо принципами хозрасчета, о которых и в это время продолжали печься официальные постановления, было введение для предприятий единого счета в банке, на которых уже не различалось где собственные средства, где заемные. Все едино и всем распоряжался Госбанк. Фактически государство через банк установило абсолютный контроль над всеми финансами предприятий и в любой момент могло распорядиться ими по своему произволу. Очевидно, именно с этих времен началась практика, о которой тосковал бывший министр финансов Б. Гостев, когда под Новый год государство просто конфисковывало у предприятия финансовые средства. Помешать этому не мог никто.
Установившийся в результате кредитной реформы порядок окончательно подорвал тот куцый хозрасчет, который еще оставался от нэпа. Эти новшества делали в принципе излишними и финансы, так как не нужно было уже зарабатывать и в своем движении они оторвались от реального производства.
Позже предпринимались попытки исправления этих явных несуразностей, но до конца изжить такую практику так до конца 80-х годов и не удалось. Это было и невозможно, т. к. такая практика по своей внутренней логике вполне соответствует системе командной экономики, в определенном смысле являлась одним из ее столпов.
Другим ярким примером наступления новых времен Административной Системы стало осуществление налоговой реформы, которая проводилась на основании постановления ЦИК и СНК СССР от 2 сентября 1930 г. В постановлении указывалось: “С ростом и укреплением обобществленного сектора народного хозяйства и резким сокращением частного сектора, с усилением планового начала в народном хозяйстве в целом и в отдельных предприятиях, действующая налоговая система перестала соответствовать состоянию и организации народного хозяйства”.[34]
Налоговая реформы упростила взимание налогов: подавляющая их часть для государственных предприятий была объединена в два платежа: налог с оборота и отчисления от прибыли. Но реформа не свелась лишь к упрощению системы платежей, она значительно увеличила размеры изымаемой прибыли у предприятий. Это хорошо видно из данных о распределении прибылей госпредприятий до и после реформы (в % к итогу).
Таблица 1
Источник: В. П. Дьяченко-. "История финансов". М., 1978 с.
Как видим, в государственный бюджет изымалось 81 % прибыли, а то, что оставалось, так же жестко было расписано по фондам. Кроме того, надо, иметь в виду, отчисления производились по плановой, а не по фактической прибыли. А это могло означать и более высокую ставку фактических отчислений, т. к. предприятие по факту могло получить меньшую от плана прибыль. (В 1931–1932 г. этот недостаток был исправлен, но в любом случае отчисления в бюджет оставались сверхвысокими).
Такие сверхвысокие отчисления от прибыли предприятий и жестко нормативный метод распределения остатка не оставляли ни малейших возможностей предприятиям для хозрасчета. Его место оставалось только в официальных лозунгах, партийных выступлениях, призывах, но не в реальной практике предприятий. Как издевательство над здравым смыслом и трудовыми коллективами звучат в тех условиях слова резолюции ХУП съезда партии: ”… основой хозяйственной деятельности должна быть борьба за внедрение хозрасчета во всех звеньях народного хозяйства, усиление планово-финансовой дисциплины, дальнейшее укрепление советского рубля – этого важнейшего рычага усиления хозрасчета и укрепления экономических связей между городом и деревней”.[35]
Когда речь идет о высокой ставке налога, изымаемой в бюджет прибыли, нужно иметь ввиду условность этого утверждения. В принципе государство могло забрать вообще все до копейки, и никто бы не возразил: все было государственным. Впрочем, зачастую так и было. Об этом свидетельствует такой факт: за четыре с четвертью года доходная часть сводного финансового плана первой пятилетки за счет поступления средств от обобществленного хозяйства была превышена по сравнению с намечавшейся на пятилетний срок на 19 млрд. руб.[36] Это было возможно только при неограниченном произволе однопартийного государства по отношению к предприятиям-производителям.
Конечно, все эти преобразования и в управлении народным хозяйством, и в кредитной, и в налоговой системах были нацелены на создание условий непосредственно для выполнения первого пятилетнего плана, но главным образом для создания экономической основы функционирования Административной системы. Родившись в 18-м году, в начале 30-х годов она получала завершенный облик.
Каковы основные черты экономического облика нового общества. Прежде всего, это монополизм экономики. Не будет преувеличением сказать, что все народное хозяйство стало гигантской монополией. Причем, это понятие включает несколько смыслов. Во-первых, установилась монополия единой государственной собственности на средства производства и продукт. Колхозную собственность нельзя считать кооперативной, т. к. по способу функционирования она мало отличается от государственный: жесткое подчинение планированию и указаниям партийных органов (что сеять, где сеять, когда сеять-убирать), фактическое изъятие государством созданного продукта по установленным сверху закупочным ценам (или бесплатно), фактическое назначение (при внешней процедуре избрания) партийными органами руководителей. Все это указывает, колхозники никогда не были коллективными собственниками. Во-вторых, переход к наркоматам (министерствам) привел к возникновению огромных отраслевых монополий. Отрасль-монополист диктует условия всем потребителям. В-третьих, отраслевой монополизм – лишь надстройка над монополизмом производственным. Гигантомания в строительстве привела к производству товаров немногочисленными производителями монополистами.
С первой чертой связан сверх централизма в управлении всеми экономическими процессами. Любая мелочь в хозяйственной деятельности предприятия согласовывалась и решалась в центре.
Существует реальный пример уже 70-х годов, когда утверждение рецептуры торта на местной фабрике в Прибалтике требовало согласования в министерстве в Москве. То есть зачастую такая чрезмерная централизация доходила до абсурда. В 30-е годы складывается мощная разветвленная система отраслевых органов управления – наркоматов (позднее министерств).
С монополизмом и сверх централизацией в экономике связано такое явление как коррупция. Когда на любую инициативу, на любое действие обязательно необходимо получить разрешение свыше – это неизбежно приводит рано или поздно к тому, что все вопросы начинают решаться с помощью взятки. Эта закономерность касается не только советской системы, но и любой, где чрезмерна централизация. Правда взятка в советских реалиях имела свои особенности. Зачастую она носила натуральную форму, т. к. деньги мало что значили – товар нужно было доставать из-за его постоянного дефицита. Кроме того, возникло такое явление как «блат», когда в благодарность оказывалась какая-либо услуга (продажа дефицита вне очереди, устройство на престижную работу и т. п.)
Важнейшей чертой сложившейся экономической системы является полное доминирование над ней идеологии и политики. Партийные руководители страны, провозглашая своей идеологией материализм, на деле поставили во главу преобразований идеальную схему и упорно на протяжении нескольких десятилетий следовали ей, стараясь не замечать, что экономическая материя не подчиняется этой схеме, дает прямо противоположные результаты. Но убежденным партийным «материалистам» все было нипочем, на смену одним проваленным планам составлялись другие и так двенадцать пятилеток подряд. Это по большому счету. Но и в малом, в каждом конкретном случае политические мотивы превалировали над экономическими. Любой экономический вопрос приобретал политическое, идеологическое звучание: выбирались не наиболее эффективные варианты решения, а наиболее отвечавшие социалистической догме. В связи с этим характерно высказывание на четвертом съезде народных депутатов СССР Председателя Совета министров Н. И. Рыжкова: "Ведь вы знаете, в нашем обществе на деле всегда имело место главенство идеологии над всем остальным. Это прямо сказывалось на механизме принятия решений". Эти олова были сказаны уже о периоде перестройки конца 80-х годов, когда идеология уже была поколеблена, подвинута со своего пьедестала. А что же можно сказать о сталинско-брежневских временах, когда она царствовала? В этом плане нагляден пример внешнеэкономической политики. Что только стоит многомиллионная безвозмездная помощь различного рода зарубежным друзьям, оказываемая на протяжении всей советской истории и даже в те периоды, когда сама страна жила впроголодь.
Тесно связана с предыдущим такая черта как административное принуждение по отношению к хозяйственным субъектам. Нормальные экономические отношения, основанные на материальном интересе, заменены на отношения партийно-административного подчинения. Любой хозяйственный руководитель в своей повседневной деятельности руководствовался в первую очередь не экономической выгодой, а желаниями и командами своего партийного и ведомственного начальства. Именно на такой подчиненности основаны такие нелепые с точки зрения нормальной экономики действия как направление работников в рабочее время на всевозможные собрания и встречи зарубежных гостей, работы городских работников в сельском хозяйстве и на овощных базах, строительство объектов там, где их нельзя строить, распыление капиталовложений и многое, многое другое.
Еще одна из характерных черт нового экономического порядка – система "потемкинских деревень". В любой отрасли народного хозяйства создавались «маяки», передовые предприятия, которые позволяли даже при всеобщем развале и бесхозяйственности поддерживать в народе иллюзии на возможность достижения такого результата и всеми остальными. В конечном счете, это позволяло поддерживать веру в политический строй страны. Если на вашем предприятии неорганизованность, низкие результаты труда, что ж – в этом повинны ваши руководители. Посмотрите, там, где руководители хорошие, там и хорошие результаты. Система здесь ни при чем. А «маяки» в конечном счете “светили”, как правило, благодаря концентрации средств именно в этих хозяйствах, да выдвижению талантливых руководителей. Но где же взять на все средства и талантов в достатке? Поэтому наряду с отдельными образцовыми предприятиями общий уровень оставался низким. Должна работать система, а не отдельный пример, которая даже слабого заставили бы или становиться сильным, или сойти и дать попробовать силы другому.
И наконец, административно-командной системе нельзя отказать в таком неотъемлемом принципе как достижение результата любой ценой. Нельзя сказать, что прошедшие десятилетия прошли совсем уже даром для страны. Многое сделано. Но если результаты сопоставить с затратами, то многие достижения СССР предстанут совсем в другом свете. Высветится, прежде всего, глубокая техническая отсталость Советского Союза, что выражалось в низкой производительности труда, высокой фондоемкости, материалоемкости, а значит в повышенном расходе рабочей силы, основных фондов, материалов. Одним из внутренне встроенных элементов сложившейся экономической системы стала – излишняя затратность. Система работала не на результат, а на раздувание затрат; на единицу национального дохода уже в 80-е годы тратилось материалов в 1,6 раза больше, чем в США, энергии в 2,1 раза больше, металла в 2,4 раза больше.[37] Такие результаты связаны не только, конечно, с технической отсталостью, что само по себе лишь следствие, а с «ненормальными» производственными отношениями командной экономики, требующей результат любой ценой. Машина командной экономики, достигая достаточно скромные результаты, десятилетиями перемалывала и перемалывала природные богатства страны, истощив ее ресурсы, создав, в конце концов, многочисленные зоны настоящего экономического бедствия. При всем при этом СССР не только не достиг по конечным результатам развитые страны мира, но наоборот, откатились в седьмой десяток.
Как видим, на рубеже 20–30-х годов произошли радикальные изменения в хозяйственном механизме народного хозяйства СССР. Одновременно были предприняты гигантские усилия по концентрации ресурсов для выполнения первого пятилетнего плана индустриализации. Норма реального накопления резко выросла с 14,3 % в 1928 г. до 44,2 % в 1932 г. Фонд накопления за пятилетку вырос в 4,8 раза.[38] Аккумулируемые средства направлялись главным образом на закупку за границей машин и оборудования. За 20 лет Советской власти (1917–1937 гг.) за границей было приобретено машин и оборудования на 4,3 млрд. руб. (в ценах 1960 г.), из которых 57 % пришлось на четыре года первой пятилетки. Особенностью советского импорта в первой пятилетке являлся высокий удельный вес в нем машин и оборудования: в 1929 г. их доля составила 30,1 %, в 1930 г. – 46,8 %, в 1931 г. – 53,9 %, в 1932–75,7 %.
Каким образом осуществлялась индустриализация, откуда взялись металлургические, станкостроительные, автомобильные и тракторные заводы в отсталой сельскохозяйственной стране? Этот процесс стал более понятен лишь в после перестроечное время. В советский период конкретная история индустриализации тех лет была скрыта, засекречена для советских граждан.
В книге «Кристалл роста к русскому экономическому чуду» авторы на основе среднегодовых данных темпов роста советской экономики в сталинский период, которые по их расчетам за 1929–1955 год на протяжении 22 лет составляли 13,8 % (за вычетом 4 военных лет), пытаются доказать: сталинские методы управления страной и экономикой – это то что сейчас в 21 веке России нужно для преодоления стагнации, в которой находится российская экономика, начиная с 2013 года. В этом смысле делается сравнение русского экономического чуда и экономических преобразований на Тайване, Японии, Ю. Кореи, Сингапуре, Китае – мол в СССР среднегодовые темпы роста на протяжении более 20 лет были даже выше чем в этих странах, т. е. мы тоже можем и этот опыт нужно перенести в XXI век, чтобы решить проблему низких темпов роста экономики последние десять лет, провести таким же образом новую индустриализацию. Авторам невдомек, что для того чтобы в современной России применить сталинские методы индустриализации, нужно сначала провести революцию обратную революции 1991 года, т. е. что-то подобное государственному перевороту ноября 1917 года.
Кроме того, в своих изысканиях авторы обходят молчанием такие факты того времени как миллионы невинных человеческих жертв, легших в фундамент этих высоких темпов, то что индустриализация проходила в закрытой стране с нерыночной командной экономикой (в отличии от остальных стран, совершивших в XX веке экономическое чудо), что в конечном счете привело к краху этой экономики через 60 лет, и, наконец, проходила эта индустриализация с помощью иностранного капитала, что в настоящее время вряд ли возможно[39]. Собственно, последнее и объясняет каким образом в отсталой аграрной стране удалось в сжатые сроки построить тысячи заводов, оснастив их современными станками и оборудованием.
В книге «Кристалл роста к русскому экономическому чуду» приводятся секретные документы того времени, которые проясняют вопрос как совершалось это чудо. 15 февраля 1927 года принимается секретное Постановление «О привлечении специалистов из заграницы», 1 июня 1928 года – Постановление «О мерах по упорядочению капитального строительства промышленности и электростроительства». Документ содержит раздел «Использование заграничного опыта и достижений иностранной техники», согласно которому Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) получает возможность «привлекать иностранных специалистов для работы в государственной промышленности, в частности, по проектированию»; 2 августа 1928 года было принято строго секретное Постановление «О привлечении иностранных специалистов».[40]
Выдающуюся роль в деле индустриализации Советской России сыграли Альберт Кан и Эрнст Май. Первый являлся индустриальным архитектором, «отцом промышленного Детройта», основал одноименное Архитектурное бюро, которое проектировало и организовывало строительство заводов по заказу ведущих американских компаний: Ford, Chevrolet, General Motors, Pratt&Whitney, Cadillac, Chrysler, DeSoto, Kelvinator, United Air Lines, Oldsmobile, Aircraf и других.[41]
Для примера можно привести такой факт эффективной работы архитектурного бюро А. Кана в Советском Союзе: 8 мая 1929 года с Бюро А. Кана подписывается контракт на проектирование и руководство строительством Сталинградского тракторного завода, а через год с небольшим завод уже был построен. Причем сначала завод собирается на территории США, затем разбирается, перевозится в СССР и собирается вновь. Вся организация строительства, подбор и закупка оборудования, подбор и обучение персонала и руководителей, организация производства проводилось с непосредственным участием бюро А. Кана. Это только один пример. Фактически же американцы руководили всем промышленным строительством в период первой советской пятилетки, а А. Кан был главным проектировщиком и консультантом ВСНХ по промышленному строительству.
В кратчайшие сроки – в период с 1930 по 1932 год – живя и работая в Москве, команда Альберта Кана проектирует и организует строительство 521 завода – индустриальное ядро первой пятилетки.[42] Кроме бюро А. Кана в проектировании и строительстве промышленных предприятий в первую, вторую советские пятилетки принимали участие другие американские и европейские, в первую очередь немецкие, проектные организации. Все оборудование для советских заводов закупалось за рубежом.
Не менее выдающуюся роль в первые советские пятилетки в области градостроительства сыграл немецкий архитектор Э. Май. С мая 1930 года Эрнст Май вместе со своей архитектурной командой (всего 23 сотрудника) работал в Москве. Под руководством Э. Мая было спроектировано около двух десятков новых городов, включая Магнитогорск, Нижний Тагил и Новокузнецк.
В выполнении советских пятилетних планов в 30-е годы напрямую участвуют многие зарубежные компании. Большую роль в создании советской автомобильной промышленности сыграла известная американская компания Форд. Всего в период с 1923 по 1933 год в отраслях тяжелой промышленности с зарубежными фирмами было заключено 170 договоров «на техническую помощь»,[43] многие советские инженеры, техники проходили стажировку на иностранных предприятиях. Можно сказать, что в выполнении первых советских пятилетних планов принимали непосредственное и определяющее участие иностранные компании из таких стран как Германия, США, Франция, Италия, Швеция, Англия и многих других. Все это позволяет сказать, что русское экономическое чудо тридцатых годов во многом основывается на иностранном техническом знании и опыте, зарубежных технологиях и оборудовании – без чего это чудо было бы невозможно. (Впрочем, если заглянуть в историю России, то мы увидим, все модернизационные рывки страны осуществлялись с привлечением иностранных специалистов, иностранных знаний и технологий. Почему в XXI веке при решении задачи индустриализации 2.0 может быть по-другому непонятно, очевидно по другому ее не решить.)
К концу пятилетки СССР выдвинулся на первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около 1/3, в 1932 г. около половины всего мирового экспорта машин приходилось на СССР.[44] В обращении ЦК ВКП(б) о третьем годе пятилетки от 3 сентября 1930 г. указывалось на "многочисленные факты явно раздутых требований на импортное оборудование…" После чего было развернуто движение за пересмотр импортных планов, возникали антиимпортные бригады, комиссии, проводились декадники, смотры. Госплан разрабатывал меры по освобождению страны от импорта: был создан Всесоюзный комитет по освобождению страны от импорта.
Сейчас на российском дворе второе десятилетие 21 века, а зависимость страны от импорта только усугубилась. Без массированной закупки продукции развитых стран экономике России грозит полный паралич.
Каковы же результаты этих сверх усилий народа в первую свою пятилетку? В качестве пятилетнего задания партийным руководством был принят из трех вариантов самый напряженный – оптимальный. По нему пятилетку можно было выполнить при среднегодовых темпах в двадцать-двадцать два процента. К тому же позже, когда оптимальный план был уже принят, постановлением ЦК ВКП(б), были повышены плановые задания по ряду видов продукции: чугуну, нефти, тракторам, сельскохозяйственным машинам. Еще позже партией был выдвинут лозунг "пятилетку в четыре года". И, конечно же, на словах – выполнен. Выступая с докладом на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), Сталин объявил о выполнении пятилетнего плана за четыре года и три месяца. В докладе были приведены две отчетные цифры: по общему объему промышленной продукции план был выполнен на 93,7 %, по тяжелой промышленности – на 108 %. В реальности дело обстояло далеко не так радужно. Даже по данным официальной статистики, национальный доход в 1929–32 гг. возрос только на 59 % против 103 по плану, промышленная продукция на 102 % против 130 %, а сельскохозяйственная продукция сократилась на 14 % вместо запланированного 55-процентного увеличения. Электроэнергии, нефти, чугуна, стали, проката, хлопчатобумажных тканей, бумаги и картона было произведено в 1932 г. почти в 2 и более чем в 2 раза меньше, чем планировалось; минеральных удобрений, тракторов, автомобилей, комбайнов, шерстяных тканей, сахара – в 3–8 раз меньше, чем предусматривалось первоначальным или уточненным уже в ходе пятилетки планом.[45] Как же можно было объявить пятилетку выполненной? Дело в том, что партийные руководители страны во все времена высокой нравственностью и честностью никогда не отличались. А когда в конце 20-х годов была уничтожена всякая оппозиция, проверять сказанное было уже некому, сдерживающих начал против лжи не стало. Начался длительный период фальсификаций.
После первой пятилетки сформировавшаяся в главных чертах административно-командная система продолжала совершенствоваться: увеличивалось количество наркоматов, усиливалась подчиненность предприятий центру, делались попытки наладить хоть какие-то хозрасчетные отношения. Последнее выражалось в частности в том, что в 1936 г. правительство приняло решение отменить систему дотаций в тяжелой промышленности. Новая система отпускных цен обеспечивала предприятиям тяжелой промышленности прибыль. Здесь необходимо напомнить, после первой пятилетки вследствие роста себестоимости продукции прибыли промышленности сократились, что привело в 1931–1932 гг. к ее убыточности. В том же году были присвоены хозрасчетные функции главным управлениям промышленных наркоматов. Совершенствование хозрасчетного стимулирования на предприятии проявилось в ликвидации в 1936 г. фондов премирования и улучшения быта рабочих и служащих с заменой их одним фондом директора, формируемому из прибыли или за счет экономии от снижения себестоимости. Процент отчислений в этот фонд был одинаков для всех отраслей промышленности. Чтобы была понятна степень стимулирования и степень централизации финансов можно сказать: в 1946 г. эти отчисления были дифференцированы по отраслям и в тяжелой промышленности они составили 10 % от плановой прибыли, в других отраслях – 4 %. С 1948 г. и эти мизерные размеры отчислений снизились по различным отраслям до 5; 2,5 и 1,2 %.
Общий размер фонда директора был определен в 5 % фонда заработной платы промышленно-производственного персонала предприятий, пересчитанного на фактический объем товарной продукции. При этом точно указывались основные цели, на которые могли расходоваться средства этого фонда: 50 % – на сверхплановые затраты по расширению производства и жилищного фонда предприятия, другая половина – на улучшение культурно-бытового обслуживания работников и их премирование.
Конечно, всерьез говорить при таких огромных отчислениях в бюджет государства о хозяйственном расчете, экономическом стимулировании не приходится. Но на словах и в различных постановлениях эта идея постоянно поддерживалась. Между тем, западными экономистами установлено: при налоге на прибыль свыше 40 % – у предприятия теряются экономические стимулы к росту. При нашем же хозрасчете отчисления от прибыли в бюджет в 30-е годы составляли – 81 %, в конце 40-х – более 90 %. О каком хозрасчете и экономической заинтересованности можно говорить? Единственным рычагом воздействия оставалась команда, партийно-административная санкция. В этом гигантском обирании предприятий в экономической форме выразилась суть сложившейся военно-коммунистической экономики. Ей не нужны были экономические рычаги, она не могла и не хотела ими пользоваться.
К концу 30-х годов административно-командная система приняла завершенный вид. Завершение этого процесса было отмечено в официальной истории как построение социализма в основном.