Чрезвычайные события – это закон, мировой порядок не может обойтись без них; вот почему при появлении кометы нельзя удержаться от соблазнительной мысли, что само небо нуждается в актерах для своих театральных постановок.
Виктор Гюго, «Отверженные».
Пандемия covid-19 стала беспрецедентным явлением мировой истории, буквально в один миг сформировавшая особую новую социальную реальность, распространив это влияние на весь мир человеческого общежития. В этом уникальность переживаемого нами момента, несмотря на то, что наши предки некогда переживали эпидемии чумы, холеры, сибирской язвы, тифа (испанки). Тогда болезни создавали такую же реальность, как и сегодня, но в гораздо меньшем масштабе.
Мир остановился мгновенно. Не летали самолеты, не ездили по городу автомобили, многие стали бояться выходить из дома не надев маску. История пары молодоженов, которые решили провести медовый месяц на Мальдивских островах и застрявших там, вынужденных платить за каждый день проведенный в отеле в течение целого месяца, и сотрудников отеля, которые не могли покинуть свой пост пока есть хотя бы один гость, облетела весь мир и, можно сказать, стала хрестоматийной. Молодожены из Австралии стали для мира синонимом изоляции и ее проблем для каждого.
Эпидемия всегда заставляет человека принимать условия, которые ею сформулированы. И вынужденная (само)изоляция, и вынужденный карантин, и вынужденное социальное дистанцирование даже от самых близких людей в какой-то момент стали обычным явлением для каждого из нас. Вспоминаются казалось еще накануне невероятными тексты из достаточно солидных источников, в которых звучал призыв для влюбленных на время пандемии воздержаться от встреч, объятий и поцелуев. Это ли не пытка для тех, кто готов был строить новую реальность для самих себя и для того, кто (не)рядом?
Однако законы пандемии доказали свою фундаментальность и обязательность для всех без исключения. В этом смысле эпидемия затронула все человечество. Закрытие магазинов, ресторанов, точек быстрого питания, школ, кинотеатров и т.д. заставили человека искать пути решения финансовых и психологических проблем. Одни перешли на удаленную работу, другие организовали бесконтактную доставку продуктов питания и нужных для хозяйства вещей, третьи стали создавать особую образовательную среду, в которой обязательное присутствие на лекции (и не только) в аудитории уже не является обязательным, еще одни стали приходить на приемы к психологу online. Это было новое, однако, многими ожидаемое.
Еще несколько лет назад мой друг, ныне переехавший в Черногорию, организовав собственный бизнес в Москве, определил, что главный принцип работы основан на дистанционной работе. Тогда многие на него смотрели с непониманием. Сегодня же многие руководители (от крупного бизнеса до государственных структур) применили именно эту модель организации. Многие участники этого нового взаимодействия с радостью открыли и приняли, что посещать обязательные для всех собрания и планерки можно всего лишь подключившись через Zoom-конференцию. Ведь это удобно!
Дистанционное образование тоже не стало чем-то особенно новым, ведь на протяжении последних десяти лет многие образовательные курсы работали удаленно. Достаточно вспомнить знаменитый сервис Coursera. Когда я его открыл впервые (а это было задолго до пандемии), то для меня оказалось большим откровением и радостью получить возможность услышать лекцию профессора американского Гарварда, сидя дома в Москве. И если ранее это было чем-то недоступным, непонятным, даже странноватым, то в 2020 году такие дистанционные технологии стали нормой. А вдруг именно в этом и заключается принцип образование для всех и всегда?
Мало, кто оспорит, что это был ни с чем не сравнимый опыт новой социальной реальности. Особенно не будут оспаривать это те, кто находится в самом эпицентре пандемии – персоналы больниц и госпиталей и больные, которые в этот момент стараются ухватиться за любую надежду пережить эпидемию. Однако не всем это удалось.
Не смотря на предсказанную в конце 2020 года «гонку вакцин», некоторые из которых доказали свою эффективность, база данных Университета Джона Хопкинса (Балтимор, штат Мэриленд) постоянно обновляет счетчик заболевших и умерших от (уже не) новой коронавирусной инфекции. На момент написания этих слов в мире было зафиксировано было 179 миллионов заразившихся, а в российской первопрестольной вновь увеличилось количество заболевших и введены ограничительные меры.
Медленно возвращаясь сейчас в мир (не)без covid-19, хотя это возвращение крайне условно, особенно в условиях постоянных заявлений о возможности новых вспышек и волн, люди с удивлением обнаруживают толпы таких же, как они, на улицах и в магазинах, в кафе и ресторанах, в городе и в провинции. Удивление – главная дефиниция, которой люди измеряют свое отношение и применяют свой фокус для осознания того, что непривычно. Удивительно, как можно ходить в магазин без боязни столкнуться с другими. Удивительно, что можно зайти в метро и тебя не остановят контролеры, потребовав предоставить пропуск для проезда. Но все также удивительно и мучительно выбирать в какие страны мира можно отправиться в путешествие, где не потребуется вакцина от «короны» и нет ограничительных барьеров, а также ходить в магазин в маске и перчатках. А ведь на этом стоял мир во время пандемии. Город и мир с людьми – для 2021 года это новая, ожидаемая, но непривычная реальность.
До сих памятны кадры множества фотографов и корреспондентов, на которых запечатлена пустота среди полноты. Люди буквально растворились, исчезли, закрылись от мира в квартирах и домах, давая природе и окружающей действительности жить по своим собственным законам. Нередки были случаи, когда сообщалось о том, что в городские реки вернулась рыба, которой там давно не было, а на улицах появились птицы и множество других животных, которых никто не видел десятилетиями. Журнал The National Geographic даже объяснял это явление не таким распространенным, как хотелось людям, но связывал его исключительно с романтичной натурой самого человека, который был бы рад именно таким новостям о том, что происходит в городе, пока в нем нет людей. Однако, даже критическое замечание авторов известного журнала не сможет отменить того факта, что в какой-то момент, наводненные еще накануне людьми, города стали пустынными, безлюдными, живущими по естественным законам природы.
Исследователи с самого начала пандемии дали ей главный диагноз – кризис. Однако всемирный экономический кризис, в который мы вступили, начав (или продолжив?) свой спуск по очередной волне Кондратьева, стал не кризисом всех территорий проживания человека, а, в первую очередь, кризисом городов. Напоминает тезис известного австралийского историка Шейлы Фицпатрик, которая называла революцию 1905-1907 годов в России «городской революцией». Исторические параллели на этот счет не случайны, потому что любое социальное потрясение трансформирует, даже деформирует городские структуры. Город всегда отражает минимальные колебания в социуме. Сейчас городской революции в терминологии Фицпатрик, к счастью, не происходит, но вполне справедливо замечание современников, что происходит изменение сознания горожан.
Об этом достаточно много и откровенно говорили известные экономисты и регионоведы. Например, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова Наталия Зубаревич во время самоизоляции неожиданно для многих стала узнаваемой и даже известной. Одним из тезисов Наталии Васильевны, который неотступно кочевал из одного интервью в другое, был сродни приговору: «выходить из кризиса будем долго». Даже после спада обеих волн в нашей стране, профессор не меняет своих пессимистичных прогнозов. Эти слова звучали применительно не только к экономике, но о самом выходе горожан из кризиса заточения в квартирах, отстраненности социальной дистанцией и маской, отделяющей одного человека от всех остальных. Сознание жителей (и мы это видим по себе сейчас, когда ограничения, вызванные пандемией, постепенно сокращаются, а границы открываются и расширяются) меняется.
Экономический, социальный, политический, психологический, ментальный кризис обрушился на урбанизацию, членам которой требуется выжить для того, чтобы продолжить жизнь. Вспоминается замечательный современный фильм Джастина Бальдони «В метре друг от друга» (2019). Главная героиня молодая девушка по имени Стелла, болевшая муковисцидозом, влюбляясь, осознает: «Я жила, чтобы лечиться, а не лечилась, чтобы жить». Нечто схожее с этим озарением происходит и ныне с городами. Возвращаясь к жизни, его жители, горожане, туристы, приезжие, реанимируют себя, восстанавливая ритм города и атмосферу в нем. А ведь это важно!
Однако возвращение в старую реальность уже невозможно (вспомним, что самого начала мировые лидеры наперебой говорили о том, что мир будет другим), а новая еще не построена. Но люди целенаправленно пытаются вернуться в то, как было до пандемии. Тезис о возвращении в «до-ковид» становится постоянно присутствующим в медийном пространстве и в общественном дискусе. Но возвращение в предыдущий период – до «эпохи пандемии» (как принято говорить сейчас) – уже невозможно. Пандемия стала водоразделом в современной истории человечества, которую мы аккуратно называем постмодерном. До нее люди жили привычно, устроив свой уклад жизни, на который напрямую не влиял глобальный экономический кризис, начавшийся в 2007-2008 годах (Адам Туз. Крах. Как десятилетие финансовых кризисов изменило мир. Издательство Института Гайдара, 2020).
Сейчас – все иначе. В обществе на всей планете появился запрос на перемены. И этот запрос носит социальный характер, потому что на интуитивном уровне люди понимают – дальше жить придется по-другому, а, как было до – уже не всегда хочется. Большинство склонно это видеть через призму повседневных практик – от организации рабочего времени и пространства до решения бытовых вопросов, связанных с семьей и домом. Прогрессивное меньшинство, более глобально и тонко ощущающие перемены, придавая им больший масштаб, справедливо говорит об изменениях, которые должны последовать в связи с изменениями социума в целом. Появление мыслителей самых разных направлений в такой момент – обычное явление, которого не стоит бояться. Они всегда появляются после больших потрясений. Такова история человечества. Так было всегда. Например, появлений идей классических консерватизма и либерализма были напрямую связаны с ужасами Французской революции, а Эдмунд Бёрк писал о сохранении устойчивых элементов прошлого как раз боясь повторения французского опыта. Идея перемен для будущего (пусть уже и не встречающая оптимизма у большинства) нашла свою благодатную почву среди интеллектуалов. Именно об этом и говорили руководители Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ) Теодорос Гебреисус и Организации Объединенных Наций (ООН) Антонио Гуттериш в начале пандемии, голося «мир не будет прежним». Ситуация поиска будет определять наш мир неопределенное время.
Реанимация города в связи с этим идет медленнее. Экономически города способны быстро вернуться в период медленного развития, достигнув для себя показателей до периода изоляции, когда бизнес понес больше всего убытков, достаточно быстро. Однако, психологически реанимация идет гораздо тяжелее, но в зависимости от возраста горожан. Более осторожны и вместе с тем более привыкшие к пандемии молодежь и пожилые люди мечтают о разном, но схожем – о мире без ковида, но одновременно о безопасности, которая будет окружать каждого из нас. Неудивительно поэтому, что большая часть молодежи по опросам весьма не против ношения уже ставших привычными масок. А вот люди среднего возраста напротив – неуклонно стремятся вернуться в обычные условия проживания. По ним пандемия ударила больнее всех. И это не удивительно, потому что они главные участники и наибольшая группа трудоспособного населения.
Однако интеллектуальная элита, своим центром избирающая именно город, реанимировалась быстрее самого города и его жителей. В магазинах появляется большое количество новых сборников статей и журналов, книг и брошюр. Все пытаются переосмыслить себя и пандемию. Этот вал литературы, нередко весьма низкопробный, сам по себе характерен – обсуждение глобальных социальных проблем выходит в общественное пространство. Рефлексия о нас и пережитом нами – нормальное состояние человеческого разума, который привык жить «задним умом». В интеллектуальном дискурсе произошла смена нарративов и предмета постоянного внимания.
И все сказанное нами – явления городские – от экономики до изменения социальных практик. И в этой связи хочется назвать труды и сборники, на которые думающим людям следует обратить свое пристальное внимание. Их всего два (хотя печатается гораздо больше) – «Прощай, Covid?» (Издательство Института Гайдара, 2020), написанный еще во время первой волны пандемии в России, и «”Черный лебедь” в белой маске: аналитический доклад НИУ ВШЭ к годовщине пандемии covid-19» (Издательский дом ВШЭ, 2021), в котором сделаны промежуточные выводы о том, что произошло с миром и нами за прошедший год.
Представленный тремя статьями этот сборник исторический и урбанистический. Мы говорим о городе в трех его ипостасях – микрокосме военных поселений начала XIX века и дебатах о нем, интеллектуальном центре Юга России – Харькове в годы Гражданской войны столетней давности, испытывавший эпидемию тифа, и об изменении городского ландшафта сейчас – о Москве и процессах, которые меняют пространство нашей столицы и провинциальных городов.
Все это – города. Вчера, сегодня и завтра.
Как никогда проблемы урбанизаций приобрели свою актуальность. Поэтому нам, как специалистам-гуманитариям, крайне важно изучить эти явления, касающиеся каждого сейчас, как аналогичные процессы касались каждого всегда.
Вячеслав Черемухин
31 мая 2021г.
Плакат авторства Эльмиры Полатхановой
Первой яркой ассоциацией, связанной с деятельностью графа А.А. Аракчеева является события и мероприятия, связанные с устройством военных поселений в Российской империи. Историк О.В. Матвеев писал в своей диссертационной работе, что «Аракчеев и военные поселения в отечественной историографии стали почти синонимами, что не совсем верно»1. С одной стороны, сложившиеся впечатления и мнения у современников, ставшие частью историографии вопроса, подчеркивают роль графа в реализации данного проекта. С другой стороны, рассматривая графа как государственного деятеля и исполнителя решений монарха, речь идет о новой государственной задумке императора Александра I.
Действительно, организация военных поселений, начавшаяся еще в 1810 году, представляла собой масштабный государственный проект в эпоху правления императора Александра I и стала воплощением эпохи. Изучение данной проблематики позволяет не только рассмотреть взгляды самого императора Александра I на выбранный курс преобразований, но и выявить острые противоречия и общественно-политические процессы государственного строя первой трети XIX века.
Следует отметить, что тема военных поселений была актуальна во все периоды нашей истории. На каждом этапе определялись акценты на ту или иную сторону военных поселений, но имя графа никогда не сходило ни с уст современников, ни с текстов исследователей. При этом так и не изучена до конца роль графа А.А. Аракчеева в управлении военными поселениями в контексте государственной деятельности императора Александра I и эпохи в целом. Подчеркнем, что в периоды дореволюционной и советской историографии историки обращались к вопросу учреждения военных округов, как «темным пятнам» правления императора Александра I и его временщика А.А. Аракчеева.
Первые попытки рассмотреть историю организации военных поселений и ее внутреннюю структуру, вплоть до установления даты появления первых поселений, отражены в трудах дореволюционных историков. Среди них: А.Н. Петров2, Н.В. Путята3 и Г.Н. Александров4. В основном, исследователи сосредотачивались на причинах введения военных округов, хозяйственно-экономической стороне поселений. Кроме того, авторы давали в целом оценку данного проекта. Отметим, что помимо использования воспоминаний и мемуаров, дореволюционными историками был введен большой материал архивных источников.
Что касается изучения роли графа А.А. Аракчеева в управлении военными поселениями в дореволюционной историографии, то современный историк К.М. Ячменихин отметил односторонность в суждениях предшественников. «Определенную субъективную роль в этом вопросе сыграла односторонняя оценка военных поселений современниками, исходившая в основном из оценки личных качеств и деятельности их создателя – А.А. Аракчеева», – говорит исследователь5.
В советское время военные поселения воплощали в себе пример классовой борьбы поселян6 и государственной реакции7. На наш взгляд, не следует только видеть в советской историографии штампы и политическую конъюнктуру. Однако при этом отмечается власть образа жестокого реакционера и временщика.
Так, советский историк А.В. Предтеченский видел глубину проблемы в обстановке эпохи и назревавших внутренних противоречий: «советская историческая наука не может в характеристике военных поселений исходить из субъективного ощущения того зла, какое причиняла народным массам политика Александра I и Аракчеева. Это зло должно быть принято во внимание исследователем, руководствующимся марксистко-ленинским методом, но исходным моментом в его построениях оно быть не может»8.
Из этого следует, что предстояла обширная работа в исследовании как внутренних проблем Российской империи, так и политики императора Александра I. При этом многие вопросы остались неразрешенными – не изучены самые разные аспекты истории военных поселений. Не всегда проблемно рассматривался такой немаловажный аспект, как жизнь и быт поселенцев, вопросы образования в военных поселения и многие другие сферы деятельности.
Некоторые исследования начала 90-х гг. XX века, казалось, освобожденные от влияния политики, носят описательный характер, повторяют известные положения прошлых лет и даже носят фактические ошибки9. Так, историк К.М. Ячменихин, освещая подробно обзор литературы данного периода, писал, что работы представляются «преимущественно компиляцией ранее изданных работ и сводятся к частностям, оставляя проблему открытой»10.
В свою очередь важно подчеркнуть вклад в современную научную литературу следующих историков, как К.М. Ячменихина, Т.Н. Кандаурова, А.Ю. Коваленко, В.К. Ячменихина. В данных работах используются новые подходы и публикуются малоизученные материалы, позволяющие глубже рассмотреть сущностные вопросы создания и быта военных поселений и выявить новые проблемы и противоречия в этом масштабном государственном проекте.
В монографии историка К.М. Ячменихина сделана попытка дать комплексный анализ ключевых аспектов истории военных поселений: от идеи, реализации, жизни и последствий11. Автор не мог пройти мимо роли и значения графа А.А Аракчеева в создании системы военных поселений. В этом вопросе историк следует за многими авторами, которые дают краткую характеристику всей государственной службы графа и развенчивают многие мифы. Но при этом деятельность графа не рассматривается системно и связно с государственной политикой императора Александра I. Из этого следует, что, с одной стороны, переосмысливаются некоторые факты, с другой стороны, не до конца ясно логика всей государственной службы графа, в первую очередь в контексте правления императора Александра I. Ответы кроются не только в биографии графа или в истории создания военных поселений и всех противоречий данного проекта.
Правда, исследование даже отдельно того или оно аспекта военного поселения позволяет открыть новые неразрешенные противоречия. Так, историк Т.Н. Кандаурова изучает вопросы экономики и хозяйства, а также системы образования в военных поселениях и социального обеспечения поселенцев12. Остается соединить все прорабатываемые направления истории военных поселений в единую проблемную канву. По сути, направления и сферы деятельности в военных поселениях представляют собой опыт ведения и администрирования государственных крупных проектов и являются основами государственной жизнедеятельности в целом. И тогда роль в организации и координации государственных проектов приобретает в исторической ретроспективе особую значимость.
Одной из попыток увязать воедино предшествующие направления деятельности графа и опыта реформаторства была предпринята в исследовании историка О.В. Матвеева. Он подчеркивал взаимосвязь двух проектов императора Александра – проект отмены крепостного права, разработанного графом и организация военных поселений. Исследователь делает следующий вывод: «стремление приступить на практике к ликвидации крепостного права было не “заигрыванием с либерализмом”, не желанием Александра I понравиться Европы или прослыть там просвещенным монархом, а вполне определенной и целенаправленной государственной политикой»13. Насколько были радикальны действия императора Александра I в вопросе крепостного права, представляется спорным. Однако отмеченные автором тенденции убедительно характеризует курс его политики и значения в ней графа. Продолжая свою работу в новой статье, автор заостряет внимание на одной из проблем, сложившийся в обзоре источников и научной литературе истории военных поселений: «историки, писавшие о военных поселениях, очень часто смешивали форму организации, которая могла быть заимствована на Западе, с эволюцией идей создания военных поселений. Базирующейся на учете хозяйственного механизма русской армии»14.
Важной работой в данном вопросе является исследование историка А.Ю. Коваленко, посвященной анализу деятельности графа А.А. Аракчеева в контексте царствования Александра I. Автор заключает, что граф «не был фаворитом, вознесенным прихотью властелина к вершинам власти, а являлся относительно самостоятельной фигурой в окружении Александра I15. Кроме того, историк обращает внимание на суть явления данной эпохи, называя политику императора и деятельность графа как «феномен консервативно-бюрократического аппарата»16. Отметим, что в исследовании историка используется новые подходы и проблематика. При этом в работе так и не была раскрыта суть обозначенного феномена, много вопросов осталось в стороне и все довольно трудно найти те прочные позиции, которые позволили системно и проблемно подойти к Александровской эпохе и деятельности графа, как одной из характерных ее черт.