Неба одеяло разорвал.
Воду в душе из опасно-жгучей
Сделал ледяной – концом начал.
На закате восходит солнце,
На рассвете – сбегает прочь.
В сердце вера слепая бьётся,
Я не в силах себе помочь.
В ливне сухость вечерних линий,
В грозовых облаках – роса.
С каждым вздохом тоска надрывней,
С каждым днём всё острей коса.
Треск костра обнимает душу,
Его жар объедает плоть.
По кирпичикам дом свой рушу;
В море зла доброты щепоть.
Память снов не проверит время,
Шум иллюзий не смоет слёз.
Мне пора попрощаться с теми,
С кем не быть никогда всерьёз.
наполненный болью, от боли бегущий
без страха и крови – сухой и красивый,
как рад я тебе, мой преданный лучший,
мне ставший спасеньем, неискренний милый.
искрящийся лестью и лестью объятый,
за ночью бегущий и чести неверный.
во лжи утонувший, на золото падкий,
мне в сердце запавший, единственный первый.
Будь новой главой в поэзии юных лет,
Стань прозой и песней, мелодией чистых дум.
Тебе посвящу я самый простой куплет,
В нём спрячу надежды и тягот душевных шум.
Увидишь – забудь и тихо продолжи жить
В незнании тёмном, без сердца солёных слёз.
Того отыщи, чьи чувства не цепь, а нить,
Чью нежность и ласку сумеешь любить всерьёз.
Красный шёлк, не теряя страсти,
Опалил бледность шрамов кожи.
Я не верил в сомнений власти,
Что спасти мы друг друга сможем.
Блеск меча и отваги пламя
Вмиг померкли пред взором сердца.
Твоя жизнь мою жизнь обрамя,
Приоткрыла к надежде дверцу.
Тишина, только томный шёпот:
Мне не стать никогда любимым.
Ты прощаешь тот грубый ропот,
Позволяя мне быть счастливым.
Мир горит, за моей спиною
Распростёрлись моря из страха.
Я такой стал твоей мечтою,
Не достойный ни дум, ни праха?
Говоришь: сплетены навеки
Грузом прошлых своих терзаний.
Два распятых судьбой калеки,
Путь нашедших свозь тьму страданий.
Скроет шёлк, не теряя страсти,
То, что вслух не расскажут души:
Я, измученный злым ненастьем,
Здесь кому-то и вправду нужен.
Найди меня здесь, среди беспросветных ливней,
Среди темноты свободы не знавших дней.
Найди среди лиц, с годами чей смех наивней,
Прошу, отыщи за далью чужих морей.
Меня не оставь, пусть время жестоко режет
Уставший мой дух, познавший и зло, и тьму.
Когда я с тобой, ни боль, ни зубовный скрежет
Не смогут сломить безгрешность ветвей в цвету.
Твой пронзительный взгляд мне из каждой звезды мерещась,
Говорил о любви, что подарит однажды лето.
Я смеялся в ответ: ты же знаешь – тебе обещан,
О других не мечтал, пусть не ставил себе запретов.
Наяву и во сне мне являлся маяк надежды,
Волю к жизни давал, наполняя мечтой заблудшей.
Ты не бросил меня, не оставил на смерть невежду,
Моим смыслом стал свет, лишь однажды вдали мелькнувший.
Посвятил тебе всё, каждый шаг свой и каждый выдох,
Ждал обещанных встреч с неприкаянным сердцем нежным.
Лишь увидев тебя, позабыл о былых обидах,
Я отрёкся от тьмы, встретив лето с душой безгрешной.
Ты был моим солнцем и в шутку меня звал своей луной,
Покорно смеясь, я поверил: луна может быть живой.
Я искренность нежной улыбки воспел бы в слогах стихов,
Цветением сливы любуясь, не видел скупых часов.
В лучах, что рассветы роняют, мне виделся дней уют,
Твой голос был сладостней песни, что птицы в саду поют.
Извилистый след обещаний пролёг в темноте дорог:
Мы будем до старости вместе, я жизнь для тебя берёг.
Ты был моим солнцем и будешь, я буду твоей луной,
И, тьме не позволивший править, я наш сохраню покой.
Твой свет отражу и свой холод я вмиг оберну теплом,
Луна дышит красками солнца, ждёт день, забываясь сном.
Бывало ли: солнце бросало с гнетущей тоской луну?
Сквозь тени смеясь, я не верил: им вечность делить одну.
Мне дали понять, что у солнца со злом застарелый пир,
И все обещания гаснут, луна свой теряет мир.
Не слушая сердце, решаю: не жить мне, мирясь со злом.
Я с солнца теплом расставаясь, с последним сцеплюсь грехом.
Так больно мне видеть, как гаснет в слезах блеск любимых глаз,
Луны будет мёртвое сердце, сбиваясь, стучать за нас.
Так горько, что криком бессильным мне душу съедает вина.
Тебе не сказал, но я помнил: без солнца не светит луна.
Пусть небо закроет глаза
и вверит нас вольному ветру.
Смириться с судьбой нам нельзя,
отчаянно, метр за метром,
К свободе наощупь ползком,
ни сил не жалея, ни тела,
Чтоб в сердце, согретом теплом,
бесстрашная воля горела.
Мы будем идти по тропе.
омытой сомнения кровью,
Склонившись в бессильной мольбе
с единственной верной любовью.
Куда бы нас путь ни привёл,
в объятия тьмы или света,
Застывшего Неба раскол
оставит мольбы без ответа.
Я наемся любви осколков, убегу от сомнений в холоде, стану книгой на пыльной полке, утону в душу съевшем голоде. Только больше, прошу, не надо, уходить, пожелав мне страшного. Твоё слово – страшнее яда – мне затмит красоту пейзажную. Буду биться, ища пощады в темноте твоих глаз и в голосе, обернувшемся мне наградой – память-плеть оставляет полосы.
Станет пусто в груди и стыдно, что ребячливым глупым лепетом долгий путь, где конца не видно, оскорбить посмел нежным трепетом.
Не оставь меня, тьмой хранимый, задержись, хоть тоска размашиста. Если честно – почти любимый, не сбеги от меня, пожалуйста.
Среди множества лиц буду видеть всегда тебя,
Нежность слаще, чем сон, ласка ярче, чем лунный свет.
Мне нельзя позабыть и сравнить мне ни с чем нельзя
Нас связавшую нить, откровенный Небес ответ.
Я к тебе прибегу и доверю глухую тьму,
Что сгустилась в душе, отравляя и день, и ночь.
Никогда не совру, не отдамся судьбы клейму,
Буду верить и знать, что сумеешь ты мне помочь.
Я тебя не виню, только ты не вини меня,
Грубость слова прости, не позволь ей восславить зло.
Я смогу победить, верность чести в себе храня,
Я смогу для тебя, мне с тобой и во тьме светло.
От тебя я приму самый горький и страшный яд,
Муку тягостных лет и несбывшихся сладких снов.
Не увидишь, но знай, что глаза мои вновь горят,
Вновь рождается свет и сплетения честных слов.
От тебя я приму даже боль и стрелу тоски,
Только рядом дыши – мы под небом одним живём.
Я прошу: не беги, мы не будем с тобой близки,
Мне лишь жадно смотреть, тишины не найдя в другом.
Я согрею тебя, пусть огнём неумелых строк,
Пусть не вслух под дождём, а сквозь шум городов и дней.
Станет легче дышать – даже если на малый срок -
Буду вечность писать, чтобы стало тебе теплей.
Прикоснуться к твоей спине,
Испещрённой рисунком шрамов,
Посвящённых, увы, не мне,
Не героям других романов.
Присмотреться к твоим глазам,
Сохранившим тоску пожаров.
Рвали душу – ты был упрям,
Сколько выдержал злых ударов?
Обнимая тебя, заснуть
В предрассветном румянце неба.
Сожалеть, что бесславный путь
Ты прошёл, а я рядом не был.
Прикоснуться к твоей спине,
Испещрённой рисунком шрамов,
Посвящённых, увы, не мне,
Не героям других романов.
Присмотреться к твоим глазам,
Сохранившим тоску пожаров.
Рвали душу – ты был упрям,
Сколько выдержал злых ударов?
Обнимая тебя, заснуть
В предрассветном румянце неба.
Сожалеть, что бесславный путь
Ты прошёл, а я рядом не был.
Ты принёс мне цветы, мы решились на пару свиданий
По пустынным местам. И неловко держались за руки.
Что-то тихо шептал. Среди стылых седых очертаний
Мне не видеть конца, меня ветер-злодей убаюкал.
Страсть несказанных слов остаётся росой на бутонах.
Обещаю искать след звезды, обречённой на вечность.
Только ты не спеши затеряться в туманных муссонах –
Сбереги свой огонь, не позволь мне о пламя обжечься.
У одинокого окна твоё тоскует одиночество.
Я вдруг представил: два крыла, исполнив грозное пророчество,
Разверзли скомканное небо и, прячась смело за стеклом, где солнце белым колесом горит и плавит облака, умчали в край, где точно не был.
Ни я, ни ты, ни мошкара, снующая туда-обратно: весна пришла, как ни приятно среди зимы мне было спать.
Весной нагретая кровать мне о тебе напомнит злобно – бессильно падает рука, крылу упрямому подобно.