Влас Дорошевич
М.В. Лентовский
Любимец и баловень публики, талантливый артист обходит публику со шляпой и отдает деньги бедным.
Через забор летит чудное пение в титовский сад, врывается в открытое окно «арестной мастерской».
С изумлением слушают арестованные:
– Что такое?
И довольной, счастливой улыбкой улыбается Лентовский.
Знакомый голос!
Эта милая шалость, полная поэзии, делается притчей всей Москвы.
О ней рассказывают со смехом и с восторгом.
«Серенада заключенному» – злобы дня.
Это превращает прозаическое «сидение в Титах» в какое-то романтическое приключение.
Это красиво. Не мещански.
Не буднично. Это романтично.
Романтична была тогдашняя Москва!
Романтичен был Лентовский.
В ответ на ежедневные сказки о крахе, крахе, крахе он строит новый театр и называет его:
– Антей.
Богатырь, который, падая, каждый раз поднимается еще с большими силами.
Не романтично?
В достоинствах и недостатках, делах и кутежах, тратах и долгах, в самых скандалах, – везде он был «неизменен и велик».
Романтичный герой романтичной Москвы.
Ее Алкивиад.
И вся Москва напевала про своего Алкивиада песенку, сочиненную, кажется, популярным тогда поэтом, г. Марком Яроном:
Энергичен, честен,
Строг, умен, остер
И весьма известен
Как антрепренер.
Держит себя строго,
Странно так одет,
Кто он, ради Бога,
Дайте мне ответ!..
V
Это была не жизнь, а фейерверк. И вот, однажды…
Ослепительный фейерверк погас, и от него остался только запах гари. В маленькой комнате домика Лентовского в «Эрмитаже» мы сидели, печальные, несколько старых друзей.
Несколько москвичей, в несчастье еще нежнее полюбившие нашего Алкивиада. Была зима.
За окнами бушевала метель.
И на душе было тоскливо и печально, как в каменной трубе, в которой плачет вьюга.
Мы знали, что в кухне сидит и сторожит городовой. Несостоятельный должник, Лентовский был поддомашним арестом. Кто-то сказал с сочувствием, со вздохом:
– Сколько вы потеряли! Сколько потеряли, Михаил Валентинович!
– Я?
Он взял со стола пожелтевшую старую фотографию.
На фотографии был очень молодой человек, бритый, с цилиндром, который казался прямо грандиозным, потому что был помещен на первом плане, на колене.
Лентовский посмотрел на этот портрет, и, кажется, тогда в первый раз под его красивыми усами мелькнула та грустная и добродушная ироническая улыбка, с которой мы привыкли его видеть в последние годы.
– Вот это мой портрет. Я снялся в тот самый день, когда сделался антрепренером. В этот же день я купил себе цилиндр. Первый цилиндр в своей жизни! Все в один день: сделался антрепренером, снялся и надел цилиндр. Особенно я гордился цилиндром. Вот! Вы видите: как мастеровые на фотографии большую гармонику, я держу его на первом плане, чтобы лучше вышел. С этим я вошел в антрепризу. А вот…
Он указал на полку:
– В этой картонке тоже цилиндр. Я имею на случай, когда езжу за границу. Как видите, я ничего не потерял. Дела жаль. А я? С чем пришел, с тем и ушел. Пошел в антрепризу с одним цилиндром и выхожу из нее с одним цилиндром. Зато прожито было…
Он замолчал.
Кто-то из артистов замурлыкал себе под нос.
Лентовский поднял голову.
И улыбнулся той же печальной и добродушно-иронической улыбкой.
– В_е_р_н_о!
Артист сконфузился.
– Верно! Я узнал! Из «Фауста наизнанку»? Выходная ария второго действия?
Артист, смешавшись, пробормотал:
– Машинально!
– Но верно!
И, проведя рукою по глазам, словно отгоняя сон, Лентовский сказал:
– Курочкина перевод. Отличный.
И продекламировал «выходную арию второго акта маленького Фауста»:
О, как я жил, как шибко жил,
Могу сказать, две жизни прожил,
Жизнь, так сказать, на жизнь помножил
И ноль в итоге получил…
VI
Легендарная Москва
Это была легендарная Москва.
Москва – скупости Солодовникова, кутежей Каншина, речей Плевако, острот Родона, строительства Пороховщикова, дел Губонина.
В литературе – Островский. В университете – Никита Крылов, Лешков, молодой Ковалевский. В медицине – Захарьин. В публицистике – Аксаков. В консерватории – Николай Рубинштейн.
В Малом театре:
– Самарин, Решимов, Медведева, Акимова.
В частных:
– Писарев, Бурлак, Свободин, Киреев, Стрепетова, Глама.
В оперетке:
– Вельская, Родон, Зорина, Давыдов, Тартаков, Светина-Марусина, Вальяно, Завадский, Леонидов, Чернов, Чекалова.
В делах – Губонин, Мекк, Дервиз.
В передовой журналистике – молодой Гольцев. Пламенный, смелый, дерзкий. С огненным словом. Обличающий…
Редактор «Русского Курьера», где что ни номер, – словно взрыв бомбы, взрыв общественного негодования.
В юмористике – Чехов.
Тогда еще Пороховщиков, старый, опустившийся, не канючил подаяний:
– На построение несгораемых изб.
А без гроша в кармане воздвигал «Славянский базар», грандиозный дом на Тверской, который бегал смотреть.
«Хватал широко».
Тогда все хватали широко!
П.И. Губонин покупал историческое имение Фундуклея «Гурзуф», чтобы воздать себе:
– Резиденцию никак не ниже «Ливадии».
Тогда Плевако в ресторане «Эрмитажа» 12 января, в Татьянин день, забравшись на стол, говорил речи разгоряченной молодежи.
Совсем не речи «17-го октября».
И не ездил за Гучковым, а бегал за ним.
И в «Московских Ведомостях» не Иеронимус-Амалия…
Иеронимус-Амалия
Вильгельм Грингмут,
Что просит подаяния,
С Хитровки словно плут.
В «Московских Ведомостях» гремел Катков.
И хоть клеветал, но клеветал на Тургенева, на Щедрина.
Все было большего масштаба.
Теперешняя Москва тогда еще «под стол пешком ходила».
Теперешний Златоуст Маклаков тогда еще только учился говорить.
И 12-го января первокурсником-студентом в «Стрельне» на столе говорил свою первую речь, в то время, как его отец, знаменитый тогда окулист, профессор Маклаков, тоже на столе, тоже говорил речь.
И кто из них был моложе?
Прекрасно было это состязание отца и сына в молодости перед молодою толпой.
Привет тебе, старая Москва!
В тогдашней Москве теперешний «спасатель отечества» С.Ф. Шарапов служил по полиции.
Был квартальным надзирателем.
Столпом «правых» не состоял, «Русских Дел» не издавал, субсидий на плужки не выпрашивал.
А на дежурстве на Тверском бульваре браво покрикивал:
– Держи правей!
Вот и все было его дело.
Вы, теперешние москвичи, можете улыбнуться над этой Москвой…
Над этой старой Москвой, которая начала грозно:
– Выше стройте монастырские стены, чтобы ни один звук из-за них…
И кончила смиренномудро:
– Подайте, православные, на построение партии «17-го октября» .
Вы можете улыбнуться:
Улыбкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом…
Но и недавняя Москва, моя старушка, может прошамкать вам:
– «Богатыри, не вы!»
Плохая вам досталась доля!
VII
Эта романтичная Москва, где все принимало гомерические размеры: дела и кутежи, процессы и безобразие, – не могла жить без легенд.
И Нестор-летописец русской жизни, П.Д. Боборыкин, описывая тогдашнюю Москву, должен был написать «Московскую легенду». О том, как:
Три московских коммерсанта,
Чтобы пищу дать вранью,
Порешили раз у Танти
Съесть ученую свинью.
И напечатана была эта легенда в академических «Русских Ведомостях».
Такую роль играла легенда в тогдашней московской жизни. Ее не могли обойти ни будущий академик-летописец, ни самая академическая из академических газет. Без легенды не было Москвы.
Это была та Москва богатырей, в которой носился легендарный «дядя Гиляй», В.А. Гиляровский, прозванный Москвой, – тоже романтически! – «королем репортеров».
И дивил редакторов предупреждением:
– Сегодня, в час ночи, большую заметку привезу. Ждите. В 12 часов будет большая кража!
– Как «будет»?
– Приятели с Хитровки предупредили. Меня всегда предупреждают, чтобы не подвести. Не прозевал бы!
Он носился, сыпля каламбурами, остротами, четверостишиями и нюхательным табаком.
Старик Тарновский в ужасе воздевал к небу руки:
– Убил бы Гиляровского, да силы не позволяют! Геркулес проклятый!
– А что?
– Вчера на первом представлении влетел в зал и начал всех соседей нюхательным табаком угощать. Вижу: пошла проклятая табакерка по рукам, с ужасом думаю: «зарезал!» Тут самая драматическая сцена, а весь театр чихает!
Стружкин, тогда известный актер, дружески подшутил над Гиляровским:
– Все мельчает! Прежде были литераторы – Гиляровы! А теперь пошли – Гиляровские!
Гиляровский только добродушно махнул рукой:
– И не говори! Прежде были актеры – Щепкины! А теперь пошли – Стружкины!!!
Легендарной Москве и бытописатель нужен был легендарный. Который бы не только обо всем говорил, но и о себе заставлял всех говорить.
Говору шло и легенд по Москве!
Каншин, когда приглашал гостей в «Стрельну», заранее посылал заказ:
– Запереть ресторан на целую ночь для всех!
От Петровского дворца до «Стрельны» путь был освещен бенгальскими огнями.
А когда бешеные, в мыло загнанные, перепуганные огнями тройки «с раскатом» влетали в ворота, две небольших пушки давали залп. Возвещали:
– О благополучном прибытии.
На следующий день в Москве только головами качали. Рассказывали:
– В зимнем саду охоту устроили! Хорам приказали: «Спасайтесь! Это, будто бы, тропический лес, а вы, будто бы, дикие, а мы англичане. Вы бегите и кричите: „караул!“ А мы будем на пальмы лазить и вас искать!» Так и играли.
Фон-Мекк держал открытый дом.
Всякий, без зова, мог являться, один, с друзьями, заказывать, пить, есть и уезжать.
Даже без знакомства.
Однажды фон-Мекк после театра «сам приехал к себе».
В столовой сидел какой-то офицер.
Разговорились. Но не называя себя.
– Да вы видели когда-нибудь хозяина этого дома? – спрашивает офицер.
– Видел, – улыбнулся фон-Мекк.
– Вот счастливец! А я, батенька, шестой месяц сюда езжу, – никак с хозяином встретиться не могу!
В.В. Зорина, «царица цыганского пенья», когда приезжала в город, ни один цыганский хор не брал с нее денег.
За счастье считали петь перед Верой Васильевной.
Она хвалила.
За хорошо спетый романс подзывала солистку, целовала, снимала с себя серьги, – солитеры тысяч в десять:
– От меня на память: хорошо спела!
Николай Григорьевич Рубинштейн, после бессонной ночи, бешеной игры, усталый, сонный, возвращался «к себе».
– В консерваторию.
Ученики уже шли на занятия. И вдруг он останавливался.
– Это что?
Ученик, в летнем дырявом пальтишке бежавший по двадцатиградусному морозу, останавливался пред грозным и взбалмошным директором, дрожа от страха еще больше, чем от холода.
– Это что, я спрашиваю? – «гремел» Николай Григорьевич, хватая его за борт худенького пальто, – а? Как ты смеешь, мальчишка, в таком пальто зимой ходить?
– У меня… у меня… нет…
– Молчать! Не отговорка! Как ты смел не сказать? Как смел не сказать, что у тебя нет теплого пальто? Мне? Твоему директору? Николаю Рубинштейну? Скрывать? От меня скрывать?.. На! И чтоб завтра у тебя было пальто!
53. …сочиненную поэтом, г. Марком Яроном… – Ярон Марк Григорьевич – журналист, драматург и переводчик, отец известного артиста оперетты. «Фауст наизнанку» (1869) – русское название оперетты французского композитора Ф.Р. Эрве (1825—1892) «Маленький Фауст», являющейся пародией на «Фауста» Ш. Гуно
54. Курочкина перевод. – Курочкин Василий Степанович (1831—1875) – поэт, переводчик и журналист, осуществил перевод «Фауста наизнанку» для Александринского театра (отдельное издание – СПб., 1869).
55. Солодовников Гавриил Гавриилович (1826—1901) – московский купец-миллионер, владелец пассажа, филантроп. Выстроил в 1893 г. на Большой Дмитровке театральное здание, получившее название Солодовниковского театра, большую часть своего громадного состояния завещал на благотворительные цели – строительство школ, домов с дешевыми квартирами. Его противоречивой личности Дорошевич посвятил очерк «Г.Г. Солодовников» («Россия», 1901, 19 мая, No 740, см. также – собр. соч., т. IV. Литераторы и общественные деятели) и статью «Поминки по г. Солодовникове» («Русское слово», 1901, 21 сентября, No 260). Коншин – наследник петербургского миллионера, золотопромышленника B.C. Каншина. Плевако Федор Никифорович (1842—1908) – известный московский адвокат. Дорошевич посвятил ему большой очерк «Ф.Н. Плевако» («Русское слово», 1907, 31 октября, 1 ноября, NoNo 250—251) и некролог («Русское слово», 1908, 28 декабря, No 300), в котором писал: «Нашей старой, легендарной, „той“, – не барской, а барственной! – Москвы нет. Перемерла. Перемирает». Родон (настоящая фамилия Габель) Виктор Иванович (1846—1892) – русский артист оперетты, комик-буфф, куплетист. С 1877 г. в труппе Лентовского, в 1886—1888 гг. держал антрепризу в Новом театре. Пороховщиков Александр Александрович (1833—1918) – крупный московский предприниматель, владелец доходных домов, строитель «Славянского базара». Дорошевич посвятил ему фельетон «Gloria mundi» («Русское слово», 1903, 27 октября, No 294). Губонин Петр Ионович (1826—1894) – железнодорожный магнат, финансировавший строительство ряда дорог.
56. Крылов Никита Иванович (1807—1879) – правовед, профессор римского права Московского университета. Пешков Василий Николаевич (1810—1881) – профессор полицейского права Московского университета. Ковалевский Максим Максимович (1851—1916) – историк, социолог, этнограф, в 1877—1887 гг. был профессором государственного права и сравнительной истории права Московского университета. Захарьин Григорий Антонович ((1829—1897) – выдающийся терапевт, директор клиники при медицинском факультете Московского университета. Аксаков Иван Сергеевич (1823—1886) – русский публицист, поэт, в 1880—1886 гг. редактировал московскую газету «Русь». Рубинштейн Николай Григорьевич (1835—1881) – русский пианист, дирижёр, организатор Московской консерватории.
57. Решимов (настоящая фамилия Горожанский) Михаил Аркадьевич (1845—1887) – русский актер, выступал в провинции, с конца 60-х годов в Малом театре. Имел особенный успех в амплуа фатов. Медведева – см. «Похороны Н.М. Медведевой». Акимова (настоящая фамилия Ребристова) Софья Павловна (1824—1889) – русская актриса, с 1846 г. и до конца жизни играла в московском Малом театре, была известна как исполнительница ролей комических старух. Киреев Николай Петрович (1843—1882) – актер московского Пушкинского театра, переводчик. Стрепетова – см. «Стрепетова». Тартаков Иоаким Викторович (1860—1923) – русский оперный певец-баритон и режиссёр, пел в провинции, был солистом и главным режиссёром Мариинского театра в Петербурге. Светина-Марусина – артистка оперетты, выступала в 80-е годы в театрах Лентовского «Скоморох» и «Антей». Чекалова Елена Федоровна (?-1906) – русская актриса, играла комических старух. См. о ней в комм. к очерку «М.Г. Савина».
58. Мекк Карл Федорович (1821—1875) – инженер путей сообщения, известный железнодорожный деятель, председатель правления общества Московско-Казанской железной дороги, концессионер Курско-Киевской и Либаво-Роменской железных дорог. Дервиз Павел Григорьевич фон (1826—1881) – крупный железнодорожный предприниматель.
59. Гольцев Виктор Александрович (1850—1906) – русский публицист, литературный критик, был одним из редакторов московской газеты «Русский курьер» в 1882—1883 гг. Чехов Антон Павлович (1860—1904) – в 1870-1880-е гг. сотрудничал в московских юмористических журналах «Стрекоза», «Будильник», «Зритель», «Москва» и др.
60. …воздвигал «Славянский базар», грандиозный дом на Тверской… – Здание «Славянского базара» с гостиницей, рестораном, магазинами и концертным залом было возведено в 1872 г.
61. П.И. Губонин не покупал еще историческое имение Фундуклея «Гурзуф», чтобы воздать себе резиденцию не хуже «Ливадии». – Фундуклей Иван Иванович (1804—1880) – киевский гражданский губернатор (1839—1852), государственный контролер Царства Польского (с 1855 г.), сенатор. Был известен как филантроп в области просвещения, учредитель первой женской гимназии в России (Фундуклеевского женского училища, а затем гимназии в Киеве). Написал ряд экономических и статистических обозрений, касающихся хозяйства южных и западных губерний Российской империи, собиратель древностей, инициатор издания их описаний, автор краеведческих и археологических работ. Организовал музей в своем имении в Гурзуфе. В 1881 г. его приобрел предприниматель П.И. Губонин, наживший большие деньги на строительстве Лозово-Севастопольской железной дороги. Он построил в Гурзуфе гостиницу, провел электричество, телефон, благоустроил парк. «Ливадия» – царская резиденция в Крыму.
62. …совсем не речи «17-го октября». – Имеются в виду компромиссные идейные установки партии «Союз 17 октября» после 1905 г., которые разделял Плевако. Гучков Александр Иванович (1862—1936) – московский домовладелец и промышленник, основатель и лидер партии «Союз 17 октября».
63. …Плевако в ресторане «Эрмитаж» 12 января, в Татьянин день… Совсем не речи «17-го октября». И не ездил за Гучковым… – «Эрмитаж» – ресторан и гостиница, основанные французским кулинаром Л. Оливье и московским купцом Я. А. Пеговым. С 1864 г. находился на углу Неглинной улицы и Петровского бульвара. Ф.Н. Плевако, как и другие либералы 70-80-х гг., регулярно выступал в «Эрмитаже» в день студенческого праздника, совпадающего с днем святой Татьяны и считающегося днем основания Московского университета. Монолог приверженца этой традиции Дорошевич запечатлел в фельетоне «В Татьянин день» (см. в кн.: В.М. Дорошевич. Избранные страницы. М., 1986).
64. …в «Московских ведомостях» не Иеронимус-Амалия… Вильгельм Грингмут… просит подаяния.. – Грингмут Владимир Андреевич (1851—1907) – русский публицист, критик, основатель (1905) Русской монархической партии. В газете «Московские ведомости» Грингмут сотрудничал с 1871 г., а с 1896 г. стал ее редактором. Сравнивая его с М.Н. Катковым, Дорошевич писал: «Г-н Грингмут – несомненный наследник Каткова. Но наследник, обойденный в завещании. Ему от покойника ничего не осталось» («За день». – «Россия», 1900, No 255). В одном из фельетонных обозрений он назвал Грингмута Грянь-Кнутом («За день». – «Россия», 1900, 24 октября, No 539). Иеронимус-Амалия Вильгельм – один из вариантов насмешливого имени, которым награждала либеральная пресса Грингмута, имея в виду то обстоятельство, что выходец из прибалтийских немцев подчеркнуто называл себя «истинно русским». Нередко его именовали Карл-Амалия. В данном случае Дорошевич использовал имя гидропата Иеронимуса-Амалии фон Курцгалопа, героя оперетты Козьмы Пруткова «Черепослов, сиречь френолог» (1860).
65. …просит подаяния… – Имеются в виду финансовые субсидии, которыми правительство поддерживало газету «Московские ведомости».
66. В «Московских ведомостях» гремел Катков… клеветал на Тургенева, на Щедрина. – Катков Михаил Никифорович (1818—1887) – русский публицист, издатель, критик, редактор газеты «Московские ведомости» в 1863—1887 гг., издатель-редактор журнала «Русский вестник» в 1856—1887 гг. Отстаивал консервативно-реформистский путь развития России, остро критикуя всевозможные формы радикализма и нигилизма, оторванность либеральной интеллигенции от устоев народной жизни. После публикации в своем журнале «Русский вестник» романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» (1862) Катков на его же страницах обрушился с резкой критикой на это произведение, обвиняя автора в апологетике нигилизма («Роман Тургенева и его критики», 1862, No 5, «О нашем нигилизме по поводу романа Тургенева», 1862, No 7). На страницах катковских «Московских ведомостей» и «Русского вестника» творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина характеризовалось как «очернительство» русской жизни (В.Г. Авсеенко. Нужна ли нам литература? – «Русский вестник», 1873, No 5). Катков нападал на журнал «Отечественные записки», одним из руководителей которого был Щедрин. «Десница Каткова явно простерлась надо мною и явно вдохновляет Феоктистова», – писал Щедрин А.Л. Боровиковскому 31 января 1883 г., имея в виду инспирированные «Русским вестником» цензурные преследования журнала, приведшие в итоге к его закрытию в 1884 г. (М.Е. Салтыков-Щедрин. Собр. соч. в 20-и томах. Т. 19, кн. 2. М., 1977, с. 182). Е.М. Феоктистов (1829—1898) в 1883—1896 гг. занимал пост начальника Главного управления по делам печати.
67. Теперешний Златоуст Маклаков… его отец, знаменитый тогда окулист, профессор Маклаков… – Маклаков Василий Алексеевич (1870—1957) – крупный адвокат, ученик Ф.Н. Плевако, один из лидеров конституционно-демократической партии, депутат 2-й, 3-й и 4-й Государственной Думы. Маклаков Алексей Николаевич (1838—1905) – главный врач Глазной клиники Московского университета.
68. …«спасатель отечества» С.Ф. Шарапов… «Русских дел» не издавал… – Шарапов Сергей Федорович (1855—1911) – адвокат, публицист, один из руководителей московской черносотенной организации. В 1905—1910 гг. был издателем и редактором шовинистической газеты «Русское дело» (выходила в Москве в 1886—1890 и 1905—1910 гг.). Отношение Дорошевича к нему менялось. В 1897 г. он писал:
«Новая газета, которую будет издавать журналист.
…Такой единственной из новых газет будет „Русское дело“.
Редактор-издатель С.Ф. Шарапов.
Человек запальчивости и увлечения, горячей речи и крупного публицистического таланта.
…Он лишком талантлив, чтобы сидеть в середине.
У нас из него вышел ярый протекционист.
…„Русское дело“ прекратилось за недостатком средств» («За день». – «Одесский листок», 1897, No 5). В 1899 г. в фельетоне «Без маски» («Россия», 6 июня) Дорошевич пишет уже о беспринципности Шарапова и его «купеческой» газеты.
69. Из речи Ф.Н. Плевако по делу игуменьи Митрофании. – Примечание В.М. Дорошевича.
70. «Из речи Ф.Н. Плевако по делу игуменьи Митрофаньи». – Это дело разбиралось в Московском окружном суде с участием присяжных заседателей в ноябре 1875 г Игуменья Серпуховского монастыря Митрофания (в миру баронесса Прасковья Григорьевна Розен, дочь генерал-адъютанта Розена) обвинялась в ряде мошенничеств и подлогов. Ее присудили к лишению всех прав и ссылке в Енисейскую губернию. Обличая игуменью, Плевако сказал: «Стены монастырские в наших древних обителях скрывают от монаха мирские соблазны, а у игуменьи Митрофании – не то… Выше, выше стройте стены вверенных вам общин, чтобы не было видно дел, которые вы творите под покровом рясы и обители!..»
71. Из речи Ф.Н. Плевако по иску партии «17-го октября» к русскому обществу. – Примечание В.М. Дорошевича.
72. «Из речи Ф.Н. Плевако по иску партии „17-го октября“ к русскому обществу». – Естественно, такого иска не было, в данном случае Дорошевич иронизирует по поводу правых позиций, на которые перешла партия кадетов, одним из лидеров которой был Плевако, в 1906 г.
73. Улыбкой горькою обманутого сына… – неточная цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Дума» (1839).
74. Богатыри не вы… – цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Бородино» (1837).
75. …Три московских коммерсанта… – куплеты, которые исполнял артисттеатра Лентовского В.И. Родон. «Русские ведомости» – либеральная газета, выходившая в Москве в 1868—1918 гг., с середины 70-х годов была одним из наиболее влиятельных периодических изданий, принятая в обществе характеристика – академические «Русские ведомости» – связана с участием в газете значительного числа представителей либеральной профессуры. Публикация «Московской легенды» в этой газете не установлена.
76. И Нестор-летописец русской жизни, П.Д. Боборыкин, описывая тогдашнюю Москву, должен был написать «Московскую легенду». О там, как: Три московских коммерсанта // Чтобы пищу дать вранью // Порешили раз у Тан-ти // Съесть ученую свинью… И напечатана была эта легенда в академических «Русских ведомостях». – Нестор – монах Киево-Печерского монастыря (с 70-х гг. XI в.), древнерусский историк, составитель «Повести временных лет». Боборыкин Петр Дмитриевич (1836—1921) – русский писатель-натуралист, его многочисленные романы и повести запечатлели быт и нравы пореформенной России, ряд из них посвящен Москве – «Солидные добродетели» (1870), «Дельцы» (1872—1873), «Китай-город» (1882). Дорошевич посвятил ему статьи «К лекции П.Д. Боборыкина» («Одесский листок», 1899, No 89 и «П.Д. Боборыкин» («Россия», 1900,21 октября, No 536). Танти (настоящая фамилия Бедини,?-1908) – итальянский клоун-дрессировщик. Выступал в цирке Саломонского в Одессе, в Москве и других городах России. История с его «ученой» свиньей относится скорее всего к 1883 г. 18 августа 1883 г. в фельетонном обозрении «Осколки московской жизни» А.П. Чехов писал о «свинье, которую клоун Танти продал купцам за 2000 р. И которую купцы (своя своих не познаша!) съели…» Клоун Танти и его свинья… воспеты Боборыкиным в «Китай-городе» (А.П. Чехов. Собр. соч. в 30-и томах. Сочинения, т. 16. М., 1979, с. 115—116). Однако в романе Боборыкина нет описания этой истории. Более подробно этот случай изложен в воспоминаниях Л.М. Леонидова: «…Танти – гениальный клоун. Маленького роста, с раскоряченными ногами. Традиционный костюм клоуна: широченные брюки, талия на спине около шеи, ниже спины его портрет, вышитый шелками, на голове конусообразная фетровая шляпа. Выходит Танти со своей, не менее знаменитой, дрессированной свиньей. Он потом в Москве ее за десять тысяч рублей продал купцу Хлудову, который пригласил на ужин своих друзей, и была подана в зажаренном виде дрессированная свинья. Много под нее было выпито водки. Сам Танти был приглашен на ужин. Вся Москва об этом говорила. Но Танти и в жизни был талантлив. Он, оказывается, обманул Хлудова и продал ему обыкновенную свинью» (Леонид Миронович Леонидов. Воспоминания, статьи, беседы, переписка, записные книжки. Статьи воспоминания о Л.М. Леонидове. М., 1960, с. 45).
77. …будущий академик-летописец… – П.Д. Боборыкин был избран почетным академиком Российской Академии наук в 1902 г.
78. Гиляровский Владимир Алексеевич (1853—1934) – русский писатель, журналист, друг Дорошевича, который посвятил его 25-летнему творческому юбилею статью «В.А. Гиляровский» («Русское слово», 1908, No 278).
79. Приятели с Хитровки – обитатели Хитрова рынка, московского «дна», которые были осведомителями, «корреспондентами» Гиляровского, подробно описавшего их своих очерках. Хитров рынок располагался между Яузским бульваром и ул. Солянка. Назван был по имени купившего участок в 1823 г. зятя М.И. Кутузова генерал-майора Н.З. Хитрово. С 60-х гг. XIX века стал «биржей труда» сезонных рабочих и местом обитания тогдашних бомжей.
80. Тарновский Константин Августович (1826—1892) – драматург, переводчик, автор легких комедий, водевилей, феерий, многочисленных переделок для театра Лентовского. Был начальником репертуарной части московских театров, старшиной Артистического кружка.
81. Стружкин (настоящая фамилия Куколевский) Николай Сергеевич (1842—1889) – драматический актер, поэт, сотрудничал в журналах «Будильник», «Зритель», «Мирской толк».
82. ..литераторы – Гиляровы! – Имеется в виду Гиляров-Платонов Никита Петрович (1824—1887) – плодовитый публицист, философ, издатель газеты «Современные известия» (1867—1887).
83. Щепкин Михаил Семенович (1788—1863) – знаменитый актер, основатель реалистической школы в русском сценическом искусстве.
84. Петровский дворец – подъездной дворец, выстроенный в 1775—1782 гг. М.Ф. Казаковым. Расположенный на Петербургском шоссе (ныне Ленинградский проспект), он служил для остановки царей перед их въездом в Москву.
